От K Ответить на сообщение
К И.Т. Ответить по почте
Дата 28.03.2006 00:46:00 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Россия-СССР; Версия для печати

Артемов. Перспективы гражданского общества в России

Перспективы гражданского общества в России

Нестроения у нас в стране хватает. Само по себе это не удивительно. Наивно было бы ожидать
за двадцать лет завершения радикального изменения всего общественного устройства. Но в
каком бы кругу эти нестроения ни обсуждались - везде всплывает тезис о необходимости
формировании <гражданского общества> как панацеи от всех напастей. Вот и Президент в своем
последнем ежегодном послании тоже акцентировал внимание слушателей на целесообразности
развития этого института. Говорится об этом давно и многими, но опять же все снова и снова
сетуют на отсутствие видимых позитивных результатов в этом направлении. Напрашивается
мысль, что, скорее всего, имеются какие-то имманентные причины, препятствующие
формированию в России этого, столь успешного во многих государствах, общественного
механизма. Чтобы не угодить с головой в очередной омут, было бы желательным просчитать
последствия такого шага.

При оценке возможных сценариев развития событий следует помнить, что гражданское
общество - это способ разрешения конфликтов без применения принуждения внешней силой, на
основе принятых в обществе ценностей и обычаев. Организационными формами гражданского
общества выступают общественные организации, движения и публичные акции, а также просто
продиктованные обычаями повседневные поступки. Иными словами, гражданское общество - это
форма реализации менталитета. Ничего другого просто не возможно. Поэтому имеет смысл
окинуть взором наиболее характерные черты этого самого российского менталитета.

Следует обратить внимание на то, что среди россиян сочетание творческих способностей и
деловой активности в одном лице встречается крайне редко. Томас Алва Эдиссон - это фигура
не российской действительности. Типична для нас как раз судьба его прямого коллеги -
Александра Николаевича Лодыгина, который изобрел лампу накаливания, не озаботившись о ее
патентовании и налаживании производства. В результате - закончил свою деятельность
заштатным инженером на американской электростанции. Историями о тяжкой доле умелого,
порядочного и совестливого крестьянина (мастерового, учителя, офицера, ученого) на фоне
прожигающих жизнь нахрапистых бездельников полна русская литература. Лучшего примера, чем
<Дядя Ваня>, здесь трудно придумать.

Термин <бездельники> в данном контексте употреблен достаточно условно. В любом обществе
существуют социальные группы, которые по затратам энергии должны быть отнесены к числу
самых активных. Однако по своему содержанию их деятельность направлена не на создание
материальных или интеллектуальных ценностей, но, главным образом, на их перераспределение
в свою пользу. В своем крайнем проявлении это криминалитет, открыто присваивающий себе
чужую собственность даже без намека на компенсацию в какой бы то ни было форме. В то же
время существуют и другие социальные группы, осуществляющие подобный процесс в более
мягкой форме - в виде неэквивалентного обмена. Но результат деятельности всех
разновидностей этих групп идентичен: это дестабилизация экономической деятельности и
общественных отношений. Иными словами - речь идет о деструктивной активности некоторых
социальных групп, точнее - подгрупп.



Сама по себе некоторая доля дестабилизации не только не опасна, но и является необходимым
источником всякого развития. Именно выведение системы из равновесия согласно принципу
Даламбера и порождает возникновение ускорения, свидетельствующего о начале движения. Весь
вопрос в величине этого дисбаланса. Когда он невелик - он компенсируется осуществлением
шага. Когда величина дисбаланса велика и не может быть компенсирована ввиду ограниченных
возможностей в совершении необходимых шагов для восстановления равновесия, система
рушится. Можно высказать предположение, что в России активность деструктивных групп
превышает величину, естественным образом компенсируемую в ходе обыденной
общественно-исторической практики.



При анализе характера протекания процессов общественного развития некоторые исследователи
выдвигают тезис о существенном влиянии на характер и результаты развития так называемых
надконституционных норм ( http://www.polit.ru/lectures/2005/01/11/auzan.html). Эти правила
не выражены формально, но именно они определяют стереотипы поведения людей во всех
ситуациях. Надконституционные принципы формируются в течение длительного времени,
сравнимого с длительностью циклов этногенеза, при значительном влиянии случайных факторов.
По завершении их формирования они приобретают в некотором смысле сакральный характер,
воспринимаются как данность, не поддающаяся рациональному толкованию, да и не подлежащая
таковому. Осмысление содержания надконституционных норм является совершенно необходимым
при планировании реформ, в особенности институциональных. Иначе внедрение заимствованных
формальных правил, даже весьма успешных, в случае их противоречия правилам
надконституционным, может привести к прямо противоположному результату. Ведь именно
надконституционные нормы как раз и определяют значимость и содержание факторов,
формирующих барьер, препятствующий игнорированию интересов окружающих в процессе
разрешения конфликтов. Иными словами, надконституционные принципы формируют ограничители,
позволяющие общественной системе сохранять динамическое равновесие и не разрушиться в ходе
институциональных преобразований.



Упомянутый в предыдущих абзацах российский феномен доминирующей спонтанной деструктивной
активности требует своего осмысления. Только на основе адекватной оценки предполагаемой
реакции общества возможно принятие успешных управленческих решений. Разумеется,
исчерпывающие объяснения должны быть получены методами социальной психологии, однако,
представляется возможным в качестве рабочей гипотезы выдвинуть тезис о существовании в
российском менталитете в числе одного из основополагающих надконституционных принципов
свойства иррационального гипертрофированного стремления к свободе личного волеизъявления.
Вопреки расхожему утверждению о <рабской сущности российского народа>. Прямым следствием
этого свойства является с одной стороны - крайне болезненная реакция на необходимость
подчиниться воле другого, равноправного себе, индивида, а с другой - щепетильное отношение
к навязыванию своей воли другому индивиду.



