>«...Если защищаемые мной воззрения ошибочны, то я искренно желал бы, чтобы они были вполне отвергнуты; но если они справедливы – их значение так велико, они так близко затрагивают счастье всего человеческого рода, что невозможно, чтобы рано или поздно они не пробились на свет и не получили всеобщего преобладания, независимо от того, будут ли приложены усилия к их распространению». Т.Р.Мальтус>
Случайно заглянув на форум Кара-Мурзы, увидел там обсуждение фигуры Мальтуса, отличающееся, как и следовало ожидать для этого форума, чудовищной ограниченностью, невежеством и начётничеством участников. Ознакомившись для интереса, что пишут на эту тему источники в русскоязычном Интернете, я ужаснулся ещё больше. По более чем половине источников, сложилось впечатление, что авторы переписывают друг у друга несусветные глупости не потрудившись ознакомиться ни с первоисточником, ни с серьёзными исследованиями по теме. Чаще всего Мальтусу приписывается несусветная чушь, не только отсутствующая в первоисточнике, но и прямо противоположная сказанному пастором. Всё это указывает на необходимость тщательно разобраться с достижениями великого учёного и преодолеть заскорузлое отторжение его наследия, сложившееся среди русскоязычной аудитории. Это заставило меня написать на эту тему реферат, ввиду большого количества текста из оригинала приближающийся к жанру конспекта с заметками на полях. Я не счёл нужным сильно ограничивать себя в цитировании, хотя бы оно и повторяло порой одни и те же мысли, по той простой причине, что был восхищён цитируемым текстом. Двухсотлетней давности рассуждения Мальтуса демонстрируют высочайшую культуру мышления, удивительную для того времени и недосягаемую, как мы увидим ниже, для не менее именитых авторов, писавших через 50 и 100 лет после него. Это та классика, с которой надо ознакомиться хотя бы в объёме приведённых цитат.
Во избежание кривотолков, сразу заявляю, что я книгу Мальтуса читал, но не все шесть изданий в полном варианте, а только сокращённый русский перевод последнего прижизненного издания, имеющийся в Интернете в свободном доступе. www.humanities.edu.ru/db/msg/6423 Насколько я понял при беглом сравнении с полным английским оригиналом www.econlib.org/library/Malthus/malPlongCover.html , в этом переводе отсутствует только «эмпирическая» часть, содержащая фактологическое исследование проблемы народонаселения в разных частях земного шара, и обзор утопических проектов переустройства, в то время как собственно «мальтусовская теория» переведена полностью. Поэтому я буду опираться именно на этот перевод. Судя по обзорам, в самом первом издании своей книги многие формулировки Мальтуса были более жёсткими и менее полными, отсутствовали многие важные оговорки. Наиболее спорные пассажи, встретившие серьёзные возражения, Мальтус из окончательного текста убрал. Соображения элементарного уважения к учёному заставляют нас считать его «настоящей» точкой зрения не самый первый, «пробный» вариант книги, написанный в жанре памфлета, а тот, к которому он пришёл после многих лет размышлений и дискуссий.
И ещё. Прежде чем непосредственно переходить к теме, должен заявить, что мне не удалось найти в источнике самую знаменитую цитату Мальтуса:
>«Человек, пришедший в уже занятый мир, если родители не в состоянии прокормить его или если общество не в состоянии воспользоваться его трудом, не имеет ни малейшего права требовать какого бы то ни было пропитания, и в действительности он лишний на Земле. На великом жизненном пиру для него нет места. Природа повелевает ему удалиться и не замедлит сама привести в исполнение свой приговор, если он не найдет сочувствия нескольких участников пира. Но если они потеснятся, чтобы дать ему место, вскоре появятся новые, требуя для себя той же милости. Весть о том, что пища есть для каждого приходящего, наполнит зал многочисленными просителями. Порядок и гармония праздника нарушатся, изобилие, которое господствовало прежде, сменится недостатком, и радость приглашенных будет уничтожена зрелищем нищеты и скудости, свирепствующих во всех концах зала, и назойливыми криками тех, кто по справедливости возмущен, не находя пропитания, на которое они рассчитывали». >
Более того, попытка найти в Интернете эту цитату без конца выдавала не включающий её текст, но саму цитату, в текстах разных авторов без точных ссылок. Не знаю, как должна выглядеть эта цитата в английском оригинале (очевидно, что перевод не дословный, а литературный), но мои торопливые попытки найти в полном тексте книги похожий отрывок по ключевым словам earth, nature, sentence, feast тоже оказались безрезультатными. Хотелось бы услышать мнение людей, лучше знакомых с темой (если такие есть в России): а был ли мальчик? В самом деле, цитата достоверно отражает точку зрения Мальтуса, но последнему изданию его труда не присущ высокопарно-метафорический стиль, который мы в ней находим; свои идеи он выражает точными научными формулировками. Тем не менее, найти текст, из которого взята цитата, важно для того, чтобы понять контекст, в котором Мальтус её высказал: ведь те, кто её цитируют, часто употребляют её в подтверждение взглядов Мальтуса на другие вопросы, например, частную собственность и т.д. Как бы не вышло с этой цитатой той же истории, что и со знаменитыми «планом Даллеса» или «речью Черчилля о Сталине в британском парламенте».
Хотя данный текст посвящён Мальтусу, в нём принята более узкая тема рассмотрения – теория народонаселения Мальтуса, изложенная в его книге. Его экономические воззрения, изложенные в других трудах, не рассматриваются.
А теперь перейдём к делу
1. Постановка задачи
Гуманистическая задача, которую поставил перед собой Мальтус, с удивительным лаконизмом и исследовательской скромностью сформулирована в первых же строчках книги:
>«Тому, кто захочет предусмотреть, каков будет дальнейший прогресс общества, естественно предстоит исследовать два вопроса:
> 1) Какие причины задерживали до сих пор развитие человечества или возрастание его благосостояния?
> 2) Какова вероятность устранить, вполне или отчасти, эти причины, препятствующие развитию человечества?
>Такое исследование слишком обширно, чтобы одно лицо могло его с успехом выполнить. Задача настоящей книги заключается преимущественно в исследовании последствий великого и тесно связанного с человеческой природой закона, действовавшего неизменно со времени происхождения обществ, но, несмотря на это, мало обращавшего на себя внимание тех людей, которые занимались вопросами, имевшими ближайшее отношение к этому закону. В сущности, многие признавали и подтверждали факты, в которых проявляется действие этого закона, но никто не замечал естественной и необходимой связи между самим законом и некоторыми важнейшими его последствиями, несмотря на то, что в числе этих последствий должны были бы обратить на себя внимание такие явления, как пороки, несчастия и то весьма неравномерное распределение благ природы, исправление которого всегда составляло задачу людей доброжелательных и просвещенных.
>Закон этот состоит в проявляющемся во всех живых существах постоянном стремлении размножаться быстрее, чем это допускается находящимся в их распоряжении количеством пищи». >
Итак. Мальтус с первых же строк обозначает свои нравственные ориентиры – увеличить благосостояние человечества и ослабить неравномерное распределение благо природы, устранить причины, препятствующие развитию человечества. Прекрасно понимая, что на эти стороны жизни действует очень много факторов, автор ставит перед собой целью разобраться только с одним из них – влиянием народонаселения на благосостояние. О чём честно предупреждает читателя: полное исследование всех факторов, влияющих на благосостояние, не под силу одному автору.
Но раз проблема – стремление живых существ размножаться быстрее, чем это позволяет количество пищи, – обозначена, то её надо обосновать и конкретизировать. Мальтус поясняет, что он имеет в виду под стремлением к размножению. Он рассматривает ту способность к размножению, которую проявляет человеческое общество, не имеющее ресурсных или иных ограничений к ускоренному росту. Это бывает в условиях раннего вступления в брак, высокой рождаемости и низкой преждевременной смертности, для чего необходимо достаточно высокое благосостояние населения. В свою очередь, это возможно, когда страна относительно незаселена и освоение новых земель выросшим населением позволяет полностью его прокормить, или когда применение новой агротехники позволяет очень быстро увеличивать производство продуктов питания. Опираясь на демографический опыт Северной Америки, население которой удваивалось с момента колонизации вдвое менее чем за 25 лет, Мальтус даёт следующую «оценку снизу» такому росту населения, который не сдерживается никакими препятствиями: двукратный рост за 25 лет. Конечно, в этом аргументе Мальтус допустил некоторую небрежность: статистика североамериканских штатов не позволяла отделить прирост населения, полученный от внутренней рождаемости, от прироста населения, полученного в результате иммиграции. Вместе с тем, конкретная цифра носит технический характер, и замени мы её на результат, полученный более аккуратной статистикой, конечные выводы остались бы такими же.
С другой стороны, опираясь на известный ему опыт земледелия как в Европе, так и в других частях земного шара, Мальтус даёт не прогноз и не описание, а «оценку сверху» для долговременного роста производства продуктов питания. Он указывает, что, в лучшем случае, этот рост в долгосрочной перспективе будет описываться арифметической прогрессией.
>«В Англии и Шотландии много занимались изучением земледелия, но и в этих странах есть много невозделанных земель. Рассмотрим, до какой степени может быть на этом острове увеличена производительность земли при самых благоприятных условиях, какие только можно себе представить. Если мы допустим, что при наилучшем правлении и при наибольшем поощрении земледелия произведения почвы этого острова могут удвоиться в первое двадцатипятилетие, то, по всей вероятности, мы перейдем пределы действительно возможного; такое допущение, наверное, превысит действительную меру возрастания произведений почвы, на которую мы вправе благоразумно рассчитывать.
>В следующее двадцатипятилетие решительно уже нельзя надеяться, чтобы производительность земли возросла в такой же степени и чтобы, следовательно, в конце этого второго периода первоначальное количество продуктов земледелия учетверилось. Допустить это – значило бы опрокинуть все наши познания и представления о производительности почвы. Улучшение бесплодных участков является результатом больших затрат труда и времени, и для всякого, имеющего самое поверхностное представление об этом предмете, очевидно, что по мере улучшения обработки ежегодное приращение среднего количества продуктов земледелия постоянно, с известной правильностью, уменьшается. Но чтобы сравнить между собой степени возрастания населения и средств существования, допустим предположение, которое, как бы оно ни было неточно, во всяком случае значительно преувеличивает действительно возможную производительность земли.
>Допустим, что ежегодное приращение к среднему количеству продуктов земледелия не уменьшается, т.е. остается неизменным для каждого последующего периода времени, и что в конце каждого двадцатипятилетия успехи земледелия выразятся в возрастании продуктов, равном современному годичному производству Великобритании. Наверное, исследователь, наиболее склонный к преувеличениям, не допустит, чтобы можно было ожидать большего, так как и этого совершенно достаточно, чтобы в течение нескольких веков обратить всю почву острова в роскошный сад.
>Приложим это предположение ко всему земному шару и допустим, что в конце каждого последующего двадцатипятилетия количество продуктов земледелия будет равняться тому, что собиралось вначале этого двадцатипятилетия, с прибавлением к нему всего того количества, которое в настоящее время может дать поверхность земного шара. [Напр., если десятина дает теперь 50 пуд. ржи, то через 25 лет она будет давать больше на сумму этого годичного производства, т.е. 100 п., еще через 25 лет количество это увеличится опять на сумму теперешнего годичного производства и будет равно 150 п.; в третий период оно достигнет 200 п., и т.д.] Без сомнения, мы не вправе ожидать большего от наилучше направленных усилий человеческого труда.
>Итак, исходя из современного состояния заселенных земель, мы вправе сказать, что средства существования при наиболее благоприятных условиях применения человеческого труда никогда не могут возрастать быстрее, чем в арифметической прогрессии». >
Из этих построений Мальтус формулирует парадигму, на основе которой ведёт дальнейшее исследование:
>«Неизбежный вывод, вытекающий из сравнения приведенных выше двух законов возрастания, поистине поразителен. Допустим, что население Великобритании равняется 11 миллионам, и что современная производительность ее почвы совершенно достаточна для прокормления этого населения. Через 25 лет население достигнет 22 миллионов, а продовольствие, также удвоившись, по-прежнему способно будет прокормить население. В конце второго двадцатипятилетия население возрастет уже до 44 миллионов, а средств существования хватит лишь для 33 миллионов. В конце следующего двадцатипятилетнего периода из 88 миллионов населения уже только половина найдет себе средства существования. В конце столетия население достигнет 176 миллионов, средств же существования хватит лишь на 55 миллионов, следовательно, остальные 121 миллион должны будут умереть с голоду.
>Заменим избранный нами для примера остров поверхностью всего земного шара; в этом случае, конечно, уже нет места предположению, что голод может быть устранен переселениями. Допустим, что современное население земного шара равно 1 миллиарду; человеческий род размножался бы как: 1, 2, 4, 8, 16, 32, 64, 128, 256; в то же время средства существования размножались бы как: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9. По истечении двух столетий количество населения относилось бы к средствам существования, как 256 к 9; по истечении трех столетий, как 4096 к 13, а по прошествии 2000 лет отношение это было бы беспредельно и неисчислимо.
>В наших предположениях мы не положили границ для производительности земли. Мы допустили, что она может бесконечно возрастать и превысить всякую данную величину. Но даже при таком предположении закон постоянного возрастания населения до такой степени превышает закон возрастания средств существования, что для сохранения равновесия между ними, для того, следовательно, чтобы данное население имело соответственное количество средств существования, необходимо, чтобы размножение постоянно задерживалось каким-нибудь высшим законом, чтобы оно подчинялось суровой необходимости, словом, чтобы тот из этих двух противоположных законов размножения, на стороне которого оказывается такой перевес, сдерживался бы в определенных границах». >
Какую же мысль хочет донести до читателя Мальтус в этом пассаже? Казалось бы, послание предельно ясное. Население отдельной страны и всей планеты не может расти с той же высокой скоростью геометрической прогрессии, с которой оно росло бы в гипотетических условиях отсутствия ресурсных или других ограничений, когда все сыты и здоровы, рано вступают в брак, рожают много детей, которые доживают до репродуктивного возраста. Просто потому, что производство продуктов питания не может расти с той же скоростью. Чтобы обосновать это утверждение наиболее простым способом, Мальтус прибег к знаменитому образу геометрической и арифметической прогрессий. При этом он ни в коем случае не утверждал, что население растёт со скоростью геометрической прогрессии, а сельхозпроизводство – арифметической. Он исследовал гипотетический беспрепятственный возможный рост населения и дал «оценку снизу». Которая, кстати говоря, никем не опровергнута: в самом деле, беспрепятственный рост населения способен быть и более быстрым, чем вдвое за 25 лет. Максимальная оценка возможного роста сельскохозяйственного производства, данная Мальтусом, тоже никем не опровергнута. Так, он оценивал, что, в лучшем случае, Западная Европа сможет прокормить 500 миллионов человек к концу XIX века, а ей это удалось только к концу XX века.
Мысль Мальтуса предельно ясна. Но не для бесчисленного сонма его критиков, никогда Мальтуса не читавших. Всякий образованный человек в нашей стране «знает» из учебников, что, по концепции Мальтуса, население растёт в геометрической прогрессии, а средства существования – в арифметической, и поэтому необходимо устраивать войны и вспышки голода, чтобы уничтожать лишнее население. К теме голода и войн мы придём чуть позже, а пока заметим: совершенно общепринято приписывать Мальтусу то, что он никогда не утверждал и что прямо опровергается цитатами из его книги – утверждение, будто сельскохозяйственное производство возрастает в арифметической прогрессии, а народонаселение – в геометрической. Впрочем, не авторы учебников изобрели такой способ обращения с классиками экономической мысли. Чаще всего, они переписывают общепринятую трактовку из более ранних источников, а её первоисточником в нашей стране являются сочинения Карла Маркса. В присущей ему манере «топить оппонентов» методом постепенного заплёвывания, поначалу он предпочёл не вступать в полемику с Мальтусом по существу, а разбросал по «Капиталу» множество ядовитых замечаний в адрес учёного. Среди прочего, как самоочевидный факт приписал Мальтусу утверждение, будто народонаселение в точности растёт в геометрической прогрессии:
>«Мальтус считал, что население растёт в геометрической прогрессии» www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Kapital3/kapital3-24.html Капитал, т.3, глава 24 >
Ну, как, после такого авторитетного источника, не переписать в учебник, что, по утверждению Мальтуса, население растёт в геометрической прогрессии?
