>Она предполагает состояние нежизнеспособности, которое ведет к смерти цивилизации. В реальной истории речь идет не о гибели цивилизаций, а об их глубокой перестройке (смене формата). С этой оговоркой и будем применять слово жизнеспособность.
Дело в том, что эта оговорка – принципиальная. Заменить катастрофическую гибель цивилизации на невнятную «смену формата» – это ход принципиальный, требующий глубокого теоретического обоснования. Внедрять его, походя, бездоказательно – совершенно неприемлемо.
>Угрозы цивилизации выглядят как факторы снижения ее «жизнеспособности». В обыденное сознание вошел образ гибели цивилизации. Приводятся примеры таких исторических событий – гибель Древнего Египта или Рима, гибель цивилизаций майя и ацтеков уже на заре Нового времени. Иногда предсказывают и гибель России как цивилизации.
Это, думаю, надо понимать как художественные образы.
Возможно, что уважаемый Кара-Мурзы так действительно думает. Но почему так должны непременно думать и читатели его статьи? Принять это на веру, без аргументов и доказательств?
> В жестких, строгих понятиях эту гибель представить трудно.
Это почему же трудно?
>Ее мы воспринимаем лишь много веков спустя, оглядывая историю в длинном времени.
Ну конечно, а современники ничего такого не воспринимают. В обыденное сознание это все вошло просто так само собой.
>На деле всегда имеет место постепенное смешение культур и населения, которое современниками не воспринимается как гибель цивилизации (точнее, гибель воспринимается как метафора). Древний Рим «погибал» четыре века, а затем переформатировался в Священную Римскую империю с латынью как общим языком церкви, культуры и образования, философией Аристотеля и множеством унаследованных от Рима ценностей.
Ага, значит Древний Рим погибал четыре века. А я вот думал, что он погибал лет 20 с 455 по 476 год. Я вот как метафору скорее воспринимаю слова Сергея Георгиевича про то, что Древний Рим погибал четыре века, чем то, что будто бы современники второго и окончательного падения Рима в 455 году (в результате нашествия вандалов), которые были настолько потрясены разрушением и разграблением «вечного города», что слово «вандализм» с тех пор стало нарицательным на полторы тысячи лет вплоть до нашего времени – якобы не ощущали те события, как крушение цивилизации. Рим, как цивилизация, после трудного отражения гуннов Аттилы, сплотившего в последний раз римлян пал буквально через три года после удачного для римлян сражения с Атиллой в Галии, - под уларами вандалов в 455 году. На протяжении последующих 20 лет на глазах у римских граждан происходило глумление над императрской властью со стороны варварских королей, которые назначали императоров по своему усмотрению, а потом и вовсе их упразднили, как и все римские структуры, кроме христианской Церкви – в 476 году. Трудно подобную катастрофу, в результате которой был утерян самый язык народа – перейдя в разряд мертвых языков - назвать метафорой.
>Византия тоже «погибала» три века, а цивилизация ацтеков и до сих пор активно «участвует» в жизни Мексики – достаточно посмотреть настенную живопись Мехико или почитать литературу.
А я думал, что Визанития погибла в несколько дней опустошения и разграбления Константинополя турками, убийства императоры и множества византийских граждан . Но, конечно, все это людьми тогда не воспринималось, как крушение цивилизации - все происходило в результате трехвекового смешения народов и религий. Три века турки коснтантинопольский собор превращали в мечеть. Утверждение же, что цивилизация ацтеков участвует в жизни современной Мексики иначе как произвольной метафорой и считать не могу, сколько бы не смотрел на настенную живопись Мехико. Чтение литературы, думаю, тоже вряд ли мне поможет. Мехико – тот ацтекский Мехико, нынешний, был взят и разрушен Кортесом – улица за улицей во время его второго визита туда с новой армией – за несколько дней – с гибелью сотен тысяч человек. Но конечно, все это ацтеками не воспринималось как катастрофа их цивилизщации. Они медленно и мирно смешивались себе с добрыми испанцами несколько веков.
>Россия должна «переварить» все цивилизационные яды, которые победитель будет впрыскивать в организм поверженной России, восполнить колоссальные изъятия ресурсов, которые приходится выплачивать как дань, вытерпеть все издевательства наместников и надсмотрщиков, которые будут растлевать и перевербовывать молодежь.
А теперь, собственно, становится понятной вся идея статьи – приучить население к мысли, что де нас победили, и что теперь мы должны не бороться, а переваривать яд и прочие мерзости терпеть – дань какую то выплачивать( нам назначили дань?) , пока рак на горе свистнет. Точнее пока мы не переформатируемся в некий новый народ, который, судя по всему, и русского языка знать не будет. Но фоне этого заявления странными, если не сказать больше, выглядят сетования, что народ де отучили от понятия борьбы. А кто собственно отучает? Вот эта статья и отучает. «России уже в течение двадцати лет ведется интенсивная кампания осмеяния самого понятия борьбы». Но мы видим, что у Сергея Георгиевича сегодня это получается уже не как осмеяние, а как наукообразная профанация. И если осмеяние неплохо подходит для дебилизованного населения, то наукообразная профанация вполне подойдет для интеллигенствующей публики потоньше.
