От И.Т. Ответить на сообщение
К И.Т. Ответить по почте
Дата 30.05.2015 23:35:35 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Версия для печати

Карашаускас. Мертвые души

Из писем С.Г.Кара-Мурзе

Карашаускас.

« МЕРТВЫЕ ДУШИ »
(Ну как не порадеть родному человечку! Или несколько слов об особом пути развития России.)



"Какое величие души! Я думаю, только жестокий русский деспотизм мог породить таких людей! По доброй воле пойти на жизнь, полную мучений, и, в конце концов, на смерть только ради блага других – такого мученичества, я думаю, не знала ни одна страна, кроме России... Я не говорю о кратком мученичестве, о внезапном самопожертвовании во имя высокого идеала в минуту восторженного порыва, почти безумия, – я говорю лишь о героизме совсем иного рода: об этом поразительном, сверхчеловеческом героизме, что прямо смотрит вперед, через годы, в ту даль, где на горизонте ждет виселица, – и упрямо идет к ней сквозь адское пламя, не трепеща, не бледнея, не малодушествуя и твердо зная, что на его долю достанется одна только виселица."
М.Твен
«При мне служащие чужие очень редки: Все больше сестрины, свояченицы детки. Как станешь представлять к крестишку иль к местечку, Ну как не порадеть родному человечку!». Грибоедов. Горе от ума. 2, 5. Фамусов.
В свете этих двух отрывков я могу утвердительно ответить по поводу особого пути развития России. Да! У России есть свой особый путь развития, веками сопровождающийся ощутимым в данных отрывках диссонансом между мотивацией поведения людей вне властных структур и людей во власти. Своими корнями этот стереотип правления уходит в глубокую древность, когда это было способом содержания должностных лиц, при котором все необходимое для пропитания их самих, слуг и лошадей собиралось с местного населения в виде поборов; позднее корм в натуре был заменен на деньги. В Московском государстве XIV - XVI вв. - система обеспечения и формы вознаграждения центральной и местной княжеской администрации за счет поборов с местного населения. Поместье, волость или город, которые давались кому-л. на несколько лет за службу с тем, чтобы он получал с них доходы. Кормленщик получал во владение доходы с города или волости, но пользовался своими правами временно и на определенных условиях.

Такой вид условного феодального пожалования отмечается в исторических источниках, по крайней мере, с XIV в.; с более же раннем времени можно судить только предположительно. О том, что феодальное держание уже существовало в XII в. под другими названиями — «милость», «придаток», «хлеб», а сами феодальные держатели носили название милостников, мы и поговорим в последующих заметках.
В связи с государственным объединением разрозненных княжеских вотчин , произошли крупные перемены и в устройстве местного управления. В удельную эпоху местное управление находилось в руках наместников и волостелей. Наместник сидел в центральном городе уезда и чинил суд и управу по всем делам в пределах около городской волости и по важным уголовным делам в пределах всего уезда. В пределах уезда наместник был обыкновенно и военачальником, распорядителем военных сил. Волостели чинили суд и управу в отдельных уездах независимо от наместника, будучи ограничены в своей компетенции только родом дел. Господствующей точкой зрения в отношении к этим должностям у княжеской власти был не интерес местных обществ, а интерес правящего персонала. Должности наместников и волостей рассматривались преимущественно как кормления княжеских слуг, средства их содержания. Поэтому и случалось, что одну и ту же должность получали за раз двое лиц, которые делились уже между собой доходами. Поэтому случалось также, что наместничество пребывало долгое время в руках лиц одной фамилии, переходило как бы по наследству от отца к сыну; примером может служить кормление Мещерой в роде Протасьевых от начала XV до конца XVI века. Поэтому же и наместники, и волостели отправляли правосудие сплошь и рядом через своих холопов — тиунов и доводчиков. Наместники и волостели смотрели на отправление своих должностей преимущественно как на сбор доходов, а не как на общественное служение, и потому естественно пускали в дело своих холопов. Доходы наместников и волостелей составлялись из въезжего корма, периодических поборов деньгами или натурой, иногда тем и другим вместе, два или три раза в году (на Рождество, Велик день и Петров день), из судебных пошлин, торговых (с иногородних купцов) и брачных («выводной куницы» и «новоженного убруса»). Въезжий, великоденский, рождественский и петровский кормы собирались выборными людьми от местных обществ — старостами и сотскими, которые собирали с местных жителей и другие налоги, а равно вообще понуждали к отправлению всяких повинностей.
Описанная система кормлений могла не расходиться далеко с насущными интересами значительными, когда вся судебно-административная деятельность местных правителей совершалась на виду у центральной власти, когда крепка была старина и пошлина, и для населения всегда была возможность бороться с злоупотреблениями администрации подачей жалоб князю или уходом в другие княжества. Не то стало с объединением Великой Руси вокруг Москвы, с образованием огромного государства.
По народной пословице, до Бога стало высоко, а до царя далеко, и система кормлений, перестав справляться со своими общественными задачами, быстро стала вырождаться в систему административного произвола и злоупотреблений. Московское правительство стало принимать против этого свои меры, и таким образом, государственно-общественная точка зрения в организации местного управления стала все более и более выдвигаться на первый план.
Постоянный диссонанс и нарастание дисбаланса между бытием чиновничества и существующим уровнем благосостояния народных масс - слагаемые общественной жизни « на пороховой бочке». Раз за разом, сохраняя упомянутый дисбаланс на основе использования служебного положения (номенклатурности, привилегированности «государевой» службы), каждая новая плеяда власти воспроизводит атмосферу отчужденности, отстраненности, негодования и даже лютой ненависти по отношению к власти со стороны обездоленных слоев населения. А дисбаланс этот начинается уже с того, что слова и предвыборные обещания людей от власти расходятся с конкретными делами. Нередко расходятся кардинальным образом. Ярчайшим примером последнего времени в этом отношении является отправление власти на Украине. А как же трудно выживать в этих «жерновах лицемерия» честному и принципиальному человеку, особенно, когда вчерашние члены КПСС, сегодня стали самыми ярыми противниками коммунистической идеологии. Зато карьеристы, приспособленцы, «оборотни» в пагонах и прочие аморальные представители рода человеческого, для которых даже христианство и показная набожность является всего лишь «ширмой», прикрывающей их «гнилую» сущность, - чувствуют себя в дискретных и «хамелеонских» условиях отправления власти чувствуют себя, как рыба в воде. А пока будет сохраняться отчужденность и отстраненность производителей материальных благ от средств производства и результатов собственного труда, а власть будет сохранять и закреплять эту отчужденность и отстраненность, она будет проекцироваться и на власть. Только подлинные хозяева каждого рабочего места (определить стоимость, акционировать каждое рабочее место и приравнять к стоимости рабочей силы – вполне возможно) будут заинтересованно контролировать и выдвигать в управленцы адекватных их интересам людей. А это будет уже формирование системы общественного самоуправления, а не воспроизводство «корявого» правдоподобия народовластия. Это уже будет подлинное воплощение основного смысла коммунистической идеологии – СВОБОДЫ ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ на основе полного искоренения наемного характера труда.
В свое время, ощутив на себе все «прелести» лицемерия псевдо коммунистов, я не стал членом компартии, а сегодня являюсь сторонником коммунистических идеалов, заметенных под спуд и гнет лицемерной, лживой псевдо демократии, когда свобода в жизни общества не является ОСОЗНАННОЙ НЕОБХОДИМОСТЬЮ СВОБОДЫ, без которой невозможно обеспечить социальное благополучие в жизни общества, когда она каждый раз определяется политической целесообразностью текущего момента, и дозируется волеизъявлением господствующей над обществом властью. А пока политическая целесообразность не совпадает с интересами без конфликтного и свободного общественного развития на основе полного раскрепощения созидательного труда, не свобода будет накапливать потенциал неудовлетворенности и негодования по поводу существующей несправедливости, и чем продолжительнее и интенсивнее будет накапливаться этот потенциал, тем радикальнее будет разрядка этого потенциала.
