|
От
|
полковник Рюмин
|
|
К
|
Павел
|
|
Дата
|
12.02.2002 01:29:41
|
|
Рубрики
|
Россия-СССР;
|
|
Народ безмолвствует... Pourquoi?
>>Народ, ничего не знает и не понимает. Это биомасса, ведомая горсткой тех кто умеет манипулировать народом.
>
>Не путайте долготерпение и выдержку с "быдлизмом"
Мне кажется, в русле возникшей дискуссии о долготерпении народа может вызвать интерес текст, написанный в 1998 году и тогда же закинутый в Сеть.
___________________________________
НАРОД БЕЗМОЛСТВУЕТ... (писано в 1998 году)
ОДНА из загадок современной российской истории — отсутствие сколько-нибудь выраженного социального протеста. Ни уничтожение сбережений населения в январе 1992 г., ни разграбление национального достояния под видом «приватизации», ни расстрел законного парламента в октябре 1993 г., ни похожая на бойню война в Чечне, так позорно проваленная и завершенная правящей кликой, ни многомесячные невыплаты зарплат и пенсий не порождают ни мощного сопротивления, ни мощного протеста. Между тем в 1990-1991 гг. десятки тысяч людей принимали участие в антикоммунистических митингах.
В 1990-1991 гг. в России волна массовых протестов расчистила дорогу к власти новой «элите», состоявшей из партноменклатуры второго эшелона, «радикал-демократов» типа Собчака и Станкевича и теневиков. (Слово «элита», разумеется, взято в кавычки, поскольку к власти прорвались не лучшие, а худшие — наиболее подлые и циничные, корыстолюбивые и беспринципные.) Победив руками народа в августе 1991 г. ГКЧП и впавшее в маразм консервативное руководство КПСС’а, эта самая «элита» немедленно приступила к разделу и присвоению государственной собственности. Естественно, допускать народ к дележу пирога никто не собирался. Уже в ноябре 1991 г. на совещании у Ельцина было решено ускоренно, невзирая ни на какие законы, формировать слой собственников, которые стали бы надежной опорой нового режима. Самые лакомые куски собственности с помощью президентских указов начали передавать «своим» — правящей номенклатуре и коммерческим структурам, связанным с номенклатурой «личной унией» и системой коррупции, жидам, то есть. Все же, кто выражал сомнение в справедливости именно такой приватизации, были немедленно объявлены официальной пропагандой «красно-коричневыми», совками и люмпенами. Церемониться с ними новая власть не собиралась. Массы сделали свое дело — помогли «прогрессивным» вторым секретарям оттеснить от кормушки «консервативных» первых, — и теперь их предстояло, используя известное выражение Зинаиды Гиппиус, загнать палкой в старый хлев.
Жестокие избиения демонстрантов московским ОМОНом 23 февраля и 22 июня 1992 г. и 1 мая 1993 г. служили именно этой цели. Расстрел Белого дома 4 октября 1993 г. также был в чистом виде акцией устрашения. Массовые убийства 3-4 октября 1993 г. возродили в душах людей тот паганенький страх перед властью, который начал уже понемногу выветриваться за годы перестройки. В итоге победы Ельцина над парламентом был установлен авторитарный режим, опирающийся на гнетущую политическую апатию населения. После октября 1993 г. страна впала в анабиоз.
Но, конечно, не одними только жестокостями ельцинской власти объясняется отсутствие активного сопротивления ее политике. Действуют и другие, не менее важные факторы. По всей видимости, к концу века иссякла присущая русскому народу жертвенность во имя великих целей, благодаря которой все достижения плановой экономики и были получены. У людей были подорваны навыки общественной самоорганизации, появилась социальная пассивность и апатия. Перегрев привел к утрате русским народом пассионарности. Возглавлять активные протесты в России некому — «настоящих буйных мало, вот и нету вожаков».
