Однажды, выступая с трибуны с официальной речью, кто-то вымолвил слово «волнительный». Пуристы вознегодовали, юмористы высмеяли малограмотного оратора, путающегося в суффиксах, в язвительных пародиях. Но словечко полетело и постепенно утвердило свои позиции, в основном в среде артистической.
Казалось бы, грамматически новодел построен правильно, по образцу слов с аналогичными суффиксами — «пленительный», «восхитительный», «обворожительный». Однако по смыслу они отличаются от однокоренных слов «пленяющий», «обвораживающий», «восхищающий», в то время как «волнительный» многие стали употреблять вместо слова «волнующий», а значит — неправильно.
Прошло время, и «волнительный» удостоился места в словаре, правда, с пометой «разговорное». И тут естественно задаться вопросом, как же происходит официальное признание того или иного слова? Когда и почему словарь подтверждает его законность?
Лингвисты объясняют: язык живет по своим законам, меняется вместе со временем. Что-то устаревает, исчезает, появляется новое. Все эти процессы словарь фиксирует, констатирует: такие слова, как, например, «телевизор», «файл», «репринт», «сканирование», «клонирование» и т. д., вошли в нашу речь, потому что эти предметы и действия вошли в нашу жизнь. Разумеется, авторы словарей берут на себя определенную ответственность, включая в словари новые слова и тем самым давая им законное право на жизнь. Однако и тот, кто привык заглядывать в справочники, энциклопедии, словари, должен быть внимательным читателем. Необходимо изучить предисловие, которое поясняет, когда и почему возникла необходимость допущения в словарь новых слов. Нельзя пренебрегать чтением помет. Ведь язык все называет своими именами, и многие просторечия запечатлены как живущие в речи, но вовсе не для всеобщего употребления.
Таково мнение лингвистов. Но вот что печалит: почему из двух помещенных в словаре слов в жизни побеждает стоящее на непочетном втором месте с пометой «вульгаризм». Примеров тому множество. Сотни раз в день телевизионная реклама внушает нам, как полезен и вкусен твОрог. А ведь еще недавно он занимал в словаре свое скромное «просторечное» место. А кто вспомнит нынче законное литературное слово «творОг»? Однажды, когда я попросила продавщицу дать мне творОг, стоящая за мной дама, окинув меня презрительным взглядом, процедила: «Боже, какое бескультурье». Я не стала ее переубеждать.
Весьма неплох крем «ВорожеЯ». Но так часто рекламировали его в качестве «ВорожЕи», что теперь правильное ударение тоже кому-то покажется странным, неверным.
А что значит «обязательно»? Думаете, «непременно», «во что бы то ни стало»? Боюсь, считают так далеко не все. В речах телевизионных ораторов это слово употребляется как «конечно». «Вы любите Москву?» — спрашивает ведущий. — «Обязательно», — отвечает собеседник. Хотя никто не обязывал его любить столицу.
На наших глазах происходит переосмысление многих слов, теперь они произносятся не в том значении, в каком родились на свет. Вот появилось странное выражение «по жизни». Дескать, по жизни я такой (скромный, развязный, обязательный, без царя в голове). Теперь зададимся вопросом, а где он другой? И какой он? И что в этом контексте означает «жизнь»? Впрочем, не стоит ломать голову. Может быть, это ощущение нереальности, фантасмагоричности того, что происходит с людьми в хаосе перемен. И живет в них подсознательная тоска по жизни, простой и незамысловатой, по которой так славно было шагать. Что ж, наша речь характеризует нравственное состояние общества.
Но обратимся к горестному списку малограмотных переосмыслений слов. Как-то незатейливый автор описал в своем романе, как юная девица, будучи весьма ЧУВСТВЕННОЙ, рыдала над каждой раздавленной букашкой. Бедняга явно не читал в школе Карамзина, иначе прочертил бы разницу между ЧУВСТВИТЕЛЬНОЙ Лизой и ЧУВСТВЕННОЙ Клеопатрой — «дьявольская разница», сказал бы Пушкин. Но тем не менее слово «чувственный» в значении сентиментальный пошло бродить по третьесортной литературе. Как знать, не доберется ли и до Толкового словаря.
