Россия-СССР; Образы будущего; Идеология; Война и мир;
Re: Спасибо. Еще...
Я был очень упрям. Впрочем, далеко не один я, конечно же. Человек может упереться рогом, пойти на принцип, из последних сил блокируя даже самые вопиющие впечатления. Думаю, мы все наблюдали это неоднократно (и замечали за собой).
Так что «качественное» изменение у меня произошло только в результате встряски. У меня она была внутренняя, кому-то, думаю, помогла внешняя.
Но все же «количественная» подготовка к тому, чтобы я обратил внимание, наконец, на нестыковки в пропаганде, которой меня потчуют, тоже сыграла свою роль.
Так что несколько факторов стоит отметить. Пусть это будет дополнением к изложенному СГ в Заключении в книге «Манипуляция…».
- простые жизненные факты (в т.ч. излагаемые мне отцом моего друга, рабочим со стажем (беззащитность перед преступностью, развал многих систем жизнеустройства и т.д.)), копились и копились, и никаким «разгребаем совковые завалы» их уже было не оправдать;
- долетавшие до меня аргументы «красно-коричневых» (и тех, кого я причислял к их «пособникам»), изложенные грамотно и логично, без лишних эмоций, тоже «удобряли почву»;
- общение с людьми «красно-коричневых» взглядов не на политические темы убеждало меня в том, что это тоже люди, а не упыри и не «распропагандированные, отчаявшиеся и потерявшие голову». Тут надо сказать, что когда сторонники антиельцинской оппозиции оказывались среди моих давних знакомых, это было одно: к ним и отношение было терпимее, но и убедить меня они могли меньше (думалось: «Ну Славик и заблудился!»). А вот когда по делам, не связанным с политикой, я общался с человеком, которого раньше не знал, волей-неволей приходилось преодолевать предубеждения, и происходило это как-то мягко и естественно.
Впрочем, именно сразу (а не в качестве «удобрения почвы») это действовало, когда первые «бреши» – пусть и совсем маленькие – были уже «пробиты». И тогда действовало это сильно.
- уже упоминавшиеся аспекты «книг, которые в детстве читал», и не только их. Когда видишь, что под атакой «демократов» именно то, что было дорого с детства, когда за шелухой клятв «в любви к России» и отговорок типа «критикуя, мы желаем добра» уже не спрятать проявлений нечестности – действует. Один мой друг, полутатарин-полурусский, рубаха-парень, душа любой компании, эдакая «квинтэссенция евразийского характера», сочувствовал Новодворской и старым диссидентам и голосовал за Явлинского, попутно (и искренне, смею заверить!) говоря, что «любит нашу родную и при этом дурную страну». Я на тот момент был уже «патриотом», хоть и антисоветским. И изложил ему как-то несколько фактов, как вся эта демократня-диссидня «любит» «нашу родную и при этом дурную страну», привел несколько вопиющих нестыковок в заявляемой ими позиции. Он сперва ответил, что, наверное, все так, но воспитан он все же «на диссидентах». Но потом оказалось, что воспитан он как надо. Отрыгнул смердяковщину куда быстрее, чем я – надо было только помочь распознать!
- связанный с предыдущим момент: откровенность некоторых идеологов и союзников. Помню, как возмутился даже Нуйкин в «МК» году в 1994-м после очередных откровений Бжезинского. И меня это на какой-то момент ошарашило. А потом, уже в период «поступательного отрезвления», я неоднократно замечал неприкрытую неприязнь ко всему русскому даже в тех тезисах, что раньше глотал как вполне «само собой разумеющиеся» и «довольно нейтральные».
- еще один фактор, действующий на самых радикальных, к которым во многом относился и я: меньший радикализм большинства соратников. Сам по себе.
«Видишь», мол, что «твой радикализм не разделяют даже такие вот достойные сотоварищи по демократическому лагерю». Причем это «ведь не переметнувшиеся к красно-коричневым говорухины, аксючицы, константиновы, юрии власовы и не непоследовательные явлинские, а действующие соратники по движению».
Само по себе это, разумеется, не делает патриотом и даже в какой-то степени «контрит гайку». Но в долговременной перспективе, конечно, это сбивание лишнего радикализма полезнее, ибо приучает думать менее прямолинейно и более основательно. (Радикал-то, оставшийся радикалом, разочаровавшись, шарахнется из одной крайности в другую, да еще и не факт, что там останется, а не рванется еще куда-то.)