2. Описание реалий
Итак, население не растёт в геометрической прогрессии, а количество произведённых продуктов питания зависит от очень многих факторов и только оценивается сверху (в долгосрочном плане) арифметической прогрессией.
Что касается производства продовольствия, то тут дальнейший анализ Мальтуса вынужденно неполон, и он указывает только на те факторы, влияющие на количество произведённого, которые напрямую зависят от народонаселения, демографической и социальной политики – предмета рассмотрения книги.
Что же касается роста населения, то тут учёный предпринял более полномасштабное исследование. Во-первых, он ограничился только теми достаточно населёнными странами, в которых ресурсные ограничения проявлялись в полной мере и не позволяли населению расти со скоростью геометрической прогрессии. Из того, что население в этих странах растёт медленней, чем росло бы без ресурсных ограничений, Мальтус приходит к неизбежному выводу, что существуют собственно демографические препятствия, не допускающие такого роста населения, и классифицирует их следующим образом:
>«Эти препятствия к размножению населения, действующие постоянно, с большей или меньшей силой во всех человеческих обществах и удерживающие размер населения на уровне его средств существования, могут быть сведены к двум разрядам. Одни действуют, предупреждая размножение населения, другие – сокращая его по мере чрезмерного возрастания. Первые можно назвать препятствиями предупредительными, вторые – препятствиями разрушительными.
>Препятствия предупредительные, поскольку они добровольны, свойственны человеку и заключаются в способности, отличающей его от животных, – способности предвидеть и оценивать отдаленные последствия». >
Тут следует заметить, что в Англии времён Мальтуса противозачаточные средства и аборты не были распространены, либо относились к разряду «порочных», поэтому автор не знал других нравственных способов сокращения рождаемости, кроме позднего вступления в брак. В рамках сегодняшней морали большинства человечества, противозачаточные средства покинули разряд "порочных" и становятся не менее "правильными", чем поздние браки. Поясняя свою мысль о способности человека прогнозировать, сможет ли он обеспечить своих детей, Мальтус продолжает:
>«Такие соображения делаются с целью предупредить многие супружества во всяком цивилизованном обществе, причем они часто достигают своей цели, – препятствуют заключению многих ранних браков, противодействуя таким образом естественным влечениям.
>Если за этим не следуют пороки, воздержание от ранних браков является наименьшим злом, вытекающим из закона народонаселения. Воздержание, налагаемое на наши наиболее сильные влечения, без сомнения, вызывает временное тягостное чувство. Но это зло, очевидно, весьма ничтожно сравнительно с другими препятствиями, останавливающими возрастание населения. Воздержание является таким же лишением, как и множество других, налагаемых на нас нравственным чувство…
>Разрушительные препятствия к размножению населения по своей природе весьма разнообразны. К ним относятся все причины, стремящиеся каким бы то ни было образом, при помощи порока или несчастья, сократить естественную продолжительность человеческой жизни. Поэтому к категории этих препятствий необходимо отнести вредные для здоровья занятия, тяжкий, чрезмерный или подвергающий влиянию непогоды труд, крайнюю бедность, дурное питание детей, нездоровые жизненные условия больших городов, всякого рода излишества, болезни, эпидемии, войну, чуму, голод.
>Исследуя препятствия к размножению населения, разделенные мной на две общие группы под именем предупредительных и разрушительных, нетрудно заметить, что они могут быть сведены к следующим трем видам: нравственному обузданию, пороку и страданиям.
>Совокупность всех предупредительных и разрушительных препятствий составляет то, что я разумею под именем непосредственного препятствия к размножению населения. В тех местностях, где население не может возрастать безгранично, предупредительные и разрушительные препятствия находятся в обратном отношении, т.е. в местности нездоровой или такой, в которой население по какой-либо причине подвергается значительной смертности, предупредительные препятствия будут иметь ничтожное влияние, и, наоборот, в местностях здоровых, где предупредительные препятствия действуют с наибольшей силой – разрушительные препятствия слабо проявляют свое влияние и смертность оказывается незначительной». >
Уже в этом месте книги несложно понять, что обвинения, будто Мальтус приветствовал войны, голод и другие социальные бедствия, лишены всяких оснований. Мальтус констатировал только то, что эти факторы увеличивают смертность, и подчеркнул их нежелательность. Он также заметил, что важным фактором этих бедствий как раз и является перенаселение. Если населения так много, что имеющаяся земля не может всех прокормить, то в стране начинается постоянный голод, либо вспышки голода становятся более сильными при неурожаях, либо ослабленное недоеданием и живущее в тесноте население чаще болеет, либо с большей охотой идёт на преступления или захватническую войну. Опираясь на данные того времени по уже заселённым странам, в которых дальнейший рост населения не перекрывался ростом сельхозпроизводства, связанным с улучшением агротехники и освоением новых земель, Мальтус продолжает:
>«Во всякой стране каждое из перечисленных препятствий действует с большей или меньшей силой, но с неизменным постоянством. Тем не менее, несмотря на постоянное действие этих препятствий, найдется немного местностей, в которых бы ни проявлялось непрерывного стремления населения к размножению, превышающему средства существования. Это непрерывное стремление является причиной бедствий низших классов общества и препятствием к какому бы то ни было улучшению положения участи этих классов.
>Народонаселение неизменно возрастает всюду, где возрастают средства существования, если только оно не будет остановлено явными и могущественными препятствиями. [Я выражаюсь здесь с некоторой осторожностью, вследствие того, что существуют, как мне кажется, немногие случаи, как, напр., среди негров Вест-Индии, и еще два-три подобных же, когда население не достигало уровня средств существования. Но это исключения и особые случаи.]». >
3. Мотивы автора
Теперь пришла пора разобраться с мотивами, двигавшими Мальтусом при написании книги. Учёный спорил с двумя устоявшимися течениями общественной мысли. Первое было связано с популярными тогда утопическими проектами преобразования общества на гуманистических началах экономического равенства и/или политической свободы. Второе – с устоявшимся представлением, что благополучие государств напрямую зависит от его населённости, и чем больше население, тем лучше государю и народу. Обе идеи так или иначе претворялись в жизнь, и приходской священник Томас Роберт Мальтус, будучи человеком крайне наблюдательным и широко образованным в гуманитарных науках, замечал, что далеко не всегда их воплощение приводит к обещанным хорошим последствиям. Французская революция, пытавшаяся обеспечить свободу, равенство и братство, обернулась неисчислимыми бедствиями для Франции и окружающих стран. Принятие в Англии законов о бедных, наладивших систему социальной поддержки неимущих за счёт состоятельных сограждан и поощрявших высокую рождаемость, несмотря на растущие суммы, перераспределяемые в пользу бедных, не позволили сократить пауперизацию.
Мальтус поставил под сомнения сами идеи, лежавшие в утопических проектах, в социальной помощи, в задаче демографического роста. Он опирался на уже вскрытые до него закономерности, связанные с так называемой убывающей отдачей: в странах Западной Европы прирост населения, при сохранении одного и того же технологического уровня, не позволял точно так же увеличить производство продовольствия. Приходилось занимать под сельскохозяйственное производство менее плодородные участки, либо применять более трудоёмкие интенсивные технологии уже обрабатываемых земель. В результате каждая новая единица продовольствия производилась со всё большими усилиями. И рост населения не приводил к повышению благосостояния. Следовательно, задача роста населения тоже неверна. Он иллюстрирует это следующим примером (пусть даже и ошибаясь отчасти в трактовке исторических событий):
>«В более ранние времена, когда война была главным занятием людей и когда причиняемое ею уменьшение населения было несравненно больше, чем в наши дни, законодатели и государственные люди, постоянно озабоченные изысканием средств для нападения и обороны, считали своей обязанностью поощрять всякими мерами размножение населения; для этого они старались опозорить безбрачие и бесплодие и, наоборот, окружить почетом супружество. Народные верования слагались под влиянием этих правил. Во многих странах плодовитость была предметом поклонения. Религия Магомета, основанная мечом и путем значительного истребления своих правоверных последователей, установила для них в виде важнейшей обязанности стремление к нарождению как можно большего числа детей для прославления их Бога. Такие правила служили могущественным поощрением супружеств, а вызванное ими быстрое возрастание населения являлось одновременно и следствием, и причиной постоянных войн, отличающих этот период человечества. Местности, опустошенные предшествовавшей войной, заселялись новыми жителями, которые предназначались для образования новых армий, а быстрота, с которой производились наборы, являлась причиной и средством для новых опустошений. При господстве таких предрассудков трудно предвидеть конец войнам». >
Не Мальтус первым указал на прямую связь между неблагополучием населения со степенью перенаселённости страны. Например, ещё до Мальтуса вышла историлогическая работа Джозефа Таунсенда, в которой излагалась теория о взаимосвязи демографических колебаний и благосостояния, критиковались законы о бедных. scepsis.ru/library/id_1303.html#3.10.2 Заслуга Мальтуса по сравнению с предшественниками состояла в том, что он, во-первых, сформулировал проблему народонаселения в доступной и ясной публицистической форме, во-вторых, сделал из теории неизбежные нормативные выводы, которые до него сделать не решались.
Главный вывод состоял в том, что какое бы улучшение распределения и/или повышение производительности ни происходило, оно не позволит увеличить количество средств существования с той же высокой скоростью, с которой может расти население без ресурсных ограничений. Следовательно, те или иные препятствия для роста населения, в долгосрочной перспективе, будут действовать всегда. Но в силах человека выбрать либо более благожелательный путь – сокращение рождаемости, – либо бедственный путь увеличения смертности через голод, болезни и войны. Если человечество сможет удержать рождаемость на таком уровне, чтобы средств существования хватало для всех членов, то сможет побороть нищету и многие другие социальные бедствия. Если оно этого сделать не сможет, то даже самый чудесный рост производительности и социальные реформы, эффект которых в долгосрочном плане станет отставать от максимально возможного роста населения, не позволят покончить с нищетой большинства населения. И этот вывод бесспорен.
>«Если при настоящем положении всех исследуемых нами обществ естественное возрастание населения постоянно и неуклонно сдерживалось каким-либо препятствием; если ни лучшая форма правления, ни проекты выселений, ни благотворительные учреждения, ни высшая производительность или совершеннейшее приложение труда, - ничто не в силах предупредить неизменного действия этих препятствий, тем или иным образом удерживающих население в определенных границах, то из этого следует, что порядок этот есть закон природы и что ему необходимо подчиняться; единственное обстоятельство, предоставленное в этом случае нашему выбору, заключается в определении препятствия, наименее вредного для добродетели и счастья.
>Все рассмотренные нами препятствия, как мы видели, сводятся к следующим трем видам: нравственному обузданию, пороку и несчастью. Если наша точка зрения справедлива, то в выборе между ними не может быть сомнения.
>Если возрастание народонаселения неизбежно должно быть сдержано каким-либо препятствием, то пусть лучше таковым окажется благоразумная предусмотрительность относительно затруднений, порождаемых содержанием семьи, чем действие нищеты и страданий». >
Во избежание кривотолков, пастор подчёркивает благую цель предлагаемой меры:
>«Но если мне удалось разъяснить моим читателям главную цель этого сочинения, они без труда поймут, что, советуя не рожать большего числа детей, чем какое может быть прокормлено страной, я желаю достигнуть именно того, чтобы все рождающиеся дети были накормлены и воспитаны. По самой сущности вещей невозможно оказать бедным какое бы то ни было вспомоществование, не поставив их тем самым в возможность сохранить лучше своих детей в большее их число довести до зрелого возраста. Но это-то именно и желательно более всего, как для всего общества, так и для отдельных людей. Потеря ребенка вследствие нищеты неизбежно сопровождается глубокими страданиями родителей. Рассматривая же вопрос с точки зрения общественного интереса, необходимо признать, что всякий ребенок, умирающий ранее десятилетнего возраста, причиняет обществу потерю всего потребленного им продовольствия. Поэтому наша главная цель во всяком случае должна заключаться в уменьшении смертности во всех возрастах, а достижение подобной цели невозможно без увеличения населения путем доведения до зрелого возраста тех детей, которые прежде погибали, не достигнув его. С этой целью мы прежде всего должны глубоко запечатлеть в памяти нарождающегося поколения следующее правило: если оно желает воспользоваться теми же удобствами, которыми пользовались его родители, оно обязано отложить время своего вступления в брак до той поры, пока не приобретет возможность содержать семью. Если же нам не удается достигнуть этого, то нужно сознаться, что всякие другие усилия наши в этом направлении будут напрасной потерей времени. Было бы противно законам природы, если бы происходило общее и непрерывное улучшение положения бедных, без того, чтобы предупредительные препятствия для размножения населения не приобрели большей против прежнего силы. До тех пор, пока это препятствие не станет действовать с большей силой, все наши великодушные усилия в пользу бедных не будут в состоянии принести им ничего иного, кроме частного и временного облегчения. Уменьшение смертности в данную минуту будет искуплено возрастанием смертности в будущем; улучшение положения бедных в одном месте будет сопровождаться соответственным ухудшением в другом. Эта важная, но плохо усвоенная истина требует беспрестанного повторения». >
Дальнейшие рассуждения Мальтус строил на том, чтобы обеспечить сокращение рождаемости в точности до того уровня, при котором средств существования всё ещё будет хватать на всех его членов. Не предвидя появления противозачаточных средств, Мальтус предлагал достичь этого с помощью поощрения населения к заключению браков только в таком возрасте, при котором супруги смогут прокормить ожидаемое количество детей до вступления во взрослую жизнь. Предлагаемая Мальтусом реформа социальной политики подчинялась этому требованию.
К этой мысли Мальтус подводит читателя, отчасти повторяя ход предыдущих рассуждений, через критику одного из утопических проектов переустройства общества:
>«Через все сочинение Годвина проведена та мысль, что все пороки людей и бедствия, поражающие человечество, проистекают из несовершенства общественных учреждений. В этом заключается его главная ошибка. Если бы мнение Годвина было справедливо, мы вправе были бы надеяться на то, что бедствия со временем будут устранены из человеческого общества и это благотворное преобразование будет достигнуто одной только силой разума. В действительности бедствия, причиняемые даже несомненно вредными общественными учреждениями, крайне ничтожны сравнительно с несчастиями, порождаемыми человеческими страстями и естественными законами. >
>Я уже разоблачил заблуждение людей, утверждающих, что даже чрезмерное возрастание населения не может причинить нищеты и бедствий, пока будет возрастать количество произведений земли. Но, допустим, что годвинова система равенства осуществилась, и посмотрим, не испытает ли человечество бедствий даже при столь совершенной общественной организации. Предположим, что в Великобритании устранены все причины, порождающие пороки и бедствия: прекращены войны и нездоровые занятия, нет более разврата и вредных развлечений, население равномерно распределено по всему острову на фермах и в деревнях, устранены скученность и нездоровые условия жизни в городах, наступило всеобщее равенство, изготовление предметов роскоши заменилось равномерным распределением между всеми неотяготительного земледельческого труда. Предположим, что число жителей на всем острове и количество средств существования те же, что в настоящее время, и что, вследствие всеобщей взаимной любви и полной справедливости, эти средства распределяются по мере потребностей каждого члена общества. Предположим далее, что отношение между полами основано на безусловной свободе, как того желает Годвин. Он не допускает, чтобы такая свобода вызвала беспорядочную перемену связей, и с этим можно согласиться, так как в этом отношении склонность к разнообразию есть стремление, порочное и противное человеческой природе, следовательно, недопустимое в обществе, отличающемся простотою нравов и добродетелями. Вероятно, каждый человек изберет себе подругу, и их союз будет продолжаться до тех пор, пока оба лица будут подходить одно к другому, причем воспитание нарождающегося поколения будет составлять предмет общественного попечения, как предлагает Годвин.
