Бросьте переживать, Георгий, и призывать пулять из пушки по воробьям.
Или голубям.
Нехай себе кукуют Дима пламенный паладин борец с красной гидрой. Там
девушки его на подвиг блаасловляют. Иди, и сражайся, говорят, с гидрой.
Это не хрен собачий. Дима приходит жалится на нас, что обижаем и
тоскливо его душе, в двадцать третий раз зарекается "на время великаго
поста"- не грешить с неверными, но рвется в бой. Потом небось каждую
пятницу пятьсот земных поклонов отбивает, постится всухую и замаливает
эти грехи - оскоромился же с нами. "И женщины глядя из под руки - вы
поняли. куда они глядят".
У нас-грешных свои заботы и развлечения. Поговорим про фаллократию, что
ли. Тут вот, понимаешь, бабы-истерички взбесились, а не просто какие-то
никтины, сталинистов красно-коричневых обвиняют в фаллократии, потом
путаясь в слезах говорят о сталинском матриархате. Продвинутые
феминистки зашищают порнографию, активную рекламу женскаго тела и
прочая. Эт мы берем на заметку, пригодится для дела . Активная реклама -
это способ агрессивного продвижения продукта. "В глаза гляди! в глаза!".
Такой заход По-моему, это гораздо веселее.
Бдняжки клеют сталоинистам"фаллократию", а нынешним - женоподобность и
импотнецию, и никак не могут опредеклиться. какого, какого извините
РОЖНА им таки надо. Нынешние - импо, бывшие - репрессанты. Прямо
расщепление сознания. Все белые такие, горячие.
файл в Копилке. "Женщина и визуальные знаки". М-м-м-м!!
--------------------
вступительная статья заглавной феминистки
В статьях, собранных в книге, просматривается два различных подхода.
Некоторые авторы оперируют в основном означающими западного дискурса,
предпочитая накладывать их на явления российской жизни. В этих текстах
видимое и Реальное, как правило, совпадают. В результате мы имеем весьма
неожиданные аналогии, например, когда утверждается "сходство между
Сталиным и порнографией". "Оба они - и десексуализированный культовый
образ вождя, и сексуализированный образ обнаженной женщины с разворота
журнала - выстроены в полном соответствии с требованиями порно"{2}.
Подобное сравнение основано на совмещении разных контекстов: сталинского
времени, не знавшего порно в западном смысле, и порнографичной во многих
отношениях консумеристской культуры. Пожалуй, только в тексте Гощило
априори отдается предпочтение "точке зрения человека с Запада, умеющего
распознавать эгоистические построения близорукого ума"{3} (насколько
известно, феминизм в лице таких значимых его представительниц, как Рози
Брайдотти, Джуди Батлер, Тереза Лауретис, Зилла Айзенстайн и других,
отрицает существование привилегированного локуса{4} говорения, с высоты
которого можно было бы видеть заблуждения других); основная же часть
авторов стремится описать российскую ситуацию имманентно. Единодушие, с
которым они независимо друг от друга отмечают некоторые особенности
российской истории, наводит на мысль о необходимости выработки
оригинальных критериев для ее понимания.
Лейтмотивом всей книги стало утверждение о слабости, инфантильности и
деструктивности русского мужчины. О чем бы ни писали авторы статей - об
истории (Н. Козлова), психоанализе (М. Рыклин), рекламе (А. Левинсон)
или изобразительном искусстве (Л. Бредихина), - несостоятельность
русского мужчины как предполагаемого фаллократа (каковым он считается на
Западе) становится очевидной. Вероятно, в этом контексте проблема
мужского сексизма требует особого подхода. Так, Эмиль А. Дрейцер,
отмечая бытование в России огромного количества мизогинистских анекдотов
и шуток об изнасиловании, в которых женщина, как правило, сама
становится инициатором насилия над ней, пишет, что такие анекдоты,
"изображая женскую сексуальность чрезмерной, ... помогают мужчинам
справляться с тревожностью (и даже страхом) по поводу своей половой
адекватности.
из интервью с О. Липовской следует, что проблема порнографии во многом
исчерпывается проблематикой прав человека. Недопустимо изображение
сексуального насилия и порнографических сцен с участием
несовершеннолетних детей. В остальных случаях люди имеют право выбора,
смотреть или нет порнографические программы, покупать или нет журналы
эротического содержания. Н. Ажгихина утверждает, что, стоит принять
закон, запрещающий порнографию, "наказаны будут в первую очередь те
издания, которые к порнографии не имеют никакого отношения, просто они
не угодны властям"{8}.
Анархические, деструктивные импульсы, носителями которых в основном
являются мужчины, уравновешиваются стремлением женщин обеспечить
выживание семьям. Там, где "мужчина - разрушитель и носитель хаоса,
женщина - генератор порядка, носитель цивилизационных умиротворяющих
начал. Мужчинам как будто наплевать на выживание. У них разрушен
механизм выживания, который у женщин сохранен"{9}.
М. Рыклин объясняет эту ситуацию террором, который коснулся мужчин в
гораздо большей степени, нежели женщин. Большинству российских женщин
революция действительно принесла освобождение от гнета патриархальных
отношений, царивших в крестьянской общине. Поэтому женщины
"инвестировали себя в государство непосредственно", в то время как у
мужчин "стремление опосредовать свои отношения с государством имело
более длительную традицию"{10}. Это опосредование осуществлялось через
собственность. Террор служил механизмом, призванным сломать остатки
чувства собственного достоинства российского мужчины, у которого
(впрочем, как и у женщины) отняли все, вплоть до личной жизни.
Анализируя эту ситуацию, М. Рыклин приходит к выводу о том, что "эдипов
треугольник в нашем социальном климате не состоялся"{11}. Говоря о
ситуации "безотцовщины", А. Левинсон в других терминах, по сути дела,
пишет о том же.
