|
|
От
|
Георгий
|
|
|
К
|
Yuriy
|
|
|
Дата
|
20.09.2002 13:10:22
|
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
Отвечаю. Плюс цитата из Куняева (+)
>Сейчас его опять пытаются засунуть в тесные рамки "бандитского певца",
протащившего лагерные мотивы в советское "высоконравственное" искусство.
Ну чего ерничать-то, Юрий? Что значит "высоконравственное"? Зачем цитируете
высмеиваемые Вами "убогие поделки"? Ну назовите "стыдливое", "ханжеское",
если Вам уж так противно.
> Привлекательными кажутся многим поначалу и песни Высоцкого. Но
вдумайтесь в текст и вы поймёте, какой внутренний смысл таится за их
внешностью."
Подписываюсь под этими словами. (Вы все время стараетесь показать, "как
низко мы падаем", мол. Устыдить, видать, хотите. Глядя на "итог", я мог бы
удвоить жесткость формулировок - исправив их, поскольку в советское время,
во-первых, говорилось лишнее, а во-вторых, не говорилось много нужного).
Хвалить "высоконравственность советского общества" надо было меньше - это
точно. А вот обращать внимание на опасные тенденции...
Не "оргвыводы" делать, как в те времена. Но называть пошлостью пошлость - о,
как этого не хватает в наше время! Да, раньше за "осуждением" следовал
"запрет" - тоталитаризм как-никак.
Но осуждение быть должно. Общество должно знать, что есть осуждающие то или
это люди. БЕЗ НЕМЕДЛЕННЫХ ПОСЛЕДСТВИЙ.
Кстати, оно (осуждение) есть и теперь. И порой даже "последствия". Просто
теперь это дело исключительно т. наз. "приличного общества" - как в случае
со злосчастной передачей, про которую в "Дуэли" упоминают.
Да, не все песни Высоцкого были "такими". Но и "таких", а главное
привлекательных и притягательных, было немало.
> ... куплет из банальной лирической песни Высоцкого о том, как он звонит
из Москвы в Париж Марине Влади.....
> Сергей Георгиевич, неужели нужно обяснять Вам, что совсем не денежные
отношения и не насмешка над строной звучат в этих строчках. "Почему мне в
кредит, по талону предлагают любимых людей?!" Это крик его души, несчастье
от невозможности общения "напрямую". Он отвергает такое сравнение: оплату в
кредит за счастье разговора с любимой, такое невозможно оценить в денежной
форме.
Это Вы ничего не поняли, Юрий. С. Г. и не утверждает, что ОН так считает.
Мне тоже такое в голову не приходило - когда я слушал данную песню. С. Г.
утверждает лишь, что так это воспринималось в интеллигентской среде в те
годы. И этому можно поверить. Что касается обстоятельств, породивших эту
песню - я уже как-то упоминал о них на форуме.
> Лично я узнал Высоцкого ещё ребёнком. Помню воскресное утро, отец собирает
диван-кровать, из проигрователя доносится голос Высоцкого поющего про
"привeредливых коней", "гимнастику", "корабли". Где-то в классе 8-9 я стал
поклонником его творчества. С тех пор, в трудную минуту, слушаю его песни.
Помогает. Но могу твёрдо утверждать, никогда они не ассоциировались у меня
с "необходимостью подрыва советского строя", никогда не появлялось желание,
слушая их, стать вором или бандитом. Такое, кажется, могут в них найти лишь
"одноплоскостные" существа.
Я тоже слушал с детства некоторые (слава богу, что именно некоторые!) песни
Высоцкого. И с удовольствием смотрел "Место встречи". Правда, воспринимать
творчество Высоцкого как "утешение и подпору" (выражение Чайковского) в
"трудную минуту" мне в голову не приходило.
А "одноплоскостный" (милль пардон) - этот тот, кто думает, что влияние
бывает настолько непосредственным. Проститутки, бандиты, перестрелки и
сношание на экране тоже не ведут к немедленному копированию соответствующих
моделей поведения (на этом тоже хорошо играют телебоссы и идеологи). Если
помните, я отчасти предъявил претензии даже к "Джентльменам удачи"...
