|
От
|
Дмитрий Лебедев
|
|
К
|
All
|
|
Дата
|
08.09.2001 16:42:59
|
|
Рубрики
|
Манипуляция;
|
|
«Кто может за меня решить?..»
В последней программе «Времена» (ОРТ, 2.08.2001), был озвучен один из наиболее важных тезисов-идолов демократов. Негодуя из-за запрета проводить в Москве корриду, Познер выкрикнул буквально следующее: «Кто может за меня решить, смотреть мне корриду или нет? Я могу идти, если хочу, могу не идти, если не хочу, но никто не может принимать за меня решение, как я должен поступать!» Оставим в стороне его искренность или неискренность – понятно, что проведение корриды ещё один шаг назад от русского «имперского» «совкового» мышления. Это, по мнению познеров и новодворских – благо, а по нашему – страшное зло. Но говорил в Познере друг или враг – не наше дело. Нам важен сам тезис.
Говоря о том, что «мы должны сами решать» Познер, конечно где-то лукавит. Он не может не знать, что важную роль в жизни любого социума играет коллективное сознание. Идти или не идти на корриду, в конечном счете, решает не человек, он лишь продукт того или иного строя и его стереотипов. То есть, решение всегда в какой-то степени навязано теми или иными ценностями, которое принимает либо отвергает общество. Когда мы принимаем корриду, мы создаем прецедент, который не может не приникнуть в умы части общества. Что толку, что я откажусь, согласится друг и эта жестокая и чуждая нашей культуре забава может ему понравится. Эта обстановка будет заражать новых и новых людей. Тогда постепенно изменится само культурное ядро народа и страдания станут развлечением. Настоящего выбора мы не имеем, он всегда где-то нам навязан. Так многие люди начинают курить и пить за компанию, да и вообще много чего делают.
Когда говорят о выборе, не худо бы задаться вопросом, из чего он предлагается. Допустим, выбирать между Бахом и Листом или между публичным домом и казино – две большие разницы. Но, по какой-то причине, демократов интересует именно свобода последнего выбора. Если не так, почему они не спрашивают, как бедный студент (врач, учитель, пенсионер) из своей стипендии может позволить себе посещать концертные залы. Нет, нам проталкивают всякую дрянь – западных звёзд, западную рекламу (жизненно важную, ибо на неё можно купить западные видеоленты и женить Марисабель на Хуане), западных нравы (проституток, голубых, нудистов, эксгибиционистов, брокеров, чтобы разделить чужое добро) – и мы должны иметь право выбрать это. Право выбирать работу по специальности, ходить в бесплатные (условно платные) спортивные секции, курсы, поступать в университет, ездить в санаторий каким-то чудесным образом замалчивается – ну нет его в природе: придумал Сталин, чтобы досадить Солженицину. Право видеть здоровые счастливые лица на улицах и подавно – это советские зомби, ату их. Вот несчастное хрипящее животное посмотреть (где те праведные общества по защите животных?) – это святое. Познер еще хотел посмотреть «Последнее искушение…», но тут его не разочаровали. Таким образом, нам навязывают разрушение общество, искажение национального характера, западные болезни и называют это «правами человека». Мы должны дискутировать именно по этим правам, более насущные обсуждать недозволено.
Но несложно заметить, что даже в системе западных координат эти права – чистая условность, на деле потакание порокам. Но есть границы, через которые на западе переступить еще не решились. Например, постельные сцены приняты, а кое-где довольно откровенны даже в так называемом элитарном кино. Но вот сцены с участием «голубых», там, к счастью пока не смакуют. Да и в рекламе дети на прогулке с мамой и папой, а не с двумя папами. Того же Познера спросить – почему он не хочет в своей программе показать фильм с расчленением человека? Ведь не он же расчленял, а кто не хочет – пусть не смотрит. Моральные нормы – суть чистая данность, они не обсуждаются и не пересматриваются по желанию нечистоплотных дельцов. Почему это можно, а того нельзя? Потому что так сложилось. Человеческое общество веками вырабатывало механизмы допустимого и недопустимого. Даже там, где оно допускало жестокие забавы – в Испании, например, с корридой, они ложились в культуру, были ей переварены. Если же культура отторгала их, никакие дельцы не могут навязать их из своих меркантильных соображений – с какой стати? Есть общественные институты, которые постоянно должны следить за тем, что допустимо, а что нет. Общество, масса анонимных индивидуумов, с этим справиться не может. И если что-то было запрещено церковью, правительством, министерством культуры или каким-либо другими компетентными органами, никакие журналисты, независимо от того, мнят ли они себя столпами культуры или выполняют социальный заказ, не имеют права диктовать, что возможно, а что невозможно. Как Вы полагаете?