Как они ликовали! Как визжали, верещали и хрюкали!.. Мэр столицы 10 октября, спустя неделю после кровавой бойни, на вопрос корреспондента “Московских новостей”, оценивает ли он эту бойню как победу, уверенно и радостно воскликнул: “Безусловно! В августе 91-го ещё не было победы. Победа сейчас! Сейчас — победа!.. Сейчас мы сломали хребет и Советам, и консолидации коммунистических структур”.
Какая картинка! Кому “сломали хребет”? Множеству своих сограждан и соотечественников — от 15-летнего Ромы Денисова до 75-летнего Константина Дмитриевича Чижикова...
Спевка подлецов
Но надо вернуться на пять месяцев назад, в май 1993 года, в Бетховенский зал Большого теат-ра, где Ельцин встречался с “цветом русской интеллигенции”, с роскошным букетом её. Он сказал: “Мне объяснили, что это зал для спевок. Нам надо сегодня спеться”. В зале не было ни Леонида Леонова, ни Георгия Свиридова, ни Галины Улановой, ни Святослава Рихтера, ни Гелия Коржева, ни Владимира Атлантова, ни Дмитрия Хворостовского... Но это никого не смутило: разве Анфиногенов не больше, чем Леонов, разве Чудакова не затмевает Уланову? И началось...
Первой дали слово (или взяла) Марии Владимировне Мироновой, известной на эстраде ещё с 1927 года. И она запела, как бабушка над колыбелью внука: “Борис Николаевич, ну Борис Николаевич, как вы можете работать с Руцким, если у него совершенно, ну совершенно противоположные взгляды? А Съезд? Ну у него же совершенно противоположные взгляды. Какие нервы надо вам иметь, дорогой Борис Николаевич! А вы себя совершенно не бережёте, дорогой...”
Очень нервничал и лязгал зубами пианист Николай Арнольдович Петров: “Если эта мразь придёт, нам всем придётся бежать, всем, кто достанет билеты! Вы, Борис Николаевич, честный, образованный, воспитанный, трезвый человек, сидите за столом с шулерами... Пора употребить власть. Канделябрами их! Канделябрами!..”
Затем — писатель Григорий Бакланов, друг Сороса: “Возьмите с собой всё своё мужество. Всё, что есть! Нужна твердая президентская власть. Очень твердая! Архитвёрдая! Вы меня поняли?”
Писатель Артём Анфиногенов: “Борис Николаевич, нужно использовать момент! Он может не повториться. Ловите момент...”
Об этом же умоляла и Мариэтта Чудакова, тонкий аналитик творчества Булгакова, эстетка: “Действуйте, Борис Николаевич! Не надо бояться социального взрыва. Его не будет! Жмите!”
Геннадий Хазанов: “Про вас кричат, что вы агент сионизма... А прокуратура бездействует, милиция тоже. Будет поздно, Борис Николаевич, они вас и всех, кто в этом зале, не пожалеют! Не пожа... не жопа... леют”.
В таком духе выступали и писатели Анатолий Алексин, Аркадий Вайнер и другие говорящие цветы букета.
Коэффициент лжи
Это было начало. А через пять месяцев их дорогой Борис Николаевич и принялся орудовать “канделябрами”, придав им вид 125-миллиметровых орудий, крупнокалиберных пулемётов и скорострельных пушек. Ельцинской опорой, помощниками и исполнителями истребления народа были члены штаба по подавлению восстания: глава правительства Черномырдин, его заместитель Шумейко, военный министр Грачёв, его заместитель Кобец, министр внутренних дел Ерин, его заместитель Куликов, мэр столицы Лужков, командующий ВВС маршал Шапошников, генералы Барсуков, Волкогонов, Голушко, Баскаев и какой-то Боксер... Может, кого-то я и забыл. Вот видите, уже и не помню, кто такой Боксер. Так не забыть бы и всех. Поэтому и напоминаю. Да не забудьте Бурбулиса, он тоже где-то тут болтался.
Поддержку в виде полоумных речей, истерических воплей и завываний Ельцину оказывали (“Давите их, Борис Николаевич!”) Полторанин, Гайдар, Немцов, Филатов, Новодворская и свора менее известных.
Свидетельские показания о кровавой бойне тогда же в той или иной форме дали из числа известных людей Аушев, Илюмжинов, Илюхин, замминистра здравоохранения Москвичёв, а также художник Набатов, журналист Болтовский, капитан Емельянов, капитан 3 ранга Мозговой и многие другие.
Виктор Иванович Илюхин, видевший всё из окна Дома Советов, и сейчас может повторить то, что сказал тогда: “Бэтээры, а потом танки расстреляли небольшое двухэтажное здание метрах в восьмидесяти от Дома. Там находились добровольцы сводного полка защитников Конституции. А площадь перед Домом была усеяна трупами. Здесь полегло человек двести”.