А вот - некий Лунгин снял и всячески раскручивает фильм "Олигарх" - "по
мотивам", так сказать, биографии Бориса Березовского. Я в 1.30 ночи видел
теплую беседу режиссера (преотвратный заикающийся дядя) с двумя бабенками -
журналисткой и психологиней, крайне антисоветски (и даже глубже)
настроенными. Он говорил о том, что он хочет разорвать глубинную
РУССКО-советскую связь "богатый-плохой", "деньги-зло", "от трудов
праведных..." (он и самого Березовского не считает чем-то отвратным),
показав такого изумительного крутого симпатичного олигарха (В. Машков), а
дамы ему поддакивали и даже "перехватывали инициативу". (Жалко, что не
записал на кассету всю передачу! Но по памяти кое-что мог бы воспроизвести.
К сожалению, это не в тему.) Получится ли у него, интересно?
Так что - все тоньше.
И суть не в "админ. ресурсе" (пресловутом "давить и не пущать"), а в
воспитании настороженности в обществе к некоторым - НЕ СТОЛЬКО ТЕМАМ,
кстати, СКОЛЬКО ПРИЕМАМ. И я ранее написал - дело не в том, ЧТО, а в том,
КАК.
--------------------------------
Куняев о Высоцком ("Поэзия, судьба, Россия"):
--------------------------------
"...По телевизору с утра до вечера празднуют шестидесятилетие Владимира
Высоцкого. А вот, кстати, один из редких, сделанных под копирку моих ответов
читателю Геннадию Ивановичу из Орла. Это 1981 год. В своем письме он
приравнял судьбу Высоцкого к судьбе Рубцова - мол, оба были не поняты и
гонимы и властью и обществом, оба продолжали список поэтов-изгоев русской
истории - Лермонтова, Есенина, Гумилева, Мандельштама, Цветаевой,
Пастернака... Перечитываю через 16 лет с лишним мой ответ ему:
"Вы сравниваете две несравнимые судьбы. Одна - бешеная, пускай вначале
полуподпольная, но потом во многом организованная слава, куча поклонников,
театр, пресса, "мерседесы", сладкие, ядовитые блага массовой культуры,
открытая виза, залы Франции и Америки, пляжи Таити, деньги, репортеры,
поклонники, отравление даже не водкой, а наркотической славой - или просто
наркотиками, толпы на Ваганьковском кладбище, эфросы, вознесенские,
рязановы, любимовы, шемякины, влади - словом, весь могущественный клан людей
западной ориентации, мировой антрепризы с деньгами, связями, влиянием аж до
самого-самого верха...
И другая жизнь - сиротство, детдом, одиночество, бедность, тралфлот,
Кировский завод, обшарпанная гармошка, маленький круг друзей (несколько
человек!), бескорыстное, подвижническое, монашеское служение поэзии ("душа
хранит"), три тощеньких книжонки, изданные при жизни, бездомность, последнее
письмо к секретарю обкома с просьбой, чтобы хоть комнатку какую-нибудь дали.
Нет, не звали его к себе "большие люди", чтоб он им пел "охоту на волков".
Но и на могилу его на новом жутком вологодском кладбище к нему приходят
только те, кто чужую могилу рядом не затопчет... И на надгробье у него не
рекламно-пропагандистские лозунги Вознесенского ("О златоустом блатаре
рыдай, Россия!"), а свои собственные, для своей души сказанные: "Россия,
Русь, храни себя, храни!" Вот и всё. Совершенно разные жизни. Общее только
одно - пили и умерли молодыми. Во всем остальном - ничто не объединяет этих
поэтов. На том и стою. Ваш Ст. Куняев 6.11.81 г."
