Форум С.Кара-Мурзы

	От	Виктор
	К	Colder
	Дата	17.07.2002 15:05:36
	Рубрики	Россия-СССР; Культура;

Ой какая ссылка по теме хорошая !

http://www.voyage.narod.ru/vmf/godkovshina.html

В Советском ВМФ в мое время служили 3 года:

матрос отслуживший менее 6 месяцев - дух или душара,
матрос отслуживший до 1 года - карась,
матрос отслуживший от 1 до 1.5 года - борзый карась,
матрос отслуживший то 1.5 до 2 лет - полторашник,
матрос отслуживший от 2 до 2.5 лет - подгодок,
матрос отслуживший от 2.5 до 3 - годок,
матрос отслуживший свыше 3 лет - гражданский.

"Карась , он и в Африке карась" - годковская поговорка
Разве можно идти в бой с матросами, которых бьют и унижают по любому поводу ?
(кап. 1-го ранга Тамеичи Хара , Япония)

Рисунок на кальке из моего ДМБского альбома.
Ниже , я хочу рассказать , о том какие царили
неписаные законы во время моей службы в ВМФ ,
1983-1986 года. Советская государственная система
всячески скрывала все это , хотя иногда и делала
вялые попытки боротся с этим в результате чего
достигался результат совсем не тот , который был
нужен. Но те люди , которые прошли суровую
жизненную школу на кораблях во время срочной
службы , я думаю навсегда запомнил такое явление ,
которое называется - годковщина.
Итак , начнем по порядку. Выше вы наверно уже
читали , о том на какие категории подразделялись
матросы срочной службы в зависимости от срока
службы.
Я даже и не подозревал , что как только впервые надел робу матроса ВМФ , так сразу же
автоматически был зачислен в самую низшую категорию в этом неписаной иерархии , а именно -
я стал ''карасем''!
Первые 6 месяцов служаба проходила в ''учебке'' в Севастополе. Там я не заметил какого-либо
серьезного беспредела , так как "карасей" было много , а старослужащх очень мало. Лишь
офицеры и мичмана иногда грозили чем-то непонятным , когда были недовольны:
- Вот попадете на корабли , вам там ''годки'' , мозги быстро вправят !
Настал тот день , когда осенью 1983 года , на ЭМ ''СОВРЕМЕННЫЙ'' прибыли "караси". Нас было
около 40 человек ...
Первый месяц мы жили в так называемом ''карасятнике'', то есть отдельно от всего экипажа и
привыкали к корабельным условиям. В ''карасятнике'', у меня приключилась неприятность . В то
время , когда мы были на ужине в столовой , кто-то тайком (наверняка из БЧ-2, их заведование)
зашел в наш кубрик и поменял шинели. Мне оставили старую с пятнами от краски и мазута , да
еще на пару размеров больше. Моя свеженькая без единой помарки , навсегда исчезла для меня !
Жаловаться было не на кого , да и не приветствовалось. Потом же из-за этого , я имел много
проблем в своей службе на корабле ...
Незаметно пролетела акклиматизация в ''карасятнике'' и настал тот день , когда всех ''карасей'' на
вечернем построении торжественно передали в боевые части и службы. Потом в дальнейшем
выяснилось , что в радио-технический дивизион пришло четверо карасей. Как это мало , если
посчитать всех годков этого подразделения ! Это были мы - двое русских , я совершенно не
знающий жизни из Краснодарского края , бойкий малый с большими ушами из Астрахани ,
московский еврей (Эх Дима , наверно ты сейчас на Святой земле ?), да хитрый хохол откуда-то из
западной Украины. Начиналась новая и неизвестная для нас жизнь. В группе гидроакустиков в
которую я попал было такое положение. Трое отслужило по году - ''борзые караси'', трое два года
- ''подгодки'' и был один ''гражданский''. Через месяц , он уволился в запас . Но я сразу запомнил ,
какой необычный страх одним только взглядом , он внушал всем этим "подгодкам" и "борзым
карасям" ...
Что же обязывал , не писанный корабельный закон , делать каждой из перечисленной выше
категории корабельной иерархии ? Вот несколько основных требований.