И Аушев может вспомнить, как, явившись из Дома Советов к Черномырдину, сказал ему: “Виктор Степанович, мы там видели женщин, детей. Там пятьсот или шестьсот убитых. Остановите эту бойню!”
А разве Илюмжинов забыл, что поведал через две недели корреспонденту “Известий”: “Я видел в Доме Советов не 50 и не 70 трупов, а сотни. В большинстве своём это были люди случайные, без оружия. К нашему приходу было более пятисот убитых. К концу дня, думаю, могло оказаться до тысячи”.
Я позвонил художнику Анатолию Набатову, с которым познакомился гораздо позже тех дней, и спросил, может ли он сейчас повторить то, что сказал тогда: “В коридорах Дома было полно трупов, оторванных конечностей. Убитых некуда было нести... Мы уже пе-решагивали через них. По моим личным подсчётам, погибло несколько сотен”. Он ответил, что не только готов повторить, но и хочет внести поправку: у него речь шла не о сотнях, а о тысячах убитых, но редакция газеты не посмела это напечатать. А пол на этажах был буквально залит кровавым месивом, по которому приходилось идти.
Да, они могут это повторить и сегодня. А командующий внутренними войсками МВО и комендант Дома Советов генерал Баскаев, если он жив, не посмеет повторить, что было 43 жертвы и, может быть, если обшарить весь Дом, сыщется ещё около 50.
И Лужков не посмеет повторить, как уверял тогда журналистку Соломонову из “Литгазеты”: “Сотни арестованных и согнанных на стадионы?.. Да, было подготовлено место в Лужниках, но туда доставили только семь человек, и тех вскоре выпустили”. Не посмеет, ибо, во-первых, все понимают, что семь человек можно было держать в любом отделении милиции, зачем их тащить на стадион. А во-вторых, ещё тогда же Лужков был уличен во лжи сообщениями прокурора города Г. Пономарёва — всего было задержано 6580 человек (“Известия” от 7 октября) — и заместителя Баскаева по округу А. Романова: “Только в Лужниках мы сконцентрировали 600 человек, выведенных из Дома Советов” (“Новая газета” от 6 октября).
Сопоставьте: 7 и 600. Разница в 85 раз. Таков был у власти коэффициент лжи во всём. Ерин — Герой России — перекрывал этот коэффициент. Ему сказали: погибло несколько журналистов, а пострадали из них 67 человек. Ничего подобного, ответил он: “Ни одна жалоба от журналистов в органы не поступала”. А коли не было бумажки, значит, не было и события. Ерин умнее Лужкова.
Иерархия душегубов
В таком духе откровенничали и другие душегубы. Например, Баскаев. Этот бесподобный генерал изрёк: “Мы, откровенно говоря, не ожидали такого ажиотажа вокруг трупов”. Вы подумайте — ажиотажа! Ну понятен, мол, ажиотаж вокруг недавних концертов Майкла Джексона или бенефиса Майи Плисецкой в Большом театре сразу после кровавых дней. Но тут-то о чём шуметь — о трупах детей и стариков? Ха!.. “Если бы мы предполагали такой ажиотаж, то специально подсчитали бы трупы”. Значит, и не считали. Тогда откуда же брал цифры, которые приводил? Служака был уверен, что никто никакого значения не придаст этим плодам работы его подчиненных, которые выполняли его приказ, а он — приказ Ерина, а тот — приказ Черномырдина, а тот — приказ Ельцина. Это по линии внутренних войск.
А по линии Министерства обороны своя иерархия: Ельцин приказал Черномырдину, тот — Грачёву, тот — своему заму Кобецу, тот — командиру Кантемировской танковой дивизии генералу Полякову и командиру Таманской дивизии генералу Евневичу. Здесь закопёрщиком был генерал-подлец Кобец. С помощью Полякова ему удалось наскрести шесть танковых экипажей для расстрела Дома Советов — добровольцев, заметьте. Это были такие же, как и их командиры, нехристи и подонки, согласившиеся быть убийцами братьев и сестёр за 3 тысячи долларов — тут же, из рук в руки, и за 250 тысяч рублей потом — за каждый выстрел. Правда, два экипажа в последний момент отказались. Осталось четыре, назовём их: полковник А.В. Ермолин, майоры В.В. Брулевич, И.А. Петраков, П.К. Рудой, В.Б. Серебряков, капитаны С.А. Башмаков, А.И. Масленников и четыре прапорщика. Укрывшись за броней танков Т-72, они выпустили по Дому Советов 64 осколочно-фугасных и кумулятивных снаряда.
Им я вскоре посвятил стихи.
Как живётся вам, герр генерал
Поляков,
В вашей тёплой с охраной
у входа квартире?
Как жена? Как детишки?
Достаток каков?
Что тревожит, что радует
вас в этом мире?