--------------------
"....Этим письмом Наташа помогла мне в очень трудную минуту: спор между мной
и "Юностью" разгорелся после того, как я опубликовал в "Нашем современнике"
статью "Что тебе поют", где убедительно доказал, что фанатичные поклонники
Высоцкого, устраивая сборища возле его могилы, затоптали находившуюся рядом
могилу майора Петрова. У меня были фотографии затоптанной могилы и во время
ее существования, и фотография этого места после ее исчезновения. Тем не
менее "Юность" обвинила меня в клевете, в зависти к Высоцкому и даже в том,
что чуть ли не я сам устроил инсценировку с могилой майора Петрова.
История эта имела весьма драматическое продолжение. Мой сокурсник по филфаку
и соперник по литературной жизни критик Станислав Рассадин глумливо повторил
в той же "Юности", что я выдумал могилу майора Петрова. Шел 1992 год, когда
мы, патриоты, уже были отрезаны от самых многотиражных газет, от телевидения
и надо было искать эффективные и необычные формы сопротивления. Я написал в
газету "Московский литератор" письмо, в котором потребовал от Рассадина
извинений, в противном случае пообещал смыть оскорбление пощечиной. Он не
извинился...
Через полгода я встретил клеветника у писательской поликлиники. Он шел мне
навстречу. С упавшим сердцем я понял, что нужно исполнять обещанное, что
другого случая не представится, и, когда мы поравнялись, моя ладонь звучно
легла на его ланиту. Он отпрыгнул, как толстый кот, заверещал, зашипел на
всю улицу нечто нечленораздельное, но было уже поздно. Возмездие
совершилось. Я, чтобы поделиться опытом, как надо наказывать клеветников (а
в то время оскорбления сыпались на нас с разных сторон), опубликовал
информацию о приговоре, приведенном в исполнение, в газете "День" и вскоре
получил из Ясной Поляны от читателя Сергея Романова письмо: "Я не поклонник
Вашего поэтического таланта, но я в восторге от Вашей гусарской пощечины.
Желаю Вам здоровья и мужества".
Так и Наташа Л. утешала меня, как могла:
"Не принимайте этого близко к сердцу, мало ли что где-то и кто-то о нас
наговорит? Так ведь сплошное вранье... Собака лает - ветер носит. Да! Как-то
видела Вас по телевиденью на вечере, посвященном Н. Рубцову, слушала Ваше
выступление и радовалась, когда Вам преподнесли цветы - единственному, между
прочим".
Из письма от 25.04.87 г.
"...достала пластинку, чтобы услышать Ваш голос и Ваши стихи:
Родина встречает гололедом,
Нежной стужей, золотым народом...
("Золотым"? Вы уверены? М-да!)
Грубая правда и нежные сны -
Лишь бы в пристрастные руки.
И вновь подумала о том, как страшно выпускать книгу в мир и стоять распятому
перед толпой".
Как раз в это время я напечатал статью "Пища? Лекарство? Отрава" - о
массовой культуре, о ее грязном тоталитарном шествии по миру и по России.
Словом, вызвал огонь на себя, поскольку речь в статье шла о кумирах - о
Высоцком, об Окуджаве, о Евтушенко, о Пугачевой. Натиск собратьев по перу,
обслуживавших этот клан, и поток читательских писем, яростно защищавших
своих кумиров, был таков, что поначалу я растерялся. Меня не могло утешить
то, что значительная часть читателей встала на мою сторону. Я видел, что
если общество так глубоко расколото, то ничего хорошего этот раскол не сулит
ни писателям, ни государству, ни народу. Это был грозный и зловещий симптом.