Первый из названных аспектов российского менталитета проявляется в инстинктивном
стремлении уклониться от любого конфликта до его начала под любым предлогом, дабы
исключить даже гипотетическую возможность поражения на исходе него. В случае неизбежности
противостояния - уступить, даже в ущерб себе. Во имя сохранения собственного
психологического равновесия. Этим же свойством можно объяснить стойкое неприятие решений
суда, воспринимаемого, как правило, несправедливым при любом исходе дела: ведь в суде в
результате прений, под давлением логически убедительных доводов приходиться добровольно
принимать навязанную волю противной стороны, что вызывает иррациональное неприятие. С
другой стороны, это же свойство позволяет россиянину спокойно, без внутреннего протеста
принять обстоятельства непреодолимой силы. Внешнее немотивированное принуждение
воспринимается в этом случае как стихийное бедствие, вынуждающее к определенным, не всегда
желательным, поступкам, но не покушающееся на собственное мироощущение. Поэтому россияне
без надрыва пережили и трехсотлетнее монгольское иго, и трехсотлетнее самодержавие
Романовых, не говоря уже про какие-то тридцать лет тоталитаризма.



Второй аспект сформировал высокий психологический барьер к участию в действиях,
результатом которых может стать подавление воли другой личности, иными словами -
стремление к уклонению от конфликта даже с высокой вероятностью собственной победы. Прямым
следствием этого качества является неприязненное отношение к судебному способу разрешения
конфликтов как таковому в русском общественном мнении, даже несмотря на его настойчивое
внедрение в ходе либеральных реформ.



Однако любой барьер бывает преодолеваем. Вопрос лишь в затратах энергии, в данном случае -
психологической, на его преодоление. Здесь необходимо учесть еще одну общую
закономерность: чем выше барьер, тем более жестким оказывается приземление после его
преодоления. Из вышеизложенного напрашивается вывод о том, что решение о возможности
навязывания своей воли другому индивиду как повседневном стереотипе поведения, принимает
для себя существенно меньшая доля народа. Однако у этой части народа, осознающей к тому
же, что она не встретит противодействия, уже не остается никаких сдерживающих мотивов, и
подавление чужой воли происходит предельно эгоцентрично, цинично и брутально.



Таким образом, в российском обществе уже давно произошел раскол на большую часть,
стремящуюся уклониться от личных конфликтов, и меньшую - легко решающуюся на них, но не
делающих даже видимости уважения к интересам противной стороны в ходе их разрешения. А
поскольку механизм функционирования гражданского общества - это непрерывная череда личных
противостояний, то результат реализации любой модели российского гражданского общества
предельно деструктивен и заключается в неэквивалентном перераспределении интеллектуального
и материального общественного богатства в пользу предельно узкой прослойки народа, не
изображающей даже видимости учета последствий для общества в целом результатов такого
перераспределения.



Здесь содержится первое типичное заблуждение (или осмысленное лукавство), широко
тиражируемое в либеральных интеллигентских кругах: предположение о безусловном благе
широких гражданских свобод для развития ВСЕГО общества. Почему-то никто не принимает во
внимание очевидный факт: в ходе гражданского взаимодействия свобода предусматривается для
всех, а не только для добропорядочных членов общества. Почему апологеты либеральной идеи
на всех дискуссиях с упоением рисуют сказочные картины о том, как, - освобожденные от
<оков государства> и <гнета чиновников>, - ВСЕ граждане наперегонки побегут делать научные
открытия, создавать рабочие места, интенсифицировать свой труд на этих самых местах и
увеличивать отчисления в фонды социального развития? А что делать, если какая-то часть
граждан СВОБОДНО захочет ликвидировать существующие производства, либо изъять из них
оборотные средства и вывезти их из страны, бросив работников (фактически - большинство
граждан) на произвол судьбы? А вдруг таких <свободно эгоцентричных> индивидов окажется
достаточно много? Нет ответа.



Другой типичной ошибкой являются попытки искать причины противостояния в национальной, или
профессиональной, или образовательной, или географической плоскости. Яркий пример такой
ошибки (или провокации) - попытка акцентировать внимание на мифическом противостоянии
<бизнесмены - чиновники>. Приглядевшись, можно заметить, что на самом деле происходит
схватка за обладание общественными ресурсами между представителями различных подгрупп
одного и того же деструктивного меньшинства, распределившимися как по чиновникам, так и по
бизнесменам. (Пример: по данным журнала <Финанс> из 39 российских долларовых миллиардеров
35 - представители власти: депутаты Госдумы, сенаторы и губернаторы.
http://www.rambler.ru/db/news/msg.html?mid=5570809). Просто различные индивиды используют
для достижения аналогичных целей различные инструменты в этой схватке. И вообще,
<деятельные бездельники> щедро вкраплены во все социальные группы. Они являются миру в
виде пьяных во время уборочной страды механизаторов, разгадывающих кроссворды мэнеэсов,
вороватых соседей, жуликоватых лавочников, лихоимствующих чиновников, <оборотней в
погонах>, озверевших <дедов>, крикливых завсегдатаев политических и светских тусовок,
чванливых <председателей советов директоров>. Нельзя сказать, что их большинство, но они
везде в <лидерах>, на виду, во главе.