Вы довольны ли суммой,
отваленной вам
Из народной казны за народные
жизни?
Или надо ещё поднатужиться
нам —
Всей слезами и кровью залитой
Отчизне?
А довольны ли ими полученной
мздой
Сослуживцы, что били из пушек
по Дому,—
Офицеры Ермолин, Брулевич,
Рудой,
Или надо накинуть, допустим,
Рудому?..
Стихотворение большое, в нём названы все. И кто из них где сейчас? Неужели продолжают служить в армии?
Еще как! Например, генерал Евневич — заместитель Главкома Сухопутных войск.
Земля до сих пор носит кровавого ублюдка Грачёва? Вот как он гарцевал в те дни: “Мною было принято решение о применении вооруженных сил совместно с МВД и МБ... В 17.00 я начал давать указания. Все подразделения действовали чётко. Танкисты выполнили свою задачу. Я выезжал к “Белому дому” дважды, но не для переговоров, как пишут некоторые,— я с преступниками разговаривать не желал, — а для корректировки стрельбы. Всё работало слаженно. Настроение было боевое. Можно было больше применить сил, но зачем будоражить народ. Даже с уборки картошки солдат не снимали”. И Черномырдин от души благодарил убийц за их работёнку: “Вы отстояли будущее России. Честь и слава вам! Слава и честь!”
Грачёв объявил: “Решение о применении вооруженных сил (то есть о расстреле безоружных.— В.Б.) я принимал один час”. И это был час не раздумий, не колебаний, не терзаний: “Мне надо было уточнить, какие войска привести в боеготовность, по каким маршрутам им двигаться”. Только и всего. А когда войска по указанным маршрутам прибыли, заняли исходные позиции, то им и дали приказ: “Патронов не жалеть! Пленных не брать!” Без всяких колебаний.
Право на свержение
Журналисты Олег Волков и Вячеслав Недогонов, рассказывая в “Новой газете”, как 4 октября работала Центральная станция “Скорой помощи”, писали: “Ночью кое-кто из врачей попытался подслушать переговоры милиционеров по рации. Этот момент был самым ужасным за всё время. Из динамиков неслось: “Огонь на поражение! Пленных не брать!” Позже большие фрагменты этих переговоров были опубликованы в “Комсомолке”:
— Запомните, никого живым не брать!
— Там одни урки, людей нормальных нет...
— Мы их перевешаем на столбах!
— Руки чешутся...
— Мужики, в “Белом доме” живых не брать!
— Внимание всем. Я — “Пион”. Никаких (голос заглушается стрельбой)... Это провокаторы. Уничтожить!..
Сейчас иные наши суперпатриоты злобно поносят Ленина за то, что он выступал за превращение войны империалистической в войну гражданскую против прогнившего антинародного царского режима. С другой стороны, нам твердят, что расстрелом Дома Советов Ельцин спас Россию от гражданской войны. Но ведь народ имел не только моральное, но и юридическое право на свержение Ельцина: Конституционный суд тогда признал, что его указ №1400 “служит основанием для отрешения президента от должности”. Эта война уж точно не обошлась бы народу в десять миллионов жизней, которые вместе с мировым престижем, экономикой, обороной, культурой унёс ельцинский режим.
Патриарх с крестом не вышел
А что церковь в те дни? Устами своего предстоятеля она тогда громогласно объявила: “Предадим анафеме того, кто первым прибегнет к силе, кто первый выстрелит”. И это уже была демагогия, ибо речь шла не о двух дуэлянтах и не о кучке противников, когда легко определить, засечь, кто первый ударил или выстрелил, а о тысячах и тысячах восставших на улицах и площадях, которым противостояли тысячи и тысячи грачёвской армии, еринского ОМОНа и лужковского спецназа. Попробуй засеки... Тем более демагогия, что жестокое насилие власти против народа мы уже видели не раз: 23 февраля и 22 июня 1992-го и 1 мая 1993-го. Именно в эти праздничные и знаменательные дни советской истории власть избивала демонстрантов. А в РПЦ были и такие, как священник Александр Борисов, в ту пору настоятель церкви Козьмы и Дамиана. Он объявил в “Московских новостях”, что все действия Грачёва и компании были “против профессиональных убийц, собравшихся в “Белом доме”. Этими убийцами в глазах “святого отца” были 20-летний Андрей Барышев, 18-летний Сергей Альенков, 17-летний Дима Артамонов, да ещё и отец Виктор, вышедший с крестом навстречу танкам и погибший вместе с защитниками Дома Советов.
