Говорить о том, что "автор отдал должное" - нельзя. Выпады в сторону
"Востока" сделаны вовсе не "сгоряча", а принципиальные.
(Если же говорить о том, что такое "свобода" - это действительно "ощущение",
и на фиг море (nothing more). Каждый считает "свободой" ситуацию, при
которой он - и, строго говоря, только он - может удовлетворить свои - и
только свои - потребности. Потребности "чужих", "чуждых" являются куда менее
животрепещущими - тем более, что на всех все равно не угодишь, с этим никто
не спорит. Так что "полный идеал" может быть у разных по мировосприятию
людей довольно близок; и дело-то все в том, КАКИЕ ОТКЛОНЕНИЯ ОТ НЕГО данный
человек согласен терпеть, при каких отклонениях (и часто весьма больших!)
он ВСЕ ЕЩЕ считает ситуацию "нормальной" - если не прямо полагает, что
данную группу людей нужно попросту подавлять - она не только "не имеет
веса", но обладает "отрицательным весом", т. е. вредна. Строго говоря,
договориться люди с разными (не количественно, а качественно!) "нормами"
вряд ли могут.
Тот же, кто громогласно заявляет о своей "объективности", прежде всего ЛГУН.
Так же, как и тот, кто любит мудрачествовать в стиле: "не все в мире
однозначно" - у такого человека всегда есть что-то (и не одно), по поводу
которого у него не просто однозначное, но агрессивно-однозначное мнение.
(Думаю, что наряду с терминами "гулажник" и "гулажничать" (с) %-))) я
обогатил (т. е. могу обогатить при соответствующей поддержке "населения")
политический лексикон моего Отечества выражением "бемц-бемц!", которым я
пользовался в диалогах с Ниткиным (и Юрием?) Это означает не что иное, как
реакцию в ответ на попытки оппонента воззвать к "не разделяемым"
собеседником идеалам или "малочувствительным" для него "точкам". Т. е.,
когда один человек приходит в ужас из-за какого-то обстоятельства - а
другой, вовсе не отрицая наличия такового, относится к нему вполне
равнодушно - если не с откровенным "ну и правильно, ну и хорошо". Хотя это
последнее уже нечто другое все ж таки... (И наоборот.)
Кому не нравится "бемц-бемц!", можно "чпок-чпок!" - вроде удара мячика от
пинг-понга по столу.)
Интересные цитаты из копилочного текста.
"Сложившись на местной <гомеровской> основе, но заимствовав кое-что и извне
(в частности, ориентируясь на финикийский эталон), античное общество
сформировалось прежде всего на базе развитых торговых связей и
средиземноморского мореплавания. То и другое, вкупе с благоприятными
географическими условиями, сыграло, видимо, свою роль в архаической
революции, приведшей к преобразованию доантичной (в принципе близкой к
типичной древневосточной) структуры в кардинально отличную от нее античную. Трудно сказать, что явилось причиной архаической революции, которую
смело можно уподобить своего рода социальной мутации, ибо во всей истории
человечества она была единственной и потому уникальной по характеру и
результатам. (Выделено мной. - Г.) Одно несомненно: главным итогом
трансформации структуры был выход на передний план почти неизвестных или по
крайней мере слаборазвитых в то время во всем остальном мире
частнособственнических отношений, особенно в сочетании с господством
частного товарного производства, ориентированного преимущественно на рынок,
с эксплуатацией частных рабов при отсутствии сильной централизованной власти
и при самоуправлении общины, города-государства (полиса). После реформ
Солона (начало VI в. до н. э.) в античной Греции возникла структура,
опирающаяся на частную собственность, чего не было более нигде в мире.
Господство частной собственности вызвало к жизни свойственные ей и
обслуживавшие ее нужды политические, правовые и иные институты - систему
демократического самоуправления с правом и обязанностью каждого
полноправного гражданина, члена полиса, принимать участие в общественных
делах (римский термин res publica как раз и означает <общественное дело>), в
управлении полисом; систему частноправовых гарантий с защитой интересов
каждого гражданина, с признанием его личного достоинства, прав и свобод, а
также систему социокультурных принципов, способствовавших расцвету личности,
развитию творческих потенций индивида, не говоря уже о его энергии,
инициативе, предприимчивости и т. п. Словом, в античном мире были заложены
основы так называемого гражданского общества, послужившего
идейно-институциональным фундаментом быстрого развития античной
рыночно-частнособственнической структуры. Всем этим античное общество стало
принципиально отличаться от всех других, прежде всего восточных, включая и
финикийское, где ничего похожего, во всяком случае в сколько-нибудь заметном
объеме, никогда не было".
