От Дмитрий Смиряев Ответить на сообщение
К All
Дата 08.01.2011 17:47:40 Найти в дереве
Рубрики Россия-СССР; Версия для печати

Первый юбией Манежной

Первый юбилей Манежной

Девиз российского обывателя «Не верю!», как опыт разочарований последних 20 лет: «Не верь! Не бойся! Не проси!», когда утрачено доверие между различными социальными, национальными и возрастными группами населения. Глухонемая власть утратила язык общения с народом и обыватель вынужден был обратиться к акциям массового неповиновения. Власть же на роль переводчика приглашает ОМОН. Парламент, утратив свои репрезентативные функции, через приводные ремни исполнительной власти – правящую партию – превращен вместе с сервильными судами в послушное орудие «лидера нации».
Обыватель не верит СМИ, предпочитая слухи и «коллективный пропагандист…и организатор» (В.И. Ленин, «С чего начать») – интернет. Градус доверия политикам, измеряемый электоральным рейтингом, погряз в административном беспределе. Эпоха демократических надежд за 20 провальных лет выродилась в повальный нигилизм, порождая неустойчивость общества, легко скатывающегося в хаос, когда вместо иерархических властных структур активизируются сетевые структуры, воплощающие протест. Реабилитация властной вертикали потребует поиска языка взаимного общения.
Именно с этой целью начальник ГУВД Москвы генерал Колокольцев – единственный представитель власти – нашел в себе мужество лицом к лицу столкнуться с клокочущей толпой. Первая же публичная акция генерала привлекла к нему внимание москвичей. В аналогичной ситуации его предшественник генерал Панкратов во время бесчинства ОМОНа на площади Гагарина 1 мая 1993 года предпочел руководить побоищем с почтительного расстояния.
Несмотря на масштабность событий 11 декабря, никто из политического руководства не только не вступил в прямой контакт с протестной массой, но даже не успокоил москвичей по телевидению в реальном масштабе времени. Вместо этого имели место растерянность, страх и неготовность к экстремальным ситуациям, как и в пору летних лесных пожаров. Страх перед утратившей управляемость толпой повлек за собой привычное обращение к вооруженной силе, к полицейскому решению политических проблем. День-два спустя реакция руководства еще носила следы пережитого ужаса с примесью личной обиды и сводилась к запоздалым угрозам ужесточения полицейских мер. Прозвучало привычное: «Россия, к ноге!».
Спустя 10 дней, когда все улеглось, Путин, под охраной и телеобъективами, повторил шаг главного московского милиционера – встретился с уже опомнившимися от собственной дерзости фанатами. Эффект встречи как от парада войск после боестолкновения.
К этому времени остывший от подвигов генерал Колокольцев вновь оседлал единственную милицейскую идею и пообещал закрутить гайки. Однако, нельзя не отметить еще одну его позитивную инициативу: намерение реализовать давно назревшую потребность в специальном подразделении по борьбе с распоясавшейся этнопреступностью, как бы непролиторректно это ни звучало.
Отвязная аудитория Манежной площади в ответ на этноубийство и двурушничество милиции взметнулась хаотическим спектром лозунгов от праворадикального, националистического «Россия для русских!» до оппозиционного «Россия без Путина!», объединенных в протестном порыве. Националистические лозунги официальная пропаганда заклеймила как расистские, опуская из вида, что национализм это «понимание нации как высшей ценности» («Новый энциклопедический словарь», БРЭ, М., 2004). В расизм же он превращается лишь в сопровождении пропаганды собственной национальной исключительности, что было исключено в лозунгах Манежной площади. В них скорее отразилось желание изолироваться от своих агрессивных соседей, традиционно преследующих русских на своих национальных территориях и добравшихся теперь до Москвы. В имперских условиях такая самоизоляция, к сожалению, невозможна, как невозможна, с другой стороны, и односторонняя русская толерантность. Само наличие «лидеров нации» в отсутствии национальной идеи утверждает национализм как в России, Чечне и других национальных анклавах.
У французов в начале XIX столетия был боевой клич «Да здравствует нация!». В пору военных лет именно националистические лозунги составляют основу самоидентификации воюющих сторон. Ведущаяся со времен Ельцина северокавказская Гражданская война не могла не прийти в Москву, как бы ее не укутывали в одежды абстрактного терроризма. В сопровождении ксенофобии - своего неизменный спутника («Если дорог тебе твой дом, где ты русским выращен был…Сколько раз увидишь его, столько раз и убей», К. Симонов, 1942). Эта проблема не может быть решена полицейскими мерами, она прорвется ритуальной групповой лезгинкой со стрельбой в центре Москвы, как пощечина русской культуре.
В свою очередь оппозиционные лозунги Манежной были актом недоверия власти, взрывом негодования, вызревшего на почве социальной несправедливости и отсутствия законных путей канализации протеста, когда ни одна парламентская партия не отражает интересов народа. Реальная оппозиция приоткрыла свое лицо и власть ужаснулась, вслух квалифицируя эту генеральную репетицию как банальный погром. Эксцесс Манежной площади показал, что ресурс пассивного сопротивления исчерпан, но протест, отработав некоторые коммуникативные функции, еще не обрел осмысленной направленности, еще не вышел за рамки спасительной для режима стихийности.
День премьеры настанет, когда отдельные выступления сплетутся в единый венок, а сегодня Манежная – траурная лента к этому венку - отмечает свой первый юбилей.


Дм. Смиряев