Кратко я назвал бы такой способ разрядки стихийным буйством неудовлетворенности, или «бесовством» радикализма в «фамусовском сонном и самодовольном царстве мертвых душ и показной роскоши», что проявляется стремлением все замутить, все разрушить и на развалинах, пустыре разрушенного мгновенно преобразовать несовершенство окружающей действительности без учета существующей исторической реальности. В частности, в недавно крепостной стране, истерзанной мировой и гражданской войной мгновенно создать изолированный от внешнего мира оазис благополучия и благоденствия, попутно репрессируя всех несогласных с таким способом обеспечения общественного благополучия. Но прежде всего, надо своевременно сменить одного царя на другого; одного генсека на другого; одного президента на другого; одного мэра на другого.
Попутно отмечу, что, к сожалению, «царство мертвых душ» не разбудит и не оздоровит даже Общественная Палата РФ. Бюрократия бюрократию может лишь ограничить, но не искоренить.
Радикализм своими корнями уходит во времена «бессмысленных» стихийных крестьянских бунтов С. Разина и Е. Пугачева, «идея» которых заключалась в том, что бы « все спалить дотла, свергнуть несправедливого царя, а на его место посадить своего справедливого, «крестьянского» царя. Затем, место стихийного буйства стал заполнять идейный радикализм представителей интеллигенции, в 1865 году организатор тайного общества «Народная расправа» С.Г. Нечаев впервые в русской истории в соавторстве с Н.П. Огаревым, М.А. Бакуниным и П.Н. Ткачевым, теоретически обосновали и сформулировали программу широкомасштабной террористической деятельности, издав в Женеве устав «Народной расправы» - «Катехизис революционера», основанный на иезуитском принципе цель оправдывает средства, перефразированный, в кругу соратников И. Сталина, на «лес рубят – щепки летят». В нем нашли выражение идеи и базовые положения «революционного макиавеллизма», использовавшиеся М. Бакуниным и П. Ткачевым. Ф.М. Достоевский, будучи современником указанных личностей и одним из членов тайного кружка Петрашевского, объединявшего приверженцев французского утопического социализма ( Фурье, С. Симона ) в 1848 году за участие в этом кружке был арестован и приговорен к смертной казни ( не обращали тогда внимания на «европейские» ценности гуманистов ), замененной затем четырьмя годами каторги и поселением в Сибири. В результате всего этого, он своим тонким чутьем интуиции писателя пророчески прочувствовал грядущую беду «безбожного бесовства Верховенских» в своем провидческом романе «Бесы». Гениальность Федора Михайловича уже в то время позволила ему описать самые характерные черты современного либерализма и американизма — это прежде всего отрицающее, разрушительное начало мира, человеческого сознания, отраженное во всех сферах жизнедеятельности. Основанием для того бесовства, которое исследовал писатель в своем романе, не случайно послужило именно псевдореволюционное нечаевское дело. Вот хотя бы такой пункт "Катехизиса": революционер обязан "разорвать всякую связь... со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него враг беспощадный, и если бы он продолжал жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель — беспощадное разрушение..."
Поистине идея всеобщей погибели, философия разрушения ради разрушения, своеобразный сатанизм сознания, бесовство.
Если бы мы захотели отыскать корни такого сознания, то должны были бы прийти к двум его основаниям, к разделению человечества на две категории — господ и рабов по природе, с разными, свойственными каждой из них системами ценностей, в том числе и этических. "Есть мораль господ и мораль рабов", — скажет Ницше, но скажет уже после Раскольникова, после бесов Достоевского, и скажет вовсе не потому, что прочитает их теории и будет следовать им. Нет. А потому, что Достоевский, рисуя своих бесов, уже предвидел и наступление ницшеанства, и более отдаленные идеи вполне реальных исторических беснований. В свое время Достоевский провозглашался едва ли не учителем или даже просто предшественником Ницше. На самом деле "властитель дум" буржуазного сознания конца XIX — начала XX века — лишь один из героев Достоевского, как бы вышедший из его романа "Бесы", реализовавшийся в самой действительности.
Разделение человечества на две категории и признание лишь за одной из них права на господство прямо связано и со следующим шагом — с признанием себя самого, собственного "я" центром мира и мерой всех вещей, то есть опять-таки с бесовским сознанием эгоцентризм, гбде, кстати говоря, изначально нет места для коллективизма и способности осознать, что все технологии современного промышленного (общественного) производства неразрывно связаны с коллективными формами труда, которым явно противоречит частно- собственническая форма присвоения и обмена произведенного и созданного коллективным трудом, что было естественным исключительно для эпохи кустарного и ремесленного производства, когда единоличник сам производил и сам реализовывал результат своего труда. .
"Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить?" — вопрошает герой "Записок из подполья" Достоевского и с демонизмом обывателя ответствует: "Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить". Ибо, по убеждению подпольного демона, "человеку надо одного только самостоятельного хотенья, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела". Сознание героя "Записок", разделяющего весь мир на две категории: "я" и "они", — не его личное изобретение. Он скорее сам жертва этого сознания, нежели его создатель. Князь Валковский из "Униженных и оскорбленных" — отнюдь не униженный и не оскорбленный, в отличие от того же героя из подполья. Но его философия жизни, по сути, та же, что и у героя из подполья... Все для него вздор. Не вздор лишь единственное: "я сам. Все для меня, и весь мир для меня создан... Я, например, уже давно освободил себя от всех пут и даже обязанностей. Люби самого себя — вот одно правило, которое я признаю... Угрызений совести у меня не было никогда. Я на все согласен, было бы мне хорошо". В этом заключается и вся суть частной собственности с её целью извлечения максимальной прибыли: «ничего личного – только бизнес!».
"Возлюби самого себя" ( не ближнего своего, как самого себя, -кстати говоря ) — идеал и программа не только героя из подполья и Банковского, но и праздного Свидригайлова, и человека дела — Лужина. Но вот Раскольников живет страстной мечтой о благе для ближних, своих хотя бы, да и для всего человечества в идеале. Но и он во имя блага разделяет человечество на две категории (то же в основе своей разделение, что и у Великого инквизитора), и он берет за идеал своеволие личности (Ликург, Солон, Магомет, Наполеон), которая "право имеет" решать, кому жить, а кому умереть. Наиболее обаятельной в этом смысле была, конечно, личность Наполеона. Раскольников — нищий студент. Наполеон не был нищим. Но по природе своей преступления того и другого родственны, хотя и, естественно, разно масштабны.
Писарев в свое время утверждал, что корень преступления Раскольникова в его нищете, но сам Раскольников мог бы ответить ему словами, сказанными им Соне Мармеладовой: "Знаешь... что я тебе скажу: если б только я зарезал из того, что голоден был, то и теперь бы счастлив был! Знай ты это!"
Какова природа того начала, которое движет идеей героя "Преступления и наказания"? "Не рассудок, так бес!" — сознает сам Раскольников и притом "странно усмехаясь"... Достоевский был свидетелем эпохи крайнего кризиса старых форм классического гуманизма, основная формула которого — "человек есть мера всех вещей" — необходимо вырождалась в крайность буржуазного сознания: "Я есть мера всех вещей".
