От Георгий Ответить на сообщение
К All Ответить по почте
Дата 09.11.2001 09:52:19 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Байки; Версия для печати

Л. Жуховицкий. Если б мне предложили выбирать... (*+)

http://www.spbvedomosti.ru/2001/11/09/russ.shtml

Если бы мне предложили выбирать...

Мудрецы не виноваты?

У меня на полке стоят пять или шесть сборников афоризмов: «Чаша мудрости», «В мире мудрых мыслей», «Крылатые слова» и так далее. Покупал со студенческих лет, транжирил крохотную стипендию в наивной надежде, что человек, владеющий столь солидными книгами, становится как бы собственником и мудрости, в них заключенной. Но так вышло, что ни одну из них не прочел до конца.
Теперь наконец пришла реальная, практическая нужда войти со свечой в хранилище разума.
Вошел. Бог ты мой, какое разочарование! Самый толстый, самый красивый фолиант на четверть неубедителен, на четверть банален, еще на четверть косноязычен. А ведь книга не какая-нибудь — мудрость всех времен и народов!
Когда-то литературоведы подсчитали все сюжеты мировой литературы. Их оказалось всего-навсего тридцать шесть. Все оригинальные мысли, когда-либо высказанные людьми, насколько я знаю, не подсчитывал никто. Но неужели их так мало — на одну книгу не хватило?
Впрочем, не исключено, что мудрецы не виноваты. Конечно, все, вошедшее в книгу, написано ими. Но отбирали-то не они. И, скорей всего, текст на лощеной бумаге отразил банальность и косноязычие ее составителя.
Однако у книги есть еще и четвертая четверть. Попробуйте не задохнуться от восторга, прочитав короткую, в полстроки, фразу нашего соотечественника: «Слова принадлежат веку, а мысли — векам». Это написал Николай Михайлович Карамзин, наш великий историк, великий прозаик и очень умный человек, которого школьный учебник заклеймил и заслонил от массового читателя дурацкой кличкой «сентименталист»...

Если нет веры

Религиозному человеку в чем-то трудней, но в чем-то гораздо легче. Как вольно ни толкуй десять великих заповедей, они все же направят твою жизнь и охранят от большой беды, как — пусть простят мне принижающее сравнение — правила дорожного движения, если им пунктуально следовать, в подавляющем большинстве случаев уберегут от аварии. У верующего больше шансов не преступить тревожную черту — его Бог накажет!
Ну а атеисту как быть? Как жить, каким правилам следовать, если никто сверху не глядит, поступки не взвешивает, заслуги от провинностей не отделяет? Как выбрать из ста возможностей одну? Лгать или не лгать? Красть или не красть? Бог не накажет — но ведь и не укажет.
Наверное, всякому нормальному человеку рано или поздно приходится задумываться о своих отношениях с непознаваемым. Пришлось в свое время и мне.
Размышления были примерно такие. Существует Бог или нет, я, скорей всего, на этом свете не узнаю. Верить на слово? Но — кому? Ведь столько церквей, а в каждой церкви столько течений, и все твердят разное и никак не могут друг с другом примириться. Да и как верить, если нет веры?
Верить из страха перед возможным наказанием? Унизительно и некрасиво, словно ты криминогенный тип, а в небесах над тобой представитель закона. Притвориться, делать вид, верить «на всякий случай»? И вовсе стыдно, будто в сделку норовишь вступить с Всевышним: я сегодня поверю, а он завтра вознаградит.
Нет, не годится.
Но ведь, с другой стороны, не будь ни Бога, ни Моисея, ни Христа, разве не пришло бы человечество методом проб и ошибок к выводу, что лучше не убивать, не красть, не лгать?
В конце концов, я решил: независимо от того, есть Бог или нет, жить надо так, словно он существует. И пусть даже нет того света, наградой станет этот свет, сама жизнь, разумная, полная добра и любви.