Но никого не должна вводить в заблуждение их показная активность, их заявления типа: <Мы
создали!>, <Мы организовали!>, <Мы кормим!>, <Мы зарабатываем!>. На самом деле они ничего
не умеют (точнее - хорошо умеют, но не желают) организовать или создать. Эти люди просто
обладают утробным чутьем быстро <возглавить> любое кем-то начатое успешное дело либо
<поучаствовать> в нем, пока его истинные создатели и исполнители бьются над естественными
при его осуществлении проблемами. А словом <заработать> они обозначают умение выгрести из
кассы все, что можно унести в двух руках, в зубах и за пазухой. Те же сырьевые или
металлургические олигархи не открыли ни одного нового месторождения и не построили ни
одного нового комбината. Они просто причесали их под свои потребности, да и то руками не
ими обученных специалистов.



Формы деструктивной активности разнообразны, но атрибутом ее является невнятная мотивация.
Именно она, при соблюдении внешних приличий, позволяет принимать решения, наносящие ущерб
деятельности общества, а, следовательно - провоцировать экономические и социальные
кризисы. Примерам деструктивного поведения в нынешней российской действительности несть
числа. Когда ключевую должность в государственном учреждении или коммерческой организации
занимает человек, вопиющим образом не соответствующий ей по своим профессиональным
качествам - это наносит ущерб деятельности организации и разлагает производственные
отношения в коллективе. Когда в пенсионном законе невозможно понять, каким образом
квалифицированный работник, трудившийся на протяжении многих лет с высокой интенсивностью
в тяжелых условиях, получает пенсию наравне с низкоквалифицированным, да еще и невозможно
спрогнозировать изменения в этом самом пенсионном законе - это выводит пенсионеров на
улицы. Когда контракт обещает <ноль первоначального взноса, ноль процентов по кредиту,
ноль комиссии> - это значит, что вас все равно обманут, а где-то в другом месте появятся
ничем не обеспеченные деньги, вызывающие инфляцию.



Во всех названных примерах мотивы принятия решений не поддаются разумному объяснению. Но,
возможно, это случайный фактор или проявление некомпетентности? Скорее всего, это
осмысленно выстроенная (возможно - интуитивно ощущаемая) конструкция, позволяющая
организовать неэквивалентный обмен либо корыстное необоснованное перераспределение
ресурсов или полномочий в ущерб непосвященным участникам правоотношений. В ином случае
(при ясно выстроенных правоотношениях) неэквивалентное перераспределение будет легко
обнаружено и его будет трудно (в большинстве случаев - невозможно) обосновать. Не случайно
факторы прозрачности бизнеса или принятия политических решений относятся самыми
авторитетными рейтинговыми агентствами к числу важнейших при определении рейтинга
надежности компании или страны.



Подобные явления имеют место в любом обществе, но в России они принимают демонстративный
характер. Например, в декабре 2004 года на одном из центральных каналов промелькнул весьма
показательный сюжет. Где-то в Воронежской губернии в одном из сельскохозяйственных
предприятий директор в течение нескольких месяцев открыто не выплачивает работникам
начисленную зарплату. И это при том, что никаких споров о величине или обоснованности
самого факта начисления зарплаты ни одна из сторон не высказывает. И предприятие
признается прибыльным. Директор с негодованием (?!!) отметает какие бы то ни было упреки,
заявляя, что ему так удобнее вести хозяйственную деятельность. Самое поразительное, что
аналогичную позицию занимает руководитель органа местного самоуправления, являющегося по
определению одной из базисных структур гражданского общества.



Обычной процедурой разрешения спорных ситуаций в гражданском обществе является
переговорный процесс, в ходе которого путем взаимных уступок на основе принятых обычаев
достигается взаимоприемлемое решение. Здесь возникает логичный вопрос: какие новые
обстоятельства могут быть выяснены в ходе дискуссий или согласительных процедур такого
<гражданского> общества для разрешения вышеозначенного конфликта? Можно ли себе
представить, хотя бы в горячечном бреду, подобную ситуацию в действительно гражданском
обществе? Вряд ли, если вспомнить, что в Европе останавливается, например, транспорт целой
страны, когда работники не могут договориться с работодателями о прибавке к зарплате,
которая увеличивается (!) темпами, на десятые доли процента (!) отстающими от роста
инфляции. И работодатели признают сам факт постановки вопроса обоснованным. Иными словами,
предпосылкой к началу формирования гражданского общества должно стать уважение к интересам
противной стороны, готовность учесть их в процессе переговоров, даже при несогласии с
конкретной позицией в споре. И вот как раз такая готовность практически начисто
отсутствует в российском менталитете.



Следует иметь в виду, что благоустроенное гражданское общество основано на взаимной
требовательности. Именно эта требовательность и является естественным противовесом алчным
устремлениям <активистов>. В частности, главными инициаторами громких процессов против
искажения бухгалтерской отчетности или отмывания денег в США (вроде Энрона и иже с ним)
является предпринимательское сообщество. Главная же особенность российского менталитета -
доброта и всепрощенчество. Ко всем. Но в первую очередь - к себе, любимому. Ну, не хочет
большинство творчески настроенных россиян затруднять себя всяческими дрязгами. Откровенно
говоря - чистоплюйствует. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что публичное
отстаивание своей позиции, даже если эта позиция благородна и чиста, - достаточно тяжелое
занятие, требующее огромных моральных сил, а зачастую и мужества. А у порядочных людей,
как правило, эти силы уже потрачены на созидательную деятельность. Без остатка. Не
случайно социолог О. Крыштановская отмечает, что значительную долю в обширном слое <новых
русских бедных> составляют не спившиеся маргиналы, а образованные и квалифицированные
работники здравоохранения, образования, научно технические работники и производственный
персонал обрабатывающих отраслей в самом продуктивном возрасте - от 35 до 50 лет.