(Замечу в скобках: что же, выходит, "узколобый марксист" А. Тарасов зря
высмеивал проф. МГУ Семенникову за ее "античный капитализм"? См. статью
"Молодежь как объект классового эксперимента")
................................................................
"...пройдя через полосу кризиса, на что ушло несколько долгих веков,
средневековая Европа начала быстро и энергично возрождать античные нормы,
принципы и институты (вспомним торговые республики типа Венеции или Генуи,
города в средневековой Европе со всеми их привилегиями и нормами
самоуправления в период господства феодальных порядков), чем была заложена
социально-экономическая основа эпохи Возрождения, которая, в свою очередь,
означала создание условий для быстрого и энергичного восстановления
некоторых античных порядков, элементов античной структуры. И именно
последовавшее вскоре за этим, после Великих географических открытий,
первоначальное накопление капитала создало материальную базу для вызревания
в Европе капитализма. Капитализм в этом смысле - детище европейского города
и эпохи Возрождения, прямой наследник античности (а не феодализма, как то
подчас по инерции кое-кто себе представляет)."
................................................................
"...Зарождавшуюся и даже быстро развивавшуюся частную собственность и
обслуживавший ее далеко еще не огражденный правовым барьером рынок встречала
давно институционализировавшаяся и принципиально враждебная
рыночно-част-нособственническим отношениям иная структура,
командно-административная. Командно-административная структураг о которой
идет речь, это и есть неевропейское государство, восточная деспотия по
Гегелю или <азиатский> (а точнее - государственный) способ производства по
Марксу. Принципиальное отличие этого государства от того, которое было
типично для Европы с античности, отнюдь не сводится, как то может показаться
на первый взгляд, к большей степени произвола или беззакония. Достаточно
прочитать повествование Светония о римских цезарях, чтобы убедиться, что и
произвола, и беззакония, и деспотической власти в античности было более чем
достаточно: по жестокости и насилиям едва ли не любой из цезарей и особенно
такой, как Нерон, могут сравняться с восточными владыками, а то и оставить
многих из них позади. Дело совсем в ином.
Во-первых, в том, что мощная централизованная структура складывалась в
неевропейском мире на протяжении тысячелетий не на основе
рыночно-частнособственнических отношений. Привычная
командно-административная форма отношений абсолютно подавляла и
нарождавшуюся частную собственность, и робкий обслуживающий ее и не имевший
ни свобод, ни гарантий, ни привилегий восточный рынок. Власть здесь была
первоначалом. Власть, команда, администрирование довлели абсолютно, тогда
как отношения собственности, необходимые для регулирования хозяйства, были
явлением производным, вторичным по отношению к власти. А во-вторых, в
античном мире даже в те времена, когда в политике, администрации, власти
царил произвол, сближавшийся внешне с деспотизмом по-восточному,
существовали уже опиравшиеся на развитую частную собственность и мощный
свободный античный рынок отношения нового типа,
рыноч-но-частнособственнические, существовали и ограждающие эти отношения
нормы права (знаменитое Римское право). Традиции свободы, как экономической,
так и правовой, политической, не были здесь пустым звуком, что и определяло
во многом конечный итог противостояния свободы и произвола.
Разница между античной рыночно-частнособственнической и восточной
командно-административной структурами сводится, таким образом, не к
возможному объему произвола власти отдельно взятого деспота, а к
принципиальной разнице самих структур как таковых. Если в системе
рыночно-частнособственнических отношений в хозяйстве задает тон рынок,
господствует частная собственность и все правовые нормы направлены на
обеспечение наибольшего благоприятствования рынку и собственнику, то в
системе административно-командных отношений задают тон администрация и
команда сверху, для правящих верхов создается режим наибольшего
благоприятствования, а рынок и собственники находятся в подчиненном,
подконтрольном правящим верхам и администрации состоянии. Можно сказать и
определеннее: ни рынок, ни частная собственность в восточной структуре не
являются свободными и потому не имеют права быть уподобленными рынку и
частной собственности в рыночно-частнособственнической европейской
структуре.
На Востоке как норма существует квазирынок и квазисобственность, причем
именно вследствие структурной неполноценности то и другое лишено внутренних
потенций для самоусовершенствования. На Востоке рынок и собственник
находятся в зависимости от государства и обслуживают нужды прежде всего
правящего слоя. Государство же здесь твердо стоит над обществом и
соответственно над экономикой общества, а его правящие слои, не будучи
классом в привычном марксистском понимании этого термина (т.е. классом
экономическим, классом, владеющим собственностью и реализующим это
преимущество в собственных интересах), являются своего рода квазиклассом,
ибо в конечном счете живут за счет достояния общества и выполняют в этом
обществе функции господствующего класса.
