…Забегая вперёд, вспомним, что «перестройка» — это победа теоретиков. В ее нача-ле со страниц прессы и с экранов ТВ полностью исчезли практики — директора предпри-ятий, хозяйственники и рабочие. Практически под всеми статьями на экономические темы стояли фамилии, сопровождаемые учёными титулами или в крайнем случае званием «на-родный артист». Наконец, благодаря безголовым президентам и верховным советам про-фессора дорвались до власти и сбросили страну под откос.
Но вернёмся к коммунистическим вождям в начале последнего рывка. Теоретики бо-ятся власти над Делом («Дело — результат деятельности человека, выраженный в виде товаров или услуг, за которые их получатель готов расплатиться результатами своего тру-да либо имеющимися у него другими реальными ценностями, например, почётом или осо-бой честью». Определение из гл. I. Далее в гл. I следуют пояснения. — Г.), боятся ответст-венности за него. Некоторые историки полагают, что факт поражения эсеров в политиче-ской борьбе с большевиками объясняется властебоязнью лидеров эсеров. Гавкать в соста-ве оппозиции на власть — они с удовольствием, самим стать у власти и на себя возложить ответственность за последствия своих решений им было страшно.
Величие теоретика Ленина в том, что он не побоялся ответственности и стал у вла-сти, а когда его придавил груз ответственности, то он не остался мудраком , а быстро стал смещаться в лагерь практиков. Поставив перед собой целью не красование у власти, а спа-сение случаем полученной страны, он отринул марксистские догмы в той части, где они расходились с нуждами текущего момента. Но считать, что он стал полностью практиком, наверное, нельзя. И по свидетельству Уэллса, он оставался несколько идеалистом, да и действия его свидетельствуют об этом.
Например, Сталин не смог убедить Ленина не организовывать союз республик, а ор-ганизовать их федерацию, то есть лишить правовой основы сепаратизм. Ленин идеализи-ровал ситуацию, считая, что союз народов, которые имеют право выйти из союза, будет более прочен, чем союз народов, из которого никто выйти не имеет права. Это идеализм и незнание реальной жизни. Народы никогда не выходят из союза, им это невыгодно. Их настраивают друг против друга и выводят из союза их лидеры, их мудраки и бюрократия.
А Сталин отлично знал, что за честолюбивая и корыстная сволочь может быть в их числе, ведь он десятки лет с ними непосредственно работал. Он понимал, что подобный союз — это почва власти для национальной бюрократии. Не умной, не знающей, а только мононациональной.
Но убедить Ленина Сталин не смог, а Политбюро — тем более. И через 73 года си-туация с развалом СССР полностью подтвердила правоту Сталина.
Ленин был огромным авторитетом и у теоретиков, и у практиков, а это значило, что вся борьба между ними заканчивалась на нём. Когда он настаивал на том или ином реше-нии, то после его принятия оно не оспаривалось. Управление страной и было и выглядело единым. И народ и аппарат были спокойны.
Но вот Ленин тяжело заболел, отошёл от дел, а затем умер. Стало некому ставить цели перед практиками и унять мудрачество теоретиков.
К этому времени Сталин уже достаточно давно занимался практической организаци-онной работой в партии, а значит, и в стране. Он решал различные практические вопросы, и именно за этим к нему обращалась партия. Если нужно написать блестящую статью или книгу о мировой революции, то это лучше к Троцкому, Бухарину, Зиновьеву и т. д. А если нужно решить практический вопрос — то это к Сталину.
(Не могу не сделать замечание. К одной из последних статей С. Г. в «Дуэли» (про ат-трактор, где упоминалась судьба Учредилки) Мухин сделал примечание типа: как всегда, блестящий разбор исторического положения наряду с отсутствием практического выхода — «что делать?». У него-то самого он есть — это идея АВН. Между прочим, опроверг-нуть эту идею в общем-то невозможно — о ней спорят, как о модном течении в религии: «нравится – не нравится», «лежит душа – не лежит душа» — Г.)
Возникало двусмысленное положение. Внешне в партии и стране блистали одни лю-ди, а партия начинала всё больше и больше признавать вождём другого.