Устойчивое неприятие участия в любых формах общественной деятельности большинством членов
российского общества подтверждается и прямыми социологическими исследованиями. Так по
данным ВЦИОМ ( http://top.rbc.ru/index5.shtml от 12.01.2006) только 21 % респондентов
обладают информацией о существовании в своих населенных пунктах каких-либо общественных
организаций. Участвуют или хотели бы участвовать в работе общественных организаций только
14 % респондентов. Остальные 86 % с различной степени определенности не желают участвовать
в любых формах деятельности общественных организаций.



Другая заметная черта - отсутствие промежуточных ступеней в проявлении своих эмоций и
устремлений: либо омыть своего визави слезами умиления, либо удавить собственными руками.
Третьего не бывает. Это отмечают все российские и мировые мыслители. Но на этой основе
может быть реализован только бардак: уступчивостью и долготерпением большей части народа
мгновенно пользуются деструктивные элементы, агрессивно навязывают обществу свои
разрушительные нормы поведения и занимают в нем лидирующее положение. Иными словами:
частная активность в России - вопреки предположению Адама Смита - не конвертируется в
развитие общества, но приводит только к неэквивалентному перераспределению ресурсов,
вызывающему прогрессирующую деградацию.



Но уступчивость и долготерпение не проходят бесследно. Любой человек, самого ангельского
характера, уступая в чем-либо, в глубине души рассчитывает на взаимность, внимание и к
своим чаяниям тоже. Не ощущая такого отклика, он впадает в угнетенное состояние. Отсюда
два исхода: люди со слабой волей опускаются в перманентное пьянство, у людей с твердым
стержнем - копится утробная ненависть к социальным группам, навязавшим несвойственные им
стереотипы поведения. Когда степень этой ненависти превышает некий порог, предохранитель
самосохранения соскакивает и начинает полыхать разинщина, пугачевщина или ленинщина -
<бессмысленная и беспощадная>. Все это вряд ли можно отнести к достоинствам русского
национального характера. Однако приходится просто принять это как данность. Данность эта -
ко глубокому прискорбию - удручающая: любые попытки внедрения либерализма на территории
России заканчиваются разрушительным кровавым кошмаром.



Но любая система не может постоянно находиться в неуравновешенном состоянии. Кто-то должен
противостоять деструктивным элементам. Вследствие свойств менталитета подавляющей части
народа люди, стремящиеся к упорядочению взаимоотношений - они ведь <добренькие>, - не
склонны воспользоваться общественными механизмами. Регулирующее воздействие приходится
осуществлять относительно обособленной от основной массы народа силой. Силой, в
значительной мере свободной от типично российского слюнтяйства, но - и это самое
главное! - тем не менее самоидентифицирующей себя именно как неотъемлемая часть
российского народа, готовой до второго пришествия разделить с ним и тяготы, и победы.



До сих пор - хорошо ли, плохо ли - такой силой в России выступало государство Оно, путем
жесткой регламентации порядка разрешения типичных коллизий (именно регламентации, а не
догматической фетишизации принципов <предприимчивости> и <состязательности>), берет на
себя неблагодарную роль обуздания гипертрофированных эгоистических устремлений
деструктивных элементов, освобождая при этом творческую энергию созидательной, но
мягкотелой части народа от необходимости тратить свои силы на защиту от беспрерывных
притязаний своих агрессивных соплеменников. Инструментарием осуществления государством
своих функций является кадровая политика органов государственной власти. Но непременно с
жесткой ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ государственных кадров за результаты их деяний. Подобная система
общественного устройства по необходимости обладает меньшей гибкостью и адаптивностью к
локальным возмущающим факторам, но зато она обеспечивает формирование условий для
интенсивного выявления и концентрации созидательного потенциала народа в целом, в личных
интересах представителей его подавляющего большинства.



Правда, подобная суровая идиллия случается в российской истории, к сожалению, достаточно
редко. То ли кадрового потенциала не хватает, то ли желания обременить себя этой самой
<неблагодарной ролью>. Чаще можно наблюдать, как представители государственной власти с
азартом, достойным лучшего применения, кидаются растаскивать национальное богатство
собственной страны. Но когда власть таки осознает это свое предназначение - страна
совершает впечатляющий рывок в территориальной экспансии (Иван Грозный) или в структурных
преобразованиях (Петр Великий, Сталин). И наоборот: все без исключения периоды отсутствия
жесткой воли правителя связаны с разрушением экономики, культуры, права, нравов. Это
период перед Батыевым нашествием, Смута, Керенщина, радикальные экономические реформы
90-х. В лучшем случае - это стагнация при тоталитарном, но мягкотелом руководстве (Николай
II, Брежнев).



