Кроме танков КВ советская промышленность в период 2 МВ выпускала танки ИС-1, ИС-2, Т-34, самоходные установки, знаменитые Ил-2, МиГ-и, ЛаГГ-и и много еще чего. И вы хотите сказать, что на основе того, что катки для КВ были "антитехнологичны" (расшифруйте это понятие мне, плиз), вся отечественная промышленность была никуда не годной, а задавили мы немцев телами солдат, испугавших противника исключительно видом своих звериномордых славянских оскалов?
http://www.redstar.ru/2005/12/03_12/5_01.html
Завтра, 4 декабря, Герою Советского Союза маршалу бронетанковых войск Олегу Александровичу ЛОСИКУ исполнится 90 лет. Хотя возраст очень солидный, юбиляр, в самом полном смысле слова, до сих пор остается в строю – он председатель Совета Клуба кавалеров ордена Жукова, ведет большую общественную работу. Да и внешне Олег Александрович никак не похож на человека, разменивающего десятый десяток лет: он строен, подтянут, да и смотрит по-молодому – как вокруг себя, так и на саму жизнь. Кстати, маршал, давний и постоянный подписчик и автор«Красной звезды», считает нашу газету наиболее объективной, честной, патриотичной, интеллектуальной и ценит за верность традициям.
- Основу всему, конечно, дало училище - 1-е Саратовское танковое, где я учился три года, с 1935 по 1938-й. Подготовка была всесторонняя, но прежде всего из нас готовили военных людей. Очень большое внимание уделялось практике. Например, летом училище на два примерно месяца выходило в село Разбойщина, где был наш лагерь - там почти все время учеба была практическая, полевая. Спорт был сильно развит: зимой мы ходили на лыжах, летом кроссы бегали, ну и все такое прочее.
- На какие модели танков вас в училище готовили?
- На Т-26 и БТ. Первые из них конструктивно предназначались для непосредственной поддержки пехоты, а «бэтушки» - для взаимодействия с кавалерией. То есть, как вскоре показала практика, для современной войны эти машины подходили мало... Но подготовили меня, понимаю, хорошо: председателем выпускной комиссии был командир бригады из Ленинградского округа Владимир Нестерович Кашуба, который потом отобрал к себе в бригаду троих выпускников – в том числе и меня. Так по окончании училища я оказался в Петергофе командиром взвода в учебном танковом батальоне. Стояли недалеко от Большого Каскада – главного комплекса знаменитых фонтанов Петродворца.
- А через год началась ваша первая война...
- Да, боевые действия начались фактически в канун нового 1940 года. Но еще осенью всю нашу бригаду, в том числе и учебный танковый батальон в качестве линейного, подняли по тревоге и вывели на Выборгское направление. От Петергофа шли своим ходом...
- Путь неблизкий: в обход Ленинграда, а оттуда до границы – 32 километра.
- Но учтите, что все танки дошли! А батальон наш большой был - 51 танк Т-26. Что представляет из себя противник, мы не очень-то знали. Хотя разведку, конечно, проводили, но в принципе не знали...
- Очевидно, финны-то тоже не очень знали, с кем им придется встретиться. Если посмотреть книгу вашего тогдашнего командира роты Василия Сергеевича Архипова – впоследствии дважды Героя Советского Союза, генерал-полковника танковых войск, то там можно найти удивительный эпизод...
- Это вы про то, что финские командиры уверяли своих солдат, что у нас нет настоящих танков? Да, они нас атаковали с винтовками и автоматами, считая, что перед ними – старые трактора иностранного производства, закамуфлированные фанерой, покрашенной под броню... Это «недоразумение» мы им очень быстро разъяснили: на каждом Т-26 была пушка-«сорокапятка» и по два пулемета. Те финны, кто уцелели и попали к нам в плен, долго еще тряслись, как в лихорадке. Никак понять не могли, откуда же у нас взялись настоящие боевые машины.
- Ну да, известно, что финны – народ сообразительный, с юмором... Кстати, у них-то у самих какие танки были?