Достоевского не менее других русских писателей мучили язвы социальной несправедливости, и он боялся не их устранения, его пугала все более распространявшаяся другая чума, "моровая язва" того типа сознания, которое он определил как бесовство, которое могло бы, по его убеждению, "окончательно сделать Россию вакантною нациею"... Достоевский боялся, как бы ненависть к определенным сторонам российской действительности не стала бы только удобной формой проявления ненависти к России вообще. И прежде всего к народной России. Потому что именно "в народных началах заключаются залоги того, что Россия может сказать слово живой жизни ив грядущем человечестве". - И как же оправдались сегодня опасения писателя!
И в этом плане в "Бесах" особую наполненность приобретает фраза рассказчика: "Аплодировала уже чуть не половина залы; увлекались невиннейше; бесчестилась Россия всенародно, публично, и разве можно было не реветь от восторга?" Отношение к своему народу, к своей стране, как к чужому и даже чуждому, как к материалу, средству достижения любой ценой своих, антинародных по природе, целей, — вот что пугало Достоевского, вот с каким бесовством сознания воевал он, вот о чем предупреждал и пророчествовал.
Реальные герои Достоевского, охваченные болезнью бесовства, несут в себе не только черты конкретно-исторических проявлений его эпохи, но и бытийные, включающие в себя опыт тысячелетия и открывающие нам глаза на ту перспективу, которую несло и несет в себе их человеконенавистническое сознание. Но, как видим наглядно в шумных дискуссиях в телестудиях российских вещателей, далеко не всем открывает глаза.
Вот и тогда эстафету радикализма и экстра революционности подхватила уже целая организация ( а не тайный кружок или общество ) «Народная воля», которую возглавляли А.Д. Михайлов, С.А. Перовская, В.Н. Фигнер, Н.А. Морозов, А.И. Желябов и другие.
Из-за неверия в массовое крестьянское движение главное свое внимание они отдали не .подготовке народного восстания, а террору и подготовке акта цареубийства. Несколько покушений народовольцев завершились убийством Александра II 1 марта 1881года. - Однако восстания, как рассчитывали народовольцы, это не вызвало. «Революционеры, - через пять лет в этом же стиле активно проявил себя старший брат В.И. Ленина Александр Ульянов, который был тогда активным участником студенческого революционного движения и разделял взгляды социал-демократов, но полагал, что в России для них время ещё не настало. В 1886 году он стал членом террористической фракции «Народной воли», для которой составил программу. В 1887 году его арестовали после неудавшейся попытки убить Александра III, который установил в стране ещё более жесткий репрессивный режим, чем его убитый предшественник. Вместе с другими участниками старший брат В. Ульянова (Ленина) был судим и повешен. Будущий организатор партии большевиков в России, 8 мая 1887 г., в день казни Александра Ильича, Владимир сдавал экзамен по географии, и его знаменитая фраза: «Мы пойдем другим путем», якобы произнесенная в этот день, сегодня признается всего лишь неотъемлемой частью советского мифотворчества. Однако об этом можно судить не только по спорному высказыванию, но и по его поступкам в процессе обострения кризиса в дореволюционной России. В частности, когда в 1905 году стихия протестного движения вывела протестующих на баррикады «Красной Пресни», то, в духе именно иного пути, он трезво оценил реальность ситуации и осудил преждевременность выступления рабочих, но, будучи партийцем партии рабочих, он призвал партию поддержать восставших рабочих. О стремлении к иному пути свидетельствуют и его знаменитые в бытность СССР «Апрельские тезисы» мирного завоевания власти и создания государства нового типа, отвечающего параметрам государства посткапиталистического общественного развития. Революция 1905-1907 гг. была особым, необъяснимым в рамках классического марксизма явлением. Видный исследователь русского крестьянства английский историк Т. Шанин считает, что глубоко поняли смысл этой революции лишь В.И. Ленин и П.А. Столыпин. Безусловно, Россия отставала тогда от исторического процесса первоначального накопления капитала, но это давало ей и определенные преимущества, так, как отпадала необходимость преодоления сопротивления владельцев и государства накопленного капитала. А к моменту написания тезисов сущность крупного капитала уже проявилась развязыванием Первой Мировой войны и достижением пика своего развития – монополизма промышленного производства, что ещё в январе – июне 1916 года зафиксировал актуальный до сих пор исторически значимый очерк «Империали́зм как вы́сшая ста́дия капитали́зма» — экономическая работа В. И. Ленина, посвящённая переходу капитализма в конце XIX — начале XX века от стадии первоначального накопления капитала к стадии монополистического капитализма, или империализма. В очерке доступно излагаются основные экономические закономерности, присущие капитализму на данном этапе развития. Работа была написана весной 1916 года в Цюрихе и опубликована в Петрограде в апреле 1917 года. А в условиях переходного периода начинать общественные преобразования с трансформации государства отнюдь не противоречило положению марксизма, когда К. Маркс, описывая процесс трансформации на пике развития капиталистического способа производства однозначно указывал: «…Пролетариат (партия рабочих – и совсем не обязательно, что только вооруженным путем, - зам. автора этих строк) берёт общественную власть и обращает силой этой власти ускользающие из рук буржуазии общественные средства производства в собственность всего общества (Заметьте!!! - В собственность общества, - а не государства, ибо силой государства, как средства, а не цели, - и обращает,- зам. тоже мое). Этим актом он освобождает средства производства от всего того, что до сих пор было им свойственно в качестве капитала, и даёт полную свободу развитию их общественной природы. Отныне становится возможным общественное производство по заранее обдуманному плану…» В «Апрельских тезисах» также обозначался путь формирования собственности всего общества путем добровольного кооперирования, ассоциирования, концентрации производственных мощностей в традиционном для России духе. Исследователь не русского крестьянства А.В. Чаянов писал: “Развитие государственных форм идет не логическим, а историческим путем: наш режим есть режим советский, режим крестьянских советов. В крестьянской среде режим этот в своей основе уже существовал задолго до октября 1917 года в системе управления кооперативными организациями”.
Таким образом, в “Апрельских тезисах” содержался цивилизационный выбор, прикрытый срочной политической задачей. Обращаясь к партии, Ленин в своем труде говорит на языке марксизма, но на деле это было углубление марксизма и явное начало его новой, русской ветви. Главная мысль была в том, что путь к социализму в России лежит не через полное развитие и исчерпание возможностей капитализма, а прямо из состояния того времени с опорой не на буржуазную демократию, а на новый тип государства - Советы. Сила их, по мнению Ленина, была в том, что они реально связаны с массами и действуют вне рамок старых норм и условностей (“как продукт самобытного народного творчества, как проявление самодеятельности народа”). А ведь в тот момент большевики не только не были влиятельной силой в Советах, но были в них представлены меньшинством. Кстати говоря, сегодня эта самобытность самым наглядным образом проявилась во время событий воссоединения Крыма с Россией. Кроме того, ещё в «Манифесте Коммунистической партии» родоначальники коммунизма видели в российском общинном землепользовании возможный зародыш нового общественного устройства, загубленного затем «мертвыми душами» псевдо советской партийной номенклатурой, если говорить совсем упрощенно.
“Апрельские тезисы” имели более существенное значение: в них ставился вопрос о выборе типа государственности.
“Апрельские тезисы” - это прозрение, смысл которого становится ясен только сегодня, но, к величайшему сожалению, ясен далеко не для всех.
Начиная с 1905 г. В.И. Ленин сознательно принижал оригинальность своих выводов, потому что в то время обвинение в “ревизии” марксизма нанесло бы большой ущерб линии большевиков. Революция 1905-1907 гг. была особым, необъяснимым в рамках классического марксизма явлением. Видный исследователь русского крестьянства английский историк Т. Шанин считает, что глубоко поняли смысл этой революции лишь В.И. Ленин и П.А. Столыпин.