Предыдущий абзац резко диссонирует с большинством современных оценок упомянутых
исторических периодов. Ключом к пониманию этих оценок может служить, пожалуй,
лингвистический анализ эпитетов перед именами названных политических деятелей. Прозвище,
даваемое какому-либо человеку, характеризует его оценку в глазах окружающих абсолютно
точно, вплоть до мельчайших оттенков. Это правило универсально: от мальчишеской компании
до исторической оценки. Так вот эпитет <грозный> в русском языке, несмотря на некоторую
настороженность, не несет оттенка уничижения или устойчивого неприятия, тем более
проклятия. Для этого в русском языке употребляются иные слова (сравни: Святополк Окаянный,
Николай Палкин, Николай Кровавый). Эпитет <великий> в комментариях не нуждается. Ну, а при
всем разнообразии комичных фольклорных образов <толстого лысого человечка> или <бровеносца
в потемках>, в российской антологии политических анекдотов совершенно отсутствуют какие бы
то ни было истории про товарища Сталина. Историческая память народа не подвластна ни
стараниям номенклатурных льстецов, ни потугам оголтелых хулителей.



При этом вряд ли будет справедливым утверждение, будто к позитивным результатам
автоматически приводит любой произвол. Залогом успеха является лишь политическая воля,
понимаемая как готовность и способность руководителя принимать решения на основании
надконституционных принципов, дополненная видением им способов добиться осуществления
принятых решений. Только в этом случае - когда происходит совпадение по фазе представлений
о целесообразности народа и руководителя, выраженных в надконституционных нормах, - можно
рассчитывать на синергетический эффект творческой активности нации.



Следует сразу оговориться: для достижения успеха самые жесткие требования власть должна
предъявить прежде всего самой себе. ( <Прежде всего> - и по времени, и по значимости!)
Представители власти должны быть достойны той суровой миссии, которую они берут на себя.
Они должны обладать необходимым для этого интеллектуальным и нравственным потенциалом. Это
не благое пожелание <со стороны>. Это условие САМОСОХРАНЕНИЯ самой власти. В любом ином
случае некомпетентные или беспринципные сотрудники служат причиной потери доверия народа и
мгновенного разложения самих властных структур с последующим падением. Этот аспект - самое
уязвимое звено любой сильной власти! С глубоким прискорбием приходится признать, что
нынешние представители государственной власти, в подавляющем большинстве, доверия народа
не вызывают. Возможно, из-за достаточно высокой концентрации деструктивных элементов в
самой нынешней власти. Поэтому попытки укрепления ТАКОЙ власти и не вызывают прилива
энтузиазма на просторах России.



Лирическое отступление. Перечитал все вышенаписанное и впал в глубокое уныние. Как ни
кинь - все клин! Ослабила власть вожжи - смута - деградация: обнищание и вымирание народа
от внутренней или внешней неустроенности, что четыреста лет назад, что сейчас. Натянула
вожжи - прямое истребление инакомыслящих. <Куды бедному хрестьянину податься?> И кто в
принципе может остановить алчные устремления деструктивного меньшинства? И как?
Получается, что кроме общей массы народа - <граждан!> - и ни с какой стороны некому! А эти
самые российские <граждане> каждый в отдельности заниматься этим (см. выше) не хотят.



Ясно, что проявление гражданского самосознания в России, вследствие особенностей
менталитета, имеет специфическую особенность. Похоже, российское общественное
правосознание делегирует всю полноту власти верховному правителю, заведомо принимая от
него любой установленный им правопорядок и возлагая на него всю полноту ответственности за
результаты. Обратная связь осуществляется путем выражения совокупной лояльности (или
свержения) верховной власти, минуя череду локальных повседневных противостояний каждого
гражданина со своим персональным оппонентом (как это происходит в современных развитых
демократиях). При этом формой вотума доверия является активная повседневная созидательная
деятельность каждого гражданина на своем месте, вне зависимости от формы правления, а
свержение власти может происходить либо в активной форме (октябрь 1917), либо в пассивной
(<народ безмолвствует>, 1605, 1991). С одной стороны это обстоятельство освобождает
общество от бремени перманентной судебной тяжбы и громоздкой политической тусовки,
поглощающих огромные ресурсы, а с другой стороны разрешение общественных конфликтов
происходит только после поражения их метастазами практически всего общества и весьма
болезненно. И в силу особой значимости государственных институтов в российской
действительности интересно бы знать, посещает ли их лидеров логичная мысль: а, может, не
стоит мазохистски дожидаться вызревания в народных массах общего вопроса:






Учитывая, что при любой ситуации происходит нанесение ущерба конкретным людям (то ли в
форме разорения и депопуляции, то ли в форме прямых репрессий), то дать оценку той или
иной форме организации общества можно, видимо, лишь по общественным результатам. Если
происходит динамичное комплексное сбалансированное развитие страны (а не только узкой
группы сырьевых отраслей) и улучшение благосостояния народа (общесистемное улучшение, а не
только тех, кто случайным образом оказался возле сырьевого пирога) при опережающем темпе и
обеспечении вертикальной мобильности наиболее продуктивной (по реальным результатам) части
нации, то форму общественного устройства можно считать приемлемой. Остается, правда,
открытым вопрос: что считать показателями развития? Многие совершенно искренне не скрывают
восторга от прорвы круглосуточных магазинов по городам и весям, да еще от обилия русской
речи на самых крутых мировых курортах. А вот за какие такие шиши все это и на сколько
хватит этих шишей - их совершенно не колышит. Но вопрос-то остается:



Иными словами, предметом размышлений должно стать не догматическое стремление к
определенной форме общественного устройства (примат то ли государства, то ли гражданского
общества) но результат его деятельности. Сегодняшние результаты деятельности российского
общества плачевны. Это очевидно. Перед всеми нами дилемма: то ли исправлять худой
государственный механизм, то ли развивать беспомощное гражданское общество. Вот с этих
позиций и попытаюсь дописать настоящие заметки.