''Карась'' должен всегда - обслуживать своих ''годков'' и ''гражданских'' в столовой и кубрике ,
наверно как когда-то это делали офицерские денщики в русской императорской армии. Следить
за порядком и чистотой в своем кубрике и на обьекте приборке. Почтительно уступать дорогу
старослужашим в коридоре , беспрекословно (не думая) выполнять любой приказ всех , кто
больше его прослужил. Ну и наверно самое тяжкое условие - "карасям" не положено отдыхать
(спать) в адмиральский час. "Карась" должен быть постоянно в движении , даже если для него
нет никакой работы ... Поэтому уже через месяц такой жизни все "караси" буквально засыпали на
ходу ...
''Борзый карась'' прежде всего должен всегда учить ''карасей'' , премудростям сложной
корабельной службы и показывать пример им во всем , как делать приборку и прочее . ''Борзый
карась'' также не освобожден от всех ''карасьих'' обязанностей и также еще не спит в
адмиральский час.
У ''полторашника'' прямая обязанность , контролировать ''карасей'' и ''борзых карасей'', держать
их постоянно в жестких условиях , что-бы служба медом не казалась . И конечно наказывать
ленивых и нерадивых применяя физическую силу. Только при успешном выполнении всех этих
условий , старослужашие , дают ему добро спать в кубрике , во время адмиральского часа и это
как бы первое признание в этой жестокой системе.
''Подгодок'' обязан смотреть , что бы ''полторашники'' справлялись со своими обязанностями и
иногда самому показывать пример , как это делается !
''Годок'' - только общее руководство над всеми нижестоящими по сроку службы ... Кроме того , он
являлся своего рода связывающим звеном между офицерско- мичманским составом и другими
матросами и в основном следил , что бы их приказы выполнялись быстро и качественно. Почти
всегда "годок" спал где-нибудь на отдаленном посту , "нагуливая" жирок перед скорой
"гражданкой" жизнью , отсутсвуя якобы по важным делам и лишь в крайних случаях показываясь
на приборке ...
''Гражданский'' ничего не должен делать !!! Главная задача для него - просто не попадаться
офицерам на глаза , а особенно старпому , который лично знал всех старослужащих. Главное
спокойно дождаться "не мозоля никому глаза" приказа командира корабля об увольнение в запас
...
Сколько искалеченных судеб , пока человек пройдет через все это ! Ведь эта жизнь ничуть не
легче , чем в "зоне" и некоторые "годки" cвоей беспощадной жестокостью почти ничем не
отличались от лагерных паханов. Приведу лишь несколько характерных примеров , которые еще
остались в моей памяти.
В БЧ-2 одного ''карася'' за то что он плохо заправил кровать ''полторашник'' избил так , что у него
оказалась отбитой селезенка , несчастного комисовали . Даже не могу представить , что говорил
командир , когда этого несчастного приехала забирать домой мать ...
Писарь ''полторашник'' в приступе ярости , из-за того , что ''карась'' в срок не напечатал
документы , разбил пустую бутылкой о его голову. Этому писаришке не повезло , пом. командира
по строевой части увидел этот его фокус с бутылкой ... Дело почему-то раскрутили и его
отправили в дисбат (дисциплинарный батальон). Потом после дисбата он дослуживал (скромным
и тихим матросиком) здесь же на нашем эсминце в боцманской команде , так как полтора года
проведенное в дисбате не считались службой ...
На моих глазах ''годок'' из дивизиона связи , подозвал ''карася'' и засунул ему в рот с десяток
грязных чайных ложек. Я сам был еще "карасем" , представляете какой был для меня наглядный
урок ! А все из-за такой мелочи. ''Карась'' почему-то замешкался и не успел вовремя подать
кому-то из "годков" эту злополучную чайную ложку.
Понятно , что при таких жестких правилах выживали те у кого были - железный воля , крепкие
кулаки и как говорили на корабле не ''тормозил'' , то есть был сообразительным. Люди же с
мягким характером , просто напросто опускались до неприличия в этих условиях. Помню одного
узбека , которого до того забили , что он будучи ''гражданским'' спал в вентеляционном тамбуре
не рискуя появляться в кубрике. Или же ''карась'' москвич , из интеллегентной семьи , постоянно
прижигал себе ноги об паровые трубы , что бы только не подвергаться унижениям на корабле , а
спокойно отлеживатся в госпитале. Но эти его уловки раскусили , стали постоянно
контролировать и относиться к нему еще более жестче ...
Вся эта система существовала с молчаливого согласия офицеров , мичманов и многочисленных
политработников. Замполит же действовал в этой ситуации наверно , как начальник "зоны".