- Да бросьте упрекать меня в невежестве, в зависти к Высоцкому, в
тщеславии, - хотелось мне прокричать в лицо многоликой, вернее, безликой
силе, ополчившейся на меня. - Я сам увлекался блатными песнями этого
талантливого юноши, я сам вырос в послевоенное время на волнующих русское
сердце словах и сценах из нашего вечно бессмертного шлягера "здравствуй, моя
Мурка, Мурка дорогая", я сам аж до тридцати с лишним лет не раз утешал душу
блатными песнями знаменитого барда: "Их было восемь", "Только не порвите
серебряные струны", "Протопи ты мне баньку по-белому"... Но нельзя же быть
вечным недорослем, но ведь нельзя же, чтобы композитор Дашкевич внушал
наивному обывателю, что голос Высоцкого на две октавы значительнее голоса
Шаляпина, нельзя же всерьез считать, что "Высоцкий, подобно Ломоносову и
Пушкину, создал в наше время такого же масштаба культурную структуру", что
Высоцкий, "как и Байрон", чей юбилей совпадает с каким-то юбилеем Высоцкого,
крупнейшие поэты-бунтари в истории человечества (это были примеры из прессы
тех лет)... Ну не будем смешными, надо и честь знать... Должна же быть хоть
какая-то иерархия ценностей!
Вот в чем был смысл моего бунта, столь возмутившего всяческого рода
карякиных, рассадиных, мальгиных и прочих кукловодов и дрессировщиков
наивной и доверчивой русской публики. Впрочем, в те времена я не знал всего
о Высоцком, что узнал много позже. Я всем своим жизненным и эстетическим
опытом понимал, что эмоциональное воздействие его песен на нормальных
среднестатистических слушателей неестественно по своей силе, что в это
исполнение введена некая неведомая потребителю компонента, действующая на
подкорку. Лишь позднее я узнал, из воспоминаний врача Леонида Сульповара,
лечившего Высоцкого, о сути этой таинственной компоненты. Если говорить
открыто, то суть ее - наркотическое состояние творца, его психики, его
нервной системы и во время творчества, и особенно во время исполнения.
"От меня Володя долго это скрывал, - вспоминает Леонид Сульповар. - Я только
в 1979 году догадался, сам понял, что дело тут не в алкоголе, а совсем в
другом... И для меня это было очень грустным открытием - с наркотиками
бороться куда трудней".
С Владимиром Высоцким я встретился лишь однажды в необычных обстоятельствах.
Хоронили Твардовского. Гроб с телом поэта стоял на сцене Большого зала
Центрального Дома литераторов.
Помню, как к гробу подошел Солженицын, цепко вгляделся в лицо покойника,
перекрестил его, склонился, поцеловал... К гробу выстроилась медленная
очередь желающих попрощаться с поэтом. Стоял в этой очереди и я... Вдруг
что-то заставило меня оглянуться. Оглянулся и встретился взглядом - глаза в
глаза - с молодым человеком, стоявшим за мной. Он был невысокого роста, с
плотной скобкой волос, с острым внимательным взглядом, в желтой кожаной
куртке. Секунду-другую мы почему-то внимательно глядели друг на друга. Позже
я понял, что это был Владимир Высоцкий.
Лет через десять после его смерти я прочитал размышления Галины Вишневской о
Высоцком и его поклонниках. Пусть их прочитают те люди, которых в свое время
возмущали мои суждения о Высоцком, может быть, мнение знаменитой диссидентки
будет для них более весомо, нежели мое...
"Естественным оказалось появление в 60-х годах Владимира Высоцкого с его
песнями и блатным истерическим надрывом. Талантливый человек, сам алкоголик,
он сразу стал идолом народа, потонувшего в дремучем пьянстве, одичавшего в
бездуховности. И теперь, когда собирается компания друзей, будь то молодежь
или убеленные сединами интеллигенты, они... потомки Пушкина, Достоевского,
Толстого, не спорят о смысле жизни, а, выставив на стол бутылки водки,
включают магнитофон с песнями Высоцкого:
Затопи ты мне баньку по-белому-у-у-у...
И, проливая пьяные слезы, они воют вместе с ним".
Ей-богу, я, при всей своей жесткости, относился к творчеству Высоцкого и к
его поклонникам куда более душевнее и человечней.