В них сказано, что Россия после Февраля пошла не по пути Запада - без явного влияния политиков и лидеров. “Не парламентская республика - возвращение к ней от Советов рабочих депутатов было бы шагом назад, а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху”, - так оценивал положение В.И. Ленин.
Вернувшись в 1917 г. в Россию, он писал: “Советы рабочих, солдатских, крестьянских и пр. депутатов не поняты... еще и в том отношении, что они представляют из себя новую форму, вернее, новый тип государства”.
На уровне государства это был, конечно, Новый тип, но на уровне самоуправления это был именно традиционный тип, характерный для аграрной цивилизации - тип военной, ремесленной и крестьянской демократии доиндустриального общества. В России Советы вырастали из крестьянских представлений об идеальной власти.
“Апрельские тезисы” поразили социал-демократов. На собрании руководства большевиков В.И. Ленин был в полной изоляции. Потом выступил в Таврическом дворце перед всеми социал-демократами, членами Совета. А.А. Богданов прервал его, крикнув: “Ведь это бред, это бред Стеклов (Нахамкис). Отпор был такой, что В.И. Ленин покинул зал, даже, не использовав свое право на ответ.
Тезисы были опубликованы 7 апреля. На другой день они обсуждались на заседании Петроградского комитета большевиков и были отклонены: против 13 голосов, за - 2, воздержался 1. Но уже через 10 дней Апрельская партконференция поддержала В.И. Ленина. Большевики “с мест” лучше поняли смысл, чем верхушка партии. Сегодня трудно гадать о потенциале и перспективах промышленной индустриализации на платформе отвергнутой концепции НЭПа. Ясно только, что концепция НЭПа в болей степени историческому пути развития и использования марксизма в качестве руководства к действию, чем его использование в качестве «застывшей» догмы и воинствующего радикализма, на основе абстрактных искусственных построений, оторванных от реальной действительности в условиях переходного периода. А что не составляет труда, так это объективно прочитать, что именно оппозиция В. Ленину, далекая от нужд основной массы населения, а не большевики, сталкивали страну с мирного пути общественного развития. Кстати говоря, аналогичным образом антигорбачевская оппозиция вдумчивым и постепенным преобразованиям, в свою очередь, столкнула страну на проторенный до этого путь радикализма, а по существу – переформатирования, демонтажа исторически сложившихся устоев, и насаждения, - абсолютно не свойственных не только для России, но и исторического момента переходного периода, - экономических и общественных отношений и порядков.
Отвергнув возможность мирного перехода власти к государству нового типа, оппозиция поспособствовала дальнейшему обострению общественного кризиса, но и тут прозорливость В. Ленина позволила совершить вооруженный захват власти почти бескровным путем. Власть свалилась практически от одного холостого выстрела носового орудия крейсера «Аврора». И опять роковую роль сыграл радикализм и экстремизм недавних соратников большевиков – левых эсеров, ставших использовать методы террора времен самодержавия, но теперь уже против руководителей нового государства. Вместо принципа совместного и обоюдополезного согласования («триединства»), когда из согласованности и совместимости двух начал образуется некое «третье» состояние, устойчивость которого зависит от максимальной согласованности взаимодействующих начал. Это лучше всего наглядно представить на примере рождения ребенка ( то есть, на примере рождения человека, как образа и подобия самого БОГа – Бесконечно Обновляющейся Гармонии, - в представлении автора этих строк, о чем я уже писал ранее). Только не надо доводить жизнь людей до Гармонии безмолвия вселенского кладбища, а ярые противники коммунизма как раз, вольно или невольно, к этому и стремятся. Невольно этому способствовали и левые эсеры, стремившиеся к продолжению Первой мировой войны. В самом начале зарождения власти Советов левые эсеры всерьез воспринимали лозунги советской власти, рабочего контроля, равноправного союза рабочих и крестьян. В то же время им было свойственно увлечение радикальными методами борьбы, силовыми решениями. Насилие рассматривалось как временное средство, считалось, что диктатура отомрет сама собой, превратившись во власть большинства. Противоречия внутри правительственной коалиции большевиков и левых эсеров обостряются в марте 1918 года, с подписанием Брестского мирного договора. В знак протеста против его условий, позорных для России, левые эсеры покидают Совнарком, на IV Съезде Советов голосуют против Брестского мира. Они игнорируют аргументы большевиков, что Россия не может более воевать ввиду окончательного развала действующей армии. Мстиславский С. Д. выдвигает лозунг «Не война, так восстание!», призывая «массы» к «восстанию» против германо-австрийских оккупационных войск, обвиняет большевиков в том, что у них «государство заслоняет класс», в отходе «от чистых позиций революционного социализма на путь оппортунистического служения Молоху государства».
Выступавшие в качестве временных союзников большевиков во время Октябрьской Революции 1917 г. левые эсеры очень быстро осознали, что фактически проводимая политика нового правительства страны расходится с эсеровским политическим курсом.
Это касалось как Брестского мира, так и политики, проводимой большевиками на селе.
Анархистские организации, частично поддержавшие большевиков в начальный период их правления, не представляли из себя единого целого, не проводили какой-то систематической политики и конфликт между ними и организованными большевистским руководством России структурами была лишь вопросом времени. Отряды анархистов, т.н. Чёрная гвардия, находившиеся в Москве были разоружены ещё в апреле 1918 в ответ на устроенные ими дебоши и грабежи.
Левые эсеры постепенно проигрывали административную борьбу в новых структурах исполнительной власти, на ключевые посты в которых большевики проводили в основном членов своей партии. Эта борьба закончилась выходом левых эсеров из состава правительства в знак протеста против подписания Брестского Мира.
На V Всероссийском Съезде Советов, депутаты от левых эсеров, находившиеся в меньшинстве, выступили с антибольшевистскими призывами. Не получив поддержки, левые эсеры попытались
6 июля член этой партии Яков Блюмкин, бывший так же сотрудником ЧК убил немецкого посла Мирбаха. По мнению эсеров это должно было спровоцировать разрыв Брестского договора и возобновление войны с Германией. Мятежники арестовали председателя ВЧК Ф.Э.Дзержинского, ряд других советских и партийных руководителей. Ночью эсерами были начаты боевые действия, захвачен центральный телеграф, предпринята попытка перетянуть на свою сторону часть московского гарнизона.
Однако убийством Мирбаха дело не ограничилось и эсерами был убит главный большевитский агитатор Володарский. И если сегодня сомневаются, что убийство председателя петроградского ЧК Урицкого также было организовано эсерами, то точно извесно, что эсерка Ф. Каплан
Восстание было быстро подавлено частями латышских стрелков, мобилизованными делегатами съезда, рабочим ополчением. Однако, дремавший в душах угнетенных масс радикализм, «взорвался» ответной реакцией «красного террора» после организованного эсерами мятежа.
