"Помню, как на семинаре по антигосударственным преступлениям я поставил проводившего семинар доцента в крайне неловкое положение. Я тогда заявил, что на эти преступления принцип презумпции невиновности не распространяется, приводя в пример пражские политические процессы: вначале действиям и позициям подсудимых давалась политическая квалификация как классово враждебным, и только потом приходил черед закона.
Это было правдой, и тут трудно было что-либо возразить. Я как искренний, убежденный сталинист считал такой порядок справедливым. В условиях диктатуры пролетариата право — это “воля рабочего класса, возведенная в закон”. Так писалось и в советских учебниках. Толкователем воли рабочего класса является коммунистическая партия, а следовательно, если руководящие партийные органы расценивают какие-то действия как враждебные рабочему классу и государству, то так же их должны воспринимать и правоохранительные органы.
Руководитель семинара, конечно, прекрасно знал, как обстояло дело с принципом презумпции невиновности на политических процессах. Но согласиться с моими рассуждениями он не мог, сам не рискуя получить нагоняй. То, о чем я говорил, было чистой правдой, но об этом полагалось молчать. Я никак не мог понять, почему нельзя назвать вещи своими именами. Опытный доцент в конце концов вопрос замотал и предложил продолжить его обсуждение на семинаре по марксизму-ленинизму, чего, естественно, не последовало.
Только позже, на следующем этапе своего высвобождения из порочного круга сталинской коммунистической веры, я понял, что вся моя учеба в Москве имела очень мало общего с истинным изучением права, его роли в человеческом обществе. Сталинская юридическая наука признавала лишь один критерий законности: правосудие — это то, что государство (вернее, государственные органы, формально наделенные соответствующими полномочиями) объявляет законным. По законам такой “марксистско-ленинской науки”, нюрнбергские нацистские законы — тоже система права, но только буржуазного, империалистического, фашистского. Эта наука считала нацистские законы не попранием права, а лишь выражением буржуазных расистских концепций. Подобная трактовка логически подводила к выводу, что неприемлемо только классовое содержание нюрнбергских законов. А если бы их направленность была иной, если бы они защищали “интересы рабочего класса”, тогда бы никаких оснований для критики не оставалось. Согласно этой логике, феодальное “право первой ночи” — это тоже право, которое, однако, заслуживает порицания, поскольку служит интересам эксплуататоров. То, что само это “право” в любом его варианте — противоправное насилие (даже если бы, допустим, оно позволяло всем членам рабочего совета переспать с дочерью фабриканта), что оно уродует человеческие взаимоотношения, превращает одного человека в объект произвола другого, такой идеи в официальной советской правовой теории не было. Право таким образом превращалось лишь в форму осуществления власти. В этом пункте сталинские и фашистские юристы, абстрагируясь от “классового содержания”, могли бы прекрасно сойтись.
На юридических факультетах советских вузов поэтому не учили мыслить в категориях права. Они готовили “специалистов по юриспруденции”, которым надлежало знать, что предписывается властью в том или ином случае, что делать разрешено, а что запрещено. Они знали массу законов и легко ориентировались в дебрях всей системы правовых норм. Они, иными словами, были квалифицированными бюрократами. В отличие от неквалифицированных они, по крайней мере, знали, что могут себе позволить по отношению к людям, а чего не могут. Для них существовали пределы допустимого произвола, они знали, на что нет санкций властей, что не предусмотрено никакими “правовыми нормами”. При тотальном господстве бюрократии это уже немало и отнюдь не безразлично для “низов”."
Что такое "право вообще"?
И еще - действительно, как раз из фанатиков и получаются "анти-" (из Савлов - Павлы). Мне С. Г. рассказывал, что в детстве у Шафаревича над кроватью висел портрет Ленина. (Про Солженицына уж и не говорю.)
Кстати, у меня портрет Ленина на ткани висит СЕЙЧАС над кроватью. Это - наш раритет, одному из наших родственников его подарил лично Косыгин.
"Пробыв пять лет в Москве, я пришел к заключению что для понимания внутреннего мира советских людей гораздо полезнее читать Толстого, Достоевского Чехова и Гоголя, чем всю, вместе взятую, так называемую литературу социалистического реализма. Что все доброе в этих людях уходит своими корнями скорее в общечеловеческие ценности старых русских традиций, а не проистекает из индустриального советского настоящего. А вот черты, появившиеся в условиях нового строя, напротив, несут в себе больше отрицательного, так что их общим знаменателем в итоге выступает шизофреническое раздвоение жизни на жизнь общественную, официальную, ритуально заорганизованную, где правят догмы “марксизма-ленинизма”, и личную, где господствуют исконно русские исторические ценности."
А вот интересно - ЧТО ему больше не нравилось: первое или второе? "Русское" или "коммунистическое"?
Кстати, соц. реализм неоднороден. "Тихий Дон", "Поднятая целина", "Хождение по мукам" - это "соц" или не "соц"?