Для многих это было обидно. Скажем, Сталин в гражданскую войну был только чле-ном Военного совета фронтов, а Тухачевский командовал фронтами, Троцкий — тот во-обще был командующим всеми вооружёнными силами РСФСР. Масса людей, считавших себя лидерами, не могла понять, в чём дело, не понимала, что стране уже давно нужна не болтовня, а конкретные дела, что партия и страна боятся оппозиции, боятся вызванной ею конфронтации.
Троцкий так красиво говорил, так находчиво полемизировал, остроумно шутил. А Сталин говорил простыми фразами, сам себе непрерывно задавал вопросы и сам на них отвечал. Он и писал так, грешил тавтологией, редко употреблял местоимения. Было непо-нятно, почему в итоге члены ЦК, делегаты съездов голосовали за Сталина, а не за Троцко-го.
Мудраки не понимали, что в конечном итоге Троцкий убеждал всех в своём уме, и только. А Сталин обращался к людям и убеждал их в правильности своих идей. Поэтому и говорил просто. Поэтому и вопросы сам себе задавал. Поскольку у простых людей более-менее абстрактные, непривычные им вещи всегда вызывают вопросы. Троцкий, как ему казалось, стремился говорить умно, а Сталин — понятно. В результате от речей Троцкого у большинства оставалось впечатление собственной глупости, цели его оставались непо-нятны. Следовательно, для большинства слушателей было непонятно, понимает ли их по-лезность для народа сам Троцкий. А это не могло не раздражать делегатов — партийных и государственных чиновников. Ведь им для их же собственной работы было необходимо понимать, чего хочет шеф, понимать и видеть, что это действительно полезно для страны, а не является какой-то очередной авантюрой типа мировой революции.
По этой причине практики во главе со Сталиным не могли не побеждать идейно тео-ретиков. Что касается путей строительства социализма, свобода слова в стране была пол-ная и победа идей Сталина была достигнута в честном соревновании. До конца 20-х гг. в Верховном Совете, например, ещё заседали депутаты-эсеры, анархисты имели свою типо-графию и издавали свою литературу. Оппозиция в это время была убита идейно, физиче-ская расправа над ней началась уже в 30-е гг., когда Европа, подзабыв войну, выпустила на сцену фашизм.
Победа практиков обусловлена тяжёлым положением России в это время. России нужны были люди, умеющие делать Дело. И она их призвала.
Сталин возглавил страну. Теоретикам было, конечно, обидно, большинство из них считали себя умнее Сталина. Тем не менее у них не хватило ума заткнуться. Здесь требу-ется пояснение.
Обсуждать решение, оспаривать его допускается только тогда, когда оно ещё не принято. Но когда цель поставлена и миллионы людей уже взялись за осуществление это-го решения, то продолжение его обсуждения становится преступным. Мудраки этого не понимают, они не понимают, что свободы слова просто так не бывает, слово тоже обязано служить народу, быть демократичным. И насколько это слово может быть кровавым, лучше всего рассмотреть на примере коллективизации.
КРОВАВАЯ ОППОЗИЦИЯ
Подобная постановка вопроса может вызвать удивление, поскольку именно оппози-ция, её лидеры были в 30-х гг. физически уничтожены. Казалось бы, правильнее было ска-зать «окровавленная оппозиция».
Да, конечно, можно и так. Но всё-таки окровавленной она стала уже после того, как по её вине, из-за её безответственности захлебнулся кровью народ. Это было не раз, но наиболее тяжёлым был случай с коллективизацией сельского хозяйства.
Прежде чем заняться этим вопросом, надо сказать несколько слов о значении для общества сельского хозяйства вообще и в России в частности.
Как-то неудобно писать, что людям для того, чтобы жить, нужно есть, и что продук-тами нас обеспечивает сельское хозяйство. Складывается впечатление, что об этом забы-ли. В сельском хозяйстве работают люди, и они тоже едят. Следовательно, часть того, что эти люди производят, они же и съедают. Для любой страны и любого государства очень важно, чтобы после того, как работники сельского хозяйства съедят то, что произвели, у них осталось ещё что-то для остальных граждан. Это «что-то» называется товарностью сельского хозяйства….