А теперь, собственно говоря, чем отличается, по существу, физическое уничтожение своих оппонентов от имени государства во времена «культа личности», от уничтожения оппонентов левыми эсерами? – Только масштабностью и системностью уничтожения, подобно «очистительному огню» ордена меченосцев. Сформировавшийся,- в стенах церковно – приходской школы и в застенках казематов царского самодержавия,- выходец из беднейших слоев грузинского населения, Иосиф Джугашвили, совсем не случайно олицетворял партию рабочих с орденом крестоносцев и действовал соответствующим образом. А заимствование радикальных установок левых эсеров и смешение понятий обязывает меня лишний раз подчеркнуть, что, ограничивать «несуразности» в руководстве жизнью страны во времена И. Сталина только лишь «культом» личности одного человека, - не совсем дальновидно. Здесь имеет место более широкое явление, обозначаемое в теории «левым оппортунизмом», или «левизной» в коммунизме. Именно «левизна», а не коммунизм, обанкротилась перед лицом истории. Чего не могут осознать, к сожалению, как противники, так и сторонники коммунистической идеологии. А ведь в определении «левого оппортунизма» прямо говорится, что он представляет собой весьма неустойчивую смесь ультрареволюционных теорий и авантюристических тактических установок, толкающих революционное рабочее движение на неоправданные действия, бессмысленные жертвы и поражения. Основой «левого» оппортунизма являются волюнтаристические концепции, спекулирующие на революционном энтузиазме масс. Ставка на «революционное насилие» как на панацею от всех бед, игнорирование этапов общественно-экономическое развития, «подталкивание» революций и «кавалерийские атаки» в области экономики — таковы идейные основы «левого» оппортунизма. Типичным примером «левого» оппортунизма было принято считать троцкизм. А если внимательно присмотреться, то «экспорт революции на штыках Красной Армии» , заимствованный из идей Л. Троцкого, применялся по существу, а не по мотивам вторжения, и в Финляндии в 1939 году, и Афганистане в 1979 году, не говоря уже о разновидности «экспорта в Венгрию в 1956г. и Чехословакию в 1968г. «Левый» оппортунизм, как правило, выражает психологию и настроения тех групп мелкой буржуазии, крестьянства, представителей средних слоев, которые под нажимом безудержной эксплуатации или в обстановке трудностей социалистического строительства впадают в крайнюю анархическую революционность. «Левый» оппортунизм пытается столкнуть революционное движение на авантюристический путь, своими ошибочными действиями, прикрываемыми революционной, марксистской фразой, дискредитирует коммунизм и тем играет на руку буржуазии. Термин «оппортунизм» часто используется в унизительном смысле, главным образом потому, что означает частичный или полный отказ от политических принципов, если не на словах, то на практике. Таким образом, обычно считается, что поведение оппортуниста является беспринципным: средства достижения цели сами становятся целью. В этом случае происходит утеря первоначальных отношений между целью и средствами. Именно таким образом государственная собственность на средства производства в качестве средства трансформации её в общенародную у самих авторов марксизма, превратилась в конечную цель у апологетов сталинизма. В брошюре Ф. Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке» прямо и не двусмысленно говорится: «…Государственная собственность на производительные силы не разрешает конфликта, но она содержит в себе формальное средство, возможность его разрешения.
Это разрешение может состоять лишь в том, что общественная природа современных производительных сил будет признана на деле и что, следовательно, способ производства, присвоения и обмена будет приведён в соответствие с общественным характером средств производства. А это может произойти только таким путём, что общество открыто и не прибегая ни к каким окольным путям возьмёт в своё владение производительные силы, переросшие всякий другой способ управления ими, кроме общественного.» Здесь нет и намека на то, что государственная собственность является отличительной чертой нового общественного устройства. Общественная собственность тем и отличается от государственной, что принадлежит обществу, то есть трудовым коллективам, как составным частям общества. А эти отдельные части, отвечая требования собственности всего общества, должны взаимодействовать на принципах совместного и обоюдополезного согласования, то есть разумного кооперирования и ассоциирования разрозненных частей.
«Левый оппортунизм» настолько дискредитировал идею нового общественного устройства посткапиталистического, постиндустриального времени, что любое упоминание «социализм» или «коммунизм» сразу же рождает отторжение, скептицизм или злую иронию у близоруких или зомбированных противников свободного общественного развития, когда свобода развития каждого является условием и залогом свободного развития всех. А если свобода развития каждого упирается уже в финансовую и морально-психологическую зависимость подавляющего большинства населения, то есть тружеников от работодателей, то лишь ограниченной свободой мы можем довольствоваться. Все «прелести» такой ограниченности проявились к сегодняшнему дню в таком разнообразии, что, не замечать всей уродливости дозированной свободы, могут лишь люди с зомбированным сознанием, либо абсолютные глупцы, или отпетые подлецы. В чьей же власти мы находимся, если весьма далеки от общественного устройства на основе общественного производства материальных благ с естественной мотивацией к труду всех производителей материальных благ, понуждаемых ныне к труду финансовой и морально-психологической зависимостью от работодателей?!...
В этом отношении меня крайне удивила реакция телеведущего программы «Воскресный вечер с Соловьевым» в эфире от 10 мая 2015года, когда он на реплику одного из участников заявил, что он очень далек от поддержки идей коммунистической идеологии. Значит выходит, что этот, далеко не глупый, человек, не поддерживает основную идею коммунистической идеологии о полном искоренении наемного характера труда и свободного общественного развития на основе равноправных отношений собственности на средства производства в процессе общественного производства, когда производство будет подчинено интересам совершенствования общественных связей и взаимоотношений на основе совершенствования, именно возвышенных, человеческих качеств каждой личности, а не целям накопления капитала в руках отдельных личностей, когда общественные интересы устойчивого социального благополучия должны сначала преодолеть «сито» интересов накопителей капитала, которые предпочитают покупать дорогостоящие яхты, дворцы, имения, тратить деньги на покупку и содержание футбольных, хоккейных, баскетбольных и прочих спортивных клубов; предпочитают сокращать рабочие места и траты на обеспечение безопасности труда ради все того же накопления капитала, что отнюдь не способствует обеспечению социального мира и совершенствованию человека, как социального явления, если мы действительно не идиоты, то есть индивидуумы вне связей со своим социумом. Альтернативы свободе развития не может быть по определению, ибо любое отклонение будет в той или иной степени ущемлением, ограничением свободы общественного развития. Если увековечивать частную собственность на средства производства и рождаемые ею традиционные отношения «раба – хозяина», то есть психологического и социального превосходства одних людей над другими, то значит увековечивать изначальную несправедливость и не свободу общественного развития, из чего, не только может, но и вырастала уже идеология расового превосходства и холокоста. До чего же заразителен ВИЧ дефицита человечности и «мертвечины» души, распространяемый нетленными отношениями «раба – хозяина», «начальника – подчиненного», но только не равноправных совладельцев и членов общества. Не будет у России самобытного пути развития, если она и дальше будет скатываться в мир чистогана или безграничного накопления капитала, вектор развития которых уже дважды в одном столетии ввергал человечество в бойню за превосходство и подчинение не только на низовом уровне производственных отношений, но и на межгосударственном уровне. Если дефицит человечности будет нарастать такими же темпами, какой проявляется сегодня на Украине, ещё только стремящейся в лоно господства капитала. И это происходит в то время, когда на горизонте уже вырисовываются контуры посткапиталистического, а равно – постиндустриального общества.
Во второй половине XX в. развитые страны вступают в новую стадию, названную постиндустриальным (информационным, информациональным, обществом знаний) обществом. Интересен шведский термин “K-samhälle” (К-общество), выражающий три аспекта нового общества: kunskap (знание), kompetens (компетенция) и kommunikation (коммуникация).

Примечательным симптомом нового общества и новой экономики является тот факт, что в 1955 г. в США затраты на производство информации впервые превысили затраты на материальное производство. Теория постиндустриального общества была разработана в общих чертах в 1960 – 1970 гг. Д. Беллом, Э. Тоффлером, Ж. Фурастье, Р. Хейлбронером, Д. Дракером и другими. Представитель «новой волны» постиндустриализма М. Кастельс внес ряд существенных дополнений в эту теорию.