>Признаюсь, я не могу себе представить общественного строя, более благоприятного для размножения населения… Такие условия, несомненно, должны вызвать беспримерно быстрое увеличение населения. Я уже имел случай приводить доказательства того, что некоторые страны при менее благоприятных чем описаны выше, условиях удваивают свое население каждые пятнадцать лет, но чтобы придать большую убедительность нашим вычислениям, допустим, что население описываемого идеального общества будет удваиваться лишь через каждые двадцать пять лет.
>Уравнение имуществ вместе с направлением труда к земледельческим занятиям, как мы предположили выше, несомненно, должно значительно увеличить количество произведений страны; но и при этих условиях человеку, знакомому со свойствами почвы и степенью ее плодородия, трудно согласиться, чтобы в 25 лет можно было удвоить количество ее произведений. Единственным для этого средством являлось бы обращение под пахоту лугов и пастбищ и полное почти отречение от животной пищи. [По вычислениям Маки, для удовлетворения населения Великобритании растительной пищей достаточно 2 412 746 акров хорошей земли, между тем как прокормление того же населения животной пищей потребовало бы 44 475 478 акров.] Но такая мера решительно неосуществима ввиду того, что почва Великобритании не может без удобрения давать достаточных урожаев, следовательно, содержание скота для доставления этого удобрения безусловно необходимо.
>Но, как бы это ни казалось трудно осуществимым, допустим, что усилиями людей достигнуто удвоение произведений земли к концу двадцатипятилетнего периода. Таким образом, по истечении этого периода пища, хотя преимущественно растительная, будет добыта в количестве, достаточном для прокормления населения, также удвоившегося за это время и достигшего 22 миллионов человек. Мы уже знаем, что в следующий двадцатипятилетний период население вновь удвоится, а между тем при знакомстве с условиями земледелия решительно нельзя допустить предположения, чтобы в течение этого второго двадцатипятилетия производство земли могло вновь усилиться на такое количество, как в первом периоде. Тем не менее можно допустить и это предположение, как бы оно ни казалось невероятным, ввиду того, что сила моего доказательства дает возможность делать беспредельные уступки. Но, несмотря на эту уступку, оказывается, что к концу второго периода 11 миллионов человек останется без пищи, так как население возрастает до 44 миллионов, а средств существования хватит лишь для 33 миллионов.
>Итак, во что же обратится картина общества, члены которого жили в довольстве, не имея надобности тревожиться о средствах для своего существования, свободные от узкого эгоизма, отдавшиеся умственным интересам и не думавшие о презренных материальных нуждах? Блестящее создание воображения исчезает, как только к нему прикоснется свет истины! Нетрудно предвидеть, что произойдет с идеальным годвиновым обществом: нужда заглушит чувство взаимной любви между его членами, дурные страсти вновь обнаружатся и проснется присущий людям инстинкт самосохранения; жатва будет сниматься прежде, чем созреет хлеб, и станет принадлежностью того, кто успеет раньше захватить ее, не заботясь о других, нуждающихся в ней. Вслед за насилием и обманом придут все порождаемые ими пороки, и, наконец, личный интерес станет опять царить среди людей, заглушая всякие другие побуждения. Во всем этом не принимает участия ни одно из общественных учреждений, влиянием которых Годвин объясняет все пороки испорченных людей. Мы видели, что не эти учреждения вызвали антагонизм между общественным и личным благом. Взаимная любовь руководила всеми поступками людей и тем не менее через каких-нибудь пятьдесят лет неумолимый закон природы, без всякого участия дурных общественных учреждений, вызвал вновь насилие, обман, нищету и все гнусные пороки, бесчестящие современное общество». >
Надо сказать, что Мальтус не отвергает с порога любой проект социального переустройства, а отвергает только те проекты, которые, в соответствии с его моделью народонаселения, не устранят в долгосрочной перспективе крайней нужды в средствах существования. Утопию Годвина он отвергал именно потому, что оно, хотя и обещает облегчение положения бедных в ближайшем будущем, усугубит проблему некоторое время спустя. Более благосклонно его отношение к временным решениям, смягчающим проблему в краткосрочной перспективе и не ухудшающим положения в долгосрочном. Таково его отношение к эмиграции избыточного населения из Великобритании в недонаселённые колонии:
>«Таким образом, необходимо признать несомненным, что выселение безусловно недостаточно для устранения бедствий, порождаемых чрезмерным размножением населения. Но если смотреть на него как на временную и частную меру, предпринятую для распространения культуры, то выселение оказывается пригодным и полезным. Быть может, нельзя доказать, что правительства обязаны деятельно поощрять его, но не подлежит сомнению, что запрещение выселений не только несправедливая, но и крайне ошибочная мера». >
К чести пастора, надо сказать, что он видел многие моральные проблемы, возникающие при эмиграции, например:
>«Правда, на земном шаре в настоящее время имеется еще много необработанных и почти незаселенных земель; но можно оспаривать наше право на истребление рассеянных по ним племен или на принуждение их к заселению отдаленнейших частей своих земель, недостаточных для их прокормления». >
Поэтому можно утверждать, что, по крайней мере, на фоне своих соотечественников того времени, никаким убеждённым расистом Мальтус тоже не был. Хотя, конечно же, любил Британию и британцев больше, чем другие страны и населяющие их народы.
Очень часто Мальтуса обвиняют в демографическом детерминизме. Будто бы он считал, что благосостояние определяется только количеством населения. На самом же деле, и это обвинение лишено всяческих оснований. Мальтус добросовестно исследовал влияние на благосостояние одного фактора и сделал из своего исследования выводы о том, как повысить благосостояние, влияя на этот фактор. Он никогда не говорил, что это единственный способ повысить благосостояние и что другими способами мы должны пренебрегать. Напротив, он утверждал прямо противоположное, но, будучи добросовестным учёным, не выступал с рекомендациями по вопросам, в которых не проводил столь же подобных исследований. Такой бы подход, да современным экспертам!
>«На первый взгляд, казалось бы, что для поднятия средств существования до уровня, определяемого числом потребителей, нам необходимо обратить внимание на способы увеличения количества продуктов потребления; но мы вскоре заметили бы, что такое увеличение вызвало бы лишь новое возрастание числа потребителей и что, таким образом, предпринятые нами меры нисколько не приблизили бы нас к цели. Тогда нам пришлось бы отказаться от принятого образа действий, который равносилен тому, что мы захотели бы послать черепаху в погоню за быстро убегающим зайцем. Убедившись однажды, что наши попытки противоречат законам природы и что нам никогда не удастся поднять количество средств существования до уровня потребностей населения, мы, несомненно, должны были бы попытать противоположную систему и постарались бы понизить количество населения до уровня средств существования. Если бы мы могли отвлечь внимание или усыпить бегущего зайца, нельзя сомневаться в том, что черепаха, наконец, обогнала бы его. >
Тем не менее из этого не следует, что мы должны уменьшить наши заботы об увеличении средств потребления; к этой заботе необходимо лишь присоединить постоянные усилия к тому, чтобы сдерживать население несколько ниже уровня, представляемого количеством продуктов потребления. При помощи такого сочетания мы могли бы достигнуть двух предположенных целей: значительного населения и такого состояния общества, из которого жестокая нищета и рабская зависимость были бы изгнаны в той мере, какая может быть допущена естественным порядком вещей, т.е. двух целей, не заключающих в себе никакого противоречия.
Если наше желание достигнуть прочного улучшения участи бедных искренно, то мы не можем сделать ничего лучшего, как представить этим бедным их положение в настоящем свете и объяснить им, что единственное средство для действительного поднятия заработной платы заключается в уменьшении числа работников, чрезмерное размножение которых только они сами могут предупредить. Это средство для уменьшения бедности представляется мне до такой степени теоретически ясным и до такой степени подтверждаемым аналогией с условиями установления цены всякого другого товара, что, по моему мнению, все говорит в пользу его испытания, если только не будет доказано, что это средство влечет за собой более серьезные бедствия, чем те, которые оно может предупредить».
4. Социальный реформатор
Непосредственной причиной, усугубляющей проблему перенаселения Великобритании и потому определяющей бедственное положение бедных слоёв страны, Мальтус считает систему социальной помощи неимущим. Согласно законам о бедных, она осуществлялась за счёт средств церковных приходов. Облегчив положение неимущих на момент введения закона, новая система привела к неожиданному последствию: как писал потом классик экономической науки Альфред Маршалл:
>«Начиная с 1760 г. те, кто не в состоянии был устроить свою жизнь у себя дома, легко могли получить работу в новых промышленных или горнорудных районах, где спрос на рабочую силу часто заставлял местные власти воздерживаться от приведения в действие статей закона об оседлости, предусматривавших принудительное выселение. В эти новые районы беспрепятственно устремились молодые люди, и уровень рождаемости там стал чрезвычайно высоким, но высоким был и уровень смертности; в конечном итоге все же произошел довольно быстрый рост населения. К концу столетия, когда Мальтус писал свой труд, закон о бедных снова стал оказывать влияние на брачный возраст, но на этот раз уже в направлении его чрезмерного снижения. Тяжкие испытания трудящихся классов, порожденные серией голодных лет и войной с Францией, обусловили необходимость принятия мер для некоторого облегчения их положения. В свою очередь потребность в крупных контингентах новобранцев для пополнения армии и военно-морского флота послужила дополнительной побудительной причиной того, что некоторые сердобольные деятели проявили известный либерализм в поощрении многочисленных семей; практическим результатом этого явились льготы многодетному отцу, который теперь мог, не работая, получить для себя больше благ, чем он мог бы получать за тяжелый труд, будучи неженатым или имея лишь маленькую семью. Те, кто больше всех пользовался этими пособиями, являлись, естественно, самыми ленивыми и самыми подлыми людьми, людьми, лишенными самоуважения и предприимчивости. Таким образом, хотя в промышленных городах наблюдалась ужасающая смертность, особенно детская, численность населения там быстро возрастала; между тем качество его мало повышалось или вовсе не повышалось вплоть до принятия в 1834 г. нового закона о бедных. С того времени быстрый рост городского населения сопровождался, как мы увидим в следующей главе, тенденцией к повышению уровня смертности, но этой тенденции противодействовал рост воздержания, медицинских знаний, распространение санитарии и вообще соблюдение большей чистоты». >
Мальтусу, жившему в этом время, отрицательные долгосрочные последствия закона о бедных были хорошо видны – как в части увеличения рождаемости и смертности, так и в части падения трудовой этики, спровоцированного новыми стимулами. К проблеме учёный подошёл, как социальный инженер: приподнявшись над ценностями и благими пожеланиями, он сравнил количество бедствий, который приносит стране тот или иной вариант социальной политики, и делает выбор в пользу такой системы, которая минимизирует страдания. Сначала Мальтус жёстко критикует социальную систему современной ему Британии:
>«Кроме голода, на понижение заработной платы влияет размножение населения, если оно не сопровождается соответственным увеличением средств существования, так как подобное размножение принуждает разделять доставляемое страной продовольствие на меньшие доли, а это всегда влечет за собой поднятие цены продуктов потребления. К таким же последствиям ведет быстрое изменение в распределении денег между членами общества. Оба эти обстоятельства ухудшают положение бедных в Англии. Во-первых, законы о бедных поощряют размножение населения, нисколько не увеличивая количество продуктов потребления. Рассчитывая на вспомоществования своего прихода, бедный человек может в Англии жениться, совсем не имея средств для прокормления семьи, а это неизбежно влечет за собой значительное возрастание населения, а следовательно, постоянное раздробление продуктов потребления на меньшие доли. Вследствие этого на вознаграждение за труд людей, не получающих пособия, приходится покупать все меньшее и меньшее количество пищи и в конечном результате число лиц, поступающих на попечение приходов, должно постоянно возрастать. Во-вторых, количество продовольствия, потребляемого в приходских рабочих домах призреваемыми, которых нельзя считать полезными членами общества, настолько же уменьшает долю рабочих, т.е. людей, наиболее полезных для страны.
>К счастью, в народе еще существует отвращение к приходским вспомоществованиям, несмотря на то, что законы о бедных стремятся ослабить это чувство. Если бы эти законы оказали свое полное действие в этом отношении, то в настоящее время не было бы уже возможности, как это делалось доселе, скрыть их пагубное влияние. Такое воззрение может быть в отдельных случаях жестоко, но необходимо достигнуть того, чтобы получение всепомоществования сопровождалось чувством стыда, который явится побуждением к труду, столь необходимому для благосостояния общества. Всякая мера, ослабляющая это чувство, с какой бы человеколюбивой целью она ни принималась, вызывает последствия, прямо противоположные тем, которые имелись в виду. Когда обещанием помощи со стороны прихода способствуют заключению браков между неимущими людьми, что этим не только подвергают несчастью их самих и будущих детей, что в высшей степени жестоко и несправедливо относительно последних, но еще побуждают этих людей причинять вред всему обществу. Законы о бедных в Англии оказали влияние на вздорожание всех предметов потребления и на понижение действительной величины заработной платы; следовательно, они содействовали уменьшению благосостояния тех классов, которые живут исключительно своим трудом. Эти законы, без сомнения, были установлены с благой целью, но также несомненно и то, что они не достигли этой цели. Нельзя отрицать, что в некоторых случаях они уменьшают страдания, но, говоря вообще, участь бедных, находящихся на попечении приходов, крайне плачевна и тягостна. Можно быть уверенным, что если бы законы о бедных никогда не были установлены в Англии, то хотя бы число отдельных случаев крайне тягостного положения и несколько увеличилось, тем не менее общая сумма счастья среди народа была бы больше теперешней…
>Говоря это, я вовсе не хочу утверждать, что всякое употребление на работу бедных вредно, или осуждать то, что может быть сделано в ограниченных размерах на пользу неимущих, ради побуждения их к труду, но без поощрения их к размножению. Хотя никогда не следует упускать из виду общих принципов, но я вовсе не настаиваю на их безусловном применении. Бывают случаи, когда делаемое нами частное добро так велико, а порождаемое им общественное зло так ничтожно, что первому мы должны отдать предпочтение. Я хотел лишь доказать, что общая система законодательства о бедных покоится на ложном основании.
>Если все сказанное мной выше справедливо, то необходимо сожалеть, что во многих распространенных среди народа и авторитетных для него сочинениях высказывается неодобрение такому поведению, которое одно только может улучшить положение народа, и превозносится система, которая неизбежно должна повергнуть его в нищету». >
Неудивительно, что дальнейшие рассуждения Мальтуса касаются новых оснований, на которых должна строиться социальная политика. Прежде всего, речь идёт о повышении ответственности самих бедных за своё благополучие и благополучие своих детей. Учёный рассуждает, как изменится демографическое поведение населения и его благосостояние, если родители будут знать о необходимости самим содержать своих детей до вступления во взрослую жизнь:
>«Поэтому человек, добывающий средства для прокормления лишь двоих детей, никогда не согласился бы стать в такое положение, при котором ему пришлось бы кормить четверых или пятерых детей, как бы ни были сильны его побуждения к удовлетворению слепой страсти. Такая благоразумная воздержанность, если бы она всеми соблюдалась, непременно вызвала бы повышение заработной платы путем уменьшения предложения труда. Время, проводимое в лишениях, было бы употреблено на сбережения; приобретены были бы привычки к трезвости, труду и бережливости и по прошествии некоторого времени рабочий стал бы в положение, при котором он мог бы вступить в брак, не опасаясь относительно его последствий. Такое постоянное действие предупреждающего препятствия, ограничивая размножение населения, сдерживая его в пределах средств существования и позволяя ему возрастать по мере возрастания последних, придало бы действительное значение увеличению заработной платы и сбережениям, сделанным рабочими до вступления в брак.