А что означает понятие «ИНТРИГА»? Происки? Козни? Хитросплетения? Вовсе нет. В интерпретации большинства телевизионных ведущих — это просто сюжет, последовательная цепь событий.
А слово «ШОК»? Когда публичный деятель оповещает: «Я был шокирован», — это вовсе не значит, что он испытал чувство неловкости за своих собратьев, не соблюдающих общепринятые нормы поведения. И нам не стоит волноваться, что его чувствительность уязвлена. Он просто осведомляет слушателей, что пережил сильное потрясение. Правда, в этом случае надо бы сказать: «Я испытал шок», то есть удар. Так издавна принято говорить, и так до сих пор говорят грамотные люди. Но из нашего мира постепенно уходят деликатность, предупредительность, вежливость (не будут ли они через какое-то время значиться в словарях с пометой «устаревший»?). А значит, невостребованной в ее первоначальном смысле оказывается и фраза о том, кто и чем был шокирован. Известное словосочетание употребляется в ином значении. Слово «шок» теряет свою вариативность. Словарный запас скудеет, а мы наглядно убеждаемся, что наша речь действительно отражает интеллектуальное и нравственное состояние общества.
И не словари, которые узаконивают вульгаризмы, повинны в упрощении нашей речи. Словари лишь констатируют ее состояние. Может быть — болезнь. Виновны мы в том, что смиряемся с этой словесной неряшливостью. Утешаемся: сейчас издается немало книг, отечественных и зарубежных, причем последние в прекрасных профессиональных переводах. А глянцевую макулатуру никто читать нас не заставляет. Но большинство как раз ее, макулатуру, и читает и с ее помощью формирует свой лексикон.
Как знать, ни заговорит ли в скором времени наша страна на двух языках — старом, литературном, и «новоязе»? Тогда мы совсем перестанем понимать друг друга.
Петербургское общество защиты русской культуры выступило организатором широкого обмена мнениями на тему «Культура горожан, закон и порядок».
В конференц-зале Постоянного представительства Москвы в Санкт-Петербурге собрались представители правоохранительных органов, депутаты Законодательного собрания, ученые и журналисты. Речь шла о явлениях, которые сегодня беспокоят многих горожан.
Жители нашего города всегда пользовались уважением соотечественников, и не в последнюю очередь потому, что ленинградцы умели разговаривать, общаться, вести себя так, что служили эталоном речи и поведения для всей России. Ныне жители культурной столицы во многом сдали прежние позиции. Засоряют нашу речь матерные слова и лексика зоны. В транспорте и других общественных местах горожане любого возраста пьют пиво и другие напитки, щелкают семечки. Безобразно ведут себя на дорогах и на парковках многие петербургские водители. Плохо зарекомендовали себя футбольные болельщики. Не соблюдают правил выгула собак их владельцы. А что творится на лестницах и в подъездах, вы сами знаете.
Юные горожане, да и некоторые родители, похоже, никогда не слышали, что, входя в автобус или вагон метро, нужно снимать с плеч рюкзак, что есть и пить на ходу или в транспорте — неприлично...
Слова «стыдно», «неприлично», «позор» вообще звучат крайне редко. Общественное мнение как-то смирилось с тем, что многие постыдные поступки, совершаемые на глазах у всех, остаются безнаказанными. И на такие «мелочи», как сорные слова или шоферское хамство, у нас уже просто не обращают внимания.
Мы стесняемся все меньше. Многим невдомек, что когда-то за бранное слово и за мусор, брошенный на тротуар, могли оштрафовать. Вообще-то, как выяснилось в ходе обмена мнениями, штраф и сегодня с нарушителя взять теоретически могут, однако практически это бессмысленная процедура. Копеечный штраф не оправдывает многодневной волокиты, которая требуется для его взыскания. Даже двух свидетелей, которые необходимы для составления протокола, найти невозможно. То же самое общественное мнение скорее встанет на сторону нарушителя — чего, мол, привязываетесь к человеку, лучше бы преступников ловили...