К.К. Вильямс (C.C. Williams, проф. социальной политики, Школа менеджмента при Университете Шеффилда, Великобритания) классифицирует все теории постиндустриального общества по представленной в них модели будущего труда (3). Так он выявляет «доминирующие теории» и «контр-теории». В первую группу входят теории «формализации» труда (производство и распространение товаров и услуг приобретает все более формализованный характер, места неформальному, творческому труду не остается); «товаризации» труда (капиталистические отношения проникают все глубже во все сферы жизни общества); «глобализации» труда (регулируемые национальные экономики исчезают, бизнес функционирует в открытой всемирной экономической системе на нерегулируемом – на первый взгляд – мировом рынке). Во вторую группу, соответственно, теории «де-формализации», «де-товаризации» и «локализации». Особняком стоят так называемые «пост-теории»: «постиндустриализм», «постфордизм» и «постбюрократическая» теория.

Теория постиндустриального общества в последние два десятилетия получила широкую разработку в зарубежной науке. Создается впечатление, что наибольший интерес к этой теории обнаруживают ученые-марксисты – представители школы «автономного марксизма» (Н. Дайер-Визефорд, А. Негри, М. Хардт, С. Лернер и другие), Ш. Сэйерс, Т. О’Доннел, Э. Финберг и другие. Показательно, что в работе Н. Дайера-Визефорда «Кибер-Маркс: циклы и круговороты борьбы в высокотехнологичном капитализме» (1999) из 679 использованных источников большинство – марксистские. Характерно также, что наиболее серьезные теоретические вопросы: о сущности современной формы труда, всеобщего материального труда, об универсальном средстве производства, как будет показано, обсуждаются именно марксистами. Институтом Марксистских Исследований при Университете Брюсселя ежегодно организуется коллоквиум «Будущее человеческого труда»; в Великобритании проводится Ежегодная Лондонская Конференция по Историческому Материализму.

Однако не следует думать, что марксистская и постиндустриальная парадигма совпадают. Р. Кокс (Социалистическая партия Великобритании) указывает на их существенных различия (2). Если постиндустриалисты, к примеру Р. Хейлбронер, указывал на снижение напряженности классового конфликта между элитой традиционного индустриального капитализма и возникающими элементами иерархически неорганизованной постиндустриальной структуры, то марксисты скорее согласятся с Э. Тоффлером в том, что Третья индустриальная революция ускоряет «всеобщий кризис индустриализма» и порождает новый тип общества. В марксизме приоритет в развитии общества отдается производительным силам. Развиваясь и приходя в противоречие с производственными отношениями, сдерживающими их, производительные силы становятся причиной социальной революции как результата классовой борьбы, в которой политическая победа прогрессивного класса и установление новой системы отношений собственности и способа производства в целом больше соответствует прогрессивным производительным силам. Производительные силы выступают двигателем истории. Теория постиндустриализма, согласно Коксу, впадает в технологический детерминизм, забывая об отношениях собственности и сводя производительные силы к технологии. Для марксизма технологический прогресс – это не автономный, независимый от общества процесс. Поэтому технологический прогресс обусловлен обществом и сам является условием для общества. Следующее различие состоит в отношении к новому субъекту труда в постиндустриальном обществе. Постиндустриалисты говорят о смене фордизма тойотизмом, который подразумевает рост информационных технологий и вытеснение из производственного процесса традиционных управленческих структур. Иерархическая система принятия решений заменяется многофункциональными командами рабочих, самоорганизующихся на каждой ступени производства от дизайна до контроля качества, где каждый член команды вносит вклад в процесс непрерывного развития производства. При этом каждый имеет доступ ко всем электронным источникам информации, генерируемой внутри компании. А здесь уже просматриваются элементы общественного самоуправления, описанные ещё на заре «капитализма» К. Марксом и Ф. Энгельсом в брошюре «Развитие социализма от утопии к науке», в качестве неизбежной эволюции нижестоящей общественно-экономической формации в вышестоящую. Мы живем в эру переходного периода. В этом периоде ведущую роль в экономике играют национальные и транснациональные корпорации. Объективно, в условиях господства этих корпораций, можно лишь «пристроиться в хвосте» у этих ведущих гигантов индустрии, если принять правила функционирования и создания этих корпораций. Но, так, как «поезд уже ушел», - образно говоря, - то есть условия свободной конкуренции и свободной концентрации капитала остались в прошлом, то, сконцентрированный в упомянутых корпорациях капитал, уступать своего лидирующего положения не станет и позволит отстающим устраиваться у себя на периферии в качестве дочерних предприятий. Вот почему экономические реформы в СССР, но еще более кардинально – в России, начатые с деформирования и дробления собственных гигантов индустрии, добровольно сталкивали экономику России в резерв истощаемых ресурсов мировой экономики и на периферию экономики своих бывших конкурентов на мировой арене. По наивности, недоразумению или в силу элементарной продажности, но тогдашние инициаторы реформ, действовавшие по рецептам американских советников, почему-то считали, что природа накопления и сохранения капитала изменилась на благотворительность и американские специалисты действуют исключительно в интересах расцвета российской экономики, а не поддержания и сохранения лидирующего положения государства – капитала собственной вотчины. И вот теперь, когда с мировой арены удалось взорвать изнутри и удалить достойного конкурента и победителя фашизма ( а у меня нет сомнения в том, что СССР закончил бы войну в Берлине и без открытия второго фронта, правда, чуть позже и с большими потерями), Россия стала донором (хотя и строптивым) мировой экономики, гоня нефть и газ на Запад, подчиняясь колебаниям цен на эти энергоносители и не имея возможности существенно влиять на формирование этих цен, а также выплачивая дань по своим долговым обязательствам и финансируя (покупкой государственных облигаций) долговые обязательства растущего внешнего долга США, где Китай является самым крупным в мире держателем долговых обязательств США, и поэтому он очень сильно обеспокоен долговым кризисом этой страны. В этом и заключается главный парадокс, когда гигантский внешний долг США является главной страховкой от краха. Если обрушится этот «финансовый пузырь», то пострадают и все держатели долговых обязательств. Недавний мировой финансовый кризис это наглядно продемонстрировал. А иначе этот «монстр» современности функционировать не может. Но и безгранично наращивать внешний долг невозможно. Трезво размышляя, следует согласиться с выводом академика РАН С. Ю. Глазьева о том, что наращивание это вошло в критическую фазу. В логике традиционного мышления о способах накопления и сохранения капитала, идеальным вариантом могло бы стать превращение России в легко доступный сырьевой придаток с дешевой рабочей силой. А то, что с Россией предпочитают действовать с позиций силы, с позиций экономических санкций, то есть ограничения возможностей экономического развития (события в Крыму – только удобный повод для этого), как раз и свидетельствует в пользу дальнейшего превращения донора в сырьевой придаток. Удручающе печально, когда традиционное мышление идеологов и политиков Запада препятствует России быть донором мирового экономического развития на равноправных и взаимовыгодных условиях в интересах процветания народов контрагентских отношений.