Но мне и этого не прощали. Однажды во время какого-то публичного выступления
получил такую записку: "Андрей Мальгин в своей статье в "Юности" утверждает,
что ко времени Вашей второй публикации о могиле Высоцкого Вы знали о том,
что все написанное там - клевета. Если это так, то Ваше место на скамье
подсудимых".
Андрея Мальгина перед тем, как он появился в Москве, исключили из
Варшавского университета, как говорили в литературной среде, за
гомосексуализм и фарцовку. Но откуда было наивному автору записки знать, что
он верит на слово мелкому и грязному дельцу, выдававшему себя за критика и
напялившему на себя маску борца за демократию?
...Письма, осуждающие меня, были разными. Одни читатели были уверены, что
партия одернет зарвавшегося литератора. Такие письма писались под копирку в
ЦК КПСС, в "Правду", в "Литгазету", в Союз писателей:
"В статьях Куняева допущена целая цепочка ошибок, которые из
литературно-полемических и морально-этических перерастают в политические".
"Служит ли это выполнению решений июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС?"
"Автор забыл или не знает, что метод "приклеивания ярлыков" давно осужден
нашей партией, нашим народом".
"У нас в стране с такой высокой культурой и общественно-политической
сознательностью масс С. Куняев обнаружил массовый культ и фанатизм".
"Активность масс - это великое завоевание Октября, социализма,
марксистско-ленинской политики нашей партии и принижать, а тем более
называть фанатизмом и невежеством нельзя позволять никому. Убедительно прошу
рассмотреть мое письмо и принять соответственные меры по поставленным
вопросам.
Логвинов Валентин Иванович, 56 лет, начальник лаборатории НИИ, кандидат
технических наук, старший научный сотрудник, мастер спорта по альпинизму,
пропагандист".
Я не знаю, жив ли сейчас мой ровесник, сделал ли он карьеру при новой
власти, расстался ли со своими марксистско-ленинскими убеждениями, но думаю,
что он был одним из того племени кандидатов и завлабов, которые породили
Шахрая, Гайдара, Бурбулиса, Старовойтову, ставших вершителями судеб великой
страны и великого народа после августовского фарса. Таким людям я даже не
отвечал. Отвечал наивным юношам и девушкам, невольным "хунвейбинам"
приближающейся перестройки.
Из письма Володе Н. 1986 г.
"Уважаемый Володя! В своей статье "Что тебе поют" я писал не только о
Высоцком. Ему (вернее, его почитателям) посвящены лишь две страницы из
пятнадцати. Но остальное Вас и Ваших единомышленников не интересует. Вот это
и есть слепота фанатичной любви. Ради Бога, отдайте своему кумиру всю душу,
но смотрите, как бы это плохо не кончилось для Вас. Вспоминайте почаще
библейскую истину: не сотвори себе кумира!
Вы с одобрением и восхищением пишете о том, что люди кончали с собой у
могилы Есенина. Я люблю Есенина. Он великий поэт. Но культ, доводящий до
самоубийства, отвратителен и безбожен. Насколько надо не ценить себя,
вернее, не ценить в себе "образ Божий", чтобы в порыве фанатизма расстаться
с жизнью, как с окурком сигареты.
Упрекая меня в том, что я не сохранил могилы майора Петрова, Вы сваливаете
все с больной головы на здоровую. С одичавшим стадом поклонников бороться
невозможно. Они затоптали могилу - пусть они и восстанавливают. Теперь о
резкости моей статьи. Я имею право на резкость, поскольку пишу о делах
литературных, а литературе я отдал 30 лет жизни. Вы же права на резкость еще
не заработали, так что зря написали мне письмо в таком тоне..."
Вот одна из типичных моих встреч с молодыми людьми тех лет.
Настойчивый телефонный звонок. Это Альбина Максимова. Та, что из Алдана
прислала мне письмо, где писала, что "кроме Высоцкого, ни одному поэту не
верит". Оказывается, она уже переехала в Москву, работает телефонисткой и
предлагает мне встретиться с ней и с ее друзьями. Поспорить. Потому что
переписка по почте и телефонные разговоры - это "не то".