Для объяснения бесконечного терпения русского народа нужно обратить внимание на культурные, исторические и психологические факторы. Способность долго терпеть и невероятная приспосабливаемость к тяжелым условиям жизни вообще являются нашей характерной чертой.
А вот и еще одна из черт русской национальной психологии, отмеченная еще Достоевским. Ельцин и его подельники гениально использовали ее в своих интересах. «Правом на бесчестье всего легче русского человека за собой увлечь можно», — говорит П.Верховенский в «Бесах», и Ставрогин отвечает ему: «Право на бесчестье — да это все к нам прибегут, ни одного там не останется».
Начиная «реформы», Ельцин фактически провозгласил «право на бесчестье»: каждый получил право красть то, чем он управляет и распоряжается. Растащиловку «разрешили» всеобщую. Разным слоям населения воровство было позволено в размерах, зависящих от их положения в социальной иерархии: высшие чиновники кладут в карман миллионы долларов, средний слой бюрократии — тысячи, в самом низу пирамиды колхозники растаскивают колхозное имущество, а рабочие — оборудование заводов. Повязав народ соучастием в криминальной «прихватизации», правящая прослойка обеспечила себе социальную опору (кто же теперь захочет прихода новой честной власти?) и определенную стабильность. Когда нарушают законы почти все, нарушение законов властью не кажется предосудительным; когда крадут почти все, хищническое разграбление страны номенклатурной верхушкой не кажется преступлением и не вызывает морального протеста. Именно в этом один из секретов устойчивости существующего режима.
Существуют, конечно, и другие причины социальной апатии россиян. Очевидно, что после всплеска митинговой активности в 1990-1991 гг. ее спад должен был наступить уже в силу того, что люди просто устали от постоянного напряжения. Также очевидно, что экономические трудности, бедность и нищета в российской провинции деморализуют людей и делают их безразличными ко всему, кроме добывания куска хлеба. (Энгельс, кстати, в конце жизни признал, что вопреки распространенному мнению кризис и нужда не революционизируют рабочих, а, напротив, парализуют их волю и энергию.) От социального протеста людей отвлекает и массированная телевизионная пропаганда. Ее стараниями в России подрастает на редкость никчемное молодое поколение, по всем социологическим опросам довольное своим положением, хотя на деле оно ограблено и лишено всего (образования, работы, отдыха).
Однако существует еще один немаловажный фактор, благодаря которому народ мирится со своим положением — назовем его «субъективным фактором» в отличие от ранее рассмотренных «объективных»: общество не видит приемлемой альтернативы Ельцину и его клике! Общество будет сохранять апатию даже перед лицом чудовищного ельцинского правления, предпочитая «мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться» (Шекспир).
_________________________________
Да, статья с претензией, конечно….
Ну вот, авторское тщеславие потешено, но тот вопрос, который так занимал меня тогда, остается без ответа. Почему же мы молчим? Как это объяснить? Утратили пресловутую «пассионарность»? Ту самую, с которой русские люди в начале прошлого века с таким остервенением рубили шашками друг друга?
А где же «активность» 1990-91 годов? Куда все «протестанты» подевались? Я, конечно, понимаю, что «ативность» тогда тоже была организованная. Я присутствовал на демократических ликованиях в Москве в августе 1991 года. Там на митинг, где наш штангист Власов так энергично скандировал «Долой КПСС!», а Глеб Павлович Якунин стоял у него за спиной, всех впускали, но никого не выпускали. А говорят, что органы были в полном параличе... Милиция была, это точно. В дни демократического ликования количество угонов личного автотранспорта зашкалило. У меня из-под окон, например, угнали соседскую «Волгу». Все милиционеры, выходит, были заняты на «организации» театрализованных похорон трех пьяных хулиганов, которым Горбачев присвоил напоследок звания Героев Советского Союза. Последний его Указ, помнится, был о присвоении А.Б.Пугачёвой звания Заслуженной Артистки СССР...
Почему мы молчим? У меня такое впечатление, что больше половины нашего «населения» так до сих пор и не поняли, ЧТО с ними сделали...