...В стране, по большому счету, было всего три занятия - воровать, проповедовать всесильное, потому что верное учение и работать. Любое занятие так или иначе сводилось к трем основным. ... "Мы - это был тип работника в чистом виде. "Мы" - это были люди, каждый из которых, если оказывался перед выбором - увеличение зарплаты или замена на рабочем столе "Электроники-60" на только что появившуюся в природе IBM РС XT - просто не мог выбрать деньги. Или еще проще - "мы" - это те, кому большевики мешали работать. [...] Да, Боже мой! Если кому-то непонятно, что недоступность, к примеру, Набокова или Солженицына прямо сказывалась на результате труда не только гуманитария, но и того же инженера - то значит, он просто не очень понимает, чем работа отличается от службы... И понятие "рынок" означало, кроме всего прочего, возможность сбросить со своей шеи орду комиссаров-распределителей, и можно было мечтать, на что пойдут эти немыслимые средства, уходящие на содержание многомиллионной армии дармоедов. А демократия, кроме прочего, означала опять же гигантскую экономию за счет другой орды - комиссаров-политработников...
... И когда наступил август девяносто первого - всем померещилось, что наступил наш час, наша революция, революция, единственным лозунгом которой было: Уберите идиотов, не мешайте работать!... Но этот август оказался нашим вечным позором и концом самого понятия "мы"...
... У них была своя революция, у вторых секретарей, мечтавших избавиться от первых, у помощников и референтов, интеллектуальной обслуги, втайне ненавидевшей своих хозяев, у директоров, которым секретари - и первые, и вторые, и все прочие - мешали разворовывать свои заводы открыто, гордо и с размахом, у всей номенклатурной и околономенклатурной сволочи, которой надоело изображать народных слуг, надоело вещать об общенародной собственности, надоело таиться, заказывать по несколько одинаковых костюмов - чтобы не бросалось в глаза, надоело жрать свои спецпайки за спущенными шторами, и страстно мечталось наконец скинуть маску, обнажить мурло и утробно взреветь: "Мое! Я - хозяин!" Революция буфетчиков.
....Кстати, любопытное наблюдение - профессиональные демократы, просто обожающие наклеивать на любого оппонента ярлык Шарикова, никогда не вспоминают исходный материал, качество которого, по мнению авторов эксперимента, и определило последующее поведение изначально безобидного пса. Незнание текста? Или все гораздо проще: Шариков - человек ниоткуда, гомункул, а вот трактирный балалаечник Клим Чугункин - это уже недопустимо близко к собственным отцам и дедам?
Именно первобольшевик Чугункин, органически неспособный воспринять идею равенства, немедленно выстраивает новую социальную пирамиду, просто перевернув вверх ногами нормальную картину мира. Вся его нехитрая философия умещается в три строчки кимовской частушки из замечательной экранизации: "...Подойди, буржуй, глазик выколю, //глазик выколю, другой останется -//чтобы знал, говно, кому кланяться..." Чугункин просто не в состоянии представить себе ситуацию, когда никто никому не кланяется... Социальное отребье, бесполезный шлак, люмпены оказываются в роли элиты, а все творческое и продуктивное опускается в придонные слои.
За семьдесят лет Чугункины довели систему отбора в ряды своей антиэлиты до совершенства - когда основная селекция происходила даже не на подступах к властной пирамиде, а непосредственно в душах соискателей - человек с недостаточно гибкой спиной и с минимальными зачатками человеческого достоинства просто из брезгливости искал себе другие пути.
И когда якобы ниспровергается чугункинский Совок, сами Чугункины продолжают узурпировать все властное пространство - просто потому, что только они "обладают необходимым управленческим опытом". Все это давным-давно описано Ильфом и Петровым в крошечном рассказе "Как боролись с полупетуховщиной" - когда борьбу с идеологически вредным течением возглавляет лично Сандро Полупетухов с теми же проверенными помощниками...
...Весь наш патриотизм заключался в работе, которую мы любили, которой гордились, и которую умели делать. Вообще говоря, любая социальная группа, претендующая на роль элитной, несет свою жизненную философию, свою систему ценностей, которая затем, после победы, адаптируется, переводится на языки всех остальных социальных групп, превращаясь в национальную идею. Наша жизненная философия, в конечном итоге, сводилась к утверждению, что "Понедельник действительно начинается именно в субботу!" или - в конкретный исторический момент - "Уберите идиотов, не мешайте работать!" Это означало очень и очень многое. Это означало, например, что каждый человек имеет право на образование, позволяющее обрести любимую работу, которая и составит смысл его жизни. Это означало, что любой человек талантлив от природы, и если он, при отсутствии явных врожденных дефектов, все-таки вырос партийным или комсомольским функционером, лагерным вертухаем или щипачом-карманником - то исключительно потому, что никто не сумел вовремя в нем различить и указать ему самому физика, геолога, врача, музыканта.