- С той стороны были старые французские танки Рено - слабенькие, по сравнению с нашими. Броня тонкая, вооружены или 37-мм пушкой или вообще одним пулеметом, и скорость порядка 8 километров. К тому же их и было-то не так много. Мы столкнулись с этими танками, когда уже прорвали первую линию, - там их был десяток, мы все уничтожили.
- А какую задачу решал ваш батальон во время «Зимней кампании»?
- Он был придан дивизии, которая овладела высотой на линии Маннергейма. Я тогда уже был помощником командира батальона по разведке... Предполье к линии Маннергейма мы прошли легко, а в глубине все застопорилось: мы не знали ни что там такое, ни какая оборона. А это ведь было направление главного удара. Все-таки прорвались, пошли вперед, вышли к Выборгу – а он уже был освобожден, потому что с моря, по льду, к городу вышла дивизия Михаила Петровича Кирпоноса... Город был пуст, финнов там уже не было - ушли. Сама наша 35-я легкая танковая бригада находилась на окраинах, а штаб ее - в Выборге.
- Насколько знаю, в боях по прорыву линии Маннергейма отличился ваш комбриг...
- Да, полковник Кашуба был тяжело ранен, но продолжал управлять боем, за что в январе 1940-го был удостоен звания Героя Советского Союза, он также был произведен в чин генерал-майора. Хотя он лишился ноги, но из армии не ушел: во время Великой Отечественной войны руководил танковыми училищами, потом был начальником факультета Бронетанковой академии и закончил службу генерал-лейтенантом... А у нас в бригаде создали учебную роту по подготовке командиров танков и механиков-водителей и меня назначили ее командиром. Вскоре наше соединение направили в Киевский особый военный округ. С января 1941 года войсками его стал командовать тот самый генерал Кирпонос – теперь уже Герой Советского Союза.
- Фактически за год он превратился из комдива в командующего. Понятно, что это было слишком быстро - последующие события, трагическая судьба генерала Кирпоноса о том свидетельствуют... Однако скажите, Олег Александрович, какой опыт лично вы приобрели за время финской войны?
- Прежде всего боевой опыт, что очень важно. Военному человеку необходимо побывать под огнем. Было также ясно, что надо повышать подготовку подразделения, что люди должны как следует знать вооружение и технику, уметь ими владеть... Звучит не оригинально, но это – самое главное. Тогда ведь была проведена целая конференция, участие в которой принимал и Сталин. Были даны оценки тому, что произошло и почему это произошло. Почему наша армия, такая могучая, задержалась на линии Маннергейма и понесла немалые потери. Выводы тогда были сделаны очень серьезные – в масштабе страны, в масштабе Вооруженных Сил. После этой войны в нашей армии произошла серьезная перестройка.
- На Карельском перешейке вы познакомились с Павлом Алексеевичем Ротмистровым...
- Да, он был полковником, преподавателем Академии моторизации и механизации РККА, как тогда называлась Бронетанковая академия, и приехал в качестве стажера на должность начальника штаба нашей бригады. Хотя от штаба бригады до батальонов дистанция большая, но я его запомнил... Потом мне с Ротмистровым приходилось встречаться уже во время Великой Отечественной войны – сначала на Сталинградском направлении. Я был заместителем командира танковой бригады, он – командиром танкового корпуса. Мне тогда поручили встретить Павла Алексеевича на переднем крае и ввести его в курс обстановки. Когда же я командовал бригадой в Тацинском корпусе, то он был командующим 5-й армией, она шла правее нас... После войны, некоторое время спустя меня назначили преподавателем Академии Генерального штаба - там Ротмистров был моим начальником кафедры. Когда же я был начальником Академии бронетанковых войск, то главный маршал бронетанковых войск Ротмистров, бывший начальник этой академии, был уже в группе генеральных инспекторов и часто к нам приезжал...