Спокойно собирался компромат на "годков" в папочку и пускал его в ход , только когда ему это
было нужно и не более ... Угрожая при этом , что даст плохую характеристику или же поздним
увольнением в запас.
На ''СОВРЕМЕННОМ'' же ходили легенды , какие прямо не человеческие условия для ''карасей''
на БПК ''БОЙКОМ''. Этот корабль служил местом ссылки для особо провинившихся матросов ,
мичманов и офицеров нашей эскадры и попасть туда считалось , просто командировкой в ад ...
В конце 1985 года началась серьезная борьба с ''годковщиной'' на всем Северном флоте. ЦК
КПСС (центральный комитет коммунистической партии СССР) отдал приказ искоренить
''неуставные взаимоотношения'', так на официальном языке называли ''годковщину''. Как всегда
бывает в нашей стране , результат был совсем не тот , какой хотели получить. Хотели , как лучше
- а получилось , как всегда ! Командиры и политработники проводили телесные осмотры
''карасей'', чуть не каждый день. Если на теле ''карася'' обнаруживали что-то похожее на синяк , то
начиналось следствие ... В таких условиях ''годки'' демонстративно отказались поддерживать
дисциплину и стали негласно поощрять анархию ...
Hарушилась годами отработанная система поддержания жесткой корабельной жизни ... Доходило
до того , что бычки или мелкий мусор валялся в коридорах и никто его не убирал. ''Годки''
ухмыляясь открыто говорили офицерам:
- Распустили карасей :-) Cкоро сами приборку делать будете , а нам немного осталось ,
как-нибудь потерпим и домой , а вы тут сгниете ...
Чем все это закончилось , я не знаю. В мае 1986 года уволился в запас. Хотите верьте , хотите нет
, но когда мы сошли в последний раз с ''СОВРЕМЕННОГО'' на причал (группа примерно 15
человек). То почему-то стало очень грустно и вспоминалось только хорошее ... Мы стали на
прощанье махать бескозырками и весь экипаж вывалил с нами простится ! Из трубы валил густой
черный дым - "мослы" постарались. Вращались антены навигационных РЛС , а по судовой
трансляция гремело ''Прощание славянки'' и в душе вдруг будто что-то перевернулось ...
На гражданском флоте , я подобного уродливого явления не встретил. Там были совершенно
другие условия жизни и другие стимулы ...

В последнее время я получил по электронной почте несколько откликов на ''Годковщину''
вот , что пишет например Вадим : ''что касается годковщины. Естественно, что эта тема
волнует людей
Я попал на точку - командный пункт аэродрома расположенный в лесу в 5 км от расположения
части и на смене было 8 старослужащих и я один молодой. Через пол года меня назначили над
ними начальником. Попробуй такое забудь, сам забудешь - сломанный нос и разбитая челюсть
вспомнят''

или другое письмо от Игоря : ''В годковщине самое отвратительное это унижение человека в
любой форме,
и такое у нас бывало, но в основном по шее получали по справедливости и за дело - так чего же
обижаться.
А как быть с такими, кто вообще служить не хотел, шланговали, мочились в койку,
прикидывались глухими, убогими, лишь бы списаться ?
Читать им статьи из "Коммуниста вооруженных сил" ?
Вот таких гноили в трюмах и по гальюнам, и правильно делали.''

Вадим так же любезно прислал мне главу из книги Олега Стрижака , которая посвящена
годковщине и я думаю раскрывает происхождениe этого явления . Так же можно прочитать
повесть (автор Залтанс Генрих) "Средиземноморская эскадра", там так же подробно и правдиво
рассказано об этом.

Глава из книги ''Долгая навигация''

(декабрь 1989-го)
Много лет я не был на моем корабле. Недавно говорил с моряками, которые хорошо знают
бывший мой корабль "по-соседски". И когда я сказал, что в мое время на корабле был хороший и
здоровый дух, один из старшин, с сумрачной и чуть странной интонацией (мне почудилась в ней
зависть), проворчал: "Там и сейчас дух здоровый". Значит, то, что восприняли мы от наших
старшин и годков и что, как умели, передавали нашим салажатам, сохранилось...
У нас в бухте некий "дредноут" заслуженно пользовался дурной славой. Однажды мы с боцманом
стояли на рострах и смотрели, как на тот корабль взбегают по сходне молодые, из учебки. И
боцманюга мой вдруг закричал с яростью: "Повели! Матросов! Повели, лентяев из них делать!