Это означало, что человек, однажды узнавший, что такое РАБОТА, уже никогда не променяет ее на СЛУЖБУ (если, конечно не стал военным - у них просто работа так называется). Это означало, что человек имеет неотъемлемое право работать с полной отдачей, то есть не простаивать томительные дни и недели в ожидании необходимого оборудования, литературы, просто дополнительной пары рук. Это означало, что ни одна двуногая сволочь не смеет указывать ЧЕЛОВЕКУ, что именно он должен читать, что именно смотреть, о чем именно разговаривать - просто потому, что это противоречит тому же праву работать с полной отдачей. Это означало, что если прервать порочную цепь воспроизводства воров и функционеров (например, посредством введения свободного рынка, при котором человек распределяющий должен вымереть в результате естественного отбора за полной своей ненадобностью и совершенно очевидной экономической неэффективностью), если все нормальные и здоровые люди будут "нами", то именно это и будет тем самым светлым будущим, и если угодно, можно будет завалиться этой вашей колбасой, только никто не будет воспринимать это обстоятельство, как выдающуюся победу, потому что не будет уже в природе этого типа людей...
...К сожалению, все это осознается только сейчас, задним умом. Хотя, казалось бы, что же мешало понять все сразу? Ведь расхождение было фундаментальным, на уровне аксиоматики. Одинаково исходя из нежелания жить в "Верхней Вольте с ракетами", те, для кого демократия и рынок были лишь средством, хотели построить нормальную и мощную страну, убрав все то (и всех тех), благодаря чему страна и оставалась Верхней Вольтой. Те же, для кого эти понятия (в смысле колбаса и еще раз колбаса) были самоцелью, ради которой можно по-большевистски пойти на любые жертвы, хоть уморить голодом пол-страны, хотели именно что убрать ракеты, поставить страну в ряд нормальных верхних вольт, куда приезжают белые сахибы из МВФ, вежливо беседуя с туземными князьками "почти как с полноценными людьми".
...Совок представлял собой злобную карикатуру на Империю. Собственно говоря, Совок жаждал обладать единственным ее атрибутом - имперской военной мощью (теми самыми ракетами) - и был вынужден породить сословие оружейников. Мы ведем свое происхождение из "республики Курчатова", из шарашки. И до самого конца Совок сохранял для нас условия барака с облегченным режимом посреди гигантской зоны. Шуточки, звучавшие со сцены на Дне Физика, в любом другом месте привели бы к серьезным неприятностям и для авторов, и для организаторов. Году уже в восемьдесят седьмом мы, трое беглых физиков, уже в качестве студентов Литинститута показали довольно, в общем, рядовую программу на конкурсе капустников в ГИТИСе. Показали - и уехали. А когда вернулись за забытым кейсом - были поражены тем, что нас встречали слезами и объятиями. Оказалось, когда жюри объявило нас победителями, а мы не вышли на сцену, зал решил - повязали ребят сразу за кулисами. Хотя с нашей точки зрения, вязать было абсолютно не за что - самые крамольные тексты мы уже озвучивали каждый в своем университете в куда более суровые времена. Мы слишком привыкли жить в атмосфере негласного "этих не трогайте, пускай зубоскалят - они бомбу делают".
Вот только нас совершенно не устраивало привилегированное положение расконвоированных. И не только потому, что в этих условиях нам приходилось работать в четверть силы - но и потому, что мы понимали - такая химерическая конструкция просто нежизнеспособна. Когда военпред на заводе заново тестирует узлы, уже прошедшие ОТК, чтобы из нескольких сотен выбрать те самые полдесятка, действительно соответствующих ГОСТу, которые пойдут дальше по военному конвейеру, а с остальной рухлядью пусть разбирается промышленность гражданская - такой КПД не выдержит никакая, даже лагерная экономика, с ее практически бесплатной рабочей силой. Номенклатурное сословие, воссоздав сословие оружейников, сословие действительно имперское, практически по Марксу - породило собственных могильщиков. Мы были обязаны разрушить Совок - просто чтобы обрести почву под ногами, получить гарантии собственного существования, выйти из разряда исторических курьезов, социальной флуктуации, возникшей по прихоти хозяев и обреченной исчезнуть, когда им надоест играть в сверхдержаву. Но Чугункины, слегка перестроив ряды, сумели удержаться у руля - и оказалось, что мы сменили наше прежнее, ненадежное положение на новое - откровенно катастрофическое. ...
...Семенов и Капица, Тамм и Ландау, Королев и Курчатов, Зельдович и Харитон - в мире буфетчиков это всего лишь имена из далекого прошлого, где-то между Колумбом и Гуттенбергом. Не то открыли чего, не то на рулетке выиграли... прославились, короче. Так же как Державин и Пушкин, Тютчев и Бунин, Гумилев и Мандельштам, Ходасевич и Набоков. Имена. Не учителя, не авторитеты, не символы определенной системы ценностей. В их мире нет места такой системе ценностей. В нем мы обречены биологически, у нас нет возможности воспроизводства, наши дети будут определять свое место в мире, в котором они при всем желании не смогут нас продолжить - за отсутствием нашей социальной ниши. Наши дети станут их детьми - если за оставшиеся пятнадцать-двадцать лет, пока мы еще на что-то способны, не перевернуть картину мира...
PS. В одном старом французском боевике героя характеризовали фразой: "Без политических убеждений..." Господи, неужели когда-нибудь наступят благословенные времена, когда мы сможем себе позволить быть людьми без политических убеждений - просто заниматься любимым делом и воспитывать детей в уверенности в том, что у человека есть несколько приоритетных задач - познавать, творить, лечить, учить и, к сожалению, пока еще - защищать. А макроэкономическими показателями и прочим гостиничным бизнесом занимается обслуживающий персонал. Впрочем, кому-то и эта уверенность покажется политическими убеждениями - вполне определенными и крайне реакционными - она ведь тоже не меряется на бабки...