И ведь всё было спланировано заранее. Помните Михаила Полторанина? Тогда он был любимым сатрапом Ельцина. И вот в печать попало его заявление, сделанное в конце сентября на закрытом совещании руководителей СМИ: “Надо будет отнестись спокойно к тому, что произойдёт 4 октября”. А 9 октября в телепередаче “Красный квадрат” заместитель главного врача института имени Склифосовского сказал, что ещё за два дня до кровопролития там было приготовлено 300 коек для приёма раненых. Но их оказалось гораздо больше. По данным Комитета помощи пострадавшим, их разместили в 80 больницах, и даже в середине ноября, то есть спустя почти полтора месяца после побоища, в больницах всё ещё оставались 863 покалеченных человека. Было предусмотрено даже размещение на удобной для обзора крыше американских телевизионщиков из компании Си-Эн-Эн с аппаратурой, чтобы они могли извещать весь мир о событиях в режиме on-line. И они извещали...
Шакалья свирепость
А что ораторы Бетховенского зала? Они, разумеется, были тогда тут как тут. Они начинали — им и кончать. Впереди — бетховенские ветераны Анфиногенов, Бакланов, Чудакова, за ними — Ахмадулина, Астафьев, Борис Васильев, Гранин, Андрей Дементьев, академик Лихачёв, Нуйкин, Окуджава, Рекемчук и другие эстеты. 5 октября, на другой день после расстрелов, они через газету “Известия” взывали к властям: “Хватит говорить. Пора действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу”. Того, что уже произошло, “гуманистам” было мало. Мало смерти 20-летнего Ивана Игнатьева, 17-летнего Сергея Кузмина, 16-летней Марины Курышовой, 14-летнего Кости Калинина... А дальше следовали истошные вопли: “Распустить!”... “Разогнать!”... “Отстранить!”... “К уголовной ответственности!”... “Признать нелегитимными Съезд народных депутатов, Верховный Совет, Конституционный суд”... “Закрыть “Правду”, “Советскую Россию”, “Литературную Россию”, “День”...
Я думаю, что своей шакальей свирепостью эстеты изумили даже Ельцина и Черномырдина, Грачёва и Ерина. В самом деле, взять хотя бы Ахмадулину. Всю жизнь тю-тю... тю-тю... тю-тю... И вдруг: “Разогнать!” Или Андрей Дементьев: “Я ненавижу в людях ложь!..” И вдруг: “Закрыть!”... Правда, Дементьев недавно звонил мне и сказал, что он подпись не ставил. Был в это время в Пятигорске, но его жене позвонил покойный Владимир Савельев, и жена сказала, что можно подписать. Допустим, так и было. Но если ты за пятнадцать лет не опротестовал свою подпись, значит, несёшь за неё полную ответственность.
Такое признание ставит под вопрос и некоторые другие подписи. Например, я думаю, что подобным образом могла появиться под статьёй и подпись Михаила Дудина, честного человека, прекрасного поэта, коммуниста, фронтовика. У него не было дементьевского срока для самооправдания: он вскоре умер.
Победу, разумеется, надо было отпраздновать. Для этого выбрали бенефис Майи Плисецкой, состоявшийся в Большом театре через три дня после побоища. Явились все — Ельцин, Черномырдин, Грачёв, Ерин и шушера помельче. Все с дражайшими супругами.
Ощущение счастья
Минуло пятнадцать лет... За эти годы наша Дума, по почину фракции Явлинского, почтила память жертв холокоста, а совсем недавно президент Медведев и премьер Путин выразили скорбь и сочувствие американцам в связи с очередной годовщиной трагедии 11 сентября... Но кто из этих пламенных борцов против “двойных стандартов” сказал хоть единое словцо печали и сожаления о 25-летнем Максиме Гуськове, 24-летнем Андрее Денискине, 23-летнем Олеге Духанине?.. А имена-то всё родные, русские... Сколько лет вашим дочкам, Владимир Владимирович? Вернулись они с учёбы в Лондоне? Теперь — дай Бог им хороших женихов, чуждых черномырдинскому отродью. А ваш сынок, Дмитрий Анатольевич, говорят, прекрасно играет на флейте? Да пошлют ему небеса удачу во всём...
В эти дни в Интернете обсуждается кровавая годовщина. Некто Владимир Поляков заявил о защитниках Дома Советов: “Подвиг? Возможно. Но что он дал?” Ему ответила журналистка Татьяна Яковлева: “Мне, как и сотням тысяч, миллионам таких, как я, этот подвиг дал ощущение счастья! Оказывается, не все превратились в скотов, есть люди, которым жратва и шмотки не заменили всё на свете. В Доме Советов они сидели за колючей проволокой в холоде и темноте. Их убили, но они не ушли. Они показали, что в растерзанной стране ещё живы Достоинство и Честь, Мужество и Бескорыстие. Их подвиг — это святое деяние во имя других. Они спасли страну от полной деградации. Если в народе ещё сохранилось что-то доброе, человеческое, то это только благодаря их отданным за это жизням. И наши потомки будут им благодарны”.
--------------------------------------------------------------------------------