- Да, на армейских дорогах люди часто встречаются... Но давайте обратимся к Великой Отечественной войне – эта тема и сегодня вызывает немало вопросов и споров. Виной тому, к сожалению, нередко являлась наша неумная пропаганда: утверждали, в частности, что в 1941-м немцы были очень сильные, а мы – совсем слабые. Мол, у нас только и было, что «трехлинейки», а они чуть ли не с «тиграми» и «пантерами» на нас шли...
- Нет, конечно, они шли с легкими танками. Их Т-I, Т-II – это были легкие танки, с маленькой пушкой, а то и пулеметами. У нас же, в основном, были танки Т-26, БТ - тоже легкие... Были Т-34, но в малом количестве, были и КВ – один-два на дивизию. По крайней мере так было на нашем Юго-Западном фронте. Кстати, КВ немцев здорово били... Вот моим первым заместителем в академии был генерал-полковник Павел Данилович Гудзь. В 1941 году, под Москвой, он был командиром взвода КВ. Кстати, участвовал в параде 7 Ноября, откуда потом он и пошел на фронт. Когда наши перешли в контрнаступление в направлении Красногорска, то на его танк вышли штук пятнадцать немецких – десять из них он подбил, и при этом его КВ остался цел. Знаю, случаи бывали, что даже и больше подбивали.
- КВ и тридцатьчетверка - здесь все понятно и без вопросов... А если сравнивать другие, основные в то время наши танки, с немецкими?
- Наши Т-26 и БТ были сильнее их легких танков, хотя в скорости Т-26 им уступали.
- А как обстояло дело в количественном отношении?
- Конечно, танков у нас было больше... Но если у нас все они были рассредоточены по всему огромнейшему фронту – так сказать, от Баренцева до Черного моря, то у противника танки были сконцентрированы в танковых корпусах, в танковых и моторизованных дивизиях, расположенных к тому же на тех направлениях, где он наносил главные удары.
- Известно, что на совещании высшего командного состава в декабре 1940 года нарком Тимошенко, оценивая действия немецкой армии в Европе, заявил: «С точки зрения стратегии, ничего нового нам этот опыт не дает». А ведь у немцев тогда впервые появилась практика «танковых клиньев», «бронированных кулаков» и многое иное, позволившее им поставить на колени Европу...
- Вы же знаете, что великий Суворов завещал: «Воюй не числом, а умением». Число, действительно, нам тогда не помогло, а умение, к сожалению, пришло несколько позже... К тому же, оценивая события 1941 года, нужно говорить не только о количестве танков, но надо брать все в совокупности: и артиллерию, и авиацию, и учитывать все то, что вокруг происходило. Так что смотрите соответствующие исследования – сейчас немало интересного написано.
- Кстати, в одном из современных исследований я прочитал, что большой ошибкой советского командования стало то, что на танкоопасных направлениях не устанавливали сразу же в окопах наши неисправные боевые машины. Почему, действительно, так не делали? Ведь таких машин, как известно, оказалось достаточно много...
- Наверное, автор этого исследования считает, что сделать это было чрезвычайно просто. Учтите, все происходило очень динамично – и то, как мы выдвигались в направлении немецкого наступления, и то, как мы отходили. Все происходило в динамике, в большом темпе. А вы поверьте, что установить неисправный танк в качестве дота – так, чтобы это действительно была долговременная огневая точка, а не мишень, – это совсем не так просто, как кажется, это целая история... Поэтому, в лучшем случае, мы подрывали наши подбитые танки, а иногда даже и просто так их оставляли. Не успевали, не получалось...
- Гитлеровцы использовали в боевых операциях наши танки, ими захваченные?
- Наша техника в качестве трофеев у них была, но в боях, насколько я знаю, они ее использовали не так много – может быть, на других направлениях было больше... Зато другое помню: когда 4-я гвардейская танковая бригада, которой я командовал, пошла в составе 2-го гвардейского танкового корпуса в наступление на Минском направлении, то нам навстречу попался целый немецкий полк, следовавший на помощь Оршанскому гарнизону. В его составе были артштурмы – самоходные штурмовые орудия - и несколько танков. Мы атаковали их, разгромили и захватили десяток артштурмов – даже с заведенными моторами. Хотя эти самоходки у нас были со всем снаряжением, но мы их почти не использовали, и дальнейшую их судьбу я не помню.