Бездельников"! И сколько же боли было в его крике. Тысячу раз он прав. Каким будет матрос
почти всегда зависит от того, на какой корабль он попадет.
Нынешней весной меня пригласили на небольшой ракетный корабль: прочли "Долгую
навигацию" и захотели поговорить. Полазил я по кораблю вволю, по всем отсекам, боевым
постам, кубрикам. И подумал, что на таком корабле я бы служил с удовольствием. Спокойствие,
чистота. Ясный и спокойный взгляд моряков, когда они говорят со своим начальством.
Уверенность и достоинство; никто не задерган, не затравлен, никто не тянется "служить" или
"править службу". Люди, смотрю на командира, молоденького "кап-три", да первогодка матроса,
исполняют свое дело, уважают других и себя.
Я очень развеселился, когда на вопрос, как идет жизнь на корабле, один матросик, обстоятельно
подумав, ответил: "Да ... всё примерно так, как у вас в книжке".
Меня не раз спрашивали (первое издание "Навигации" вышло в 1981 году), много ли правды в
этой книжке. Хороший вопрос , как говорил один мой знакомый командир подводной лодки,
когда вопрос требовал ответа не в двух словах. Есть в книге страницы, которые теперь мне
видятся неправдивыми: потому что они не очень удачно написаны; а меж правдой и хорошим
письмом существует связь жесткая и недвусмысленная. Другое дело, что литература — не
вахтенный журнал и не протокол. Cказка — ложь, и литература есть чистый вымысел. Чепуха,
будто литератор "отражает жизнь". Хороший писатель творит жизнь, он создает свой мир: своею
мыслью, талантом, пером. Одним это удается хуже, другим лучше: Чичиков и Ноздрев в тысячи
раз реальней и живее множества людей, что рождались, жили и умирали "во времена Чичикова".
Изначально я не собирался сочинять отчет о происходившем на борту моего корабля. Друзья, с
кем вместе я служил, очень неодобрительно отнеслись к вариантам рукописи. "И не было ничего
такого. То есть, было: но все было не так" ...
Через десять лет произошли обычные (и загадочные) изменения в их памяти, и книга им стала
казаться документом, фотографией, дневником. Есть мнение, что литература должна говорить
всю правду, иначе она не литература. Я не знаю, что такое "вся правда". Грешно требовать от "Я
помню чудное мгновенье" обличений Аракчеева. Если в одной главе голодный матрос будет
скрести палубу, а в соседней главе вор и взяточник член правительства будет предавать идеалы. Я
не уверен, что из суммы таких глав выйдет достойный роман. После возвращения с флота к нам
доходили разные слухи, что такой-то командующий флотом снят за громадные валютные
махинации (закупка продовольствия в иностранных портах). Что такой-то адмирал, после года
следствия, заявил, что готов дать показания о том, куда делась импортная техника на миллионы
долларов: и в ту же ночь умер в камере. Что памятник архитектуры, сгоревший в такой-то базе,
все еще не восстановлен, зато у двенадцати адмиралов в округе (чисто по Гоголю) появились
крепкие каменные дачи... Сто тысяч подобных истории, богатые семидесятые годы.
Не знаю, правда ли все это: наша гласность об этом молчит. Живя в кубрике, в самом начале
семидесятых, ничего такого мы не знали. И признаться, не интересовались. Мне жаль иногда
прежнего названия книги, оно было точнее. Книга называлась: «Навигация, четыре темы». Тема
первая: вёсла. Тема вторая: специальность...
Где-то в тексте замечалось, что из многих и многих тем одной навигации автор сегодня счел
возможным взять лишь эти четыре. Таким приемом создавался большой объем нерассказанного,
создавалась известная свобода внутри книжки. Но с молодым сочинителем (будь он седой
старичок) в издательствах разговор короткий , как на гауптвахте. Название велели переменить.
Тебя печатают ? В ножки кланяйся !
Когда я писал книгу, у меня был выбор. И я четко решил, что на мой корабль я не возьму ни
одного дурака, ни одного подлеца. Ко всякой грязи можно поворотиться спиной - как и учили
древние мудрецы. Во флотской жизни много утомительнейшей чепухи. Говорить о ней - значит
писать совсем другую книгу.
