|
|
От
|
Георгий
|
|
|
К
|
Фриц
|
|
|
Дата
|
12.03.2002 16:10:30
|
|
|
Рубрики
|
Семинар;
|
|
Интересный нюанс. Неизвестные письма Энгельгардта? (*+)
http://www.alphabet.ru/nomer.shtml?action=select&a=932
Письма из деревни
Образованной публике не нужно рассказывать о деятельности Александра Николаевича Энгельгардта – русского химика, агронома и публициста. На его работу "Письма из деревни" до сих пор постоянно ссылаются литераторы, ученые и политики. С этими произведениями был знаком В. И. Ленин, который неоднократно в своих статьях обращался к смоленским "Письмам из деревни" А. Н. Энгельгардта, используя их в качестве источника для изучения российского села 70–80-х годов XIX в. В одной из статей В. И. Ленин так охарактеризовал "письма" А. Н. Энгельгардта: "...отчего не доверять наблюдениям, которые целые 11 лет собирал человек замечательной наблюдательности, безусловной искренности, человек, превосходно изучивший то, о чем говорит". Позже это произведение стало использоваться для доказательство "грабительского характера крестьянской реформы 1861 г.", отменившей крепостное право.
Известные двенадцать "Писем из деревни" были написаны А.Н. Энгельгардтом в 1872–1887 годах, то есть тогда, когда крестьянская реформа была уже свернута многочисленной российской бюрократией.
Однако существуют еще четыре письма "Из деревни", датированные 1863 годом, в которых Энгельгардт подробно описал подъем в сельском хозяйстве в первые годы проведения реформы, когда крестьянство, наделенное землей, поверило в свои силы и в благородные намерения царя-освободителя.
История этих неизвестных "Писем" такова. Лето 1863 г. Александр Николаевич провел у родных в Бельском уезде Смоленской губернии. Перемены в жизни смоленской деревни настолько его поразили, что в этом же 1863 г. он под псевдонимом А. Буглима написал четыре письма в редакцию "С.-Петербургских Ведомостей", озаглавив их "Из деревни". Эти письма вошли в качестве приложения в третье издание "Писем из деревни", вышедшее в 1897 г. Больше они никогда не издавались.
В советское время о существовании этих четырех первых "Писем из деревни 1863 года" постарались забыть, так как они противоречили устоявшейся ленинской точке зрения на реформу 1861 г. и на наделение крестьян землей. По сути, эти письма стали единственными свидетельствами эффективности начального этапа правительственной земельной реформы.
И вот, спустя почти 140 лет после написания, мы имеем возможность прочитать полный вариант этого до сих пор актуального литературно-публицистического произведения. Кстати, землю крестьянам так до сих пор и не дали...
(самого текста я в сети так и не нашел - Г.)
Ниже публикуются отрывки из первого письма Энгельгардта.
"С тех пор, как я последний раз был в деревне, совершилось освобождение крестьян. Очень понятно каждому, что такое событие не могло остаться без влияния на народную жизнь. Мне еще в Петербурге говорили, что провинция в последнее время очень изменилась, но признаюсь, я не ожидал такой резкой перемены, – я не ожидал, чтобы так быстро, в какие-нибудь два года, все так радикально изменилось к лучшему. Этой перемены нельзя не заметить, нельзя не видеть; слепой, если не увидит, то услышит, почувствует ее; она чувствуется в воздухе, слышится в голосе каждого человека (...)