Короче говоря, в реальной жизни сегодня культурное поле практически не отделено от некультурного дикого пространства правовыми рамками. И сорняки чувствуют себя вольно — их практически не пропалывают. По-видимому, общество должно всерьез заняться этой проблемой и само постепенно вернуть себя в границы приличий.
Многие склонны оправдывать сложившуюся ситуацию объективными причинами. Люди, дескать, живут в состоянии стресса. Если бы почаще ходил общественный транспорт, пассажиры бы не врывались в его салоны такими озлобленными. Верните урны, верните общественные туалеты — на улицах и в подъездах станет чище. Пробки на дорогах нервируют водителей, они срывают зло друг на друге и на пешеходах. И если бы площадки для выгула собак были повсюду, четвероногие не захватывали бы детские песочницы... А что касается чистоты русского языка, то жизнь наша якобы такова, что определить ее только цензурными словами трудно — порой требуется вся мощь ненормативной лексики...
Перечисление грустных причин и печальных следствий можно продолжить.
Некий резон в этих рассуждениях есть. В городе, конечно, нужно создавать среду, благоприятную для культуры, а не для бескультурья. И урны, и туалеты, и общественный транспорт в разумных количествах необходимо вернуть на улицы нашего города. Городские власти обязаны это сделать.
Однако и горожане, видимо, должны взять встречные обязательства. Нужно, наконец, отдать себе отчет в том, что мы стремительно дичаем, и постараться остановить этот неприятный процесс. И здесь каждому, вероятно, придется начать с себя.
Поскольку правовые нормы, как выяснилось, мало что могут на деле нормировать, придется искать другие пути. Как справедливо заметил на заседании депутат ЗакСа Аркадий Крамарев, «культура — тонкая аура, а право — это топор. Нельзя никаким законом никого заставить быть культурными начиная с 17.00. А вот увеличить финансирование культуры можно. И создать образ положительного героя, которому бы хотелось подражать, можно».
Живую реакцию присутствующих вызвала ссылка на светлый образ Джеймса Бонда — человека, безусловно, элегантного, не матерящегося и обладающего светскими манерами. А вот телевизионные менты, по мнению участников обсуждения, на символ не тянут и национальными героями быть не могут — культуры у них маловато.
Тут можно поспорить, однако дело не в мелочах, а в тенденции. В адрес творческих союзов было высказано пожелание: нужно создать атмосферу нетерпимости к тем, кто своим творческим легкомыслием провоцирует падение нравов. Ведь кто-то же из творцов снимает эти отвратительные рекламные ролики, где косноязычные граждане обоего пола пьют пиво где и как попало, где девушка глотает что-то из бутылочного горла на дискотеке, где юная публика толкается и обливается чем ни попадя. И язык у персонажей этих роликов, а также многих фильмов и передач такой, что хочется зажать уши. Да и в книгах он уже нередко такой, что хочется зажмуриться...
А как ведут себя на концертах некоторые кумиры публики, распространяя вокруг микробы агрессивности, пошлости и хамства? Стоит ли удивляться, что поведение людей в зрительном зале теперь такое вольное — встал, вышел, пивка попил, вернулся, громко поговорил... Администрация залов, в общем, не возражает. Разве что в крайнем случае.
Безобразий в нашей жизни много — крупных и мелких. С крупными не каждому под силу бороться. А вот что касается бытовой культуры, тут каждому стоит подумать: а что я могу? Определенно можно не есть и не пить в транспорте. Детям объяснять, что это неприлично. Входя в метро, желательно снимать рюкзак со спины и сумку с плеча. Неплохо бы администрации метрополитена напоминать об этом пассажирам.
И не чувствуйте себя старомодными и одинокими, говоря слова: «будьте добры», «извините», «благодарю вас», «пожалуйста». Вы не одиноки — эти слова хотят говорить и слышать тысячи людей, потому что фразы типа «куда прешь, козел» большинству уже смертельно надоели.
Надо постепенно вернуть эту моду — на петербургский стиль поведения. В Обществе защиты русской культуры считают, что если прямо сейчас приступить к делу, то через год можно будет заметить конкретные результаты.
