Сдача и гибель Анатолия Чубайса
...Чекисты пороли Чубайсанакухне «Вороньей слободки»,более известной как дачный кооператив «Озеро» — занеправильное обращение с электрической энергией.Заодно — и завсе прочиегрехи.
И покудаего пороли, Анатолий Борисович сосредоточенно думал о значении русской интеллигенции, аравно — о трагедии русского либерализма.
А может, так надо, — думал он, дергаясь от ударов и разглядывая темные, панцирныеногти наноге одного бывшего министра и соучредителя «Озера». — Может, именно в этом искупление, очищение, великая жертва?...
Примерно такая картина, навеянная мгновенной литературной ассоциацией, предсталау меня перед глазами, когдая прочитал интервью Чубайса радиостанции Business FM наПетербургском экономическом форуме.
Если кто непомнит или вовсе не читал «Золотого теленка» Ильфа и Петрова, в этом романе есть глава«ВасисуалийЛоханкини его роль в русской революции», героя которой, карикатурного псевдоинтеллигента,секут розгами малосимпатичные — мягко говоря — соседи по коммунальной квартире, аон пытается найти философское оправдание своей неспособности дать отпор торжествующему хаму.
Более того, когданапороге «Вороньей слободки» вдруг появляется ОстапБендер, прерывая экзекуцию, и спрашивает у Лоханкина, хороши ли его соседи, тот отвечает: «Прекрасные люди!»
— Но ведь они, кажется, ввели в этойквартиретелесные наказания? — замечает Бендер (кстати, единственныйвызывающий симпатиюгеройкниги, не лишенный умаи интеллекта, которыйчестно признается, что ему ненравится жить при советскойвласти).
— Ах, — отвечает Лоханкин проникновенно,— ведь в конце концов кто знает! Может быть, так надо! Может быть,именно в этом великая сермяжная правда!
Стех пор Васисуалий Лоханкин с его «великой сермяжной правдой» стал синонимом советского и постсоветского интеллектуала, готового не только сносить всевозможные унижения от ликующейгопоты и вельможного быдла, но и оправдывать неспособность —или нежелание — постоять засебя высшими соображениями, вроде «неизбывнойвины интеллигенции перед простым народом».
Порой самооправдание иных «лоханкиных» приобретало весьма наступательныйи агрессивный характер.
По мне, так Анатолий Чубайс ведет себя в интервьюBusiness FM именно таким образом. Особенно — когда, явно обращаясь к былым соратникам, оказавшимся, как он отлично знает, в эмиграции не по своей воле, заявляет:
«Если тебе ненравится этот народ — так, дорогой, тогда и не пытайся заниматься этим народом, этойстраной, азанимайся другойстранойи другим народом. А если ты занимаешься этой страной,тогдабудь добр исходить из того, что есть вещи, которые поважнее, чем ты и твоя идеология, и это — народ этой страны».
Тут же Чубайс делает чудесное открытие:оказывается, действующая власть в России реально опирается наподдержку большинства, не важно —в 86 процентов, больше или меньше.
Ну да, соглашусь я немедленно, власть Сталина, Гитлера или МуаммараКаддафи тоже опиралась наподдержку большинстванарода. Только вот стоило вождю умереть или быть убитым, как от поддержки народнойне оставалось и следа. Унас любили и Хрущева, и Брежнева, и Горбачева, и Ельцина— и как же мимолетна оказывалась эталюбовь! И к Путину народная любовь тоже когда-нибудь быстро развеется, как будто и не было ее вовсе.
Но покаонаеще жива,Чубайс спешит оставаться «в тренде» и рассуждает о том, что нужно создавать национальный российский, настоящий либерализм, который отличался бы своими ценностями от ценностей либертарианских, которые являются по сути своей космополитическими.
Напомните, гдеи когда мы это уже слышали — нет, не про «либеральнуюимперию» — про то, что пораначинать борьбу с безродными космополитами?
Тем временем Чубайс доносит до высочайшего сведения,что у тех либералов, которые собираются навсякие зарубежные сходки вроде мартовского «Форума свободнойРоссии» в Вильнюсе, либерализм вообще носит маргинальный, антинародный характер. «Это я бы определил одним словом — вырождение», говорит Чубайс.
А вот я определил бы этим же самым словом — «вырождение» —эволюцию самого Анатолия Борисовича.
Можно сформулировать и по-другому. «Сдача и гибель советского интеллигента» — так называется книга,которуюнаписал полвеканазад покойныйАркадий Белинков,писатель, литературный критик, бывший лагерник с 58-й статьей, диссидент, апод конец жизни — невозвращенец, добровольный эмигрант.
После книги Белинкова, как это порой случается, тема конформизма и коллаборационизма, уничтожающих трусоватых и ни в чем не твердых интеллектуалов, пусть даже бесконечно ярких и талантливых, закрытаедвали не навсегда.
Формально этакнига— про драму писателя Юрия Олеши, погубившего себя как личность и как литераторапосле того, как онпринял правила игры, диктовавшиеся системой. Но по сути, это книга— про всех. И про Олешу, и про его блестящих современников — Эйзенштейна, Шкловского, Эренбурга, Алексея Толстого.В некотором смысле —и про Чубайсатоже.
Аркадия Белинковаругали: зачем онведет огонь по своим? Зачем с такой яростной бескомпромиссностьюобличает далеко не самых плохих и не самых подлых представителей советской интеллигенции, когда— куда не плюнь — есть кудакак более отвратительные типы?
Ставили ему в пример Пушкина, которыйназывал Александра I«властителем слабым и лукавым», «плешивым щеголем, врагом труда», «нечаянно пригретым славой», но незадолго до смерти написал:
Он человек! им властвует мгновенье. Он раб молвы, сомнений и страстей; Простим ему неправое гоненье: Он взял Париж, оносновал лицей.
Начто Белинков отвечал: «Проливаемая кровь, растоптанная демократия,растление народа совершаются с помощью попустительства тех,кто всё понимает, или сделал вид, что его обманули, или дал себя обмануть <....> Cначаланужно победить предателей, которых так много под схимой страдальцев и чистоплюев, тех,кто испугался борьбы, застеснялся, струсил, перебежал и сдался».
Согласитесь, ведь сказано это про нынешнего Чубайса— пусть и почти запятьдесят лет до наших сегодняшних грустных дней.
«Я прихвостень действующего режима» — кокетничает Анатолий Борисович. Но иногдабывает, что человек, пытаясь вот так ерничать, выносит себеочень точный, я сказал бы даже, беспощадный приговор.
Вот только интересно: когдав один прекрасныйдень режим рухнет, как крыша«Вороньейслободки», подожженной собственными обитателями сразу с шести концов, в чью дверь Чубайс постучит и скажет: «Я к вам пришел навеки поселиться»?