– Я понял ваш очень тактичный намек и тему закрываю... Хотя есть еще один вопрос по 1941 году, но совершенно иного плана. Из истории нам что-то, но очень немного, известно о танковом сражении под Дубно, Луцком и Ровно в конце июня, то есть в первую неделю войны. Вы в этом сражении участвовали...
- Да, это был знаменитый контрудар войск Юго-Западного фронта, в котором с советской стороны участвовало несколько механизированных корпусов, в том числе и наша 43-я танковая дивизия в составе 19-го механизированного корпуса... Первым вступил в этот бой разведывательный батальон Героя Советского Союза капитана Архипова, уже вам известного. Потом вслед за ним вся дивизия. Но это только громкое название – дивизия. Мы успели растерять танки на марше, и даже многие из тех, которые по железной дороге пришли, также вскоре вышли из строя по техническим неисправностям... Так что со стороны нашей дивизии в контрударе участвовало не так уж и много танков. Действовали мы успешно – вышли к Ровно, к Дубно, но потом, как понимаете, вынуждены были отходить.
- Замысел этого сражения был разработан непосредственно командованием Юго-Западного фронта?
- Нет, известно, что этот удар планировал не только генерал Кирпонос, но туда организовывать это дело приезжал и начальник Генерального штаба Георгий Константинович Жуков. Этот контрудар сыграл свою роль – выход немецкой танковой группировки на Киев удалось отсрочить, оттянуть... Хотя, конечно, уже позже немцы туда вышли...
- Можно ли сравнивать танковое сражение под Дубно, Луцком и Ровно со знаменитой Прохоровкой?
- Как говорится, всякое сравнение хромает. В какой-то мере можно сравнивать, но это совсем разные сражения... В отличие от Прохоровки, это не был сплошной фронт – ни с их стороны, ни с нашей. К тому же сражение не было единым и по времени: разные мехкорпуса и дивизии вступали в бой не только в разные часы, но и в разные дни. Бои разворачивались в разных местах – по всей огромной территории... Кстати, о Прохоровке. Когда праздновалось 60-летие этого сражения, вдруг пошли разговоры о том, что, вроде, там победили не мы, а немцы. Совершенная ерунда! Сравните качество и объем понесенных потерь, оцените результат...
- По-моему, все точки над «i» поставил в этом вопросе генерал армии Махмут Ахметович Гареев, выступая на заседании Ассоциации историков Второй мировой войны. «Немцы победили? – спросил он. – Почему же они тогда сразу не пошли на Москву? От Белгорода до Москвы не так ведь и далеко...»
- Совершенно согласен! Чтобы понять нелепость каких-то утверждений, нужно иногда немного призадуматься и задать вопрос с позиций элементарной логики. А то некоторые любят порассуждать, что немецкая армия всегда была лучше нашей, и мы их только числом задавить и смогли...
- То, что немецкая армия в начале войны была лучше, – это вряд ли кто станет оспаривать. Однако потом произошел решительный перелом... Не спрашиваю про всю армию, но когда, как вы считаете, наши бронетанковые войска сравнялись с германскими – основной ударной силой и гордостью вермахта?
- В Сталинградской битве. Здорово, скажу, тогда получилось! Это ведь процесс сложнейший и многогранный был. Как раз к началу контрнаступления под Сталинградом наша промышленность сумела произвести достаточное количество танков – в основном это уже были тридцатьчетверки...
- Если несколько расширить тему, то нужно заметить, что сначала была проведена эвакуация заводов – из Харькова, из того же Сталинграда и их последующее развертывание на Урале...
- Вот именно! Это же настоящее чудо было, никакая страна, кроме Советского Союза, такого бы сделать не могла! И вот из этой техники уже к началу контрнаступления на Волге были сформированы танковые бригады, танковые и механизированные корпуса, затем эти войска были сосредоточены в районе Сталинграда и сыграли чрезвычайно важную роль и в окружении всей гитлеровской группировки, и в отражении попыток ее деблокады, и в ее уничтожении. Тогда произошли и серьезные изменения в тактике действий наших войск, в частности, стали применяться подвижные группы... От Сталинграда мы и пошли от победы к победе – вплоть до Берлина.
