<...>
Дело в том, что коммунистический режим, добивавшийся тотального контроля над обществом, всегда использовал рядом с террором два других рычага управления: пропаганду и воспитание. Коммунистическая идея не вызывает отвращения, поскольку наружно похожа на христианскую. Она захватывала многих, и не в последнюю очередь по той причине, что христианские пастыри обещали гармонию и счастье только в потустороннем мире, а коммунистические пропагандисты - при жизни. У вождей было время, чтобы на полную мощность использовать для манипулирования сознанием такое эффективное средство, как воспитание с возраста октябренка. У них были и средства, чтобы скрыть или обезобразить до неузнаваемости информацию о массовом терроре и его последствиях от подрастающих октябрят. Сотни тысяч узников ГУЛАГа после возвращения домой не поделились своим жизненным опытом с детьми и внуками, чтобы не портить жизнь ни себе, ни им.
Была, однако, более весомая причина живучести коммунистического строя, которая нечасто принимается во внимание. Ставя каждого человека в полную зависимость от себя, этот строй вынужден был брать на себя и долг кормить ее, просвещать, лечить, развлекать... Много людей вспоминают патернализм тоталитарной власти с ностальгией. Это объясняется не тем, что на ту эпоху пришлась молодость и даже не всегда тем, что они не выдерживают социальных напряжений первичного капитализма. Ведь старшее поколение немцев довольно четко разделено на две категории - весси (граждане ФРГ) и осси (граждане советизированной Восточной Германии). Для определения настроений и чувств этих последних социологи изобрели неологизм: остальгия.
Иностранные исследователи не понимают источников такой ностальгии. Тем, кого советская власть воспитывала с младенческих лет, также нелегко было разобраться в сути явлений, покрытых многослойной пропагандистской полудой. Изучая недавнее прошлое, мы постоянно обращались к самим себе, выдавливая по капле привитые с детства стереотипы.
<...>
Считаю Александра Яковлева одним из наиболее выдающихся политических деятелей и мыслителей современности. Он стоял за кулисами горбачевской 'перестройки' и нашел эффективный способ сократить агонию партии, государства и общественно-экономического строя по меньшей мере на 10-20 лет. Способ оказался на удивление простым: нужно было устранить связь между партийными комитетами и исполнительными комитетами советов всех уровней, вплоть до ЦК КПСС и Совета министров СССР. Эта политическая реформа маскировалась под организационное построение советов, которое существовало до принятия Конституции СССР 1936 года (так сказать, возврат к ленинскому наследию). Поэтому она без особых возражений была одобрена в 1988 году и Всесоюзной партийной конференцией, и сессией Верховного Совета СССР. Оказалось, однако, что третье поколение коммунистической элиты так же подпало под действие пропагандистского имиджа советской власти, как и все мы. Предоставленное советам полновластие почти сразу развалило созданную В. Лениным искусственную коммунистическую цивилизацию. Как фантомы Станислава Лемма из его знаменитой повести 'Солярис', она не могла существовать без силового поля, а в данном случае - без компартийной диктатуры, которая стояла над советами. М. Горбачев потом не раз со скрытой горечью повторял: если бы он не начал реформы, то остался бы надолго на своей должности генерального секретаря ЦК КПСС. Действительно, на его век ресурсов у этой сверхдержавы еще хватало.
Исследовать советскую эпоху я начал с середины 60-х годов, когда полностью был под влиянием коммунистической доктрины. Теперь должен признать малую ценность 20-летнего исследования - вплоть до середины 80-х. Но качество работы ученого определяется не отношением к любой доктрине - позитивным или негативным, а его способностью поставить себя над доктринами. Мне кажется, что большее унижение должны были бы чувствовать антикоммунисты, поскольку они до сих пор находятся под влиянием некоторых стереотипов сталинского курса 'Истории ВКП(б)'. В частности, антикоммунисты из националистического лагеря и сейчас с открытым забралом могут броситься в бой на противника, хотя перед ними - обычная ветряная мельница. Дискуссия об оккупационном характере советской власти, которая вдруг началась в Украине - типичный пример такой борьбы с ветряными мельницами.
Перечитывая упомянутую выше статью 16-летней давности в газете 'Сiльськi вiстi', я не нахожу в ней того, от чего отказался бы сегодня. Но мое понимание феномена советской власти стало намного глубже. Не последнюю роль в этом сыграли фундаментальные сборники документов Кремля, которые были написаны А. Яковлевым в 1997 году под общим названием 'Россия, ХХ век'.
Однако изложение своего взгляда на советскую власть я хотел бы начать с опровержения ключевого тезиса уже покойного А. Яковлева, который был сформулирован им в предисловии к одной из книг серии 'Россия, ХХ век' (за 2002 год): 'История показывает, и Февральская революция тому яркий пример, что и революцию, и противостоящую ей контрреволюцию в конечном счете осуществляет политизированное меньшинство (им в октябре 1917 года были большевики) при пассивной позиции основных масс народа'.
<...>