Как пишут аналитики и публицисты из мира развитого «капитализма», исходящие из принципа неприкосновенности частной собственности, то, с точки зрения социалистов, такой вариант развития предшествует появлению многофункционального работника, которого Маркс считал опорой социалистической системы производства. Это также подтверждает наличие связи между мотивацией и более справедливым распределением функции принятия решений. Однако было бы наивным рассматривать эти прогрессивные явления вне капиталистического контекста. Их внутреннее противоречие выражается в серьезном сокращении числа занятых рабочих, значительном удлинении рабочего дня и повышении уровня стресса, вызванного необходимостью приспосабливаться к способам работы, диктуемым командой и ее давлением. Здесь даже мысли не допускается о возможности смены «капиталистического» контекста на контекст коллективизма и дружелюбной коммуникабельности в условиях равноправия коллективной собственности и полного искоренения наемного характера труда. Отсюда, дальше достижения компромисса между работодателем и наемным работником, мысль «зашоренных» толкователей марксизма не распространяется. Сфера услуг также страдает от структурной безработицы, вызванной автоматизацией. По мнению Дж. Рифкина, («Конец работы»), если на горизонте не появится новый сектор экономики, способный создавать новые вакантные места, мы столкнемся со стремительно растущей безработицей, в лучшем случае замаскированной ростом случайных заработков. Однако основное отличие марксизма от постиндустриализма касается концепта человеческой деятельности, в то время как марксизм видит в человеческих индивидах творцов истории, постиндустриализм видит историю как результат «автономного» развития идеологии. В последние десятилетия в отечественной и зарубежной науке выдвинут целый ряд интерпретаций теории постиндустриального общества, ведутся оживленные дискуссии относительно сущности и перспектив постиндустриального общества, соотношения постиндустриального общества, капитализма, социализма. Отмечу типичные основные черты постиндустриального общества:
В экономической сфере постиндустриальное общество характеризуется определенными моментами. А именно:
• высоким уровнем использования различной информации в целях развития экономики;
• господством сферы услуг;
• индивидуализацией потребления и производства;
• автоматизацией и роботизацией практически всех сфер в управлении и производстве;
• осуществлением сотрудничества с остальной живой природой;
• активным развитием экологически чистых и ресурсосберегающих технологий.
В политической сфере постиндустриальное общество характеризуется также некоторыми чертами. В частности
• сильным гражданским обществом, в котором господствуют закон и право;
• политическим плюрализмом, выраженным значительным количеством партий и движений;
• возникновением новой демократической формы, которая основывается на консенсусе и различных уступках противостоящих друг другу сил.
- Но это в том случае, если государство (закон и право) останутся неизменным государством господства владельцев крупного капитала, а не общенародным государством (замечание мое). А когда речь заходит о плюрализме мнений, то следует понимать: о плюрализме чего можно говорить. Если людьми выбирается свобода общественного развития, то альтернативы свободе не может быть по определению, как я уже упоминал. Ибо «другой» свободы не может быть. Другой может быть только условная, ограниченная, урезанная, ущемленная свобода. В таком случае, действительно, - в силу множества вариантов ограниченности свободы, - можно говорить о плюрализме мнений по поводу достижения компромисса с господствующим, властвующим классом, сословием, кланом, группировкой и любой иной ипостасью власти (но не разумного общественного самоуправления, как торжества разума, науки и знаний, что входит отличительными признаками в описание постиндустриального общества). А если, к тому же, стираются классовые различия, а значит, исчезают и причины удержания в повиновении угнетаемого класса, то, опять же, о плюрализме чего и компромиссе с чем возникает тогда необходимость договариваться?...
Таким образом, если в постиндустриальном обществе остается потребность достижения плюрализма и компромисса, то одно из двух: либо это общество далеко не совершенно и не избавлено от раздирающих общество противоречий, требующих острых дискуссий и достижения компромисса, либо это общество населено далеко не разумными, ясно мыслящими и научно образованными людьми.
В социальной сфере постиндустриальное общество характеризуется следующими чертами:
• стиранием классовых различий;
• ростом численности представителей среднего класса;
• нарастающей дифференциацией уровня знаний, их профессионализацией;
• высокой степенью социальной мобильности;
• срок жизни в информационных обществах, как правило, выше, чем в индустриальных (и существенно выше, чем в аграрных).
Рассмотрим и еще одну область. В духовной сфере постиндустриальное общество характеризуется:
• особой ролью образования и науки;
• развитием индивидуализированного типа сознания; (а с момента промышленной революции и перехода на рельсы машинного производства с технологиями и формами организации коллективного труда, требуется социализированный, социально ориентированный, а не индивидуализированный, тип сознания)
• необходимостью непрерывного самообразования.
Короче говоря, индивидуализм, самодостаточная личность, удовлетворенная компромиссом, то есть дарованной, работодателем или законом, свободой, и в совершенстве овладевшая цифровыми информационными технологиями – вот и все атрибуты новаторской «модернизации постиндустриального общества с учетом влияния «капиталистического» контекста.
Если капитализм существует и развивается, постепенно став мировой системой, уже более пятисот лет, то из них уже почти двести лет трудящиеся классы вырабатывают форму коллективной организации своей борьбы против власти капитала. А эти двести лет вобрали в себя семьдесят лет практической проверки действенности организованных совместных коллективных усилий в производственной сфере общественной жизнедеятельности. И эти организованные коллективные усилия, даже в условиях ограниченной, - директивами,- мягко говоря, - партократии, - свободы сумели создать, за столь короткий исторический период, практически равноценного конкурента пятисот летнему «капитализму». Оставалось только довести до логического завершения историческую миссию полного освобождения труда и свободного общественного развития. Оставалось только – как говаривали тогда, - придать человеческое лицо тому, что называлось социализмом, но с «лицом», которому требовалось придать человеческий облик. Вместо этого, к тем, которым требовалось повышенное человеческое отношение, создавшим своим трудом Советский Союз, повернулись задом и «посадили на плечи» дополнительных обладателей «мертвых душ», реанимируя порядки ушедшей и уходящей эпохи. Тем самым, был упущен уникальный случай без жертвенного искоренения недостатков, порожденных левым оппортунизмом. А сейчас элита и структура «фамусовского» общества, на пороге постиндустриального развития, не только не соответствуют исторической тенденции, не только препятствуют наступлению эры свободного общественного развития, но и безропотно не отдадут предоставленные привилегии устраивать свое благополучие в ущерб общественным интересам раскрытия всего потенциала раскрепощенного, свободного труда. Не к такому обществу должны были стремиться приверженцы коммунистической идеологии, если судить об этом по словам автора «Манифеста Коммунистической Партии», смысл которых однозначен: «…русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития.» Таким образом, не государственная собственность, а именно, собственность общества, собственность коллектива, рассматривалась родоначальниками теории материализма в качестве исходной точки коммунистического развития, ещё в программном документе коммунизма. Пока будет сохраняться отчужденность человека труда от средств труда и результатов своего труда; пока человек труда не будет кровно заинтересован в сохранении и преумножении коллективной собственности, как к собственного богатства, - будет сохраняться благодатная почва для коррупции, расхищения или присвоения части созданного совместным трудом, в ущерб раскрытию полного потенциала, до конца раскрепощенного, труда.
«Повернуться лицом к человеку» было не только потребностью последних лет несостоявшейся советской власти, но является актуальностью и для настоящего исторического момента перехода к постиндустриальному развитию. Не случайно ведь в концепции такого развития подчеркивается необходимость основных инвестиций в человека. Однако сохранение массовой безработицы отнюдь не согласуется с вектором инвестиций в человека. А безработица является неизбежным спутником накопления капитала ради интересов роста капитала, но не роста богатства человеческой души. А каким богатством души может обзавестись человек, роясь в мусорном баке и добывая скудные средства для выживания из отходов и отбросов бытовой техники или остатков пищи, либо выживая за счет пособия по безработице? Отсюда явствует однозначно, что необходимо увеличивать количество новых рабочих мест, а не количество и суммы пособий по безработице. Частный капитал в масштабном увеличении новых рабочих мест не заинтересован. Это по силам только государству. Но одного увеличения количества рабочих мест, без изменения наемного характера труда, будет недостаточно, если действительно стремиться к прогрессу в общественном устройстве. Кстати говоря, борьба с коррупцией, в благоприятных для коррупции условиях, является борьбой с последствиями, а не с её причинами. Причину же можно существенно обуздать, если не искоренить, только тогда, когда непосредственные производители материальных благ, которые и растаскиваются коррупционерами, станут подлинными хозяевами средств производства и результатов своего труда, то есть станут полностью свободными. Когда же на рабочих местах трудятся не свободные, задавленные нуждой люди, тогда во власти группируется особая порода «слуг народа» с «мертвыми душами» в силу продажности, дефицита чести и совести, обмана, манипулирования сознанием, кумовства, коррупции, но не служения интересам народа. Слава Богу, как говорится, что ещё не поголовно.