>Такое увеличение действительной цены заработной платы значительно отличается от вынужденного повышения ее нарицательной цены или от приходских вспомоществований, всегда и неизбежно влекущих за собой соответственное повышение цены предметов потребления. Так как заработная плата была бы достаточна для содержания семьи и в каждом хозяйстве оказалась бы небольшая сумма прежних сбережений, то крайняя нищета была бы изгнана или постигла бы небольшое число лиц, ставших жертвой таких случайных несчастий, которые не могут быть ни предусмотрены, ни предупреждены никакой человеческой мудростью». >
Развивая далее свою мысль, он приводит новые и новые аргументы:
>«Если нельзя сомневаться, с одной стороны, в бедствиях, сопровождающих чрезмерное население, с другой стороны, в бедствиях, вызываемых развратом, то простой здоровый смысл говорит, что ни один моралист, основывающий нравственность на принципе общей пользы, не должен отвергать необходимости нравственного обуздания до тех пор, пока не добыты средства для содержания семьи…
>Предположенное мной улучшение может происходить тем же способом, как и вообще все приобретенные уже улучшения, т.е. путем прямого объединения общественного блага с частными интересами и возрастающим благосостоянием каждого отдельного лица. Никому не вменяется в обязанность производить какие-либо действия, несогласные с нашими привычками или основанные на новых побуждениях; от нас не требуют, чтобы мы имели постоянно в виду общественное благо, представление о котором, быть может, недоступно нашему пониманию. Общественное благосостояние должно вытекать из благосостояния отдельных лиц, и для достижения первого каждый должен заботиться о самом себе. В этом случае даже нет необходимости во взаимном содействии. Каждый шаг ведет к цели. Кто исполняет свой долг, тот и получает вознаграждение за это, как бы ни было велико число людей, уклоняющихся от своих обязанностей. Этот долг ясен и доступен всякому пониманию – он сводится к тому, чтобы не производить на свет Детей до тех пор, пока не имеешь средств для их прокормления и воспитания. Это правило, освобожденное от неясности, которой затемнили его различные системы общественной и частной благотворительности, не может не поразить своей очевидностью, и каждый человек, несомненно, поймет налагаемое им обязательство. Если он не может прокормить своих детей – они должны умереть с голоду; если он женится, не имея уверенности в том, что у него будут средства для содержания семьи, то принимает на себя вину за бедствия, причиняемые его поведением самому себе, своей жене и детям. Очевидно, его собственный интерес и счастье требуют, чтобы он отсрочил вступление в брак до тех пор, пока трудолюбием и бережливостью он не приобретет средств для содержания семьи. Поэтому до наступления этой поры он не вправе отдаваться своим страстям, не нарушая божественных законов и не причиняя вреда самому себе и своим ближним. Таким образом, соображения, вытекающие из личных интересов и собственного блага, налагают на него обязанность строгого исполнения нравственного обуздания.
>Почти все, что предпринималось до настоящего времени с целью улучшить участь бедных, стремилось путем изысканной заботливости затемнить этот вопрос и скрыть от несчастных действительную причину их нищеты. В то время, когда заработной платы едва хватает на прокормление двух детей, человек женится и на его руках их оказывается пятеро или шестеро, вследствие чего он испытывает безвыходную нужду. Он жалуется на заработную плату, которая ему кажется недостаточной для содержания семьи; он обвиняет свое приходское попечительство в том, что оно медлит со своей помощью; он обвиняет богатых в том, что они отказываются поделиться с ним своим избытком; он обвиняет общественные учреждения в несправедливости и пристрастии; он, быть может, обвиняет даже само Провидение, которое предназначило ему такое зависимое положение и жизнь, окруженную лишениями и страданиями. Находя повсюду повод для своих жалоб и обвинений, он не догадывается обратить взгляд на действительную причину своих бедствий. Себя самого он обвиняет едва ли не после всех, а между тем в действительности он один только и заслуживает порицания. Единственным его оправданием может служить лишь то, что он введен в заблуждение суждениями, распространяемыми высшими классами общества. Быть может, чувствуя тяжесть своего положения, он и сожалеет, что женился, но ему не приходит и голову, что, вступая в брак, он совершил поступок, достойный осуждения. Наоборот, его всегда уверяли, что, давая своему государю и стране новых подданных, он совершает похвальный поступок; он руководствовался этим правилом и в то же время страдает, неудивительно, что в его уме складывается мысль о том, что он страдает за правое дело, что со стороны государя и отечества несправедливо и жестоко оставлять его в жалком положении в благодарность за благодеяние, оказанное им по их же приглашению и вследствие их неоднократных заявлений о том, что подобные услуги с его стороны необходимы.
>До тех пор, пока не рассеются подобные ошибочные воззрения, пока разумные и естественные понятия относительно народонаселения не будут повсюду распространены и не вытеснят заблуждения и предрассудки в этом вопросе, до тех пор нельзя будет утверждать, что сделаны какие-либо попытки к просвещению народа. Чтобы иметь право обвинять народ, нужно прежде всего просветить его…
>Если понуждать население к супружеству в ту эпоху, когда недостаток средств существования вызывает опасения, что население не будет в состоянии прокормить своих детей, то это будет то же, что бросать в воду неумеющих плавать людей. В обоих случаях это значило бы искушать Провидение. Ни в том, ни в другом случаях мы не имеем разумного основания надеяться, что оно совершит чудо, чтобы избавить нас от несчастья или смерти, к которым влечет нас собственное наше поведение». >
В конце концов, Мальтус формулирует резюме – приговор устоявшейся системе социальной помощи и представлениям о необходимости поощрять рост населения:
>«Кто желает действительного улучшения положения низших классов народа, должен искать средства к установлению наиболее выгодного отношения между ценой труда и продуктов потребления, для того чтобы дать возможность работнику покупать больше этих продуктов, необходимых для жизни или способных увеличить его благосостояние. До настоящего времени для достижения этой цели бедных понуждали к браку, следовательно, умножали число работников и обременяли рынок тем самым товаром, цену которого хотели поднять. Не нужно было, казалось бы, особой проницательности для того, чтобы предвидеть последствия такого приема. Ничто не может сравниться по своей убедительности с опытом; такой опыт производился в различных странах и в течение многих веков, а успех его был именно такой, какой можно было предвидеть. Без сомнения, пора уже испробовать иные средства.
>…Так как мы убедились, что, увеличивая число работников, мы лишь усиливаем симптомы этой пагубной болезни, я желал бы, чтобы попытались теперь уменьшить число их.
>В старых и густонаселенных государствах это средство является единственным, от которого мы благоразумно вправе ожидать существенного и постоянного улучшения в положении низших классов населения». >
Наконец, Мальтус формулирует, какой именно должна быть социальная реформа, соответствующая его представлениям:
>«Я много размышлял по поводу английских законов о бедных, а потому решаюсь предложить план постепенной их отмены, против которого не вижу существенных возражений. … Необходимо открыто отказаться от признания за бедными воображаемого права содержаться на общественный счет.
>Для достижения этой цели я предложил бы издать закон, по которому приходские попечительства отказывают в пособиях детям, рожденным от браков, заключенных через год после обнародования закона, и всем незаконнорожденным, появившимся на свет через два года после его обнародования. Для того чтобы закон стал всем известен и глубоко запечатлелся в сознании народа, я предложил бы вменить в обязанность священникам непосредственно вслед за оглашением предстоящего брака произносить краткое внушение, в котором настойчиво указывалась бы несложная обязанность каждого человека заботиться о существовании своих детей и напоминалось бы о безрассудстве и безнравственности тех, которые вступают в брак, не имея надежды выполнить эту священную обязанность, о бедствиях, которым подвергались неимущие каждый раз, когда стремились к бесплодной попытке заменить попечения, возложенные природой на родителей, заботами общественных учреждений, и, наконец, о настойчивой необходимости отказаться от этих попыток, приведших к последствиям, совершенно обратным тем, которые от них ожидались.
>Предложенная мной и выполненная указанным образом мера ясно и открыто ознакомила бы народ с его естественными обязанностями. Никого не оскорбляя, она поставила бы нарождающееся поколение в меньшую зависимость от правительства и богатых людей, а физические и нравственные последствия такой независимости, несомненно, имели бы большое значение.
>Если бы после обнародования предложенной меры во всеобщее сведение и после упразднения существующих теперь законов о бедных нашелся человек, пожелавший вступить в брак, не имея надежды прокормить свою семью, по моему мнению, ему следовало бы предоставить полную свободу действовать в этом отношении по собственному усмотрению. Хотя подобный брак представляет очевидно безнравственный поступок, тем не менее он не принадлежит к числу тех, наказывать или непосредственно пресекать которые лежит на обязанности общества, ибо наказание, сопровождающее по законам природы такой поступок и обрушивающееся всегда на самого виновного, и без того жестоко, обществу же этим наносится лишь косвенный и притом слабый и отдаленный вред. Когда сама природа принимает на себя направление человеческой деятельности и наказание за нарушения, то желание заменить ее и принять на себя отвратительную заботу о наказаниях было бы безумием с нашей стороны. Предоставим же виновного наказанию, присужденному самой природой. Он поступил вопреки голосу рассудка, а потому не может никого винить и должен жаловаться на самого себя, если его поступок сопровождается прискорбными для него последствиями. Доступ в приходские попечительства должен быть для него закрыт, а если частная благотворительность окажет ему какую-нибудь помощь, то интерес человеколюбия настойчиво требует, чтобы она не была чрезмерно щедрой. Необходимо, чтобы виновный знал, что естественные, установленные самим Богом, законы обрекли его на лишения в наказание за нарушение этих законов, что он не имеет ни малейшего права требовать от общества иного пропитания сверх того, которое соответствует его личному труду, и что если он и его семья ограждены от мучений голода, то лишь благодаря состраданию благотворителей, которым он обязан за это своей признательностью…
>После обнародования предложенного закона незаконнорожденные дети должны быть лишены помощи со стороны приходских попечительств и предоставлены частной благотворительности. Отказываясь от своих детей, родители совершают преступление, ответственность за которое падает на них самих; общество же несет в этом случае сравнительно небольшую потерю, ибо для него один ребенок легко заменяется другим. Если дети нам дороги, то это вследствие присущей нам симпатичной страсти, именуемой родительской любовью. Когда находятся люди, отказывающиеся от посылаемого им самим небом дара, то общество вовсе не обязано занимать их место. Его дело ограничивается наложением наказания за преступления родителей, попирающих свои священнейшие обязанности, отказывающихся от попечения о своих детях или жестоко обращающихся с ними…
>Обязанность каждого человека заботиться о своих детях, безразлично законных или незаконнорожденных, до такой степени очевидна и важна, что справедливость требует, чтобы общество было вооружено всеми возможными средствами для ее укрепления. Но я уверен, что для достижения этой цели нет более пригодного средства, как обнародование закона о том, что впредь попечение о детях возлагается исключительно на их родителей, а если они пренебрегут своей естественной обязанностью и покинут своих детей, то должны рассчитывать на то, что попечение об этих детях будет зависеть лишь от случайной помощи со стороны частной благотворительности.
>Ответственность покинутых матери и детей, неповинных в дурном поведении главы семейства, может показаться слишком жестокой. Но что делать – это также закон природы, над правом противодействия которому нужно задуматься…
>Если бы был принят предложенный мной проект, то через несколько лет налог в пользу бедных стал бы быстро уменьшаться и вскоре оказался бы совершенно излишним. В то же время никто не был бы обманут, никому не было бы нанесено вреда, а следовательно, никто не имел бы права жаловаться.
>…Понимаю сделанное мне возражение, что право бедных на прокормление было признаваемо долгое время, а потому отмена налога могла бы вызвать сильное неудовольствие. Поэтому я присоединяюсь к мнению, что необходима крайняя осторожность, дабы отстранить это неудобство и не возбуждать общественного мнения. Но я решительно не понимаю так часто приводимого замечания, что бедные станут более недовольны и мятежны, как только убедятся, что не имеют никакого права на пособие. Я могу составить себе понятие об их чувствах, лишь поставив себя мысленно на их место и вообразив, что сам я испытал бы при таких условиях. Если бы мне сказали, что по естественным законам, а также по законам, установленным в той стране, где я живу, богатые обязаны кормить меня, то, во-первых, я не почувствовал бы особенной благодарности за оказываемое мне благодеяние, а во-вторых, если бы меня без всякой, на мой взгляд, необходимости стали кормить худшей пищей, чем та, к которой я привык, то я считал бы себя вправе жаловаться. Так как нельзя предположить, что я согласился бы с тем, что ухудшение моего содержания вызывается необходимостью, то я, вероятно, подумал бы, что закон относительно меня нарушен, что со мной поступают несправедливо и что мое право попрано. Меня, разумеется, станут держать в повиновении и силой воспрепятствовать проявлению моей злобы и открытому сопротивлению; но я всегда оправдаю подобные поступки, если проявление их окажется возможным; причиненная же мне обида поставит меня в самые неприязненные отношения к высшим классам общества. И действительно, я не знаю ничего, что могло бы до такой степени раздражить сердце человека, как нужда, в которой он винит не себя самого, не естественные законы, а скупость и несправедливость людей, занимающих высокое общественное положение. Всякому известно, что законы о бедных и щедрая благотворительность не мешают Англии испытывать нередко самую тяжелую нужду». >
Ближе к концу книги он вновь повторяет, в чём состоит главное направление реформирования:
>«Законы природы говорят нам то же, что сказано было ап. Павлом: если человек не желает трудиться, он не имеет права на пропитание. Они же говорят нам, что не следует дерзко отдавать себя на попечение Провидения и что человек, вступающий в брак, не имея средств для содержания семьи, должен рассчитывать на бедственное положение». >
Таково содержание предложенной Мальтусом социальной реформы в Великобритании. Надо сказать, что он предлагает сопроводить её целым рядом дополнительных мер. Он признаёт, что реформа отменит только один из факторов усугубления бедности, в то время как другие тоже могут отравить жизнь:
>«Тем не менее одного упразднения законов о бедных еще недостаточно для улучшения их участи. Если бы мы придавали этой мере исключительное значение, нам могли бы указать на положение бедных в тех странах, где не существуют подобные законы. Но такое сравнение потребовало бы внимательного рассмотрения многих обстоятельств и, во всяком случае, не могло бы послужить основанием для признания полезности существующих законов о бедности». >
В другом месте книги он пишет о необходимости системы воспитательных мер, подкрепляющих предложенную реформу законодательства:
>«Для улучшения участи людей недостаточно одной отмены всех учреждений, поощряющих размножение населения; необходимо, кроме того, стараться об исправлении господствующих мнений, производящих такое же и даже нередко сильнейшее действие. Это может быть делом одного только времени, единственное же средство для достижения такой цели заключается в распространении здравых понятий путем печати и устных бесед. В особенности необходимо настаивать на распространении той истины, что долг человека состоит не в размножении породы, а в распространении всеми возможными способами счастья и добродетели, и что если человек не имеет основательной надежды на достижение этой цели, то природа вовсе не предписывает ему оставлять после себя потомков». >
5. Основоположник научного социализма и великий политолог
Как это ни покажется неожиданным для отечественного читателя, Мальтус придерживался вполне социалистических воззрений на желательное общество:
>«Десять миллионов людей, обреченных на безустанный труд и лишение всего, что переходит предел крайней необходимости, ради доставления миллиону других людей всех излишеств роскоши – какая поистине печальная картина совершенствования, которого может достигнуть человеческое общество! К счастью, такая будущность ему не предназначена. Нет никакой необходимости в том, чтобы богатые предавались чрезмерной роскоши для поддержания фабрик и чтобы бедные лишали себя всяких удобств для поддержания населения. Наиболее полезные во всех отношениях фабрики – это те, которые служат для удовлетворения потребностей всей массы населения. Наоборот, те, которые удовлетворяют потребности богатых, не только имеют меньшее значение вследствие ограниченного спроса их изделий, но представляют еще то неудобство, что часто обусловливают большие бедствия благодаря изменчивости моды, которой они управляются. Умеренная роскошь, равномерно распространенная между всеми классами общества, а не чрезмерная роскошь небольшой группы людей, необходима для счастья и благоденствия народа. То, что доктор Палей принимает за настоящее зло, порождаемое роскошью, за действительную опасность, которой она грозит, то именно я считаю доставляемым роскошью благом и особенными, связанными с ней выгодами. Если согласиться, что во всяком обществе, не находящемся в положении новой колонии, население неизбежно должно сдерживаться каким-нибудь могущественным препятствием; если, с другой стороны, наблюдение нам показало, что стремление к довольству и жизненным удобствам удерживает многих людей от брака из опасения лишиться этих удобств, то необходимо признать, что повсеместное распространение такого стремления к жизненным удобствам является менее всего предосудительным для счастья и добродетели препятствием к заключению браков. Поэтому всеобщее распространение умеренной роскоши весьма желательно как лучшее средство для ограничения бедствий и нищеты, о которых упоминалось ранее…
>Если в отдаленном будущем бедные приобретут привычку благоразумно относиться к вопросу о браке, что оказывается единственным средством для общего и непрерывного улучшения их участи, я не думаю, чтобы даже самый ограниченный политик нашел повод бить тревогу о том, что, благодаря высокой заработной плате, наши соперники будут производить товары дешевле нас и могут вытеснить нас с заграничных рынков. Четыре обстоятельства предупредили бы или уравновесили бы такое последствие: 1) более низкая и равномерная цена продовольствия, спрос на которое реже превышал бы предложение; 2) уничтожение налога в пользу бедных освободило бы земледелие от бремени, а заработную плату от бесполезной прибавки; 3) общество сберегло бы громадные суммы, бесполезно расходуемые на детей, умирающих преждевременно смертью от нищеты, и 4) всеобщее распространение привычки к труду и бережливости, в особенности между холостыми людьми, предупредило бы леность, пьянство и расточительность, которые в настоящее время нередко являются последствием высокой заработной платы…
>В самом деле трудно представить себе более отвратительного поступка, как осуждение рабочих классов своего отечества на крайнюю нищету из-за желания более выгодно продать партию сукна и бумажных материй. Богатство и могущество нации имеют какое-либо значение лишь в том случае, если они содействуют умножению счастья всех людей, составляющих эту нацию. Говоря это, я не имею в виду уменьшить их значение; напротив, я смотрю на них, как на необходимое средство для достижения такой цели. Но если бы в каком-нибудь частном случае подобная цель и подобные средства для ее достижения оказались в совершенном противоречии, то разум не допускает сомнения в том, какой выбор необходимо сделать». >
Проиллюстрировать «инженерный» подход Мальтуса к социальным проблемам может его отношение к правам человека (да-да, этот вопрос обсуждался уже тогда). Учёный демонстрирует умение видеть не только непосредственные последствия признания того или иного права, но и отдалённые. Именно поэтому он, например, отвергает безусловное признание за человеком права на пищу: как уже было объяснено, в контексте Великобритании того времени эта декларация вела к долгосрочно неэффективной системе социальной помощи, усугублявшей страдания. Дополнительный интерес представляют его замечания о взаимосвязи таких параметров как образованность народа, благосостояние, демократия, – замечания, ставшие провозвестником многих политологических представлений нашего времени:
>«Ничто не могло бы в такой степени ослабить вредные последствия проповедуемых Пейном "человеческих прав", как всеобщее распространение знакомства с действительными правами человека. Я не считаю себя призванным перечислять их, но среди этих прав есть одно, которое обыкновенно присваивают человеку, но которое, по моему глубокому убеждению, не принадлежит и никогда впоследствии не будет ему принадлежать. Я разумею воображаемое право человека на пропитание в том случае, когда его собственный труд не доставляет ему для этого средств. Английское законодательство, действительно, как будто признает это право и принуждает общество доставлять занятия и пропитание тем людям, которые не могут приобрести их собственным трудом при обыкновенных условиях купли-продажи; но таким признанием законодательство восстает против естественных законов. Необходимо ожидать поэтому, что предписываемые им меры не только не увенчаются успехом, но даже усилят бедствия неимущих, вместо того, чтобы ослабить их, и таким образом послужат лишь к обольщению неимущих несбыточными надеждами.