Компенсировать резко конфликтный характер разрешения естественных противоречий различных
социальных групп могла бы разумная корысть лидирующих классов. Они могли бы во имя
сохранения своих выгод и привилегированного положения несколько умерить свои аппетиты,
дать вздохнуть обираемым ими массам, стимулируя внутренний спрос и заложив, тем самым,
предпосылки к последующему развитию и собственному обогащению. (Вспомним у М.М.
Жванецкого: <Что вы воруете с убытков? Воруйте с прибылей!>) Это и произошло на Западе в
XX веке. И стало впечатляющим источником технологического рывка этой цивилизации.



Но ведь наши-то вольные собственники тоже русские! Они тоже не различают полутонов и не
знают удержу в удовлетворении своих страстей. Вот и пускается в распыл с купеческим
размахом по всему миру сгребенная ими сверхприбыль, пока предприятия ветшают, а их
работники нищают. Либо они не русские. Тогда они предельно рациональны, но им и дела нет
до рефлексий или неосуществленных чаяний копошащихся где-то там, в отдалении толп чуждых
им особей. Поэтому и те, и другие одинаково жестко прессуют страну, пока она не взорвется.
Об этом писали и протопоп Аввакум, и Радищев, и Карамзин. Именно к разумной корысти
взывали Аман Тулеев и Татьяна Корягина еще на заседаниях Верховного Совета РФ на дебатах
по подготовке приватизации. Но тщетно!



Итоги прошедших 15 лет со всей определенностью высветили потребность замены захлестнувшего
ныне страну <А вот хочу!> суровым и непреклонным - <Надо!>. Но <надо> это далеко не всем.
Тем, кто, заглядываясь на уютные виллы Лазурного Берега, капризничает: <А мне дела нет до
упадка науки. Мне хочется купить Chelsea!>, естественно это нож вострый. <Надо> это лишь
тем, кто готов тяжким - но уважаемым - трудом созидать соответствующее своему
мироощущению - и достойное - общественное устройство. Им несть числа на просторах России.
Но - увы! - согласия между этими двумя составляющими частями российского народа - <Хочу!>
и <Надо!> - достигнуть уже практически невероятно. И зашкаливший за все мыслимые границы
децильный коэффициент тому подтверждением.



Как-то плавно логика рассуждений по поводу особенностей психологии вдруг зарулила к
отношениям собственности. В общем-то, не вдруг. В свое время Карл Маркс верно подметил
решающее значение способа производства, а значит - отношений собственности, в цивилизации,
основанной на использовании созданных человеком материальных благ. При этом сама по себе
собственность ни при чем. Просто именно собственники согласно Конституции (примат
интересов личности, право частной собственности на средства производства, выборные
технологии, базирующиеся опять-таки на использовании собственности) занимают ключевые
позиции как в государственных, так и в общественных организациях. Весь вопрос в том, людям
с какой мотивацией предоставляется возможность попасть в эту группу собственников? Ну, и
коль скоро собственники занимают в обществе ключевое положение, то не логично ли именно к
ним мысленно обратить все взоры по поводу всех возникающих в стране проблем?



Все вышеупомянутые проблемы в целом уже осмыслены общественностью и вполне определенно
высказана озабоченность отсутствием результатов в их преодолении при существующем способе
организации власти. И общественно-историческая практика последних лет показывает
неэффективность разрешения проявившихся противоречий предложенными общественными
механизмами. В то же время либеральная общественность истерически возражает против любых
попыток коррекции существующих демократических механизмов, видя в этом угрозу
существования страны в целом. Однако следует иметь в виду, что система власти не может
быть реализацией идеи-фикс некой рафинированной группы интеллектуалов. Она должна
обеспечивать политическую стабильность, экономическое развитие и возможность для большей
части народа реализовать свои устремления. Как будет называться, и как будет реально
устроена такая система власти - дело десятое. Западные страны создали эффективно
работающую систему с помощью действительной демократии и вполне логично не собираются от
нее отказываться. Российская же демократия пока похожа на урода, который не дает 90%
населения страны возможностей для полноценного существования и самореализации, не
позволяет осуществить высокотехнологическое экономическое развитие и, наконец, не
обеспечивает безопасности граждан. Поэтому большая часть народа, скорее всего, будет
индифферентна к "удушению" такого урода и поддержит систему власти с любым названием,
успешно решающую вышеназванные задачи (ключевое слово - <успешно>).



Во многих аналитических обзорах нынешнее - не слишком благоприятное - положение относят,
как правило, к естественному для всех стран периоду первичного накопления капитала и
призывают не волноваться: со временем, мол, все само собой устроится. Надо только
потерпеть - и неизбежно придет новый порядок вещей, когда предпринимателям для повышения
платежеспособного спроса выгодно будет упорядочивать общественное устройство, развивать
производство и повышать всеобщее благосостояние, даже вопреки желаниям отдельных особо
ленивых персон. Однако при анализе формирования российского общества в 90-х годах прошлого
века необходимо учитывать особенности двоякого рода: временной фактор и
внешнеэкономический контекст.