Третий кризис

Все хорошо, даже здорово — а жить не хочется.
Вот ведь жестокая странность!
Ну разве когда-нибудь было, чтобы вот так все в порядке? Пожалуй, никогда. Сейчас впервые. Все в порядке, все без исключения.
Дочки здоровы, внуки в порядке, жена любимая и любящая, друзья рядом, только руку протяни. Квартира есть, машина на ходу, даже крыло помятое выправил. Пишется неплохо, а печатают так, будто я зять министра, бандита или олигарха. За границу езжу по нескольку раз в год, раньше не пускали, а теперь пожалуйста. Даже в теннис выигрываю, если с партнером повезет.
Ну, о чем еще российскому человеку мечтать?
А жить не хочется.
Смертный покой не привлекает, вовсе нет. Знать не дано, но подозреваю, что по ту сторону ничего хорошего, а, возможно, и вообще ничего. В любом случае жалко расставаться и с этим телом, и с этим миром.
Но — утром не радостно просыпаться, а проснувшись, не радостно вставать. Что ни день, то серый.
Чтобы избавиться от плохого настроения, надо его поднять. Что ж, попытаюсь.
Несколько раз у меня и раньше было нечто подобное. Тогда, пройдя эти тоскливые полосы, я попробовал определить их суть. Вышло примерно так.
Лет в пятнадцать-шестнадцать человек входит в жизнь. Это у нас такая красивая формулировка. А на самом деле его берут за шкирку и — мордой о действительность!
Кровь, ужас, боль, очки, если есть, в осколки...
Он-то думал, встретят на пороге с букетом цветов. Размечтался! Да кому он нужен, ничтожество? Явился — и еще чего-то требует, будто реальность обещала походить на то, что он по дурости вообразил. Никому она ничего не обещала и никому ничем не обязана. Сумеешь выжить — живи. Не сумеешь — твои заботы.
Между тем жизнь вовсе не плоха, и новичку-подростку она не враг. Просто ей некогда им заниматься. Прежде родители тревожились — им природа велела, учителя, как умели, хлопотали — им за это зарплата шла. Ну а выскочили из школы — теперь о тебе если кто и позаботится, так это милиция, и то, если уж очень ей досадишь.
Нет, не плоха жизнь в шестнадцать, наоборот, хороша, даже замечательна — вот только не похожа на детские представления о ней. А главная беда та, что между детством и садом радостей земных лежит сильно пересеченная местность, такая, как у нас в новых районах между автобусной остановкой и подъездом, ничья земля, где фонари не горят, канавы не зарыты, грязи по колено, а если где и обнаружится асфальт, то почему-то торчит вертикально. Хочется эту мрачную зону быстрей пробежать, но торопиться опасно, еще шею свернешь в какой-нибудь рытвине овражных размеров.
Большая удача, если кто-нибудь хороший возьмет за руку и переведет через эту, полную ловушек, полосу времени.
Зато потом, когда одолел преграду, начинается не жизнь, а восторг: все интересно, все доступно, люди благоволят, лица противоположного пола только что на шею не кидаются. И дорога вверх не так уж крута, и сил полно, и самая пора не мечтать, а ставить перед собой большие, но вполне решаемые задачи. А что? Все достижимо...
Так — лет до тридцати с небольшим.
Потом начинаемся новая угрюмая полоса.
В принципе все нормально, не хуже прежнего. Но...
Все доступно, все можно сделать, вот только — зачем?
По службе чуточку подняться? Однако к тридцати карьеру либо сделал, либо понял, что не сделаешь. Так стоит ли возиться ради лишней ступеньки?
Летом на курорт съездить? Хорошее дело. В Сочи был, в Ялте был, в Варне был, Анталию, и ту освоил. В Испанию, что ли, намылиться? Но — какая разница? Та же толпа, то же море, та же давка на пляже и в кафе...
Новый роман закрутить? Оно, конечно, приятно, но чтобы стараться, жилы рвать?
Ну, будет их у тебя не сто семь, а сто восемь. Много прекрасного в жизни, очень много. А нового? Нового, наверное, уже не будет. Все, что предлагает скатерть-самобранка, попробовал. Можно, конечно, еще посидеть за этим столом, а можно и за шапку...
Это второй отрезок пути, когда жизнь теряет привлекательность.
Если его одолеешь, начинается новый благословенный период. Уже не май, не июль, не август даже — приблизительно середина сентября. Да, нового в жизни, может, и не будет — зато прекрасного хоть отбавляй. Ведь и сотое яблоко все равно радует рот сладостью и кислинкой. И — спасибо каждому дню за любой его подарок. Если даже одна неделя в году выпадет мягкая и улыбчивая, значит, не зря прожит год.
Вот так примерно я определил два моих жизненных кризиса...
Как-то после поделился своими соображениями со знакомым психологом. А он сказал мне, что как раз на эти возрастные полосы падает максимальный процент самоубийств. Именно в это время людям, у которых все в порядке, жить не хочется. И некоторые это нехотение, увы, превращают в поступок...
Люди, милые, не торопитесь, никогда не торопитесь! У жизни много запасных выходов, на какой-нибудь да наткнешься, даже если шаришь вслепую. Только у смерти выхода нет...
Это я и себя утешаю.
Может, третий кризис? Его закономерности мне неизвестны и неизвестно, что потом.
Кто бы хороший взял за руку и перевел через безрадостное пространство...