>Аббат Рейналь говорит по этому поводу следующее: "До возникновения каких бы то ни было общественных законов человек имел право на существование". Он имел такое же точно основание сказать, что до возникновения общественных законов человек имел право жить до ста лет. Не подлежит никакому сомнению, что человек всегда пользовался и пользуется в настоящее время этим правом; он имеет право жить даже тысячу лет, если может и если пользование этим правом не причиняет вреда ближним; но в обоих случаях вопрос заключается не столько в праве, сколько в возможности. Общественные законы усиливают эту возможность; они доставляют возможность для существования большему числу лиц чем то, которое могло бы существовать без них. В этом смысле законы значительно расширяют право на существование. Но ни до установления общественных законов, ни после этого установления не могло пользоваться жизнью безграничное число людей-человек, не имевший возможности жить, всегда был лишен права на жизнь. Если бы эти великие истины получили всеобщее распространение; если бы низшие классы народа сознавали, что собственность необходима для усиления производства предметов потребления и что, признавая собственность, человек, не имеющий возможности купить или заработать себе пропитание, не может требовать его по праву; если бы, наконец, народ сознавал, что эти истины установлены самой природой и совершенно не зависят от человеческих учреждений, то все опасные и зловредные учения о несправедливости общественных законов потеряли бы свое значение и не заслуживали бы ничьего внимания. Нельзя допустить, чтобы все неимущие были мечтателями. Их бедствия всегда действительны, хотя они ошибаются относительно причины, которая порождает эти бедствия. Если бы поэтому неимущим объяснили обстоятельство, составляющее предмет их заблуждения, если бы им указали, как ничтожна ответственность правительства за их бедствия и, наоборот, как велико в этом отношение влияния причин, не имеющих никакого отношения к правительству, – то недовольство и возбуждение среди низших классов обнаруживалось бы несравненно реже и проявлялось бы не в столь жестоких формах, как в настоящее время, а усилия недовольных и беспокойных умов из среды средних классов общества, направленные к возбуждению народа, потерпели бы неудачу. Как только неимущие узнали бы, что их собственная выгода заключается в том, чтобы не поддаваться опасным обольщениям; как только они поняли бы, что, поддерживая проекты всеобщей ломки общественного строя, они оказывают услугу лишь честолюбивым замыслам нескольких вожаков без всякой выгоды и преимуществ для самих себя, так тотчас же можно было бы смело пренебречь всякими попытками беспокойных людей к возбуждению народа…
>В жизни нередко представляется необходимость мириться со злом для избежания более крупного бедствия, и обязанности всякого благоразумного человека заключаются в том, чтобы подчиняться этой необходимости добровольно. Но то же благоразумие предписывает не подчиняться злу, которого можно избегнуть без всякой опасности. Как только исчезнут опасения насилия и заблуждений со стороны народа, незачем будет страшиться правительственного деспотизма, ибо последний не будет иметь ни цели, ни основания, ни оправдания. Я льщу себя надеждой, что в этой книге достаточно ясно доказана та истина, что при наиболее совершенном управлении, порученном наиболее выдающимся и бескорыстным людям, страдания и крайняя нищета могут распространиться и даже сделаться всеобщими среди народа, который не установил обыкновения противодействовать благоразумными мерами чрезмерному размножению населения. Но так как до сих пор сущность и действие закона народонаселения не были поняты и старания общества были направлены скорее к усилению, чем к ослаблению последствий этого закона, то мы имеем разумное основание сделать заключение, что при всяком данном порядке управления влиянию именно этой причины необходимо приписать большую часть бедствий, постигающих низшие классы народа.
>Таким образом, возлагаемая Пейном и его единомышленниками на правительство ответственность за народные бедствия, очевидно, ошибочна. Хотя свободные государственные учреждения и хорошее правительство содействуют до некоторой степени уменьшению бедности, тем не менее их влияние в этом отношении оказывается лишь косвенным и крайне медленным. По своим последствиям влияние это нисколько не соответствует тому непосредственному и быстрому облегчению, которое народ рассчитывает достигнуть при посредстве революций. Эти преувеличенные надежды и возбуждение, вызываемое неисполнением их, дают ложное направление усилиям народа добиться свободы и препятствуют введению возможных преобразований, хотя медленных и постепенных, но в то же время верных и несомненно ведущих к улучшению участи народа». >
Наконец, говоря о взаимосвязи бедности и антиправительственных настроений, Мальтус замечает:
>«Из простого человеколюбия необходимо признать, что подобное бедствие является совершенно естественным и извинительным поводом к всеобщему недовольству и что на высших классах общества лежит обязанность употребить все усилия для уменьшения этого бедствия. Но оно может наступить и при наиболее совершенном и бережливом правительстве. Это также несомненно, как несомненно и то, что не во власти правительства предписать возрастание средств существования в стране, когда эти средства вследствие каких-нибудь неизбежных причин должны убывать». >
6. Воспитание труженика
Реформа законодательства об бедных была ключевым элементом предложений Мальтуса. Но он им не ограничился, и его рассуждения о долгосрочных механизмах воспитания трудовой этики, о способе воздействия на бедных с целью поднять их из нищеты, показывают, что пастор был тонким психологом, и вполне актуальны в наше время:
>«Но если чувство милосердия безотчетно, если степень кажущегося несчастья будет единственным мерилом нашей благотворительности, то она, очевидно, будет применяться исключительно к профессиональным нищим, между тем как скромное несчастье, борющееся с непобедимыми трудностями, но и в нищете сохранившее любовь к опрятности и благопристойному виду, будет оставлено в пренебрежении. Таким образом, мы окажем помощь тому, кто менее всего заслуживает ее, мы станем поощрять тунеядство и дадим погибнуть человеку деятельному и трудолюбивому, словом, мы пойдем совершенно наперекор стремлению природы и уменьшим сумму человеческого счастья.
>Необходимо признаться, что даже в самом способе раздачи милостыни профессиональным нищим мы проявляем скорее желание отвязаться от их назойливости и избавиться от неприятного зрелища, чем стремление к облегчению страдания несчастного существа. Вместо того, чтобы радоваться тому, что нам представляется случай помочь ближнему, мы чаще предпочли бы совсем не встречать людей, вызывающих сострадание. Их нищета поражает нас и вызывает тягостное ощущение, а между тем мы сознаем, что подаваемая им ничтожная помощь недостаточна для облегчения их страданий. Мы вполне понимаем, что милостыня совершенно не соответствует их нуждам. Мало того, мы уверены, что на следующем повороте улицы услышим точно такие же просьбы о помощи и, быть может, будем даже обмануты. Мы спешим избегнуть встречи с неимущими и нередко стараемся не слышать их назойливых выпрашиваний. Мы подаем милостыню лишь в том случае, когда ее, так сказать, вырывают у нас насильственно, помимо нашей воли, и эта вынужденная благотворительность не оставляет в нашей душе никакого приятного воспоминания, никакого возвышающего душу ощущения.
>Такой способ оказания помощи совершенно противоположен добровольной и истинной благотворительности, стремящейся близко познакомиться с нуждами тех несчастных, которые требуют ее помощи. Люди, побуждаемые к такой благотворительности, чувствуют, какими тесными узами связан богатый с бедным, и гордятся этими узами; они посещают неимущего в его лачуге и разузнают не только об его нуждах, но и об его привычках и нравственных наклонностях. От такой благотворительности уклоняется бесстыдный попрошайка, старающийся обратить на себя внимание своими рубищами, и, наоборот, она ободряет, поддерживает и утешает того, кто молча переносит незаслуженные страдания. Для того чтобы более наглядно выставить преимущества такого способа благотворительности и его противоположность способу раздачи вспомоществований в приходских попечительствах, я не могу сделать ничего лучше, как привести слова Тоунзенда, которыми он заключает свой прекрасный трактат по поводу закона о бедных: "Нельзя себе представить что-либо отвратительнее стола, за которым производится раздача пособий в приходских попечительствах. Здесь нередко можно встретить в одном лице соединение всего, что делает нищету отталкивающей: табак, водка, лохмотья, насекомые, грубость и нахальство. Наоборот, ничего не может быть благороднее и трогательнее благотворительности, посещающей лачугу неимущего, с целью ободрить трудолюбие и добродетель, протягивающей руку помощи голодному и облегчающей участь вдов и сирот. Что может быть прекраснее и трогательнее отрадных слез благодарности, блистающих чистой радостью очей, поднятых к небу рук, бесхитростного выражения чувств, порождаемых неожиданным, но разборчивым благодеянием? Мы часто были бы свидетелями подобных трогательных сцен, если бы люди могли вполне располагать собой и правом, принадлежащим им в деле благотворительности".
>Я думаю, что невозможно быть часто действующим лицом в подобных сценах и не совершенствоваться ежедневно в добродетели. Подобные случаи не только удовлетворяют врожденное чувство милосердия, но и наиболее действительным образом способствуют улучшению нашего сердца. Это, несомненно, единственный вид милосердия, относительно которого можно сказать, что он доставляет счастье и тому, кто его оказывает, и тому, кто им пользуется. Во всяком случае, наверное, нелегко было бы найти какой-либо иной способ благотворения, который, распределяя столь громадные суммы, не угрожал бы причинить больше вреда, чем пользы…
>Для самих неимущих весьма важно, чтобы на благотворительность не смотрели как на источник, на который всякий имеет право рассчитывать. Бедный должен научиться пользованию собственными силами, должен развивать свою энергию и предусмотрительность и рассчитывать только на свои добродетели, а если всего этого окажется недостаточно, то на посторонние пособия он должен смотреть, как на надежду, а не как на право, не забывая при этом, что осуществление этой надежды обусловливается его Добрым поведением и собственным сознанием, что нищета его не есть следствие беспечности и неблагоразумия. Не должно подлежать ни малейшему сомнению, что при распределении пособий мы обязаны разъяснить бедным эти истины. Если бы все страдания могли быть облегчены, если бы бедность могла быть искоренена ценой пожертвования хотя бы трех четвертей имущества богатых, я последний воспротивился бы такой мере и не продолжал бы настаивать на том, что необходимо установить границы для нашей щедрости. Но так как опыт показал, что несчастья и нищета всегда без исключения соответствуют количеству раздаваемого без разбора подаяния, то, применяясь к приемам, употребляемым при исследовании естественных законов, мы должны заключить, что эти подаяния не составляют истинной благотворительности и не заслуживают названия добродетели…
>Среди условий человеческой жизни, рассматриваемых даже с самой благоприятной точки зрения, нередко бывает, что наши самые справедливые надежды оказываются обманутыми: трудолюбие, благоразумие, добродетели не только остаются без заслуженной награды, но даже иногда сопровождаются неожиданными бедствиями. Вот именно те, которые находятся в таком бедственном положении, несмотря на усилия выйти из него, те, которые изнемогают под тяжестью незаслуженного бремени, должны рассматриваться как истинный объект нашей благотворительности. Облегчением их страданий мы исполняем самый священный долг милосердия. Долг этот заключается в смягчении частного зла, порождаемого общими законами. Дав ему такое благотворное направление, мы не должны опасаться дурных последствий. Несчастные, справедливо вызывающие наше сострадание, вполне заслуживают нашей наибольшей поддержки и столь значительной щедрости, которая способна была бы совершенно освободить их от гнетущей нужды, если бы для этого даже пришлось предоставить собственной участи тех, которые не имеют права ни на наше уважение, ни на нашу помощь.
