От А. Решняк Ответить на сообщение
К А. Решняк Ответить по почте
Дата 28.08.2009 12:20:44 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Тексты; Версия для печати

Когда страна подсажена на 3-4 кратный колониальный курс ресурсообмена

Хотелось бы немножко заметить профессору, что помимо организационно-структурных вопросов в научном коллективе всё упирается в банальный вопрос - КТО И СКОЛЬКО ЗАПЛАТИТ ЗА НАУЧНУЮ РАЗРАБОТКУ, есть и ответ - заплатит государство в ДОПУСТИМОМ ДЛЯ СЕБЯ (ГОСУДАРСТВА) РАЗМЕРЕ.

А теперь смотрим ширше и масштабней, СКОЛЬКО МОЖЕТ ЗАПЛАТИТЬ УЧЁННЫМ СТРАНА-КОЛОНИЯ, которую грабят в 3-4 раза вместо равноценного паритетного валютного курса???

Для особо одарённых яйцеголовых людей (я сам такой) поясню что за импортный микроскоп приходится платить не справедливую цену по паритетному курсу а в 3-4 раза больше (воровство при экспорте-импорте (обмене)). И так по всему спектру и составу импорта, т.е. фактически экспорт превышает импорт в 3-4 раза - задачка для 4 класса и для чёрта Байдена, через сколько лет "высохнет" страна при выкачивании ресурсов в 3-4 раза больше чем страна умудряется получить взамен, американская сволочьс интеллектом школьника 4-классника рассчитала срок в 10-15 лет.
Так что посмотрим на что отвлекаются наши академики - структура им "неоптимальна".

("Песня им нудновата, а буряк есть вам тут не нудновато?" Верка Сердючка.)


Открытие или карьера // Причины технологического отставания России
28.08.2009 sovross.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=55985

Технологическое отставание России наряду с вымиранием населения и старением ядерного потенциала, по заявлению вице-президента США, приведет к распаду РФ уже через 15 лет. Наш МИД утверждает, что это мнение зама, а сам президент США так не думает, но перечисленное Байденом действительно критично для самого существования государства. Причин создавшегося положения много и социально-политические играют главную роль, но и научная составляющая отставания тоже велика.

Слабость отечественных инноваций принято объяснять недостаточным финансированием науки, приведшем к сокращению или даже ликвидации инфраструктуры НИИ, отсутствию в лабораториях новейших приборов, а в библиотеках – важнейших научных журналов. Это верно, «эффективные собственники» не финансируют научные программы, а правительство выделяет денег в разы меньше, чем в развитых странах. Общественность справедливо требует увеличения финансирования, ссылаясь на мировые стандарты, но простое вливание денег в науку мало что изменит, проблема носит системный характер.

Путин во время своего правления не обращал внимания на состояние науки, в СМИ не освещали ее достижения, по ТВ говорили только о деньгах – выиграй, угадай, найди под крышкой, но никогда о напряженном труде исследователей, окупающемся не деньгами, а только удовлетворением (или чистым наслаждением, как говорил Менделеев) от познания неизвестного, и это дало свои плоды. Так, в нашей лаборатории выполняли дипломные работы четыре студента из престижного московского вуза. Больше года мы обучали их электротехнике, работе на станках, рентгеновском аппарате, спектрографе, твердомере, прессах, т.к. физический практикум в вузе был очень скудным из-за слабого финансирования. Когда затем они приступили к поставленным задачам, то, как это случается по закону «произведение опытности на удачливость есть константа», они наткнулись на интересные физические эффекты, опубликованные затем в Известиях Академии наук, но студенты даже не пришли за оттисками статей, они их не интересовали. Я договорился в двух лабораториях, что их примут на работу с окладами в 20 тысяч рублей (что вдвое превышает мою зарплату), но они отказались, и один ушел в ГАИ, другой в Банк, третий в Министерство, четвертый – в мужья. Ну и зачем они учились, зачем мы тратили на них время?

Вместе с тем качество научных исследований и высшего образования в стране напрямую зависит от уровня фундаментальной науки, которая создает новые знания, методы, материалы, технологии, и через теоретическую и экспериментальную базу естествознания влияет на все научно-технические разработки в промышленности. Конечно, многое зависит от политики государства, от масштабов и приоритетов финансирования, от отношения промышленности (одно слово «внедрение» чего стоит) и общества к научным исследованиям. В этом плане в Советском Союзе дела обстояли хорошо – денег на науку не жалели, отношение к научным работникам было замечательное – о них снимали фильмы, их награждали орденами, брали у них интервью и т.д. Однако структура научных организаций не была оптимальной и советские ученые не смогли полностью реализовать предоставленный им потенциал.