>Ни государство, ни организованные силы общества не выполняют своих функций в этой сфере безопасности.
И еще философы подкидывают дровишки в этот огонь разрушения безопасности. Хотя они-то и должны выполнять по идее важнейшую духовную работу в области как раз обеспечения безопасности цивилизации.
>В условиях нынешней России обучение молодежи и ее цивилизационная индоктринация («передача цивилизационных кодов») идут в «мутагенной» среде – передаваемые молодежи сигналы целенаправленно искажаются и фальсифицируются. Цивилизационная холодная война продолжается, глупо это игнорировать. От общественных и государственных институтов зависит, чему обучают ребенка, защищены ли передаваемые ему коды от «программных вирусов», могут ли цивилизационные противники подключиться к информационным каналам и заполнить их своими сообщениями.
Глупо игнорировать то, что это делается своими же согражданами, а никакими не завоевателями. Почему бы не написать прямо – что их, этих сограждан, надо рассматривать, как врагов народа и применять по отношению к ним все необходимые меры? Кстати неплохо бы обратить внимание, что мы всего лишь пытаемся повторить то, что наш цивилизационный противник, проделывает и у себя, причем продвинулся в этом куда больше нашего. И если цивилизация разрушается – то зачем закрывать глаза на то, что сегодня этот процесс носит глобальный характер?
>В этом срезе прогноз тревожен. Угроза вырождения культуры России (а значит, и распада цивилизационной матрицы) воспринимается большой частью граждан как вполне реальная. Никаких попыток сплотиться для ее предотвращения не наблюдается.
Дело в том, что вряд ли можно считать, что большая часть граждан думают в таких категориях.
>Скорее, люди думают о способах личного спасения и выживания небольших общностей (семейств, родов, кланов). Многие в нынешней России смирились, поскольку питают иллюзию, что они лично (и их дети) попадут в число избранных и войдут в «мировую цивилизацию» (в «постчеловечество»).
Действительно – скорее думают именно так. И именно поэтому не принимается никаких попыток предотвратить угрозу, которая не осознается.
>Силой, которая скрепляет Запад через хозяйство, является обмен, контракт купли-продажи, свободный от этических ценностей и выражаемый количественной мерой цены. Общей, всеобъемлющей метафорой общественной жизни становится рынок.
Скреплять через хозяйство – это второстепенная категория. Экономические отношения не сплачивают людей по настоящему.
>Сейчас промышленность только-только выходит на уровень 1990 г. (это до кризиса конца 2008 г.), а сельское хозяйство в обозримом будущем вряд ли этот уровень достигнет.
Откуда собственно следует, что промышленность де выходит на уровень 1990 года? И это при вдвое уменьшившимся числе промышленных рабочих, как про это неоднократно писал и сам Кара-Мурза. Просто фантастика! Что, уже восстановлены тысячи разрушенных в 90-ые годы промышленных предприятий?
>История ХХ века заставляет отказаться от концепции Данилевского-Шпенглера. И русская революция, и перестройка конца ХХ века с последующей реформой показали, что в действительности цивилизация является ареной конкуренции (или борьбы, даже вплоть до гражданской войны) нескольких культурно-исторических типов, предлагающих разные цивилизационные проекты. Один из этих типов (в коалиции с союзниками) становится доминирующим в конкретный период и «представляет» цивилизацию .
История XX века просто показывает, что культурно-исторический тип, соответствующий русской цивилизации вынужден был утверждаться в борьбе с разрушителями этой цивилизации. Цивилизацию представляет один и тот же культурно-исторический тип.
>Это было новое поколение российских западников, но вовсе не клон западных либералов (о «самобытности» российских либералов начала ХХ века писал М. Вебер).
Давайте все же будем опираться не на Вебера и прочих больших знатоков России, а на Достоевского, Константина Леонтьева, того же Данилевского, русских православных святителей – Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника и многих других. Образ русского либерала прекрасно передан Достоевским в его герое Смердякове. Собственно, какую именно самобытную культуру продолжили или создали обожаемые господа российские либералы? Ответ – никакую.
>культурно-исторические типы, которые их защищали, были всем известны и чётко различимы, все они были порождением России.
Культурно-исторический тип всегда уникален и неповторим. Он и создает самобытную культуру. Россией же, как и любой другой страной всегда могут порождаться человеческие ( социальные) типы, в которых ничего уникального и неповторимого нет. Цивилизацию они, эти типы, в принципе ни развивать, ни даже поддерживать не могут. Вот разрушать – это пожалуйста.