С точки зрения времени, приватизация проводилась по историческим меркам одномоментно, без
осознания большей частью населения смысла этого явления. Это привело, с одной стороны, к
свободной массовой продаже приватизационных чеков за бесценок, а с другой - к
сосредоточению их в руках тех, кто случайным образом оказался ближе к источникам
информации в административных органах, проводивших приватизацию, либо в руках обладателей
крупных инфляционных капиталов. Эти люди выдвинулись благодаря высокой компетентности не в
организации хозяйственной деятельности, а в осуществлении фондовых и финансовых спекуляций
(это хоть и значимые, но все-таки не самодостаточные виды деятельности), и поэтому не
имели никакой мотивации к серьезной хозяйственной деятельности, нацеленной на долгую
перспективу. Безусловно, среди крупнейших собственников оказалось немало людей, в основном
из числа руководителей предприятий, обладающих огромным хозяйственным опытом, но свое
фантастическое состояние они приобрели все-таки не этим опытом, а неэквивалентным обменом,
поэтому стратегию их практической деятельности стало со временем невозможно отличить от
стратегии вульгарного брокера.



Самое тревожное обстоятельство в нашей действительности то, что такой стиль бизнеса стал в
России определяющим. В этом нет ничьего злого умысла. Просто так были сформулированы
правила приватизации (умысел создателей правил - вопрос отдельный). Отдельные успешные
примеры не являются доминирующими в генеральной совокупности. Для предпринимателей,
придерживающихся созидательной стратегии, шансов выжить просто не было. Кризис 17 августа
1998 года стал неизбежен. Этот расклад сохраняется и поныне. А класс новых собственников
еще не понял (или СВОБОДНО не хочет понимать) своей ответственности за состояние хозяйства
страны в целом (достаточно вспомнить Р. Абрамовича). И есть опасение, что, когда он,
возможно, это осознает, в России останется, судя по нынешним темпам инвестиций и оттока
капитала, индустриальная пустыня.



Во временном факторе кроется коренное отличие российского периода первоначального
накопления от западного. Дело в том, что процесс разрешения конфликтов в гражданском
обществе носит стохастический характер. Отсюда - несовпадение по фазе времени наступления
и разрешения кризисных явлений. Отсюда - локальный характер кризисов. Отсюда - медленный,
с локальными спадами, но устойчивый поступательный характер развития общества. В западной
цивилизации отдельные хозяйствующие субъекты или отрасли вступали в процесс
первоначального накопления с разницей в десятки, а иногда и в сотни лет. Поэтому
существовала возможность осмыслить последствия локальных ошибок и принять меры к их
устранению без нанесения всеобъемлющего ущерба экономике страны в целом. В современной
России этого времени нет. В силу одномоментности формирования рыночного характера
правоотношений, кризисные явления, естественные при любых структурных реформах, совпали по
фазе во всех сферах жизни общества: в экономике, образовании, научном заделе,
правосознании. В результате суммарный ущерб от этих кризисных явлений может в какой-то
момент превысить приемлемый порог, за которым начинается процесс необратимой деградации.



С точки зрения внешнеэкономического контекста существует принципиальное отличие положения
развитой и развивающейся страны, чего упорно не хотят принимать во внимание отечественные
макроэкономические теоретики, призывая <перетерпеть период дикого капитализма>. Мотивация
собственника любой страны - увеличение массы прибыли и повышение стандартов собственного
бытия. Только у собственника развитой страны, действительно, один путь: у себя на месте
повышать производительность труда, оптимизировать структуру бизнеса, развивать его
техническую оснащенность и расширять на этой основе объем продаж. А для реализации
произведенной продукции - повышать покупательную способность всего населения, доводя
уровень оплаты труда до 55 % ВВП.



У российского же собственника нет необходимости обременять себя всей вышеописанной
хлопотной деятельностью. У него есть возможность быстро собрать кучку денег (заплатив,
своим работникам всего только 25 % прибавочной стоимости, проигнорировав амортизацию,
НИОКР и прочие инвестиционные прибамбасы) и переправить эту кучку в какую-нибудь
отлаженную хозяйственную систему. Вот и все. Никакой особой мизантропии российских
собственников - голый расчет. Западные так же поступили бы, только у них под рукой нет
никакой другой отлаженной хозяйственной системы, кроме их собственной. Неблагоприятность
данной ситуации для большинства граждан России не в том, что российские собственники якобы
<вывезут на Запад заводы и землю>, а в том, что они интегрируются в мировую финансовую
элиту. Их личное благополучие становится зависимым только от мировой конъюнктуры, и их
интересы начинают входить в противоречие с интересами остального российского общества.
Таким образом, у российских собственников остается возможность свободно продолжить
осуществлять распределительную стратегию своего бизнеса, воспроизводя и присваивая ренту с
дешевой рабочей силы и доставшихся даром основных средств. В этом никто персонально не
виноват (умысел авторов приватизации и существующей государственной парадигмы - вопрос
отдельный). Это просто логическое следствие существующей экономической и
общественно-политической обстановки.



Впрочем, может быть не стоит по этому поводу в исступлении бить себя по персям? Вот
Президент хладнокровно предлагает рационально использовать российские энергоресурсы в
качестве единственного средства для возвеличивания России в мировом раскладе. А вот
авторитетный писатель и публицист Александр Кабаков убеждает читателей вообще не
рефлексировать по поводу статуса <сырьевого придатка>
( http://rian.ru/authors/20060127/43209268.html). Все-мол какие-то придатки: Япония -
технологический, Швейцария - финансовый. И ничего. И ведь, действительно, замечательно! У
них. Только надо трезво осознать последствия для нас. При подобном раскладе в условиях
глобализации мирового хозяйства, например, по мнению М. Тетчер, экономически оправданным
оказывается существование на территории России не более 20 - 30 млн. человек
( http://www.thewalls.ru/why31.htm). А остальным-то куда деваться?