Ну, был у меня командир корабля, пивший вмертвую. Седой, адмиральского вида, кинутый к нам
за грехи: в годах и чинах, излишне значительных для малого корабля. На походе, днем, надирался
"до бесчеловечности", раздевался на мостике догола, отдавал невероятнейшие приказания - и все
держали под козырек. Флот! Мне довелось еще в жизни встречаться с этой отвратительной
смесью капитанского самодурства и придури алкоголика ...
Комсорг, задерганный в политотделе криком на тему, почему сорвано комсомольское собрание,
не выдержал и ляпнул: да потому что докладчик (наш "капитуся") пьян был , на ногах не стоял,
мычал полтора часа, только непонятно что. Ляпнул комсорг чистую правду, веселое было
собрание, но за клевету его вышибли из комсоргов, разжаловали из старшин первой статьи в
матросы, лишили первого класса специальности и дали третий, как салажонку. Завели было на
него уголовное дело, но одумались. "Капитусю" вскоре списали "на пенсион". В кубрике
крушение комсорга приняли с полнейшим безразличием: "А не писай против ветра! У них своя
жизнь. У нас своя".
Когда у нас на борту, в запертой каюте, застрелился комдив, разговору едва хватило на два дня.
Когда застрелился мичман с торпедного катера, перед тем стрелявший из автомата в жену,
разговору хватило дня на четыре.
В своей жизни кубрик разбирался сам. Перевели к нам бойкого юношу, старшего матроса. Через
три месяца его вычислили: осведомитель замполита дивизиона кораблей. Продал его сам "зам"
(редкий ангел, теперь он юрисконсульт в гаражном кооперативе) грозил годкам компроматом и
привел факты. А уж кто один знал такие различные факты, сосчитать было нетрудно. Позвали
юношу на ночную палубу, кратко поговорили: без битья. Той же ночью он исчез с корабля:
видимо, тем испугали, что он за борт упадет или еще что. Драки случались. В глухом отсеке, один
на один: выяснение чувств и ничего кроме. На берегу дрались иногда с "пехотой", в некоторых
портах - с местной шпаной. Попадали на корабль и дрянные матросы, которые не хотели
работать, делать, что требуется. Тогда, в соответствии с корабельной традицией, старшины, в
полном составе, шли к командиру: просим такого-то убрать. И командир списывал матроса. На
моей памяти такое было раза два. Из кубрика видно немногое. Удивительно мне сейчас, как мало
кубрик интересовался "большим" миром.
Газеты почти сразу несли в гальюн. Мир был тревожен. Жили в неприятном предощущении
войны. Привезли солдатские гробы из Чехословакии. Прошел год тяжелых боев на границах с
Китаем. Шла война у Суэцкого капала. Всё длилась война во Вьетнаме. И по всем океанам
"закручен" был наш флот. Агрессивные планы НАТО. Чем больше ракет, бомбардировщиков и
крейсеров, чем выше выучка, тем страшней врагу. Любимая шутка: "И после ядерного взрыва на
поверхности бухты В. долго плавали обгорелые обрывки таинственных бумаг с непонятным
словом "вып" (вып.- отметка о выполнении мероприятия). Любимый анекдот, как заслали к нам в
бухту шпиона ...
Не помню, чтобы где-нибудь так много смеялись, как на корабле. Всякую чушь, валящуюся "с
неба" не замечали. Море! Юность! Корабль! Чистый мир. Великолепная жизнь. Жизнь без
корысти, без фальши, без вранья. Тем труднее было возвращаться. Уходил я на флот в 1969-м:
другая жизнь, теперь даже и непонятная, с остатками теплой патриархальности. В начале 1973-го
я вернулся в изменившийся мир. Всюду, где запахло деньгами, встали хозяевами ражие,
мордастые парни. Они учуяли, твердо знали, что пришла их власть. Власть воров, барменов,
банщиков, шлюх. Поэты завывали и плакали про адюльтер. Слова "партия" и "комсомол"
зазвучали с неожиданной угрозой. Райкомовские лекторы живо рассказывали, что Солженицын,
ха-ха, решил, что пришли его арестовывать, как же глупо он выглядел в заграничном аэропорту в
лагерной телогреечке и с чайником и собрания трудящихся громко веселились.