В этом контексте большое значение приобретал культ Матери.
"Патриархатные отношения неожиданно стали чем-то внешним по сравнению с
глубоко архаическим образом Великой Матери, который присутствовал тогда
(имеется в виду сталинская эпоха. - А. А.) во множестве изображений и
управлял подсознанием"{12}. Интересно, как через визуальные изображения
сталинской эпохи прослеживается незримая, но отчетливая власть женщин,
которую В. Аристов называет "матриархаикой".
Некоторые западные исследователи, когда речь заходит о России, слишком
большое значение придают видимому, недооценивая огромный пласт
нелегальных практик, сложным образом вплетенных в местную социальную
ткань. Это несоответствие видимого и Реального блестяще отражено
Виктором Пелевиным в романе "Generation "Р". Его герой, попадающий в
сферу рекламного бизнеса, очень скоро понимает, что реклама в России
делается не для того, чтобы, как подсказывает здравый смысл, продать
некий товар, а для того, чтобы получить кредит, уверив банк в своей
платежеспособности. Кредит получается с целью не вложить деньги в
производство, а погасить из этих денег старый кредит и получить новый
кредит и так до бесконечности, пока заказчик рекламы не будет убит.
"Никакого сражения за (товарные. - А. А.) ниши в развороченных
отечественных мозгах не происходило; ситуация больше напоминала
дымящийся пейзаж после атомного взрыва"{13}. По Пелевину, "основной
экономический закон постсоциалистической формации: первоначальное
накопление капитала является в ней также и окончательным"{14}. Раскрывая
криминальную сущность того, что принято называть "экономикой", а в
России напоминает скорее потлатч{15}, автор рисует довольно зловещую
картину манипуляции сознанием с помощью образов, механизмы, с помощью
которых видимое начинает доминировать над Реальным. Анализ рекламы и
массмедийной продукции, предпринимаемый некоторыми авторами книги (Т.
Михайловой, О. Туркиной, А. Юрчаком), служит деконструкции важного
пласта этого видимого - сексистского отношения к женщине. При этом в
тексте А. Левинсона реклама дается лишь в качестве зримой части айсберга
российской жизни, многое в которой определялось тем, что
"огосударствленная и заполненная исключительно женщинами машинерия
воспроизводства и социализации создавала все более некачественных
мужчин. Снижались их авторитет, продолжительность жизни, общий уровень
здоровья и культуры"{16}.
Таким образом, большинство статей демонстрирует, насколько взаимосвязано
в социуме и культуре то, что принято называть "мужским" и "женским". Эти
начала являются взаимообразующими и взаимодополняющими; выделить в этой
ситуации причину и следствие, палача и жертву исключительно сложно. Это
имеет в виду Л. Бредихина, когда пишет о советской женщине, для которой
"равноправие с мужчиной имело привкус отождествления с ним, а также с
насильником следующего порядка - государством
-----------
(моя любимая мадам Козлова-сандомирская как всегда говорит про мою
любимую Е.Киселеву, теперь она жертва сталинской фаллократии)
Общественницы помогали стахановцам по-новому, по-городскому обустроить
свое жилье и одеться, они шли в рабочие бараки, чтобы научить бороться с
насекомыми, они оборудовали комнаты матери и ребенка на производстве
(женщины вовлекались в промышленное производство, но закон 1936 г.
запрещал прибегать к абортам), помогали навести чистоту в столовых. По
большому счету, "женская работа" служила сохранению жизни как таковой.
Этот мотив сбережения жизни звучит глухо, он в глубине как basso
ostinato. Мы вступаем в область невербализуемого и неназываемого. С
одной стороны, здесь нельзя не говорить о теме согласия с властью и в то
же время - постоянного выхода за рамки молчаливого "договора о
согласии".
Действительно, движение общественниц осуществлялось в рамках
соответствующих организационных структур. Общественницы были прикреплены
к местам работы мужей. Они должны были взаимодействовать с руководством,
с партийной, профсоюзной и комсомольской организациями. Нельзя не
признать, что благодаря этому они смогли решать весьма широкий круг
вопросов. Общественницы постоянно контактировали с жилищно-коммунальными
отделами, участвовали в работе призывных комиссий. Их рассматривали как
кандидатов на выдвижение.
Постепенно движение общественниц распространялось. Например,
сформировалось движение жен писателей. Чтение "Общественницы" позволило
мне понять, что имелось в виду, когда Тамара Иванова, супруга Всеволода
Иванова, звонила генералу, начиная свою речь со слов "С вами говорит
жена писателя Иванова..." Не связи родства она хотела обозначить. Надо
сказать, что именно благодаря движению общественниц сложились
организационные формы, которые были использованы как во время Великой
Отечественной войны, так и в тяжелые послевоенные годы.
В нашей культуре женщина воспринимается как материя, хаос, которому
придает порядок именно мужчина. Картина встающая из записок,
свидетельств и прочих человеческих документов, оставленных женщинами,
имеет обратный смысл. Есть яркий документ, принадлежащий перу Е. Г.
Киселевой, женщины, получившей образование 5 классов украинской школы и
живописующей свою жизнь и мир, в котором она живет{6}. Там мужчина -
разрушитель и носитель хаоса. Женщина - генератор порядка, носитель
цивилизационных умиротворяющих начал. Мужчинам как будто наплевать на
выживание. У них разрушен механизм выживания, который у женщин сохранен.
Женщина все должна сделать
---------
Сергей Кузнецов
АЛИСА В СТРАНЕ ВИРТУАЛЬНЫХ ЧУДЕС:
ЕЩЕ ОДНА СТЕПЕНЬ СВОБОДЫ
(Сексуальность неживых и живых женщин в сети интернет)
------------