>Когда исполнены эти важнейшие обязанности в деле милосердия, ничто не возбраняет нам взглянуть с состраданием также на ленивого и беспечного человека; но и в этом даже случае общее благо требует, чтобы наша помощь расточалась бережливо. Мы можем принять на себя заботу о благоразумном смягчении наказания, налагаемого природой за нарушение ее законов, но при этом мы должны остерегаться того, чтобы наказание не стало совсем неведомо виновному. Тот, кто подвергся ему, совершенно справедливо низводится на последнюю ступень общественного положения; намереваясь поставить его на более высокую ступень, мы нарушаем требования благотворительности и совершаем несправедливость по отношению к тем, которые окажутся ниже его. Необходимо, чтобы при распределении предметов первой необходимости он ни в каком случае не воспользовался одинаковой долей с трудолюбивым работником…
>Эти соображения не должны прилагаться к тем случаям крайней нужды, которые произошли не вследствие беспечности или лени, а по какому-либо неблагоприятному стечению обстоятельств. Если человек переломит себе руку или ногу, то мы обязаны немедленно помочь ему, а не наводить справки о том, заслуживает ли он нашей помощи. Это совершенно согласуется с требованиями общей пользы. Подавая в подобных случаях без разбора нашу великодушную помощь, мы можем не предаваться опасениям, что наш поступок поощрит людей ломать себе руки с целью воспользоваться помощью. На основании неизменного принципа общей пользы одобрение, выраженное Христом поступку Самаритянина, нисколько не противоречит правилу ал. Павла: кто не хочет трудиться, тот не имеет права на пропитание...
>Я уже имел случай заметить и вынужден вновь повторить, что в такого рода вопросах общие принципы не должны вести за пределы, указываемые благоразумием, хотя эти пределы никогда не следует упускать из виду. Нередко может случиться, что польза, проистекающая от достигнутого нами облегчения положения бедного, превышает то зло, которое может быть вызвано впоследствии нашим поступком. Сюда, очевидно, относится и тот случай, когда бедствия, испытываемые человеком, которому мы оказываем помощь, произошли не вследствие его лености или непредусмотрительности. Вообще существует один только вид благотворительности, относительно которого необходимо сказать, что он до такой степени нарушает общие принципы, что вызываемые им последствия приносят еще больший вред, чем частное зло, устранение которого имелось в виду. Такую искаженную благотворительность, несомненно, представляют вспомоществования, выдаваемые систематически и в определенных размерах, на которые всякий бедный, каково бы ни было его поведение, имеет право рассчитывать». >
А вот ещё одна вполне социалистическая идея Мальтуса, которая, ко всему прочему, показывает, что автор знал о существовании положительных внешних эффектов – понятия, развитого уже экономистами XX века:
>«Я уже имел случай упоминать, что помимо благотворного влияния неожиданного, благоразумного вспомоществования, можно принести значительную помощь введением системы общего образования; я особенно настаиваю на этой мысли и намерен постоянно подтверждать ее, ибо все, что будет сделано в этом направлении, принесет громадную пользу. Образование принадлежит к числу тех благ, которыми может пользоваться каждый, не только не причиняя этим вреда другим, но, наоборот, доставляя им пользу. Я полагаю, что путем образования человек приобретает ту благородную гордость, тот здравый смысл и честный образ мыслей, которые способны удержать его от обременения общества семьей, если нет средств для ее прокормления; поведение такого человека служит примером для всех окружающих и содействует улучшению их положения, насколько это достижимо при посредстве индивидуального воздействия. Противоположное поведение, обусловливаемое дурным воспитанием и невежеством, оказывает обратное действие». >
Вообще, Томас Мальтус обнаруживал в себе сочетание качеств, свойственное для полевого учёного, собирающего и обобщающего факты, больше чем кабинетного теоретика. Сказались большой опыт работы с людьми в должности пастора, выдающаяся любознательность и гуманитарное, в основном, образование. Надо сказать, что, наряду с проблемами народонаселения, Мальтус интересовался и другими вопросами экономики, в которых ему тоже принадлежит много важных наблюдений и открытий. В построении формальных микроэкономических моделей он явно уступал Рикардо. Марк Блауг, проанализировав микроэкономические построения Мальтуса, заметил, что последний слишком уж любил брать из жизни недостававшие факты и, по-видимому, вообще не видел необходимости строить логически непротиворечивые микроэкономические модели. Но это в микроэкономике, а в области макроэкономики, демографии и правильной интерпретации статистики Мальтусу не было равных. Например, критикуя проекты, связанные с переделами собственности в пользу бедных, он указывал не только на непосредственное следствие такого передела, но и на общий долгосрочный эффект таких действий:
>«Нам прожужжали уши пустыми обвинениями против теорий и их авторов. Люди, ратующие против теорий, кичатся своей приверженностью к практике и опыту. Необходимо согласиться, что плохая теория – очень нехорошая вещь и что авторы таких теорий не только не приносят пользы, но нередко даже причиняют обществу вред. Тем не менее крайние защитники практических методов не замечают, что сами попадают в ловушку, от которой стараются предостеречь других и большинство их может быть причислено к авторам самых зловредных теорий. Когда человек передает то, что он имел случай наблюдать, он тем самым увеличивает общую массу сведений и приносит пользу обществу. Но когда он делает общие выводы или строит теорию на основании ограниченного наблюдения над фактами, имевшими место на его ферме или в его мастерской, то он оказывается тем более опасным теоретиком, что опирается на наблюдение, так как в таких случаях часто упускается из виду, что разумная теория должна основываться на общих, а не на частных фактах.
>Мое мнение основывается на том, что нередко частное и непосредственное следствие какой-нибудь благотворительной меры находится в противоречии с общим и постоянным ее действием». >
Одним из примеров такой благотворительной меры является предложение о наделении неимущих крестьян коровами, которое Мальтус критиковал с помощью следующих соображений:
>«Утверждают, что сельские работники, имеющие коров, более трудолюбивы и ведут более правильную жизнь, чем те, которые не имеют их. Это весьма вероятно и соответствует справедливым ожиданиям. Но делаемое из этого заключение, что наделение работников коровами является лучшим средством сделать их трудолюбивыми, далеко не обладает той же вероятностью. Большинство работников, владеющих в настоящее время коровами, приобрело их ценой своего трудолюбия. Справедливее поэтому сказать, что трудолюбие доставило им коров, чем утверждать обратное – что коровы развили в них стремление к трудолюбию. Впрочем, делая это замечание, я вовсе не желаю отрицать того обстоятельства, что внезапное наделение земельной собственностью способно иногда пробудить наклонности к трудолюбию». >
7. Социальный оптимизм
Очень часто Мальтуса представляют противником социальных реформ, ему приписывают мнение, будто никакие социальные изменения не способны серьёзно улучшить положения народа, а низшие грани всегда будут находиться на грани выживания, на грани голодной смерти. Это представление абсолютно не отвечает действительности. Более того, мало кто из экономистов-классиков столь же оптимистично смотрел на возможные благоприятные результаты социальных реформ. Мальтус возлагал большие надежды, что реализация его предложений значительно улучшит жизнь. С другой стороны, он критиковал необоснованные надежды утопистов, не опирающиеся на строгий анализ:
>«…Люди, придерживающиеся последнего мнения, неизбежно должны ощущать чувство постоянного недовольства и негодования, так как при всяком столкновении с действительной жизнью им приходится испытывать горькое разочарование. Даже при самых благоприятных условиях правильный прогресс общества будет им казаться медленным и недостаточным, ибо их предубежденные глаза увидят в этом прогрессе лишь ретроградное движение и безвыходное несчастье; перемены, которых они прежде добивались, покажутся им связанными со множеством бедствий; среди постоянных разочарований они увидят во всем лишь преступные побуждения и, быть может, окончательно потеряют веру в какие бы то ни было улучшения.
>Человек, придерживающийся противоположного мнения, не испытывает разочарования, потому что не предается напрасным надеждам. Сравнение различных состояний общества показывает ему, что самые лучшие из них способны к улучшению, и это пробуждает в нем бодрость. Но он предвидит и затруднения. Он знает, что стремление к улучшению часто сопровождается какой-нибудь потерей в другом отношении и что прогресс не всегда охватывает все стороны общественной жизни, поэтому он всегда приготовлен к тому, что лучшие его ожидания рушатся. В этом случае он не только не впадает в отчаяние, но старается воспользоваться своей неудачей как полезным опытом; таким образом, его энергия не ослабевает, но принимает лучшее направление. Он до конца жизни верит как в могущество добродетели, так и в существование порока и не покидает надежды на будущие общественные улучшения. Эта надежда внушена ему историей прошедших времен, несмотря на то, что она так часто была смешением печальных событий.
>Если невежество есть благо, то нет надобности в просвещении. Но если оно, как в данном случае, опасно, если ложные воззрения на общественный порядок не только задерживают прогресс, но еще жестоко обманывают наши надежды, то мне кажется, что чувства и ожидания, внушаемые здравым взглядом на будущее, являются источником утешения и что люди, обладающие этим здравым взглядом, более счастливы и более участвуют в усовершенствовании и упрочении благосостояния общества, чем если бы они отвернулись от истины». >
Даже в отношении проблемы народонаселения Мальтус не мог не обратить внимания, что производительность некоторых обществ повышается, и это даёт надежду на выход из тупика перенаселённости, как только прирост средств существования станет стабильно опережать рост населения:
>«Одного беглого взгляда на состояние различных европейских, стран достаточно, чтобы при всевозможных практических применениях не забывать того, что естественное стремление населения к размножению представляет неизменную величину, а действительное размножение определяется переменными условиями и средствами каждой страны для содержания труда, независимо от того, какой бы степени развития эта страна ни достигла, признается ли она земледельческой или промышленной, много ли в ней городов или нет. Это действительное размножение, т.е. истинные границы населения, должно постоянно находиться гораздо ниже наибольшего предела производительной силы земли, дающей средства для продовольствия… Очевидно, что эти условия оказывают влияние лишь на действительное количество добываемой пищи и на действительное число людей и не имеют никакого, даже отдаленного отношения к естественному стремлению населения, превышающему способность земли доставить необходимое пропитание…
>Желая бросить последний общий взгляд на будущее и определить наши надежды относительно уменьшения страданий, порождаемых законом народонаселения, нам прежде всего предстоит остановиться на следующем соображении: хотя размножение населения в геометрической прогрессии представляет неоспоримый закон, хотя период удвоения, обусловливаемый таким размножением, в случае, если ничто не препятствует ему, принять в этом сочинении весьма умеренный, необходимо признать, что возрастание населения задерживалось успехами цивилизации…
>Говоря вообще, поведение людей в вопросе о браке всегда было лучше их теории. Несмотря на то, что много говорилось в пользу мнимой обязанности жениться и что на обычай вступать в брак в раннем возрасте часто указывали как на средство для предупреждения порока и по этой причине считали этот обычай полезным – каждый человек тем не менее признавал для себя необходимым, прежде чем решиться на этот важный шаг, подумать о том, будет ли он иметь достаточно средств для прокормления своего будущего семейства…
>Оглядываясь на положение общества в предшествовавшие нам эпохи, я с уверенностью могу утверждать, что бедствия, причиняемые законом народонаселения, скорее уменьшаются, чем увеличиваются, хотя причина этих бедствий и не была всем известна. Следовательно, если мы предаемся надежде, что причина эта разъяснится, то мы вправе ожидать, что и порождаемые ею бедствия станут все более и более уменьшаться. Возрастание населения, которое будет вызвано улучшением общественных условий, не окажет угнетающего влияния на прогресс, ибо влияние это определяется отношением между численностью населения и средствами существования, а никак не абсолютным числом людей. Мы имели уже случай упоминать в первой части этого сочинения, что нередко менее всего населенные страны оказываются более всего обремененными своим населением и более всего страдают от влияния закона народонаселения. Весьма вероятно, что в продолжение последнего столетия Европа испытала менее голодных годов и болезней, вызываемых нуждой и нищетой, чем в предшествуйте века. Вообще, если относительно бедствий, производимых законом народонаселения, будущее и не представляется нам столь блестящим, как мы того желали бы, все же оно не настолько печально и безотрадно, чтобы нам не оставалось уже никакой надежды на медленные и постепенные улучшения; такая надежда нам казалась благоразумной до последнего времени, когда неосновательные преувеличения стали представлять нам будущее в ином свете. Благодаря законам, установившим право собственности и управляющим всем, что имеет отношение к браку, а также чувству эгоизма, с виду столь узкому, проявляются стремления людей к улучшению своего положения и все те благородные успехи человеческой мысли, которые отличают цивилизованную жизнь от дикого состояния...
>Дело идет не столько об опровержении рассуждения, сколько о предупреждении чувства. Многие лица из числа тех, которые не считают нужным приводить в соответствие свои мнения и вкусы, утверждают, что изложенные в этом сочинении принципы кажутся им неопровержимыми, но это именно печалит их. Им представляется, что мое учение расстилает над природой мрачное покрывало и не оставляет места тем надеждам на улучшение и усовершенствование, которые скрашивают человеческую жизнь. Я не могу разделять подобных чувств. Если бы картина прошлого давала мне право надеяться, что существенное улучшение общественного строя не только возможно, но хотя бы вероятно, то разрушение этих надежд, без сомнения, опечалило бы меня. Но если, напротив, опыт прошлого не позволяет мне рассчитывать на такое улучшение, то я без всякой печали взгляну на неразрывно связанное с нашей природой затруднение, с которым приходится вести постоянную борьбу, так как эта борьба возбуждает энергию человека, развивает его способности, закаляет душу, улучшает его во многих отношениях, словом, является в высшей степени пригодной для его испытания. Гораздо лучше установить такой взгляд на положение общества, чем уверять себя, что все бедствия легко могли бы быть устранены из нашей жизни, если бы испорченность людей, влияющих на общественные учреждения, не искажала всякие полезные начинания». >
Вполне оптимистичны и воззрения Мальтуса относительно того, что самые разные страны вполне смогут увеличить население, совершенно не погружая в нищету низшие классы. Он просто вновь и вновь подчёркивает: нельзя допускать, чтобы рост населения обгонял экономический рост.
>«Нужно совершенно не понимать моего учения для того, чтобы считать меня врагом размножения населения. Враги, с которыми я борюсь, – это порок и нищета. Для того, чтобы ослабить действие этих грозных противников, я предлагаю установить между населением и средствами существования такое отношение, которое не вызывало бы борьбы между ними. К тому же, это отношение не зависит от абсолютной численности населения и даже вообще более неблагоприятно в мало населенных странах. Следующее сравнение может пролить свет на этот вопрос. Допустим, что мы посоветовали арендатору лугов развести скот, так как это даст ему возможность увеличить свой доход; всякий согласится, что мы дали ему хороший совет. Но если фермер, следуя нашему совету, увеличит количество своего скота до такой степени, что ему нечем будет кормить его, вследствие чего скот отощает, то фермер, разумеется, поступит неправильно и должен будет винить самого себя. Советуя ему развести скот, мы, очевидно, говорили о сытых и здоровых животных, а не о большом числе больных животных, на которых не найдется покупателя. В нашем совете не было указания на определенное число; снабдить ферму скотом, значит завести такое его количество, которое соответствует размеру данной фермы и плодородию ее почвы, т.е. двум ограниченным величинам. Фермер вправе желать, чтобы абсолютное количество его скота возрастало, и к этому должны быть направлены его усилия. Но нельзя назвать противником размножения скота того человека, который станет доказывать фермерам, что их усилия будут напрасны и даже убыточны, если они начнут увеличивать количество своего скота, прежде чем приведут свои земли в такое состояние, чтобы они могли прокормить его.
>Мои рассуждения совершенно тождественны. Я верю, что цель Творца заключается в том, чтобы земля была населена; но я думаю, что Он желает, чтобы она заселилась породой здоровой, добродетельной и счастливой, а не больной, порочной и несчастной. Если под предлогом повиновения велению плодиться и размножаться мы населим землю последней породой и таким образом добровольно подвергнемся всевозможным бедствиям, то лишимся права обвинять в несправедливости божественную заповедь и должны будем объяснять свои страдания безрассудным исполнением священного закона.
>В оценке важного значения многочисленного и сильного населения я ничем не отличаюсь от самых горячих его защитников. Я готов признать вместе с древними писателями, что могущество государства должно измеряться не размером его территории, а численностью населения. Я расхожусь с этими писателями лишь в вопросе о том, как получить многочисленное, и притом сильное и здоровое население. Поддерживаемое мной в этом отношении мнение, отличающее меня от этих писателей, мне кажется, вполне подтверждается свидетельством опыта, который представляет лучшее испытание всякой теории.