Начну с того, что особенно резко бросается в глаза. В деревнях у крестьян всюду идет постройка – точно после пожара. Новые избы большей частью уже не такие, как были прежде, не курные, без печей, с дырами вместо окон, а чистые и светлые. Местами даже встречаются светлицы с несколькими окнами, с вычурными украшениями на крышах и окнах, с большими хорошо крытыми дворами и прочными хозяйственными постройками. В одной деревне меня особенно поразила новая постройка, каких прежде не видывано было в нашей местности, каких и теперь еще встречается мало. Спрашиваю, кто строит. Говорят, мужик-богач. Дворник ближайшего постоялого двора, где я кормил лошадей, рассказал мне, что этот мужик-богач прежде считался бедняком, жил в курной избенке, ходил оборвышем, так что из шапки волоса лезли, как выразился дворник, а теперь оказался капитал, строит хороший двор, заводит лавочку. И таких богачей, говорил дворник, у нас в волости уже оказалось несколько. Теперь мужики не боятся выказывать деньги, а прежде прятали и притворялись бедняками, да как притворялись: ходили в лаптях, ели пушной хлеб. Независимо от построек, возводимых такими богачами и денежными дворовыми людьми, поселяющимися в деревнях, все другие крестьяне тоже обстраиваются: тот амбар ставит, тот двор кроет, тот делает печь и трубу.
На крестьянских наделах тоже кипит работа: мелколесье, кусты, амшары, болота – все разрабатывается, точно пришли новые поселенцы... Крестьяне деятельно разрабатывают свои наделы, и я думаю, через несколько лет на крестьянских наделах все будут только поля и лужки (...)
Совершенно иной вид имеют помещичьи земли. Господские дома и постройки мало где подправляются, дорожки в них не чистятся. Запустение везде большое... Экипажи, хорошие лошади, даже скот – все распродается. У ямщиков в тарантасах железные оси и хорошие колеса, как они сами говорили мне, все от господских колясок и карет. Колясок и карет шестериками одношерстных лошадей с лакеями в ливреях, кучерами и форейторами в щегольских кафтанах теперь уже не встречаешь по дорогам; все больше пошли тарантаски да простенькие брички тройками разношерстных рабочих лошадей. Псарен, охот с доезжачими, гончими, борзыми – тоже нигде что-то не видно... Притом же крестьяне теперь так зазнались, что не позволяют борзятникам топтать поля. Помещичьи поля почти везде запускаются на половину или более, местами же встречаешь целые поля запущенными, вследствие уничтожения хуторов. Теперь, если вы видите запущенное поле, покрытое скудной растительностью: крестьянским щавлем, блошником, сереньким клевером или на порядочных почвах желтым хмелевидным клевером, то знайте, что это помещичья земля. Уничтожение крепостного права совершенно изменило наше хозяйство. Хозяйничать по-прежнему теперь решительно невозможно – труд не окупится (...)
Несмотря на то что прошло только два года с 19 февраля (1861 года. – Ред.), крестьяне поправились настолько, что не едят уже пушного хлеба, имеют сапоги, ременную упряжь на лошадях и пр. (...).
Сколько я мог заметить, нынче хлеб на полях далеко лучше, чем бывал в старые годы, и урожай гораздо равномернее: нет такой большой разницы между помещичьими и крестьянскими хлебами; местами даже у крестьян хлеба лучше помещичьих...
Русский лапоть тоже, кажется, уничтожается и скоро, может быть, останется только на письменном столе того русского богача, любителя всего русского, который сделал для своего письменного стола золотой лапоть в виде пресс-папье.
Сапожное ремесло теперь одно из самых прибыльных в деревне. Деревенские сапожники везде мне говорили, что они постоянно завалены работой – мужицкие сапоги все делают. Прежде, бывало, у нас увидеть мужика в сапогах – была редкость; только бурмистры и старосты ходили в сапогах. А теперь, посмотрите-ка, все в сапогах щеголяют, правда, еще только по праздникам, но и то достаточно. Впрочем, и по будням я очень многих видал в сапогах, особенно тех, которые приходили по делам к посреднику; даже работников в ненастные дни на работе видел в сапогах, а пастух наш так постоянно ходит в сапогах. Пастух в сапогах – что за перемена! (...)
Если, несмотря на большие расходы, быт крестьян видимо улучшился, то причиной улучшения стало то, что крестьянин теперь сделался свободен в известной степени и независим относительно земли".
1863