Вспоминать флот было "неприлично". Торжествовало новейшее, «интеллигентское» воззрение,
будто всё, что в погонах - непорядочно и дурно. Люди, говорившие это, презирали традицию
русской литературы и походили на дальтоника, который взялся бы утверждать, что непорядочно
для "интеллигентного человека" различать цвета, кроме серого. Возглашая свою "элитарность",
эти люди, тем не менее, удачно мастерили карьеру и деньги. Другие выстукивали "военные"
книжки, сильно напоминающие плакаты на плацу, и тоже мастерили деньги и карьеру. Очереди у
пивных ларьков состояли из сержантов, рядовых, лейтенантов запаса. Критики позднее
проницательно заметили мне, что мои герои ничего не делают в жизни. Боюсь, критики не
заметили чего-то важного. Мои герои не раз делают выбор. Это довольно трудное занятие.
Многие люди от такого занятия всю жизнь уклоняются. Это называется плыть по течению. Меня
всегда интересовали мгновения, когда человек делает выбор. Возможно, я начал записывать эту
книгу из неприятия бурно нарождающегося нового мира. Мой кораблик, через дымку годов, мне
виделся одним из последних островков честности...
Мои "взрослые" друзья литераторы сказали, что рукопись "не пройдет". "У тебя там нет
партполитработы, собраний, роли организации"... — Я, который воспринимал короткие свои
тексты скорее как стихотворения в прозе, и был, к тому же, уже профессиональным редактором,
знавшим и горлит и военную цензуру, не верил: "Ведь никто же не велит этим умникам
фаршировать свои книги тоскливыми собраниями и мудрыми отцами-замполитами. Цензура
вычеркивает, но дописывать — слава богу, не заставляет"... Чудесный человек, давно уж
покойный, Владимир Александрович Рудный, писатель, редактор памятных альманахов
"Литературная Москва", сказал: "Олег, вы не боитесь, что в вашем часовом Васе усмотрят
сходство с Чонкиным?" — "Владимир Александрович! — Взмолился я. — Если вы никому
больше об этом не скажете, то никто и не увидит".
Чонкина я тогда еще не читал. А про часового Васю писал чистую правду. Добрый мой друг,
тихий и с мягким юмором, Вася Степанов, уроженец Колпипа, простоял летом 1972 года на
пирсе, в одной из больших баз, часовым при четырех ящиках, два месяца и четыре дня !
После выхода книжки мне рассказали десятки похожих флотских историй. Самой потрясающей
была история, как упразднили пост наблюдения, стерли с карты, отключили телефон, а
распоряжение снять моряков "затерялось". И два матроса прожили в избушке на берегу
Ледовитого океана — год. Летчики засекли дымок из трубы.
Человеку, который не валился с приступом, в постель или в больницу, от цензурных фокусов,
объяснять про цензуру бесполезно, не поймет. "Цензурный инфаркт": распространенное средь
писателей профзаболевание. Я хорошо понял писателей-моряков, которые в гневе и отчаянии
швыряли перо на стол: "Чтоб я ! Eще строчку! Про этот проклятый флот !"
В минуту задумчивости, когда выход книги отлетел еще на год, я взял карандаш и подсчитал:
четыре мои повести, по отдельности и вместе, прошли 22 цензуры. И в каждой вычеркивали. В
книжке нет страницы, из которой не вымараны фразы, абзацы. Я не стал во втором издании
ничего восстанавливать. Мысль о прохождении подобного круга заново ввергает меня в черный
ужас. Из книги вылетали вон эпизоды, главы, герои, куски сюжета. Книжка теперь как корабль: в
пробоинах, в следах пожаров. Логики во всей этой ерунде не было, ибо не было мысли. В первом
выпуске "Вёсел" дама-цензор (сей анекдот, то ли смеясь, то ли плача, мне поведала редактор)
вымарала фамилию Краевича: "Еврейская фамилия... если не уехал в Израиль, то уедет".
Дремучее невежество дамы не позволило ей поверить, что речь — о замечательном русском
педагоге девятнадцатого века, наставнике великих князей, по книгам которого учились
поколения гимназистов. Невиннейшую повесть "Специальность" цензура сняла из готового
номера журнала полностью: невзирая на разрешение военного цензора. После скитаний текст
попал в Политуправление ВМФ. Если б отцы-политработники выкатили на площадь
трехдюймовку и засадили бы, прямой наводкой, по окнам редакции два снаряда, они учинили бы
меньший переполох, нежели своим письмом. Письмо пришло такое, что в редакции его заперли в
сейф и долго совещались, у кого спросить разрешения на то, чтобы автору — издали — это
письмо показать. За снятие материала цензурой всю редакцию лишили прогрессивки, отчего
редакция полюбила автора еще горячей. Чудовищно пугающим в письме было жуткое слово
"очернительство". Очернительство почти равнялось измене, палачеству в фашистских
зондеркомандах. Кончалось письмо дивной фразой: "Вся повесть написана с точки зрения
недисциплинированного матроса".