>Действительно, относительное число браков и рождений в какой-либо стране может быть велико, не вызывая этим быстрого возрастания населения; наоборот, нередко случается даже, что население в ней неподвижно или возрастает с крайней медленностью. В стране, где это происходит, население слабо не только вследствие нищеты, но и потому еще, что относительное число взрослых людей меньше в ней, чем в стране с быстро возрастающим населением…
>Весьма вероятно, что я выразился с большей надеждой, чем это допускается опытом, относительно возможного возрастания населения. Я сказал, что в течение нескольких веков Англия может в два или три раза увеличить свое теперешнее население, и тем не менее оно будет пользоваться лучшей, чем в настоящее время, пищей и одеждой. А в начале этого сочинения, сравнивая степени возрастания населения и средств существования, я предположил ради предупреждения спора о фактах, что произведения земли могут возрастать безгранично, что, конечно, не согласно с действительностью. Не странно ли после этого делаемое мне возражение, что Англия способна удвоить и даже утроить свое население? Не страннее ли еще, что люди, соглашающиеся с различной степенью возрастания, на которой основаны все мои выводы, тем не менее утверждают, что возрастание населения не может повести к пагубным последствиям до тех пор, пока земля не откажется от дальнейшего произрастания? Я не знаю, можно ли найти пример более поразительного отсутствия здравого смысла. Это то же самое, как если бы фермер сказал: при хорошей обработке мой участок позволяет мне ежегодно прибавлять к моему стаду по четыре головы скота, а потому я не вижу ничего неудобного в том, чтобы прибавлять ежегодно по сорока голов. >
Производительная способность земли, конечно, не беспредельна, но она, в точном смысле этого слова, неопределенна, т.е. не имеет известных нам и точных границ. Весьма вероятно, что никогда не наступит то время, когда труды технических изобретений станут совершенно бессильны увеличить произведения земли. Но возможность получить некоторый излишек пищи при посредстве разумно направленного труда совсем не то же самое, что возможность получить все то количество пищи, которое необходимо для прокормления постоянно и беспрепятственно возрастающего населения».
И особого интереса заслуживает наблюдение Мальтуса о социальной обусловленности минимальных потребностей, их зависимости от условий данного времени, и о том, как величина социально обусловленных потребностей прожиточного минимума влияет на экономическое поведение людей:
>«Почти во всех странах для низшего класса народа существует предел нищеты, за которым прекращаются браки и продолжение рода. Этот предел крайней нищеты в различных странах весьма неодинаков и зависит от различных условий, как, например: почвы, климата, образа правления, распространения просвещения, степени цивилизации и пр. Главнейшими условиями, повышающими этот предел и уменьшающими нищету наиболее нуждающихся классов населения, являются свобода, обеспечение собственности, распространение среди народа знаний, стремление к приобретению преимуществ и наслаждений, доставляемых довольством. Деспотизм и невежество, наоборот, понижают этот предел.
>При всяких попытках, предпринимаемых для улучшения положения низших классов населения, необходимо неизменно стремиться к поднятию возможно выше этого предела нищеты, или, другими словами, стремиться к тому, чтобы нужда, признаваемая в данной стране в крайней степени бедственной, все же была бы еще сносной. Достигнуть этого можно, развивая в народе стремление к независимости, чувство собственного достоинства, привычку к довольству и обладанию собственностью». >
8. Марксистская критика Мальтуса
Фридрих Энгельс назвал концепцию Мальтуса «самой варварской из когда-либо существовавших теорий, системой отчаяния, обрушившей сладкозвучные фразы о любви к ближнему своему». В.И. Ленин назвал мальтузианство «реакционной доктриной», «попыткой части буржуазных идеологов оправдать капитализм и доказать неизбежность лишений и нищеты среди трудящихся классов при любой социальной системе» [цит. по en.wikipedia.org/wiki/Thomas_Malthus ].
Трудно сформулировать характеристику, более далёкую от реальности, и это доказывается непосредственно, прямым цитированием работы Мальтуса. Чем же была вызвана столь жёсткая реакция Маркса и марксистов на Мальтуса и его теорию, система нелепых обвинений, явно рассчитанная на то, чтобы сторонники шарахались от Мальтуса, не раскрывая его книги?
Весьма возможно, дело как раз в том, что Мальтус придерживался вполне социалистических воззрений, ставил целью искоренить нищету, голод, войны и прочие бедствия, сгладить социальную дифференциацию, видеть людей всесторонне развитыми, здоровыми и счастливыми. Но, в отличие от современных ему социалистов-утопистов, он разработал социальную реформу на основе научного знания о том, как определённый фактор, подвластный регулированию со стороны человека (а именно, народонаселение) влияет на масштабы социальных бедствий. Он предложил повлиять на этот фактор так, чтобы уменьшить социальные действия. В конечном итоге, отмена закона о бедных в соответствии с его предложениями в 1834 г., наряду с другими благоприятными факторами, позволили Великобритании довольно быстро искоренить нищету. С тех пор производство средств существования в этой стране стабильно опережало рост населения.
Мальтус не был первым экономистом, подсказавшим удачные государственные решения в области развития экономики. Но он, по-видимому, был первым, кто подсказал решение собственно проблемы нищеты и социальной дифференциации, причём решение, эффективное в долгосрочной перспективе. Решение с очевидностью следовало из закона спроса и предложения в приложении к труду. Для того чтобы повысить благосостояние трудящихся, необходимо сдерживать население, чтобы меньшее предложение труда обеспечивало, при прочих равных, его более высокую оплату.
А вот этого марксисты уже никогда не могли простить Мальтусу. Монополия на «научные» решения социальных проблем, конечно же, должна была остаться за ними. И поскольку конкурировать с «вульгарной буржуазной политэкономией» в добросовестной дискуссии они заведомо не могли, пришлось разбрасывать по «Капиталу» ядовитые замечания, в основном, в сносках, и городить нелепые обвинения. Вот типичные образцы полемической манеры Маркса:
>«…Сэр Джемс Стюарт лучше других осветил этот пункт. Насколько мало известен в настоящее время его труд, появившийся десятью годами раньше «Wealth of Nations» Адама Смита, видно, между прочим, из того, что почитатели Мальтуса не знают даже, что первое издание его работы о «народонаселении», если оставить в стороне её чисто декламаторскую часть, почти целиком списано у Стюарта, а также у попов Уоллеса и Таунсенда».
>«Мальтус, вообще мастер на плагиаты (вся его теория народонаселения представляет собой бессовестный плагиат)…»
>«Но консервативные интересы, слугою которых был Мальтус, мешали ему видеть, что чрезмерное удлинение рабочего дня вместе с необычайным развитием машин и эксплуатацией женского и детского труда должно было сделать «избыточной» значительную часть рабочего класса, в особенности с прекращением созданного войной спроса и английской монополии на мировом рынке. Само собой разумеется, было гораздо удобнее, гораздо более соответствовало интересам господствующих классов, которым Мальтус поклонялся с чисто поповским усердием, объяснять это «перенаселение» вечными законами природы, а не исключительно историческими естественными законами капиталистического производства».
>«Если читатель вспомнит о Мальтусе, работа которого «Essay on Population» появилась в 1798 г., то я напомню, что эта работа в своей первоначальной форме есть не что иное, как ученически-поверхностный и поповски-напыщенный плагиат из Дефо, сэра Джемса Стюарта, Таунсенда, Франклина, Уоллеса и т. д. и не содержит ни одного самостоятельного положения. Большой шум, вызванный этим памфлетом, объясняется исключительно партийными интересами. Французская революция нашла в Британском королевстве страстных защитников: «закон народонаселения», медленно вырисовывавшийся в XVIII веке, потом с помпой возвещенный среди великого социального кризиса как несравненное противоядие против теории Кондорсе и других, был с ликованием встречен английской олигархией, которая увидела в нем великого искоренителя всех стремлений к дальнейшему человеческому развитию. Мальтус, до крайности изумлённый своим успехом, принялся тогда за то, чтобы заполнить старую схему поверхностно компилированным материалом и присоединить к нему новый, который был, однако, не открыт, а просто присвоен Мальтусом. Кстати сказать, хотя Мальтус — поп высокой англиканской церкви, тем не менее он дал монашеский обет безбрачия. Безбрачие — одно из условий fellowship [членства] в протестантском Кембриджском университете. «Женатым не разрешается быть членами коллегии. Напротив, если кто-нибудь женится, он тем самым выбывает из числа членов» («Reports of Cambridge University Commission», p. 172). Это обстоятельство выгодно отличает Мальтуса от других протестантских попов, которые, стряхнув с самих себя католическую заповедь безбрачия священников, усвоили заповедь «плодитеся и множитеся» как свою специфически-библейскую миссию в такой мере, что повсюду поистине в неприличной степени содействуют увеличению населения и в то же время проповедуют рабочим «принцип народонаселения». Характерно, что экономическая пародия грехопадения, адамово яблоко, «urgent appetite» [«непреоборимое желание»], «the checks which tend to blunt the shafts of Cupid» [«препятствия, которые предназначены притупить стрелы Купидона»], как весело говорит поп Таунсенд, — этот щекотливый пункт был монополизирован и теперь монополизируется господами представителями протестантской теологии или, вернее, церкви. За исключением венецианского монаха Ортеса, оригинального и остроумного автора, большинство проповедников «закона народонаселения» — протестантские попы. Таковы Брюкнер с его «Th_orie du Syst_me animal». Leyde, 1767, в которой исчерпана вся современная теория народонаселения и идеи для которой дал мимолётный спор на эту тему между Кенэ и его учеником Мирабо-старшим; затем поп Уоллес, поп Таунсенд, поп Мальтус и его ученик архипоп Т. Чалмерс, не говоря уже о мелких попах-писаках in this line [в том же направлении]. Первоначально политической экономией занимались философы, как Гоббс, Локк, Юм, коммерческие и государственные люди, как Томас Мор, Темпл, Сюлли, де Витт, Норс, Ло, Вандерлинт, Кантильон, Франклин, теоретической стороной её особенно занимались, и притом с величайшим успехом, медики, как Петти, Барбон, Мандевиль, Кенэ. Ещё в середине XVIII столетия его преподобие г-н Таккер, видный для своего времени экономист, извиняется в том, что он занялся маммоной. Позже, а именно с появлением «закона народонаселения», наступило время протестантских попов. Как бы предчувствуя появление этих знахарей, Петти, считающий население основой богатства и, подобно Адаму Смиту, непримиримый враг попов, говорит: «Религия больше всего процветает там, где священники больше всего умерщвляют свою плоть, также как и право — там, где адвокаты умирают от голода». Поэтому протестантским священникам, раз они не хотят следовать апостолу Павлу и «умерщвлять плоть» безбрачием, он советует «не производить, по крайней мере, попов больше («not to breed more Churchmen»), чем могли бы поглотить наличные приходы». >
Всегда, как только речь заходила о Мальтусе, обычная для Маркса научная непорядочность перерастала в крайнее бесстыдство. Причём обвинение Мальтуса в плагиате, но уже по отношению к Рикардо, Маркс потом повторил в своей «Теории прибавочной стоимости». На самом же деле, обвинение просто показывает невнимательное чтение Марксом экономической литературы. Ознакомление с любым серьёзным источником истории экономической мысли показывает, что при появлении масштабных экономических трудов большая часть идей всегда так или иначе заимствована у предшественников, очень часто похожие идеи независимо возникают у разных авторов, потому что «пришло время». Экономический аппарат Адама Смита, например, значительно отставал от того, что было достигнуто его предшественниками в континентальной Европе, но идеи, слишком опережавшие своё время, последних просто не были восприняты окружающей публикой [Шумпетер. История экономического анализа]. Мало того, первое издание книги Мальтуса было памфлетом – характерным для того времени жанром остроактуальной литературы, приближающимся к публицистике. Скорее всего, для памфлетистов вопрос стоял не столько в оригинальности, сколько в доходчивости и популярности изложения. (И Марксу не помешало бы поучиться у Мальтуса способности доходчиво излагать основную мысль, не отвлекаясь на темы, какие попы на ком были женаты и как они «приватизировали» символ грехопадения, адамово яблоко.) Тем не менее, значительная часть экономических идей того времени рождалась именно в памфлетах. Наконец, Мальтус никогда не заявлял, что открыл новые факты и связи; напротив, подчёркивал их известность и, в частности, ссылался на Таунсенда, указывая на общие элементы и расхождения концепций. Вместе с тем, Мальтус исключительно оригинален, даже если подходить с более строгими научными стандартами, – в части безупречно ясного изложения концепции, противоречившей устоявшейся парадигме.
Впрочем, мелочного заплёвывания Мальтуса, видимо, не хватило, и в дальнейшем Маркс уже припечатал беднягу из тяжёлой артиллерии конкретно-исторической философии:
>«'Человек' Мальтуса, абстрагированный от исторически определенного человека, существует только в его воображении, так же как и соответствующий этому естественному мальтусовскому человеку геометрический метод размножения. Поэтому действительная история представляется Мальтусу таким образом, что не размножение его естественного человека является абстракцией от исторического процесса, от действительного размножения, а наоборот, действительное размножение представляет собой применение теории Мальтуса... Имманентные, исторически изменяющиеся границы процесса размножения людей Мальтус превращает во внешние пределы; внешние препятствия происходящего в природе процесса воспроизводства – ...в естественные законы... размножения» [цит. по nation.geoman.ru/demogr/item/f00/s00/e0000622/index.shtml ]. >
Как поясняют марксистские источники, тем самым
>«Маркс показал, что основная методологическая ошибка Мальтуса заключается, с одной стороны, во внеисторическом подходе к народонаселению, а с другой – в идеалистической трактовке исторического процесса». Далее сообщается: «Классики марксизма-ленинизма показали, что при различных общественных способах производства существуют различные законы возрастания населения, перенаселения, обосновали закон народонаселения при капитализме, опровергли мальтузианскую догму о давлении населения на средства существования, противопоставив ей историко-материалистическую концепцию относительного перенаселения» [там же]. >
Вообще, потуги Маркса критиковать великих учёных и их подходы с точки зрения философии всегда вызывают чувство глубокого сожаления, что Маркс так и не получил никакого опыта научной деятельности до того, как ударился в философию. Из-за этого он часто не понимал смысла научных текстов и назначение используемых там моделей. В самом деле, беспрепятственное размножение населения у Мальтуса – абстракция, приближение к которой в реальном мире встречалось, по Мальтусу, только в Северной Америке. [Возможно, в своём обзоре народонаселения неевропейских регионов он приводит и другие примеры.] И Мальтус это прекрасно понимал. Эта абстракция, этот «предельный случай», как чётко обозначено Мальтусом, отвечает идеальным условиям отсутствия ресурсных и иных ограничений. Нетрудно построить математическую модель и показать, что при раннем вступлении в брак, высокой рождаемости, нормальной продолжительности жизни, отвечающим состоянию сытости, рост человечества будет оцениваться именно геометрической прогрессией, если параметры вступления в брак, продолжительности фертильного периода, рождаемости будут примерно постоянными. Мальтус был знаком с современной ему математикой и не зря ссылался на Эйлера. Однако не только математическая модель, но и опыт освоения Северной Америки подтвердил, что в ситуации, максимально приближённой к идеальной – когда отсутствуют ресурсные и иные ограничения – население растёт именно в геометрической прогрессии. Для построения выводов Мальтусу даже этого было не надо, ему было достаточно грубой «оценки снизу» для возможного долговременного роста человечества, основанной на реальном опыте.
Главные утверждения Мальтуса – не в формулировке этой абстракции, а в выводах, которые он делает из вполне правдоподобных предположений о скорости естественного прироста населения без ресурсных ограничений.