(Далее 2 страницы а-ля Милов-Паршев. — Г.)
…Хлеб был очень ценен, зерном скот в России кормили очень богатые люди, кре-стьянину это и в голову бы не пришло. Ведь для получения 1 кг мяса необходимо почти 10 кг зерна, в целом это энергетическая потеря калорийности почти в 20 раз. Слишком мало было производство зерна в России, чтобы перейти в те годы на такой способ произ-водства мяса.
Даже в 1913 году, самом урожайном за историю империи, зерна было произведено в границах СССР всего 98 млн. т. В 1989 году, в год прихода к власти в СССР дерьмокра-тов, производство зерна было 211 млн. т., а были годы и с производством в 240 млн.
Так вот, из 98 млн. т в 1913 году Россия продала на экспорт 9 млн. т, и нынче мудраки по этому поводу вопят, что Россия «кормила хлебом всю Европу». Хлебом Европу Россия не кормила, потому что у неё самой душевое потребление зерна было вдвое ниже, чем в Европе. Россия своим зерном кормила скот в Европе, она кормила Европу мясом, хотя свои дети умирали наполовину, не доживая до 10 лет, в том чис-ле и из-за отсутствия мяса и молока. (Выделено мной. — Г.)
Князь Багратион, полковник генштаба русской армии (надо думать, потомок героя 1812 г.), в 1911 г. писал: «С каждым годом армия русская становится всё более хворой и физически неспособной… Из трёх парней трудно выбрать одного, вполне годного для службы… Около 40 процентов новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу».
Между тем относительная цена на мясо в России тех времён нам должна казаться не очень большой. Вспомним, что в начале 80-х гг. белый хлеб был доступен и стоил 24 коп за кг. Мясо по 2 р. в магазине нужно было в многих городах Союза исхитриться купить, но на рынке его можно было купить за 3–4 р. Соотношение между ценой килограмма хлеба и килограмма мяса было примерно 1:16.
А в 1914 г. в Москве, относительно дешёвом по продовольствию городе, белый хлеб стоил 5 коп фунт, а говядина — 22 коп. Соотношение 1:4,5. То есть в 1914 г. мясо относи-тельно хлеба было почти вчетверо дешевле, чем, скажем, в 1985 г. И тем не менее тогда 40 процентов мужчин 21 года впервые пробовали его в армии!
Эти цифры и эти цены показывают состояние сельского хозяйства России, достав-шейся большевикам. Несмотря на то, что Россия кормилась практически одним хлебом (о зерне для производства молока и мяса говорить не приходилось), то есть кормилась са-мым экономичным путём, тем не менее производительность труда в этой отрасли была столь низка и товарность её столь невелика, что работало в сельском хозяйстве почти 85 процентов населения страны.
А это означало, что Россия не могла дальше развиваться, не могла строить электро-станции и заводы, не могла увеличивать свою экономическую и военную мощь, так как для всего этого требовались люди, их нужно было брать в сельском хозяйстве, но товар-ность последнего была настолько низка, что оставшиеся там работники неспособны были прокормить уходивших в промышленность. Это был тупик. К концу 20-х гг., несмотря на все НЭПы, товарность сельского хозяйства упала до 37 процентов. То, что крестьяне вы-ращивали, они практически и съедали: два человека в сельском хозяйстве едва способны были прокормить одного в городе даже одним хлебом.
Как поднять товарность сельского хозяйства, было всем понятно — через произво-дительность труда. Как поднять производительность труда, тоже было ясно — необходи-мо было механизировать сельское хозяйство. В принципе СССР был к этому готов, начи-нал строить тракторные заводы, закупать технику за рубежом.
Но здесь возникал вопрос — кому её дать? О том, чтобы трактор получил крестья-нин-единоличник, «фермер», речи не могло быть — у него не хватило бы денег его ку-пить, и он никогда бы не окупил его на своём крохотном наделе.
Очевидны были три пути.
Первый — быстро восстановить в сельском хозяйстве крупного землевладельца. Он купил бы трактора и комбайны, и те поля, что ранее обрабатывали 50 человек, у него ста-ли бы обрабатывать всего 5. А 45 высвободились бы для промышленности. Даже если бы во главе государства стояли бы не коммунисты с их представлениями о буржуазии и все-общей справедливости, а какое-то нейтральное правительство, то и перед ним, с точки зрения управления индустриализацией страны, встали бы дичайшие проблемы.