Возьмем в качестве примера химию. В 1946–1990 гг. в СССР работало 30% всех химиков мира. Каков был их вклад в мировую науку? Если в качестве критерия взять нобелевские премии, то в СССР за этот период был только один прецедент – Н.Н.Семенов, а в Англии 12 (!). Если учесть, что население Англии в 6 раз меньше, чем Советского Союза, то эффективность английских исследователей была в 70 (!) раз больше советских. Можно, конечно, ссылаться на идеологические пристрастия Нобелевского комитета, но после воцарения капитализма в России за прошедшие 18 лет наши химики не получили ни одной премии, а англичане – еще 3. Если не обращать внимания на премии и ограничиться только крупнейшими открытиями в это время, такими, как синтезы искусственного алмаза, металлоценов, высокотемпературных сверхпроводников, соединений инертных газов, фуллеренов, графена, изучение электронной структуры тел за 10–13 с, превратившее квантовую механику в экспериментальную науку, – все это впервые сделано там. Почему, мы что – глупее их, наша квалификация хуже? Конечно, нет; более того, среди авторов перечисленных открытий есть и бывшие советские ученые, работающие теперь там. Причина состоит в организации дел у нас и за рубежом.

Рассмотрим типичную успешную карьеру советского исследователя. По мере продвижения в должности вместе с увеличением зарплаты растет число подчиненных: для перехода из младшего в старшие научные сотрудники нужна группа в 2–3 человека, должность завлаба требует уже 3–4 группы, чтобы стать завотделом нужны 3–4 лаборатории, а в институте – не менее 3–4 отделов. В итоге растут административные нагрузки и убывает время для научных исследований, а на вершине пирамиды – в должности директора института – времени для освоения нового уже не остается. Его подчиненные, если они хотят получить поддержку, естественно, работают в том же или близком направлении, и НИИ превращается в единообразную – по тематике – организацию с персоналом до тысяч человек, с главными инженером, бухгалтером, плановиком, замами, помами, референтами, и попасть к директору можно уже только по записи.

Если учесть, что пост главы НИИ, как правило, пожизненный, то смена тематики происходит только с появлением нового директора; за рубежом директора институтов и деканы факультетов в университетах назначаются на срок не более 3–4 лет, что определяет не только мобильность тематики, но и стиль работы и обстановку в коллективе.

В 1962 г., прибыв в Англию на конференцию, я направился в Лондонский университет, чтобы вручить письмо академика Н.В.Белова выдающемуся ученому члену Королевского общества Джону Берналу. В комнате с табличкой «профессор Бернал» сидела секретарша, которая мне сообщила, что профессор сейчас в мастерской готовится к эксперименту, и назвала номер комнаты. Прибыв туда, я увидел представительного мужчину, который держал в руках чертежи и что-то объяснял рабочему. Я поздоровался с ним и протянул письмо Белова, но тот сказал, что он мастер, а профессор вон в том углу работает на станке. А почему он, а не токарь? А там какая-то хитрая ячейка и профессор сказал, что ему легче сделать, чем объяснять. Тут я еще некстати вспомнил, что Бернал является членом Политбюро Английской компартии. Представить нашего академика за станком (не говоря уже о члене Политбюро) даже в мыслях невозможно. А в туманном Альбионе такому положению ничуть не удивляются, во время Второй мировой войны их король до двух часов дня работал токарем на заводе, точил снаряды, а потом исполнял монаршие обязанности.

Все выдающиеся английские ученые сами делали опыты, конструировали или изготавливали приборы. Наш нобелевский лауреат П.Л. Капица, работая в Кембридже, усвоил этот стиль и в своем Институте в Москве сохранил его, а когда попал в опалу, то на своей даче (в «Избе физических проблем») сам работал на станке и радовался, что токарный резец ему по-прежнему подчиняется.