И, что особенно важно подчеркнуть, эти функции правящие верхи традиционно
выполняют не потому, что они узурпировали власть и навязали свою волю
искусственно ослабленным собственникам, но именно потому, что они управляют
обществом принципиально иным, чем европейское. Командно-административная
структура опирается на принцип власти-собственности и генетически восходит к
практике реципрокного взаимообмена, к традициям централизованной
редистрибуции. Эта особенность способствует тому, что объективно может
сложиться впечатление - тем более у того, кто привык к марксистской
политэкономической системе понятий и логике анализа,- будто в рамках
классической восточной структуры нет или почти нет места антагонизмам и
эксплуатации. В самом деле, если правящие верхи заботятся об организации
общества, включая и его экономику, то платой за их труд закономерно является
упоминавшаяся уже рента-налог, выплачиваемая низами как натурой, так и
отработками. А раз так, то перед нами естественная форма законного и
необходимого для благосостояния и вообще для существования структуры в целом
обмена деятельностью.
Так ли все просто? Напомню, что разница между верхами и низами сводится не
только к различиям в функциях (работают и те, и другие - но каждый
по-своему), но и к несходству в качестве жизни (бедные - богатые), а также к
имманентному праву верхов командовать и к обязанности низов повиноваться.
Так вот, если с точки зрения этих критериев обратиться к Востоку (имея в
виду и идеи Маркса об <азиатском> способе производства), то окажется, что в
основе лежит власть администратора, основанная на отсутствии частной
собственности. И далеко не случайно сам термин <командно-административная
структура> вошел в активный научно-публицистический оборот в наши дни, когда
объективно понадобилось выявить принципиальную разницу между двумя
структурами - рыночно-частнособственнической и противостоящей ей
социалистической, генетически восходящей к классической
восточно-деспотической.
Итак, главное, что отличает верхи от низов,- это момент власти (команда,
администрация). Абсолютная власть, породившая высшую и абсолютную (или
верховную по Марксу) собственность в условиях отсутствия или ликвидации
частной собственности и свободного рынка,- вот тот феномен, о котором идет
речь. Возник он не случайно. Скорее, напротив, явился закономерным итогом
многотысячелетней постепенной эволюции, законным плодом истории. Ведь
особенностью всей системы отношений, связанных с описываемой структурой и
обусловленных ею, являются ее исключительная устойчивость, стабильность,
способность к автоматической регенерации (или, иначе, к
самовоспроизводству), опирающиеся на веками отработанный комплекс защитных
средств и институтов.
Строго говоря, и генеральный принцип обязательного реципрокного
взаимообмена, и практика централизованной редистрибуции избыточного продукта
и труда коллектива, и сакрализация возвысившегося над обществом вождя,
правителя, и появление престижного потребления правящих верхов, и
формирующаяся практика принуждения, и вся система идеологического
обоснования статус-кво, опирающаяся на привычные нормы морали и религиозные
установления,- все это являло собой мощную оборонительную систему,
призванную решительно противостоять всему тому новому, что могло разрушить
веками создававшийся и заботливо сохранявшийся баланс. Появление же рыночных
связей, товарно-денежных отношений, накопление богатства в частных руках и
иные связанные со всем этим результаты процесса приватизации колебали этот
баланс, нанося ему чувствительные удары.
Разумеется, появление всего этого не было случайностью. Напротив, вызывалось
жизненными потребностями развивавшегося, укрупнявшегося и усложнявшегося
социального организма. Для нормального жизнеобеспечения такого организма
необходима была стабильная и разветвленная кровеносная система - роль этой
системы начали играть частная собственность и рынок в их урезанной,
ублюдочной форме. (Выделено мной. - Г.) В этом смысле можно сказать,
что и подконтрольная власти частная собственность, и оскопленный ею же,
администрацией, рынок были жизненно необходимы, отчего они и появились на
свет. Но и собственность, и рынок в рамках классических восточных структур были оскоплены сразу же после своего появления на свет. Оскоплены
потому, что этого требовали интересы высшей власти." (Выделено мной. -
Г.)
.......................................................................