Ведь рабочие руки стали бы высвобождаться непредсказуемо, помещику плевать на судьбу тех, кто остался без земли и без работы. Любое правительство постаралось бы из-бежать ситуации с миллионами безработных и обездоленных людей. Коммунистам же эта дорога в принципе не подходила.
Второй путь был очень соблазнительным и теоретически хорошо проработанным, к примеру, экономистом Чаяновым. Это путь кооперации. Он кажется настолько хорошим, что его надо сразу сравнивать с третьим путём — коллективизацией сельского хозяйства.
Упрощённая идея кооперации. Крестьяне, продолжая владеть каждый своим наделом земли, своим тягловым и продуктивным скотом, сбрасываются деньгами или берут сооб-ща кредит и покупают технику, скажем, один трактор в расчёте на 10 человек. Этот трак-тор обрабатывает поля всех по очереди.
Упрощённая идея коллективизации. Крестьяне отказываются от своих наделов, сво-его тяглового и продуктивного скота, сдают это всё в общее пользование и становятся ра-ботниками коллективного хозяйства, получая от него доход пропорционально количеству и качеству труда.
Если говорить о количестве с/х продукции от одной деревни, а следовательно, и от всего сельского хоз-ва, то кооперация по сравнению с колхозом имеет очевиднейшие пре-имущества.
За обработкой своего личного участка земли крестьянин присмотрит гораздо тща-тельнее, чем за обработкой колхозного поля. Своих быков и лошадей он обиходит лучше, чем конюх на колхозной конюшне. Его хозяйка за своими коровами, тёлками, бычками и свиньями присмотрит лучше скотницы, доярки или свинарки на колхозных фермах. А это, без сомнения, дало бы 10-15% прироста с/х продукции по сравнению с колхозом на той же земле.
Это настолько очевидно, что просто глупо обвинять большевиков и Сталина, что они этого не видели, не учитывали личного фактора в работе. Всё видели и всё учли, в отличие от критиков коллективизации.
Последние как-то оставляют в стороне то, что кооперация не даёт повышения товар-ности и не высвобождает людей для промышленности. При кооперации с помощью трак-тора крестьянин весной обработает своей надел не за 20, а за 2 дня, покос закончит не за 10, а за один день и так далее. Работа его становится легче, но она есть, и бросить свой на-дел он не может. Он не может стать сталеваром или шахтёром, инженером или офицером. Для крестьянина кооперация — это облегчение труда, а для страны — тупик.
Да, и у Сталина были своры научных консультантов. Но Сталин, в отличие от тех, кто шёл за ним, сам понимал, что делает. И он повёл страну на коллективизацию. И дос-тиг того, чего хотел.
Перед тем, как дерьмократы уничтожили СССР, в нём жило едва 5,5% населения мира, а в с/х работало только около 15% трудоспособного населения. И это с/х, при край-не неблагоприятном климате, произвело в 1989 г. 11% мирового объёма зерна, т. е. вдвое больше, чем в среднем в мире, в расчёте на душу населения. Хлопка 15% — почти в 3 раза больше, картофеля 27% — почти в 5 раз больше, сахарной свёклы — 36%.
По производству продуктов питания на душу населения СССР прочно вошёл в ком-панию 5 самых высокоразвитых стран мира, несмотря на то, что климат в СССР для с/х производства во много раз хуже, чем в любой из этих стран. По данным за 1989 г.:
По производству зерна СССР уступал немного США, но зерно не характерно, для хлеба его давно хватало, оно стало кормом скота, основой производства мяса и молока. По производству мяса СССР тоже уступал США и Германии, но по сумме мясо + рыба — только США и Японии.
По молоку только Германия несколько опережала СССР, зато остальные страны от-ставали чуть ли не вдвое. По сахару мы уступали только Германии, все остальные страны опережали, и значительно. По производству животного масла СССР в мире не было рав-ных…
В 1989 г. уже не Россия отрывала от себя зерно, чтобы в других странах у детей было молоко и мясо, теперь уже она сама покупала зерно и мясо, чтобы у советских детей всё это было. И тратила на это всего лишь 1% доходов своего экспорта.