- Я и мои друзья хотим с вами встретиться лично. Мы надеемся, что докажем
вам свою правоту, переубедим вас, убьем, так сказать, интеллектом!..
Ну, когда девушка вызывает мужчину на дуэль - отказываться неловко. Через
несколько дней мы встретились. Я с любопытством вглядывался в лица
"младого", но немного знакомого племени. Десятиклассник, студент,
телефонистка, рабочий, военнослужащий. Простые русские лица. Одни молчат.
Другие бросаются в спор со мной, с художником Алексеем Артемьевым, прозаиком
Юрием Доброскокиным, поэтом Олегом Кочетковым.
- Ну, хорошо, вы не согласны со мной, вам не нравится то, что я написал о
вашем кумире. Но откуда такая ярость? Всего лишь одно мнение прозвучало за
последние годы вразрез общему хору похвал: вы сами мне говорите - Высоцкого
до небес возносят статьи Крымовой, Карякина, Лавлинского, стихи
Вознесенского, Ахмадулиной, Окуджавы. Неужто вам этого недостаточно? Да что
там говорить! Мне один любитель прислал на семи страницах список рецензий,
работ, интервью всяческих газет и журналов - центральных, областных,
комсомольских о Высоцком, - так читайте их и радуйтесь. Одних этих
материалов сто семьдесят пять! Вот поглядите, библиография со мной!
Деловой серьезный десятиклассник взял сколотый скрепкой список и небрежно
пролистал его:
- Ну, в этой статье всего лишь несколько слов, в этой говорится о нем только
как об актере, в этой о гастролях Театра на Таганке... Мы все это знаем,
читали...
- Альбина, вот вы написали мне, что, кроме как Высоцкому, ни одному другому
поэту не верите. Неужели и Николаю Рубцову не верите - это один из самых
искреннейших современных русских поэтов?
Молчание. Недоуменные выражения лиц. Мои собеседники переглядываются, как бы
спрашивая друг друга - а кто такой этот Николай Рубцов?
- Неужели никто из вас не слыхал о Рубцове?
Нет, оказывается, никто из них не слыхал о нем.
- Ну, хорошо, а кто из вас читал Василия Белова?
Переглянулись. Пожали плечами. С досадой посмотрели на меня. Но ни один из
них не вспомнил ни одной книги Василия Белова.
- А что написал Виктор Астафьев? - я начинал уже задавать вопросы с плохо
скрываемым раздражением. - Виктор Астафьев, крупнейший писатель военного
поколения, лауреат Государственной премии, чьи книги переведены на десятки
языков мира!
Нет. Они ничего не слыхали об Астафьеве.
- А Валентина Распутина знаете?
Молчание.
- Юрия Кузнецова?
Молчание.
- Федора Абрамова?
Молчание.
- Владимира Соколова?
На этот раз молчание было нарушено самым темпераментным из спорщиков,
рабочим парнем:
- Это тот самый Соколов, что стихи памяти Высоцкого написал?
Пришла пора недоумевать мне. Споря и перебивая друг друга, мы с трудом
выяснили, что мой оппонент имел в виду не Владимира Соколова, а Владимира
Солоухина, у которого вроде бы действительно есть стихи памяти Высоцкого.
- Ну а того же Солоухина - "Владимирские проселки", "Капля росы", "Черные
доски", "Письма из Русского музея" - кто-нибудь читал?
Молчание...
- Почему же вы ничего не читаете?
- А нам не надо. Нам Высоцкий сказал все - всю правду, обо всех и для
всех! - заявил один из них - десятиклассник, неулыбающийся юноша с холодным
взглядом, с полным убеждением своей правоты, и в глазах остальных я читал
полное согласие с его словами: да, сказал все, обо всех и для всех, и потому
любое сомнение в этой истине - святотатство, кощунство, подлежащее
осуждению... (выделено мной. - Г.)"
------------------------------