При анализе процессов, протекающих в ходе реформ, либеральные социологи попали в ту же
ловушку, что и Маркс, выдвинувший тезис об абсолютной позитивной направленности
пролетариата в ходе общественного прогресса. Только нынешние либертарианцы наделили
свойствами абсолютного спасителя класс предпринимателей. Но история не подтверждает
истинность ни того, ни другого тезиса. Логика чистого бизнеса должна быть дополнена некими
факторами, лежащими вне ее. И общественно-историческая практика предоставляет тому массу
убедительных доказательств. Поэтому пути выхода страны из кризисных ситуаций обязательно
должны базироваться именно на тех организационных формах, которые диктуются
надконституционными правилами. В России это - форма вертикального социального контракта,
то есть примат государства, поскольку только государство, хотя бы теоретически, может быть
основано на принципах, отличных от логики бизнеса (о последствиях чистой логики бизнеса -
пара абзацев выше), и, таким образом, уравновесить ее. Российское общество неизменно
возвращалось к этой форме взаимодействия, поскольку вышеохарактеризованные свойства
российского менталитета при попытке организации взаимодействия по типу горизонтального
социального контракта - то есть методами гражданского общества - неизбежно давали
неконтролируемые преимущества деструктивным элементам общества в ущерб конструктивным и -
как следствие - приводили страну к очередной катастрофе.



Здесь и содержится диаметральное противоречие с автором процитированной в шестом абзаце
работы. Вопреки утверждению А. Аузана о фатальной случайности при реализации в России
иерархической системы организации общества, именно завидная регулярность возврата страны к
такой форме организации свидетельствует о неких коренных причинах ее целесообразности. Это
отнюдь не прихоть каких-то злоумышленников или недоумков. Это проявление общенационального
инстинкта самосохранения. Причем делегирование первому руководителю права принимать
решения следует признать проявлением не уклонения от ответственности, но, скорее,
природной коллективной мудрости. В Европе, например, подобная мудрость оказалась доступной
лишь величайшим мыслителям. В частности, Томас Гоббс считал состояние <войны всех против
всех> отнюдь не имманентным свойством любого общественного организма (его знаменитую фразу
обычно цитируют выхваченной из контекста в качестве оправдания свойственного либерализму
каннибальского эгоцентризма). По его мнению <как доводы разума, так и Священное писание
ясно свидетельствуют, : что верховная власть независимо от того, принадлежит ли она одному
человеку, как в монархиях, или собранию людей, как в народных и аристократических
государствах, так обширна, как только это можно себе представить. И хотя люди могут
воображать, что такая неограниченная власть должна вести ко многим дурным последствиям,
однако отсутствие такой власти, а именно беспрестанная война всех против всех, ведет к
значительно худшим последствиям> (Т. Гоббс. <Левиафан>, гл. 20. Цит. по публикации в
журнале <Городское управление>, ? 7, 2005). Иными словами, наличие известной степени
авторитаризма является необходимым условием всякого общества, не погрязшего в пучине
деструктивного хаоса.



Собственно, существенное влияние на характер организации общества сложившихся в его недрах
стереотипов взаимоотношений признают и современные авторы. Однако сарказм, например,
Дмитрия Ольшанского (<Поворот, которого нет>, www.Globalrus.ru, 11.11.2005) по поводу
российского наличного <кадрового потенциала> вряд ли уместен. Сколь бы уничижительными ни
были эпитеты в отношении <вязкого киселя миллионных социальных слоев>, но, коль скоро их
<низовая ответственность и самоорганизация - нулевая> и <нужно потратить десятилетия, :
чтобы подобное положение дел изменить>, то тем более нужны адекватные инструменты, чтобы
<побудить к разумной деятельности кадры уже имеющиеся>. Инструменты эти по необходимости
должны быть достаточно жесткими. Уговоры здесь неуместны. Некогда.



Власть просто обязана выполнить свою функцию, обеспечив твердое исполнение законов, защиту
членов общества от прямого насилия, взять на себя ответственность, не оглядываясь на
идеологические догмы, использовать необходимые средства для ВЫЖИВАНИЯ ВСЕХ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ И
КУЛЬТУРНЫХ КОМПОНЕНТОВ общественной структуры, а не только тех, кто поближе к <ее семье>.
И не надо питать иллюзий по поводу желательности <гуманизма> вождя. Любой правитель по
определению жесток и амбициозен. Только представление разных правителей о сути управляемой
им страны - существенно разное. Один мечтает о бесформенной массе, которая не мешает ему
удовлетворять все свои прихоти и почивать на лаврах, а другой стремится возглавить мощную,
развитую, стабильную и авторитетную державу. Для этого им нужны (и во власти, и в бизнесе)
разные люди из одного и того же народа. Поэтому и принятые в стране правила общения и
хозяйствования тоже будут разными. Выгодными разным людям. И вряд ли можно хоть
когда-нибудь рассчитывать, что система правления устроит всех.



Правителю, который в состоянии осмыслить складывающуюся ситуацию, придется ответить самому
себе на очень трудный вопрос: какая из частей народа ему понятнее? И - соответственно - на
чью поддержку он рассчитывает?



И какая при этом будет предводимая им страна:



Если будет:



Александр Артемов,

кандидат технических наук