Структура питания советских людей изменилась. Их труд стал легче и в основном в тёплых помещениях, общественный транспорт сократил затраты энергии на перемещения по стране, тёплое жильё смягчало удары климата. Русским уже нельзя было есть столько хлеба, сколько раньше, иначе бы их разнесло от жира. Нужно было вводить в пищу боль-ше мяса или рационализировать свою еду.
С мясом коллективное с/х СССР не поспевало, но если не мудрачествовать, то видно, что именно колхозы были тем единственно правильным путём, выбранным большевиками в конце 30-х. Такого стремительного роста товарности с/х не знала ни одна страна мира.
Но мудракам этого не объяснить. Им сказал кто-то, что фермеры лучше, и они дол-донят это не переставая, часто абсолютно не понимая, что за слова они говорят.
К примеру. Как-то российское ТВ, уже дерьмократическое, показало телефильм, аги-тирующий за развал колхозов и замену их фермерами. Так следовало из текста фильма, так непрерывно талдычил диктор. А в кадрах фильма, между тем, шли эпизоды из жизни канадских фермеров.
Показывают одного. Он только что купил небольшую ферму, сидит на пригорке и тешит себя радужными надеждами.
Показывают другого фермера. Он уже разорился. Купил высокоудойных коров, и банк с него процентами уже содрал три шкуры.
Наконец показывают братьев. Им в наследство достались значительные участки зем-ли, и они, по идее наших мудраков, должны были бы разделиться и отдельно фермерство-вать. Они и попробовали так сделать, но, поняв, что к чему, отказались от личной собст-венности на землю. Организовали фирму. Землю, все орудия, машины и скот сдали ей как свой взнос и нанялись к своей собственной фирме рабочими. При этом они сумели (фирма сумела) купить самые высокопроизводительные машины и обеспечить прибыльное веде-ние хозяйства, а себе, кстати, — довольно культурную жизнь благодаря разделению труда не только между собой, но и между жёнами.
Но если владельцы земли сдают её в коллективное пользование, то по-русски это на-зывается колхоз. Канадский колхоз! Нормальный человек это сразу поймет. Мудрак — нет. Там же, в Канаде, колхозники называются фермерами — значит, и в СССР ломай колхозы и заводи фермеров!
Читатели могут спросить автора — почему, назвав раздел «Кровавая оппозиция», он вдруг стал рассуждать о сельском хозяйстве?
Потому, что коллективизация с/х в СССР — это абсолютно правильное и взвешен-ное решение, приведшее не только к резкому повышению производительности труда, но и к многократному абсолютному росту продуктов питания — в своём начале была сопро-вождена в отдельных районах страны голодом, унесшим миллионы человеческих жизней. Наши нынешние мудраки считают, что в голоде виноват Сталин, принявший решение создать колхозы. Давайте попробуем сами разобраться, кто виноват.
Но прежде выясним для себя один момент. Голод, связанный с коллективизацией, был не по всей стране, не везде, где она проводилась. В одних районах люди умирали от голода, в других колхозники отвозили с колхозных амбаров сотни пудов хлеба по домам. Районы голода — Украина, европейские районы казачьих войск и Казахстан. Чем же эти районы можно охарактеризовать?
Во-первых. Это парадоксально, но это районы самых лучших земель в СССР (первые два) и район, где оставалось кочевое скотоводство (в Казахстане голод задел в основном казахов). По идее, если бы случились какие-либо климатические неурядицы, то голода в этих районах нужно было бы ожидать в самую последнюю очередь. Но именно эти рай-оны и пострадали. Почему?
Во-вторых. Это районы чернозёма, который лошадь не способна пахать: у неё не хватит сил тащить плуг. На Украине и на Дону пахали на волах. Но волы — это хорошая говядина, а конину русские практически не едят. Тем более конину рабочих лошадей, ко-торую и казахи есть не станут. В северных же районах, где почвы легче, пахали сохой и при помощи лошади.