Еще один важный вопрос. В своих «Письмах о науке» Капица сообщал, что пока он поштучно отбирал в свой Институт стеклодува, механиков, научных работников, вокруг группы в 8 человек возник административный персонал в 20 (!) душ, который делал то же, что одна мисс Стеблинг в его Кавендишской лаборатории; в Англии нормальные расходы на АУП составляли тогда 3%. В 1972 г. я читал лекцию по физике взрыва в Лос-Аламосской лаборатории США, после чего американские коллеги накрыли поляну и в ходе застолья приватно сетовали на рост административных расходов: у нас уже 7%, а в Ливерморе (это дублер Лос-Аламоса, как у нас Челябинск-40 и Арзамас-16) только 5%. Я слушал и думал, сказать им, что в нашем Институте 150% накладных, ведь не поверят, а 150% – это не предел, есть институты, где расходы еще больше. Заканчивая эту тему, замечу, что в фирме «Факел» (на которую после выхода моей статьи в СР «В окно дуло, а мы дом сломали» ополчилась Интернет-тусовка) накладные составляли всего 3%, а руководители вообще не получали зарплаты, работая на коммунистических началах. На этот пустяк не обратили внимание критики «Факела», в котором они узрели зародыш капитализма; но в каких частных фирмах руководители работают бесплатно? Главное же в том, что финансирование новой инициативы в «Факеле» начиналось сразу после научного обсуждения без прохождения по схеме Лаборатория→ Институт→Отделение АН, на что уходит не менее года.

В нашей стране имелся положительный опыт по организации эффективной научной работы. Так, в Институте химической физики Академии наук до войны работало 60 человек, включая уборщицу и охранника, и из этого коллектива вышел нобелевский лауреат Н.Н.Семенов, трижды герои соцтруда Ю.Б.Харитон, Я.Б.Зельдович, К.И.Щелкин и десяток моногероев соцтруда и настоящих академиков; после войны численность ИХФ выросла до 6000 (!) и больше ни одного «нобеля», ни героя, а ряд лиц, пробившиеся в академики, предпочитали выступать на конференциях со вступительным или заключительным словом, чтобы не попасть в неловкое положение из-за неудобных вопросов из зала. Физические институты в нашей стране традиционно имеют численность меньше, чем химические НИИ, и результат налицо – за тот же период (1946–1990 гг.) 10 человек получили нобелевские премии, причем половина за теоретические работы, где коллектив состоит из одного человека, а оборудование – из бумаги и карандаша. Одинаковым для химиков и физиков является общим – ни один человек не получил нобелевскую премию за работу в ранге руководителя большого института. Наш академик Белов, являвшийся Президентом мирового союза кристаллографов, занимал в институте должность заведующего лабораторией, а академик И.И.Черняев, автор закономерности трансвлияния, будучи директором ИОНХа, не согласившись с решением Президента Академии, подал в отставку, перешел на должность старшего научного сотрудника и сам выполнял тонкие химические синтезы, и это при том, что был лауреатом шести Сталинских премий за решение специальных задач.

При ограниченных ресурсах Земли и неограниченном росте населения и промышленности человечество может сохраниться только при плановой организации хозяйства. Уже сегодня в Скандинавии, Белоруссии, Китае, Индии, Вьетнаме, странах Южной Америки используются плановые методы в экономике, а в социальной сфере Европы и США скопированы многие достижения СССР. На социалистический путь вернется и Россия, поэтому уже сегодня мы должны думать об оптимальной организации нашей страны, ибо простое воспроизведение советской модели бесперспективно, т.к. известно, чем окончился тот опыт. Не нужно тешить себя мыслью, что несколько предателей – Горбачев, Ельцин, Кравчук и Шушкевич – разрушили Советский Союз, и если бы их не было, то все было бы в порядке. В действительности все члены Политбюро-секретари национальных компартий стали президентами стран СНГ и с азартом строят капитализм, члены ЦК уселись в банках и фондах, стали министрами, а Черномырдин даже премьером (и в своем фирменном стиле поливал Коммунистический манифест). Не многовато ли предателей оказалось в высшем руководстве партии?

На заре советской власти в стране происходила культурная революция, возникали новые идеи и методы в экономике, социальной сфере, в искусстве создавались НИИ и КБ, и к нам со всего мира ехали рабочие, инженеры, ученые, писатели, все кто хотел увидеть будущее. А к концу советского периода мы уже не генерировали новых идей, в политическом противостоянии с капитализмом занимали оборонительную позицию, глушили вражьи голоса, боролись с генетикой– кибернетикой, джазом, узкими брюками и длинными волосами, а руководство законсервировалось и десятилетиями не меняло стиль работы (Что будем делать, Никита Сергеевич, если не соберем урожай? Соберем пленум!) и удалялось со своих постов, как правило, только на кладбище. Все это очень походит на организацию нашей научной деятельности, что понятно, ведь политическая работа – это тоже творчество!

По моему мнению, новое руководство страны понимает важность науки для сохранения страны и предпринимает позитивные шаги в этом направлении, вот и СМИ стали показывать научные сюжеты. Ускоренное развитие науки – сейчас главная национальная задача государства.

Степан Бацанов,
профессор.