|
|
От
|
IGA
|
|
|
К
|
Mоnk
|
|
|
Дата
|
08.07.2007 14:20:33
|
|
|
Рубрики
|
Тексты;
|
|
"О национальной добродетели воровства"
http://regenta.livejournal.com/216523.html
<<<
О национальной добродетели воровства
При советской власти так называемой "трудовой интеллигенции" жилось хорошо. В моральном плане, разумеется. Потому что в материальном плане ей жилось по-разному. В зависимости от, как говорится. А вот в моральном плане интеллигентам, если они не были начальниками и не имели возможности подрабатывать полуподпольной "халтурой" в виде репетиторства и частной врачебной практики (особенно в сфере стоматологии), жилось хорошо.
Потому что перед ними не стояло дилеммы - воровать или не воровать.
Советская трудовая интеллигенция, совслужащие, если они жили в городах, работали в учреждениях, атмосфера которых была, в общем и целом, отражена в фильме "Служебный роман".
Служащему, местом работы которого был канцелярский стол, было решительно нечего с него украсть "для дома, для семьи". Арифмометры и счёты с костяшками в хозяйстве не нужны. Кроме того, на них стоят инвентарные номера. Со стола можно было взять и принести домой только небольшую стопку бумаги (чаще всего не "чистой", а с "шапкой" - то есть учрежденческих бланков) да пару карандашей. "Чтобы детям порисовать". Карандаши фабрики "Сакко и Ванцетти" в изобилии продавались в магазинах, стоили, если не ошибаюсь, от двух до пяти копеек штука, но вот принести ребёнку карандаш с работы... Карандаш С РАБОТЫ - это не воровство, даже копеечное, а своего рода детский шик: прийти в свой первый класс и положить на парту толстый карандаш с красным грифелем и белыми рёбрами, на которых "иностранными" буквами написано: "Agentstvo pechati Novosti", - да, это приятно, хотя и необъяснимо. "Откуда это у тебя, Оля?" - "Мама с работы принесла". И мне завидовали, хотя другим мамы "с работы" приносили колбасу и пряники, то есть нечто куда более существенное.
И всё равно дети пролетариев завидовали детям интеллигенции.
Почему? В том числе потому, что у совслужащих просто не было выбора, воровать или не воровать. Был только "оклад жалованья", канцелярский стол и "хорошо им, сидят в тепле".
Тогда как заводы и фабрики были полны соблазнами, а потому оснащены проходными и вертушками. Своего рода "проходные" были и в учреждениях тоже. Иногда - в виде дежурной, перед которой лежала раскрытая книга, в которой нужно было "расписываться" при входе и выходе. В случае необходимости пресловутая амбарная книга обретала зловещие контуры и становилась источником компромата - это если когда возникала потребность кого-то "выжить". Тогда всегда можно было высчитать по ней процент опозданий. Впрочем, даже это было редкостью: книга приходов и уходов была формальным воплощением трудовой дисциплины, тогда как фактическим её воплощением было взаимное соглядатайство внутри самого по себе трудового коллектива.
Иное дело, как было сказано, фабрики и заводы. А особенно если они производили пищевую продукцию. А особенно во времена её тотальной нехватки в официальной торговой сети. Квинтэссенция соблазна - мясокомбинат или кондитерская фабрика.
В одном недавнем фильме по мотивам советской жизни семидесятых годов был такой правдивый, в общем-то, эпизод. Работница кондитерской фабрики, одинокая мать с тремя малолетними мальчишками, собирается после смены домой. Сердобольная товарка суёт ей пакет с пряниками: "Бери, сегодня на проходной дежурит Марья Сидоровна: она добрая, проверять тебя не будет". Зато на другой день вместо Марьи Сидоровны дежурил озлобленный Тимофеич, бездетный холостяк предпенсионного возраста. Значит, мимо проходной нужно было проходить "чистой". Так героиня, собственно, и поступила. И между ней и Тимофеичем завязался примерно такой разговор:
- Что, Катерина, небось набрала пряников?
- Нет, Пётр Тимофеевич, можете проверить.
- Да верю я тебе. И как ты на такую зарплату можешь прожить, бедная? Вот бы само начальство столько получало!
И в этом диалоге заключена вся диалектика народного отношения к дилемме "воровать-не воровать". Воровать - плохо (воруешь, строго говоря, у себя, потому что воруешь у народа), а не воровать нельзя, и если бы начальство само получало бы столько, сколько Катерина без пряников, но зато с тремя ребятами, то оно было бы вынуждено с этим согласиться, хотя и безмолвно.
И это, в общем, отнюдь не одна только "советская" коллизия. Это коллизия русская, традиционная, известная нам по рассказам Лескова о "праведниках": с одной стороны, батюшка в церкви говорит, что воровство - это смертный грех, и этого никто не оспаривает, а, с другой стороны, если человек, имея по своей должности жалкое содержание и кучу иждивенцев в семье, при этом "не берёт" - то он явно не в своём уме, "Библии начитался". Жить "по Библии" - это значит быть придурком и изгоем в обществе, которое, с другой стороны, всегда гордилось правильностью и нравственностью своих устоев.
Вот такая вот диалектика.
Служащий (в отличие от чиновника) - это человек, которому просто неоткуда "брать". Собственно, ему ничего и не "дадут". А за что давать-то? Единственная взятка, которую мне пытались дать единожды в жизни, - это коробка конфет, чтобы я "протолкнула" рукопись одного графомана главному редактору "Науки и религии". "Спасибо, не ем". Коробка конфет вернулась взяткодателю.
Теперь служащих, как класса (или, вернее, как прослойки общества), не существует. Существуют, в сфере интеллектуального труда, наёмники, или, как я их называю, "пролетарии мозговой извилины". Я и сама такая. У пролетария мозговой извилины простора для воровства ещё меньше, чем в советское время. Можно, конечно, подтибрить полпачки бумаги формата А4, но только зачем? Дома и без того скопилось такое количество "обороток", что хватит не на одно десятилетие.
Однако "пролетарий мозговой извилины" имеет и перед чиновником, и перед работягой одно неоспоримое преимущество: ничего не подтибривая, он может заработать столько, сколько не снилось ни тому, ни другому. На чём? - Да на так называемом "креативе", цены на который, за одну и ту же работу, могут колебаться в огромном диапазоне. Почему? - Да нипочёму: колесо фортуны, прихотливое колебание вкуса, моды и рекламы.
Тогда как чиновник и работяга всегда "ограничен рамками" - рамками тех фондов, откуда он может подтибрить - от колбасы на фабрике до бюджетных денег в правительстве.
Россия, легендарная страна праведников, была, есть и будет страной уважаемого обществом, почтенного воровства.
И это кардинальное противоречие разрешается другой нашей национальной особенностью - сакрализованным лицемерием, которое никому не нужно, но без которого, тем не менее, не обойтись как без хлеба и воздуха.
Но об этом как-нибудь потом.
<<<