Почему мы материмся?

Странная тема для размышлений — но что поделаешь, не идет из головы. Мат.
Старинная и живучая наша площадная брань.
Ругань ругани рознь. За иным грубым словом стоит вполне конкретное, обогащающее речь содержание. Ну, допустим, «негодяй». Что это такое? В самом слове просвечивает ясный смысл: человек, который не годится. Для чего? Да ни для чего. Не работник, не друг, не защитник, не советчик. Сплошное «не». Не годящийся. Негодящий. Негодяй.
Но мат — дело иное. Он не конкретен, он просто грязен и обиден и никакой реальной информации не несет. Так зачем же материться? Взрослые сквернословят почем зря, да и подрастающее поколение вполне успешно догоняет, а то и перегоняет старших...
Но вот что я думаю: случайно ли народ из века в век, из поколения в поколение передает, хранит и умножает непечатные слова? Непечатные — значит, этот лексический слой печатным станком не поддерживается, переходит, как фольклор, от человека к человеку, из уст в уста. Слова без конкретного смысла, вроде бы и ненужные — почему же они нужны? А ведь нужны — иначе бы давно забылись, затерялись в крови и прахе ушедших эпох.
Какой же смысл в нашей жизнестойкой, богатой, изощренной нецензурщине?
Наверное, дело вот в чем.
Жизнь наша сложна, тяжела, а во многом и нечиста. В недрах личности накапливаются не только духовные богатства, но и духовные отбросы: страх, униженность, подавленный протест, бессильная злость, зависть, тщеславие, торжествующая подлость, оплеванное чувство справедливости. И всю эмоциональную грязь человек стремится выбросить из души — грязными же словами. Вроде рвоты после отравления.
Но не жить же нам в заблеванном мире!
Тем более что мат, как водка: чем больше пьешь, тем больше привыкаешь. Вот и по себе замечаю — все чаще стало не хватать парламентских выражений. Порог допустимого снизился катастрофически: в дамском обществе свободно произносится такое, что лет двадцать назад и в мужской-то компании не звучало. Впрочем, наши эмансипированные подруги и здесь стали опережать нашего брата, что особенно тоскливо. Ведь у мужчин в брани, как и в драке, все же есть какая-то, хоть и уродливая, эстетика — выработалась за века. Женщин же, не имеющих опыта и иммунитета, поганое слово поражает и уродует жестоко, как когда-то таитян сифилис. И не знает отчаянная первокурсница, с форсом излагающая пахучий анекдот, что из нежного ее рта так и несет общественным туалетом. И что совсем не просто ее потом поцеловать...
Боремся за чистые реки, за чистый воздух. Неужели когда-нибудь задохнемся в грязных словах?

Руководящая должность

Бывалый журналист-международник рассказал забавную историю.
В одной дружественной азиатской стране нашему консульству понадобился истопник. Вывесили соответствующее объявление. Зарплата предлагалась весьма привлекательная: раза в два больше, чем получает рабочий на фабрике. Чего еще надо?
Прошла неделя — ни одного желающего.
Проконсультировались у многоопытного местного жителя. Тот сказал: зарплату можно урезать хоть втрое, но вместо слова «истопник» напишите «начальник котельной».
Так и сделали.
Место «начальника» было занято на следующий день, причем выбирать пришлось чуть ли не из десятка претендентов на власть...

В саду радостей земных

Если бы из всех земных радостей мне предложили выбрать три, я бы, наверное, выбрал путешествия, литературу и женщин. Если бы две — литературу и женщин. Если бы одну — нет, не литературу...

Леонид Жуховицкий