Только наивные люди могут верить сегодня, что природа капиталистического способа производства, складывавшаяся 500 лет, вдруг сама собой изменилась. Капитал решил вдруг раствориться в благотворительности, в создании все новых и новых рабочих мест, в создании себе достойных конкурентов, что привело бы к разрушению монополизма и подрыву самих условий существования капитала. Доведя концентрацию производства до масштабных форм национальных и транснациональных корпораций, данный способ производства демонстрирует прекрасную приспособляемость по извлечению прибыли и в условиях узости внутренних рынков потребления, выводя производственные мощности за пределы своих национальных рынков потребления, не говоря уже о простой реализации своей продукции в чужих странах.. Сегодня ТНК, словно спрут свои щупальца, простирают свои ответвления из дочерних предприятий в страны с более дешевой рабочей силой и дешевым сырьем, опутывая своим влиянием и зависимостью руководство стран с дочерними предприятиями. Этим влиянием и этой зависимостью и определяется свобода общественного развития, безусловно, более цивилизованная, чем во времена периодических кризисов перепроизводства периода становления монополистического производства и монополизированного этим производством потребительского рынка. Только благодаря технико-технологическим достижениям и условиям осуществлялось прогрессивное продвижение современной цивилизации потребления. До сих пор властно-политические условия выступают в качестве пут и оков на пути к обществу свободного труда свободных людей. К сожалению, на этот же путь активного сдерживания свободы общественного развития свернула и Россия с бывшими союзными республиками после рукотворного развала Советского Союза, в котором пассивно сохранялся наемный характер труда. А своей акцией «Бессмертный полк» люди выразили свое истинное отношение к прошлому страны. Поруганному и оскверненному оборотнями от КПСС и их ярыми противниками, как в бытность СССР, так, особенно, в период демонтажа, ими же созданной, системы неполноценной советской власти. И когда российские «либералы» предлагают воспользоваться патриотическим порывом людей и моментом наивысшего единения народа для активизации непопулярных экономических реформ, то есть разрушения единства людей и реформирования ради реформирования, то у меня уже не хватает слов для описания парадоксальности способа мышления людей, стремящихся достичь поставленных целей противоположными этим целям средствами. И почему, собственно говоря, реформы обязательно должны быть не популярными? Почему они должны противоречить интересам людей и историческим реалиям текущего времени? Почему, наконец-то, нельзя воплотить в жизнь заветные чаяния и идеалы людей, чьи портреты несли в городах России людские потоки 9 мая 2015 года во время акции «Бессмертный полк» и с лозунгов которых начиналась советская власть, а именно: « Заводы и фабрики – рабочим», а «Землю – крестьянам», то есть средства производства в собственность самим производителям материальных благ, а не их возрожденным «хозяевам», заменившим директоров из списка «номенклатурных» партийцев. Но с учетом уровня индустриального и постиндустриального развития, с присущими для этого уровня коллективными технологиями и коллективными формами труда. Тем более, что использование таких «объемистых», обобществленных орудий и средств труда в интересах отдельных лиц или групп собственников, а не всего общества, расточительно, недальновидно, да, и преступно в отношении поступательного движения истории. Почему надо, каждый раз создавать для людей условия выживания, а не условия свободного общественного развития на основе полного раскрепощения труда, а, вслед за этим, использовать государство в качестве «злой мачехи» или «тюремного надзирателя», доводя эту роль до орудия преступления, орудия массовых убийств части собственного населения, как на Украине, подражающей европейским стандартам демократии, или орудия массового уничтожения части человечества, как в фашистской Германии, которая являла собой закономерный ( а отнюдь не исключение ) результат общественного развития по законам накопления капитала, что российскими либералами ( типа С. Станкевича ) воспринимается в качестве «цивилизованного» пути развития, на который удалось вернуть Россию в результате «перестройки» «коммунизма». Сегодня этот «цивилизационный» путь развития временно остановлен мужеством людей Новороссии на линии разграничения между повстанческой армией свободолюбивых людей и армией поработителей людей труда и прочих подданных государства в лице отечественных и зарубежных крохоборов капитала и их прислужников. А ранее этот «цивилизованный» путь развития пролегал через руины японских городов Хиросимы и Нагасаки, через выжженную напалмом землю Вьетнама, через горящие нефтяные скважины Ирана, через бомбардировки Сирии, Ливана, Югославии, через коварство и обман при разрушении СССР, через вытеснение и ограничение экономического сотрудничества современной России. Почему вековое ограбление людей труда и колоний, завоевательные войны воспринимается людьми определенного толка соответствующими парам цивилизованности? Почему идея свободы, идея свободного общественного развития признается сегодня преступной, либо отвергается всеми поборниками демократии и не пропагандируется должным образом, ещё оставшимися на свете, коммунистами? Почему даже государство социального типа ограничивается дозированием свободы общественного развития?
Запечатленные в портретах предки россиян, как и мой отец, воевали и гибли вовсе не ради господства меньшинства из владельцев крупного капитала и дозируемой ими свободы, а чтобы всем людям жилось хорошо, чтобы государство чутко реагировало на нужды людей и создавало благоприятные условия производителям для удовлетворения насущных потребностей людей. Трагично, когда у руководства страны и большинства законодателей нет четкого осознания того, что, экономическое развитие, ориентированное на интересы капитала, а не на интересы прогресса общественного развития, оборачивается, как минимум, застоем общественного развития, а в худшем - скатывается в пропасть разрушительной войны или гонке вооружений. И пока этот вывод будет восприниматься в качестве пропагандистского приема, а не исторической реальности и факта, из тупика истории и нищеты духа в ближайшем будущем не выбраться.
«Бесовство радикализма» (плоть от плоти – детище деспотизма и диктатуры власти), погоня за деньгами, душевная пустота и черствость, ложь и коварство, вытесняющие Правду из общественной жизни - вот те слагаемые социального неблагополучия, что и позволяют осуществлять анти террористическую операцию против «террористов», которых нет на самом деле, или бомбить иностранное государство после демонстрации белого порошка неопределенного свойства в пробирке, организовывать финансовые пирамиды, осуществлять рейдерские захваты предприятий и так далее. Под воздействием ложных представлений о «социализме» и «капитализме» (по сути у них единая материально-техническая основа, а различие только в политической надстройке над базисом, вызревающем в недрах предшествующей формации, то есть в недрах пресловутого «капитализма») Россия утратила нить самобытного пути развития и теперь является донором мирового экономического развития, поставляя энергоносители и финансируя долговые обязательства, расплачиваясь по кредитам собственной страны и приобретая долговые обязательства доминирующей в мире финансовой системы. Новая и прогрессивная роль государства и всей надстройки наглядно демонстрируется сегодня в азиатской модели бурного экономического развития в Китае, Индии и Японии. Регрессивная роль старой политической надстройки характерно проявляется в американской либерально-демократической модели экономического развития, в силу которой государственное вмешательство ограничивается лишь антимонопольным законодательством, а стимулирование экономики осуществляется посредством милитаризации и гонки вооружений. Так и замыкается цепь омертвления, если так можно выразиться, общественной жизни и общественного сознания.