"Заметная трансформация начинается с процессом приватизации и ростом
престижного потребления верхов. Индивидуальное обогащение власть имущих и
стремление ко все большему обогащению, в новых условиях сравнительно легко
реализуемое с помощью рынка, товарно-денежных связей и прочих аксессуаров
частнособственнической формы ведения хозяйства, резко меняет привычную
картину. Усиливается имущественный разрыв между производящими низами и
управляющими верхами, а присвоение последними все большей доли
увеличивающегося объема избыточного продукта теперь уже очевидно превышает
справедливые нормы компенсации за качество труда в системе взаимовыгодного
обмена деятельностью. Возникает хорошо известный специалистам феномен
неэквивалентного обмена. Проще говоря, производители вносят в казну много
больше, чем получают от государства (в виде защиты от внешних вторжений,
организации управления, создания системы духовного комфорта и т. п.), причем
эта разница как раз и является свидетельством эксплуатации правящими
верхами, организованными в государство, производителей, обязанных налогами и
повинностями, прежде всего общинных крестьян. Рента-налог, значительная ее
часть, становится материальным проявлением этой эксплуатации, а в ряде
случаев (должностные наделы чиновников, жрецов, воинов, аристократов)
трансформация отношений становится и весьма наглядной: хозяин пожалованных
ему земель живет за счет налогов и повинностей населения. Стоит специально
обратить внимание на то, что все описанное - не частнособственническая
эксплуатация, ибо все связи здесь по-прежнему опосредуются отношениями
централизованной редистрибуции. Однако отсутствие частнособственнических
отношений в описываемой сфере никак не меняет того, что в ней уже налицо
использование труда одних для привилегированного и даже роскошного
существования других, т. е. для эксплуатации одних другими.
Таким образом, наличие эксплуатации вне сомнений. (Выделено мной. - Г.)
Но как тогда с классами? Привычно представлять эксплуатацию результатом
классового угнетения, основанного на экономическом неравенстве (собственник
орудий и средств производства эксплуатирует неимущего, лишенного этих орудий
и средств, не имеющего собственности). Но если речь идет о сфере отношений,
не основанных на частной собственности, каков тогда экономический фундамент
эксплуатации? И что такое государство при этом? Причастные к власти
социальные верхи, объединенные в государство, действительно не являются
частными собственниками - во всяком случае в рамках той сферы отношений, о
которой идет речь. Но в то же время они являются собственниками постольку,
поскольку имеют власть (феномен власти-собственности), т. е. представляют
собой хорошо организованный социальный слой, выполняющий функции
господствующего класса, но классом в собственном смысле этого слова не
являющийся. Иными словами, причастные к власти являются собственниками и
классом постольку, поскольку они являют собой государство. Вне государства
ни один из них не имеет отношения ни к власти, ни к собственности, ни к
функции господствующего класса.
Теперь о другой сфере отношений - о той самой, что тесно связана с процессом
приватизации, частной собственностью и возникшей в связи с этим новой форме
ведения хозяйства.
..................................
"Создается парадоксальная - но парадоксальная только с точки зрения
привыкшего к марксистской политэкономии наблюдателя - картина. С одной
стороны, в обществе существует четко очерченный слой лиц, выполняющих
экономические и политические функции господствующего класса, но классом
частных собственников при этом не являющийся. С другой стороны, существует
социально весьма пестрая группа, которая экономически могла бы считаться
классом собственников, если бы имела политические функции, по букве
марксизма вытекающие из экономического господства. Но группа собственников,
о которой идет речь, не имеет власти, основанной на могуществе ее богатства.
Более того, богатство, не причастное к власти, на Востоке вообще мало
ценилось, даже, напротив, обычно вызывало зависть и злобу со стороны власть
имущих. Что же касается тех, кто вроде бы находится по другую сторону
классового барьера, то здесь тоже очень много неясного. К числу
налогоплательщиков всегда принадлежали почти все, кроме самих причастных к
власти. Это значит, что государство выступало в качестве эксплуататора и по
отношению к обычным земледельцам-общинникам, и тем более по отношению к
крупным землевладельцам, чья доля ренты-налога была, естественно, весомее.
Таким образом, частный собственник был в той же мере эксплуатируемым, что и
мелкие производители, но одновременно он же выступал в качестве
эксплуататора, извлекал выгоду из своего богатства."
.........................................................................
"Известно, что на Востоке, несмотря порой на существование сводов законов, а
точнее, собраний правительственных регламентов, никогда не было системы
частного права, игравшей столь важную роль в Европе со времен античности, и
соответствующих частноправовых гарантий собственника, тем более гражданина
(граждан в этом смысле Восток вообще не знал). Законы всегда писались от
имени государства и во имя его интересов. Конечно, это не значит, что законы
вовсе не охраняли имущество и права подданных. Но системы гарантий, которая
позволила бы любому считать себя социальной единицей и тем более
беспрепятственно, без страха за будущее заниматься предпринимательской
деятельностью наподобие античного гражданина или средневекового купца в
феодальном европейском городе,- такой системы не было. Контрольные же
функции чиновника, всегда стоявшего на страже интересов казны и хорошо
сознававшего, что та часть избыточного продукта, которая попала в карман
собственника, может считаться как бы вынутой из казны, за счет которой жил и
он сам, ставили этого собственника в зависимое от власти положение, порой
доходившее до произвола, вымогательств, прямых экспроприации.