>«Утверждают, что я написал большое сочинение лишь для того, чтобы доказать, что население размножается в геометрической прогрессии, а средства существования возрастают в арифметической. Это несправедливо. Первое из этих положений казалось мне несомненным, как только была доказана степень размножения в Америке, а второе совсем не требовало доказательств. Главная цель моего сочинения заключается в исследовании последствий, которые неизбежно должны проистекать и действительно проистекали среди человеческих обществ из этих, изложенных на первых страницах, законов. Это предмет, который нелегко исчерпать. Подробности, в которые я должен был вдаться, имеют тот недостаток, что не отличаются частным характером. Но в этом отношении я не сумел сделать ничего лучшего. Конечно, с точки зрения философских воззрений, было бы весьма интересно узнать точное влияние каждого из препятствий, задерживающих размножение населения, но при современном состоянии наших познаний я не видел никакой возможности привести более точные указания». >
Ввиду этого пояснения Мальтусом своего подхода, пытаться запретить учёному вводить абстрактный «предельный случай» и принимать его за адекватное описание какого-то закона – всё равно, что запрещать физику рассматривать ускорение свободного падения вблизи поверхности земли из-за сопротивления воздуха. Ведь и теоретическая механика долго занимается рассмотрением идеального движения тел в безвоздушном пространстве. Затем физик рассматривает отклонения движения тел в воздушном пространстве именно как следствие внешних препятствий – сопротивления воздуха. В конце концов, неточности исходной модели теоретической механики для безвоздушного пространства играют минимальную роль по сравнению с сопротивлением воздуха в земной атмосфере. Поэтому тем, что теоретическая механика с самого начала была абстракцией, на этом фоне, можно пренебречь. Лучше исследовать влияние, которое оказывает на движение тел сопротивление воздуха.
Мальтус именно так и поступил, а точнее, предъявил к себе даже более жёсткие требования, чем мы предъявляем к физикам. Не позволив себе долго рассматривать абстрактный случай возрастания населения в геометрической прогрессии, уже со второй главы книги он стал рассматривать реальные проблемы обществ, в которых действуют ресурсные ограничения. Модель геометрической прогрессии была ему нужна для популярной постановки проблемы и для того, чтобы показать одну из сил, действующих на равновесное состояние народонаселения – стремление к размножению, когда к тому появляется возможность. И далее, на протяжении всей книги, в отличие, скажем, от современных ему физиков или даже коллеги-экономиста Рикардо, Мальтус практически не рассматривал абстрактные модели и опирался на хорошо изученные и бесспорные макроэкономические и демографические закономерности.
Тем не менее, такой подход Мальтуса, стандартный для любой развитой науки, не устроил Маркса. Автор «Капитала» третировал экономическую теорию, да и демографию, куда свирепей, чем физику. Во-первых, Маркс «бил по рукам» всех экономистов, которые пытались сформулировать общеэкономические законы (расходящиеся с его собственным пониманием) и заявлял, что законы всегда разные для разных эпох – феодализма, капитализма и т.д. Например, он отказывал Мальтусу в праве заявить о принципиальной способности населения расти в геометрической прогрессии, потому что в разные эпохи те или иные факторы не позволяли населению расти с такой скоростью. Поэтому-де нет общего закона и наслаивающихся на его действие факторов, а есть отдельный закон для каждой конкретной ситуации. При капитализме население растёт одним способом, при феодализме другим. Это то же самое, как заявить, что нет общих законов, по которым движется снаряд после выстрела: поскольку «исторически меняющееся» направление ветра всё время сдувает снаряд в разные стороны, то и механика к снаряду неприменима.
Тем самым, запрещается любая теория о факторах, которые по-разному действуют на население в разные эпохи. Но если влияние факторов исследовать невозможно, то невозможно предсказать, каким будет дальнейший рост населения в зависимости от этих факторов. А можно только задним числом констатировать демографическую динамику и назвать её «законом» для ушедшей эпохи. Пожалуй, сам Мальтус возразил бы на это следующим пассажем:
>«Но если это так, то наука становится невозможной, связь между действиями и их причиной рушится и книга природы закрывается для нас, так как ее чтение оказывается бесплодным. Если это так, то самые нелепые и невероятные предположения приобретают одинаковое значение с самыми точными научными законами, основанными на многочисленных и несомненных наблюдениях, и мы должны вернуться к древним философским системам, насиловавшим факты для своего подтверждения, вместо того, чтобы самим основываться на этих фактах. Словом, если законы природы непостоянны и изменчивы, несмотря на то, что они казались нам постоянными и неизменными в течение многих веков, то для человеческого разума нет больше побуждения обращаться к плодотворным исследованиям, он должен быть обречен на бездействие. Если, не имея ни одного признака, указывающего на возможность какого-либо изменения, мы вправе утверждать, что такое изменение все-таки совершится, то нет положения, на котором мы не могли бы настаивать, и предположение о том, что луна сольется с землей, имело бы одинаковую достоверность с утверждением, что завтра взойдет солнце». >
Самое интересное, что в другом месте книги он уже отвечает на возражение, очень похожее на возражение Маркса, – дескать, скоро придёт эпоха, при которой рост населения прекратится сам собой. Надо сказать, что эта эпоха действительно наступила во многих странах, но причиной, как нетрудно понять, стала не ошибка Мальтуса в вопросе о принципиальной способности человечества неограниченно размножаться со скоростью геометрической прогрессии, а один из указанных им факторов – сокращение рождаемости. Но перейдём к цитате:
>«Вейланд прибегает и к другим сравнениям. Он утверждает, что физическое стремление цивилизованного народа к усваиванию своего населения в двадцатипятилетний период исчезает также несомненно, как "исчезает способность боба подымать свой стебель, когда рост его прекратился"; что основывается на продолжительности и силе такого стремления, это то же самое, что принять пустой призрак за основание для теории, "которая не может быть подтверждена наблюдением и находится в противоречии с фактами. Подобной теории можно доверять в такой же мере, как расчету генерала, который, основываясь на одной лишь возможности существования пушки с дальностью боя, вдвое превышающей расстояние, на которое способны стрелять его собственные орудия, надеялся бы уничтожить неприятеля с недоступного расстояния".
>Я не знаю, кто из нас двоих ошибся на счет дальности пушечного выстрела, т.е. на счет действительного возрастания населения в различных странах и каким образом можно применить ко мне ошибку генерала. Употребляя сравнение Вейланда, мои рассуждения представляются в следующем виде: наблюдая за дальностью полета ядер, выпущенных из пушек одинакового калибра и при одинаковом заряде, и найдя в этой дальности большое различие, я стал отыскивать причину такого явления; заметив на пути полета препятствия и найдя, что дальность была тем больше, чем слабее были препятствия, я счел себя вправе сделать на основании умозрения и опыта заключение, что естественное стремление ядер одинаково, но дальность полета изменяется в зависимости от препятствий. Такое заключение представляется мне более правильным, чем попытка приписать колебания в дальности полета ядер какому-то таинственному изменению в силе, когда орудия одинаковы во всех остальных отношениях.
>Не останавливаясь более на этих сравнениях, приводимых для разъяснения различной величины возрастания населения в различных странах, заметим лишь, что пока человеку для существования будет необходима пища, до тех пор неминуемо будут проявляться эти различия, обусловленные истощением средств существования. Делать из различной степени размножения тот вывод, что "население имеет естественное стремление удерживать себя на уровне средств существования, доставляемых землей во всякую эпоху его существования", - это то же, что сказать о человеке, заключенном в темницу, будто он обладает естественным стремлением к тюремной жизни или что стесненные со всех сторон сосны в густых лесах Норвегии не имеют естественного стремления пускать ветвей. Тем не менее таково именно главное положение Вейланда, на которое опирается все его сочинение.
>Хотя Вейланд не доказал, что существуют границы для естественного стремления населения к размножению, и не представил ни одного аргумента для подтверждения вероятности, что при отсутствии влияния самообуздания, порока и нищеты население в тысячу миллионов может также легко удвоиться в течение двадцати пяти лет, как и население в тысячу человек, – тем не менее необходимо согласиться, что часть приведенного им против меня возражения могла бы иметь значение при известных условиях, а потому, не опровергая моих воззрений, могла бы изменить делаемые из них заключения». >
Так как же классики марксизма опровергли мальтузианскую концепцию народонаселения? Судя по всему, мальтузианской проблемы перенаселения Маркс не видел вообще, поскольку не признавал обратной зависимости между количеством населения и доступностью средств существования (при прочих равных) для стран, в которых проявляются ресурсные ограничения. И хотя действие этого закона вряд ли осмелится отрицать человек в здравом уме, некоторое успокоение марксистам может придать их убеждённость, что общеэкономических законов, относящихся ко всем историческим эпохам, не существует. Правда, если общеэкономических законов, относящихся ко всей истории, не существует, то тогда нет и общих параметров, по которым человеческую историю можно было бы объективно разбить на эпоху рабовладения, феодализма, капитализма… но и это не страшно, поскольку право разделять эпохи на феодализмы и капитализмы тоже было приватизировано Марксом.
Пожалуй, больший интерес представляет «историко-материалистическая концепция относительного перенаселения», которую классики марксизма противопоставили мальтузианству. Необходимо было как-то объяснить пауперизацию, нараставшую во времена Мальтуса. Согласно Мальтусу, повышение производительности, вызванное строительством новых фабрик, улучшением агротехники, введением в сельскохозяйственный оборот новых земель, увеличивало количество средств существования и само по себе, конечно же, было фактором улучшения жизни. Другое дело, что рост населения обгонял прирост производства средств существования, оттого и наблюдалась пауперизация.
Но Маркс отверг влияние населённости на уровень жизни, и ему необходимо было противопоставить другую теорию, объясняющую эффект обнищания по мере экономического роста. И обнищание рабочих он объяснил… накоплением капитала – тем самым процессом, который приводил к росту производства средств существования. Казалось бы, чем больше капитала предлагается на рынке «капиталистических услуг», тем лучше условия для «партнёра» капитала на рынке производительных услуг – труда. Рабочий может выбирать между старым низкопроизводительным рабочим местом и новым высокопроизводительным – авось, капиталист – хозяин последнего предложит большую зарплату.
Но у Маркса иначе. У него накопление капитала непременно происходит в форме «изменения органического строения капитала», т.е. уменьшением доли капитала, идущего на зарплату, в пользу доли капитала, идущей на покупку машин. В частности, это означало замену ручного труда машинным с непременным увольнением лишних рабочих. Рост безработицы изменял соотношение спроса и предложения на рынке труда, вёл к снижению зарплат. Классик, правда, не задумывался, что мешало капиталистам использовать избыточных рабочих на прежнем низкопроизводительном оборудовании, если их зарплата не росла и позволяла, следовательно, рентабельно продолжать прежнее производство на прежней технологии. Не задумывался он и над тем, что снижение зарплат противоречит его же трудовой теории стоимости для рабочей силы: ведь если зарплаты падают из-за роста безработицы и снижения спроса на рынке труда, то они уже не определяются затратами на воспроизводство рабочей силы. Эти мелочи не волновали автора коммунистического манифеста; результат оставался всё тот же: чем богаче становится страна, чем больше в ней возможностей производить средства существования, тем беднее рабочие и хуже условия их труда. И вот он пишет:
>«Относительная величина прмышленной резервной армии возрастает вместе с возрастанием сил богатства. Но чем больше резервная армия по сравнению с активной рабочей армией, тем обширнее постоянное перенаселение, нищета которого прямо пропорциональна мукам труда активной рабочей армии. Наконец, чем больше нищенские слои рабочего класса и промышленная резервная армия, тем больше официальный пауперизм. Это абсолютный, всеобщий закон капиталистического накопления». >
Своему главному произведению – знаменитому «Капиталу» – Маркс дал подзаголовок «Критика политической экономии», имея в виду разгромить научные школы «вульгарной буржуазной политэкономии». Вышло, однако, как в русской поговорке «не по Сеньке шапка». Маркс оказался мыслителем совершенно не того уровня, который мог бы подняться до проблематики таких столпов как Рикардо и Мальтус, а тем более, их критиковать.
9. Вопросы актуальности
Совершенно очевидно, что теория народонаселения Мальтуса совершенно потеряла актуальность для тех стран, в которых состоялся так называемый второй демографический переход и население не растёт либо растёт крайне медленно. Россия сейчас, скорее, недонаселена, и весьма возможно, что подушевое производство в некоторых регионах удалось бы увеличить, увеличив их население. Кроме того, интересы стратегической безопасности и сохранения русской культуры просто не позволяют нашей стране гнаться только за повышением уровня жизни – они требуют поддержания населения на определённом уровне, а для этого необходимо повышение рождаемости.
Вместе с тем, мальтузианские проблемы крайне актуальны для многих стран «Третьего» и «Четвёртого» мира в Африке, Азии и Латинской Америке, выход которых из бедности или нищеты существенно упростился бы, остановись в них рост населения. Ханжеские традиции гуманитарной сферы препятствуют как формированию более адекватной демографической политики в самих этих странах, так и разумному изменению принципов помощи отстающим странам со стороны более развитых. Пожалуй, единственным обнадёживающим исключением является Китай, власти которого осознали угрозу демографического взрыва и приняли драконовский меры, в результате которых рост населения страны существенно замедлился и в обозримом будущем, видимо, прекратится.
Всякие детализированные предложения в этой сфере, ставящие целью помощь нищим и сирым перенаселённых стран, должны делаться с чрезвычайной осторожностью, чтобы не оскорбить лучшие чувства людей доброй воли во всём мире и, в то же время, пройти по лезвию бритвы между возможной поддержкой бедных в краткосрочной перспективе и снятием проблемы перенаселённости – в долгосрочной. Тем не менее, уже сейчас совершенно необходимо избавиться от неадекватных антимальтузианских стереотипов, не позволяющих решить действительно острые проблемы, влекущие чудовищные бедствия в самых разных уголках земного шара.
И в порядке «затравки» для более открытого и честного обсуждения проблемы, автор этих строк предложил бы «мальтузианскую» программу реформы системы международной помощи беднейшим странам, страдающим от перенаселения.
Такая программа должна быть нацелена не на поддержание роста населения, а на сокращение и прекращение его, на скорейшее завершение второго демографического перехода и повышение качества жизни имеющегося населения. Прежде всего, всякая помощь таким странам должна быть обусловлена переходом к ограничивающей демографической политике. В свою очередь, направление помощи должно быть сдвинуто в пользу мер, поощряющих «правильное» демографическое поведение. Например, развитые страны могли бы гарантировать пособие в размере двух долларов в день тем родителям в наиболее бедных странах, которые имеют не более одного ребёнка, и в размере одного доллара в день тем родителям, которые имеют не более двух детей. Они бы могли оказывать материальную помощь в размере двух долларов на ребёнка ежедневно, если он единственный в семье, и одного доллара – если их двое. Естественно, при большем количестве детей всякую материальную помощь следует снять. Одновременно, в сотрудничестве с местными правительствами, необходимо развернуть медицинскую систему этих стран так, чтобы она помогала предотвратить избыточную рождаемость, противозачаточные средства и операции должны стать легкодоступны. Помощь в случае голода и других подобных бедствий продолжает оказываться, но не распространяется на детей, рождённых через год после принятия программы. Большинству из них, рождённых в однодетных и двухдетных семьях, вполне хватит одно-двухдолларового пособия. С другой стороны, следует ограничить трудовую миграцию из наиболее бедных стран в более богатые, содействовать максимально эффективному приложению трудовых ресурсов на их родине, превращению бедных стран в цветущие сады. Жители этих стран не должны рассчитывать, что, в случае чего, они или их дети найдут себе счастье на чужбине – пусть сосредоточатся на улучшении окружающего бытия. Эта задача тем более упростится, что рождаемость и прирост населения пойдут на спад, количество средств существования в этих странах, по меньшей мере, не будет уменьшаться, а родители меньшего количества детей, равно как и государства, будут вкладывать больше сил в повышение их качества, рост образовательного уровня, улучшение здоровья.
Как справедливо заметил пастор Мальтус, человека от животных отличает способность предвидеть и оценивать отдалённые последствия своих действий. И как бы хотелось, чтобы человечество научилось правильно предвидеть отдаленные последствия и принимать правильные решения хотя бы в той хорошо изученной сфере, которая связана с проблемами народонаселения!