Третий момент. Мало пострадали от голода районы, где традиционно сильна была русская община, коллективизм. Ведь Украина — это территории сравнительно недавнего заселения русскими, с большим количеством хуторов.
Начнём задавать себе вопросы. В то время основой пищи у русских был хлеб, а у ка-захов — мясо приплода их скота, поскольку основное стадо должно быть сохранено для воспроизводства. Если начался голод, значит, у русских не стало хлеба, а у казахов скота. Что случилось? Может быть, хлеб вывезли за границу? Нет, экспорт остался таким же.
Может быть, была засуха? Нет, засухи на Украине не было, а казахи в случае засухи могли бы откочевать в более благоприятные районы.
Значит, в районах голода зерна посадили меньше, а у казахов резко сократилось ста-до? Да, именно так и было.
А почему посадили меньше? Потому что меньше вспахали.
А почему меньше вспахали? Потому, что вырезали и сожрали, объедаясь, волов — тягловый скот. А казахи вырезали и съели основное стадо.
Так при чём здесь коллективизация, при чём здесь Сталин? Ведь большевики, как умели, объясняли преимущество коллективизации, они как могли препятствовали унич-тожению рабочего скота. Почему же всё-таки вырезали?
Потому, что в стране были не одни большевики. Была и оппозиция их решениям. И оппозиция, порой научно, доказывала, что колхозы — это блеф, что они разорятся, что всё внесённое в них, будет продано с молотка и навеки потеряно. Так зачем сдавать волов в колхоз, если всё равно потеряешь? Уж лучше съесть.
Коллективизация была концом кулацких хозяйств, и естественно, что они были ос-новными проводниками идей оппозиции.
Но ведь крестьяне понимали, что, уничтожив рабочий скот, они попадут в голод? Да, безусловно. Но наверняка была наглая мыслишка о том, что в случае чего государство поможет. И государство помогло бы, если это дело уже не было в руках бюрократическо-го аппарата.
Похожее потом повторялось не раз, например, недавно во время кампании по борьбе с пьянством. Цель была — снижение пьянства. Но материальный показатель был — сни-жение продажи водки. И вместо борьбы с пьянством стали свёртывать производство спиртного, останавливать пивзаводы, безжалостно разбивать сотни миллионов бутылок. Всяк спешил отчитаться в борьбе с пьянством.
Так и тогда. С коллективизацией в Политбюро торопились, но в шею никто не гнал. Предполагалось, что это дело сугубо добровольное, основанное на показе преимуществ колхозов. Но бюрократия спешила отчитаться в блестящих показателях, да плюс оппози-ция со своей критикой уже начавшего осуществляться решения. Народ в тех местах, где общинные отношения были слабыми, был спровоцирован на безумие и смерть от голода.
Бюрократия не могла признаться в том, что она натворила в этих районах. С вновь образованных колхозов было взято зерно в обычных нормах и, вероятно, с надеждой, что крестьяне как-то выкрутятся и всё само собой образуется. Когда правительство бросилось спасать положение, то было поздно — люди уже умирали. Сталину ничего не оставалось, как выплеснуть ярость за смерть миллионов граждан на бюрократию (нарком земледелия возглавил список расстрелянных), на оппозицию, на кулаков.
Виноват в голоде Сталин? Да, виноват! Ему надо было понять, что такое его обюро-краченный аппарат. Но кто это понимает и сейчас?
Но даже идиотские в своей поспешности действия бюрократии не вызвали бы голода — она ведь не распространяла идей об уничтожении скота. Основная вина за кровь умер-шего от голода народа лежит на оппозиции, на людях, которые по своей амбиции или глу-пости, своими воистину кровавыми болтовнёй и умствованиями спровоцировали народ на смерть.
Автор полагает, что именно страшные потери в начале коллективизации, плюс на-глеющий фашизм в Европе, плюс действия оппозиции — пятой колонны — в Испании привели к тому, что на оппозицию перестали смотреть как на заблуждающихся друзей по партии, как на заблудших овечек. Оппозицию стали рассматривать как бешеных собак, способных укусить в любой момент.
………….»
Из книги Ю. И. Мухина «Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога об-ратно». М., ГАРТ, 1993. С. 158-167.