>Кто противостоит реформам при внешней апатии и полном конформизме населения? Тут требуется деидеологизированный, «инженерный» анализ .
О полном конформизме населения речь вести нельзя. В застенках диктатуры сегодня находятся уже сотни русских граждан-патриотов, как раз представляющих собой нормальный русский культурно-исторический тип. Буквально в эти дни выносится на суде очередной приговор русскому патриоту Константину Душенову по 282 «русской» статье.
>Среди этих набирающих силу общностей вперед вырвался культурно-исторический тип, проявивший наибольшую способность к адаптации. Его можно назвать, с рядом оговорок, мещанством.
Во-как! Мещанство уже стало культурно-историческим типом России! Уникальности у него хоть отбавляй.
>Видные западные советологи уже в 50-е годы разглядели в мировоззрении мещанства свой главный плацдарм в холодной войне.
Трудно было не разглядеть – у него такое же мещанство. И тоже оно никакой не культурно-исторический западный тип.
>Мещанин – это антипод творчества, прогресса и высокой культуры. Ему противно любое активное действие, движимое идеалами. Герцен отмечал, что мещанство не столько максимизирует выгоду, сколько стремится «понизить личности». Это – духовный вектор.
Совершенно верно. И где тут Кара-Мурза узрел черты культурно-исторического типа – для меня большая загадка.
>Антисоветский проект сделал ставку на активизацию мещанства как самого массового культурно-исторического типа, который был оттеснен на обочину в советский период.
Вот если «культурно-исторический тип » заменить на «социальный тип» тогда возражений бы не было.
Культурно-исторический тип творит культуру и историю, а мещанство их не творит.
>Война сильно выбила творческую, активную часть общества.
Скорее наоборот возродила. В том числе и многие бывшие мещане стали нормальными сознательными гражданами.
>В общем, советский культурно-исторический тип сник в 70-80-е годы, а потом был загнан в катакомбы. Господствующие позиции заняло мещанство, в том числе криминализованное . Эта смена культурно-исторического типа и предопределила резкую утрату жизнеспособности России как цивилизации.
Это не смена культурно-исторического типа, а его подавление и унижение. Но и Россию держат и сегодня никакие не мещане, а прежний культурно-исторический тип.
>Та культурная общность, которая стала господствовать в России, не обладает творческим потенциалом и системой ценностей, которые необходимы, чтобы «держать» страну, а тем более сплотить общество для модернизации и развития.
Поэтому совершенно непонятно, за что ее Сергей Георгиевич удостоил названия культурно-исторического типа.
>В ближайшие 10-15 лет Россия окажется перед лицом угроз, которые лишь зародились в ходе реформ и в зрелой форме реализуются уже тогда, когда сойдет с арены поколение советских людей с их знанием, навыками и ценностями. Эти угрозы должны будут преодолевать люди нового, существенно иного культурно-исторического типа, и предвидение этой ситуации становится важной задачей.
Никакого нового, «существенно иного» культурно-исторического типа в России быть не может. Речь может только вестись о завоевании прежним культурно-историческим типом духовной и политической власти в стране. Либо гибель цивилизации. И совсем не такая, какую ее тут пытался нарисовать Кара-Мурза. Причем катастрофа будет вовсе не локальная, а глобальная.
>Советский тип был загнан в катакомбы, но не исчез. Он – молчаливое большинство, хотя и пережившее культурную травму. Сейчас неважно, какое духовное убежище соорудил себе каждый из людей этого типа – стал ли он монархистом, ушел ли в религию или уповает на нового Сталина. В нынешнем рассыпанном обществе именно эти люди являются единственной общностью, которая обладает способностью к организации, большим трудовым и творческим усилиям. Именно они могут быть собраны на обновленной матрице, ибо сохранилось культурное ядро этой общности, несущее ценности и смыслы российской цивилизации, ценности труда, творчества и солидарности.
Тогда непонятны заявления про людей «нового, существенно иного культурно-исторического типа», которые будут преодолевать угрозы.
>Россия, представляет собой слишком большую и сложную систему, на ее слом у реформаторов не хватит ни экономических, ни культурных ресурсов. Хотя, очевидно, изуродуют сильно.
Задача в том, чтобы свести к минимуму травмы и мутации несущих цивилизационных конструкций России или, в облегченном варианте, не допустить, чтобы травмы и уродства не превзошли некоторый критический порог. Мы от него уже недалеко..
Задача в том, чтобы в реальной борьбе уничтожить врагов России, которые и создают нам непрерывно эти самые травмы и удобства. Для этого надо объединить тех, кто готов до конца бороться за восстановление прежних идеалов и ценностей.