Мне удалось в Москве встретиться с адмиралом, который подписал письмо. "Разве можно
такое?.. — возмущался он.— Завтра это перепечатают в "Нью-Йорк Таймс"! Что наши враги
скажут ?" Едрена вошь, думал я. Почему адмирал озабочен тем, что "скажут враги", если его
прямая забота - топить их на всех морях ? И почему "Нью-Йорк Таймс"? Наверное, это было
единственное зарубежное издание, про которое слышал адмирал, начальник всей агитации и
пропаганды. Много еще было смешного. Я безмерно благодарен тем морякам, офицерам,
политработникам, военным цензорам, которые шли "наверх", уговаривали, убеждали. Книжка
вышла. И за очернительство ее запретило уже Главное политуправление, ведомство того
большого генерала, который нынче почему-то стал противником Сталина (ох уж эти мне
маршалы "перестройки", усердные генералы застоя) ...
Пошли вереницей забавные "читательские конференции", куда меня не приглашали, где по
читавшие книгу капитаны разных рангов говорили не читавшим книгу матросам, что есть такое
вражеское вредное очернительское произведение. Матросы принялись искать книгу и тайком ее
читать, офицеры принялись их ловить... Бред. Некая киностудия захотела делать по книге фильм.
Года четыре принюхивались: "а что скажут военные ? A как от них защититься? A кто нам будет
заступник?". Название, наконец, попало в тематический план. Но в окончательном приступе
"перестройки" студию возглавили «новые люди». Они повертели книжку и изумились, что никто
в ней не бьет другого ногами в живот, не режет ножом, не продает Родину, не курит марихуану:
"Кому это всё сегодня нужно ?" Вчера эти чиновники требовали ликовать по стойке "радостно",
сегодня им нужна "чернуха".
В 1972 году к нам на борт дошли слухи, будто обнаружилось, что на неком крейсере "годки"
издеваются над молодыми матросами, заставляют заправлять себе койку, чистить ботинки, даже
бьют. Мы сами уже были "годками" и вообразить себе подобную дикость не могли.
В августе пришла из Москвы директива на сей счет. И началась секретная тотальная борьба всех
сил начальства и политработников с "неуставными отношениями". У нас на корабле все прошло
мирно, кубрик оказался умнее штабов. Первые, реальные результаты этой борьбы я видел осенью,
когда мы пришли в другую базу и я заглянул на знакомый эсминец. В кубрике, где едва светила
одна лампочка, мятые одеяла висели с коек. Молодые матросы в нечистых робах шушукались и
курили в углу. Посреди кубрика валялось на боку мусорное ведро, грязь и помои растеклись по
неприбранной палубе. Конец света , иначе не назовешь. За столом читал книжку безучастный
годок, старшина. "А ну их! - Сказал он. - Им скажешь: подними ведро, а они к "заму". Hад нами
издеваются! Нас унижают! Мне три недели осталось. Пусть умрут уродами".
Вот тогда, мне думается, всё и началось. Расхристанные юноши, которые научились курить в
кубрике, вряд ли выказали уважение к тем молодым, что спустились в грязный кубрик через год.
А наихудший вред принесла секретность неумной "борьбы". Цензура каленым железом принялась
выжигать все, что ей казалось намеком на очернение розового ликующего плаката. Вот так, когда
началась недавняя злосчастная "борьба" против пьянства, на радио запрещали песни, где
упоминалась фронтовая чарочка, и стихи Пушкина, где упоминался бокал, а в издательствах
изничтожали малейший намек на рюмку в рукописях невезучих авторов, чей черед пришел
издаваться. Даже слово "годок" было запрещено.
У меня в книжке оно звучит один раз, по чьему-то недосмотру: когда слишком много
вычеркивают, что нибудь да останется. В печати всё выглядело раем.
А жизнь двигалась своим путем. Когда я последний раз (лейтенант запаса) был на сборах,
политработники пытались нам что-то объяснить. Некого стало призывать, и на боевые корабли
пришли юноши, уже познавшие "зону", принесли в кубрики тюремные порядки и нравы. Сняли
ряд ограничений по здоровью, и на корабли пригнали немощных и убогих, умственно
неполноценных (пишу это, и думаю: "а что скажет враг?").
........