Отсутствие системы частноправовых гарантий вело к тому, что только
причастность к власти предоставляла человеку более или менее высокий и
сравнительно независимый (от начальства он всегда зависел) статус. Богатство
могло помочь достижению такой позиции: можно было купить ранг, добиться
должности, вступить в родственные отношения с власть имущим посредством
брачных связей. Играла свою роль и знатность, принадлежность к определенной
касте, духовным званиям и жреческим функциям. Наконец, мог выручить случай -
особенно это касалось военных или удачливых слуг. Но только и именно
достигнутая в результате всего этого, равно как и любым другим способом,
причастность к власти могла дать индивиду высокое и общепризнанное
социальное положение, в том числе и широкие возможности обзавестись
имуществом, стать крупным землевладельцем и даже оказаться процветающим
частным собственником.
Дело в том, что между двумя описанными выше сферами и формами ведения
хозяйства никогда не было непреодолимой грани - грань эту мы вынуждены
проводить только в интересах теоретического анализа. В реальной же жизни все
богатые, и едва ли не в первую очередь власть имущие, начиная с самого
правителя, довольно активно использовали свое привилегированное положение и
свои щедрые доли в системе редистрибуции для приобретения частной
собственности. В ближневосточных текстах, в частности, можно встретить
документы о приобретении правителем у какой-либо из подчиненных ему общин
определенного участка земли для владения им на правах частной
собственности - обстоятельство, которое ни в коей мере не ставит под
сомнение высокий официальный статус этого правителя в качестве высшего
субъекта власти-собственности в этом государстве. Что касается
представителей администрации рангом пониже, то для них такое было еще более
характерным: многие из их числа стремились воспользоваться своим положением
для обогащения подобным образом. Но что характерно и весьма важно: частная
собственность для каждого из причастных к власти всегда при этом была и
оставалась делом как бы факультативным, не более того.
Переплетение интересов индивида как собственника и как причастного к власти
никогда не вело к выдвижению на передний план частных интересов, как то
может показаться само собой разумеющимся для наблюдателя, привыкшего к
европейской системе ценностей с ее бесспорным приоритетом личного,
индивидуального начала. Напротив, каждый причастный к власти хорошо понимал,
что своим высоким положением он обязан именно своей должности, благодаря
которой он стал собственником и без которой, даже обладая собственностью, он
значил бы весьма немного и даже легко мог бы потерять все. Поэтому каждый
причастный к власти всегда отчетливо сознавал, сколь многое значит для него
должность. Что же касается интересов обладателей должности, т. е. аппарата в
целом, государства, то они совершенно очевидны: не следует поощрять чересчур
энергичное развитие частнособственнического сектора, так как это наносит
ущерб казне и тем самым подрывает основу, на которой зиждится структура в
целом во главе с тем же самым аппаратом. Поэтому интересы государства тесно
переплетались с интересами личности как представителя аппарата и решительно
преобладали над интересами этой же личности как собственника, даже если речь
идет о самом высокопоставленном должностном лице".
.......................................................................
"Социальный и экономический кризисы, протекавшие в рамках цикла, могли бы,
казалось, вести к более серьезной внутренней стабилизации, особенно тогда,
когда процесс приватизации уже завершился и частный собственник занял в
структуре свое прочное, пусть и контролируемое властью место. Однако на
практике ничего подобного никогда не происходило. Почему же?
Дело в том, что, вызывая дестабилизацию или способствуя ей (рост
частнозависимых сокращает доходы казны и ведет к усилению произвола
недополучивших жалованье чиновников на местах; отсюда ухудшение положения
производителей, бегство и сопротивление их), частнособственнический сектор
экономики при этом сам оказывается в очень невыгодном для себя положении: в
обстановке децентрализации и неэффективной администрации отпадают последние
административные гарантии, а богатого собственника в первую очередь грабят
ушедшие в шайки разоренные бедняки и бродяги. Естественно, что в таких
условиях не приходится говорить о новых тенденциях в социально-экономическом
развитии. Как это ни парадоксально, но частный сектор на Востоке
заинтересован именно в сильной, пусть и ограничивающей его власти, ибо
только она предоставляет ему сколько-нибудь гарантированные возможности для
существования. Иными словами, даже собственник в рамках традиционной
восточной структуры определенно тяготеет ко все той же консервативной
стабильности."