- У вас же самого путь оказался в несколько ином направлении...
- Да, наша 10-я танковая бригада, в которой я был заместителем командира, проводила атаки в сторону Сталинграда с севера. А когда уже мы изготовились к контрнаступлению, то бригаду, или, вернее, ее остатки, отвели в Тамбов, в Тамбовский танковый лагерь...
- Уточню, что подобные лагеря назывались «военными танковыми лагерями». Как мне рассказывал генерал-майор Николай Андреевич Колосов, бывший в войну комиссаром Управления формирования и укомплектования бронетанковых и механизированных войск, слово «военные» в название танковых лагерей добавил лично Сталин. Он сказал, что это подразумевает необходимость в лагерях «муштры» - в этом слове он сделал ударение на первый слог. Колосов сам присутствовал при этом разговоре в Кремле.
- Да, это интересная подробность... Так вот, в лагере меня назначили командиром танкового полка. Сначала – 205-го, в который была переформирована бригада, но этот полк должен был довооружаться еще месяц-два. Поэтому командование лагеря предложило мне принять готовый 119-й отдельный танковый полк, который через неделю должен был пойти на Западное направление. Спрашивают: «Как ты?» Говорю: «Давайте!» С этим полком я участвовал в Ельнинско-Смоленской операции, брал Ельню...
- И здесь опять-таки можно уточнить, что с этим полком вы в первый раз вошли в Историю. С 1943 года стали издаваться приказы Верховного Главнокомандующего в ознаменование побед советских Вооруженных Сил над гитлеровскими захватчиками. Первый приказ был опубликован 25 января – по итогам двухмесячных наступательных боев Красной Армии, второй – 2 февраля в связи с ликвидацией немецкой группировки в Сталинграде, еще несколько приказов датированы июлем – августом, а восьмой приказ, от 31 августа, посвящен освобождению города Ельни. В числе особо отмеченных Сталиным был и, как указано в приказе, 119-й Ельнинский отдельный танковый полк подполковника Лосика. К слову, вскоре потом перестали давать наименование отличившимся частям и соединениям, так что в четырех еще приказах Верховного отмечаются просто «танкисты полковника Лосика».
- По-моему, мою биографию вы знаете лучше меня. Впрочем, журналисты газеты «Красная звезда» к делу всегда относятся очень ответственно... Так что могу и не уточнять, что в конце 1943 года я был назначен командиром 4-й гвардейской танковой бригады в Тацинский танковый корпус, который в 1944 – 1945 годах вел успешные боевые действия на Белорусском и Восточно-Прусском направлениях... Тем более что об этом мы с вами подробно говорили в прошлом году.
- Да, и 3 июля «Красная звезда» поместила нашу беседу об освобождении Белоруссии - материал назывался «В боях отличились танкисты». Хотя стоит напомнить нашим читателям, что звание Героя Советского Союза вам было присвоено именно за взятие Минска. Но вот такой вопрос: какие танки у вас были в то время? Как вы их оцениваете?
- В моей бригаде были Т-34-85 - их было, насколько я помню, 65 единиц. Это замечательный танк, непревзойденный, сильнейший. На нем мы побеждали и «пантер», и «тигров», но когда били их по борту... Если сравнивать танкотехнические характеристики этих машин – наших и немецких, то они примерно одинаковые. На тяжелых «тиграх», кстати, стояла пушка 88 мм, а на тридцатьчетверках - 85. Если же сравнивать средние танки, то Т-34 был компактнее «пантеры»: короче, уже, ниже, к тому же превосходил ее пушкой и лобовой броней - там у них была 75-мм пушка...
- Когда вы в первый раз встретили эти немецкие танки?
- Да пожалуй, во время Белорусской операции. В основном мы их встречали уже после Минска, после города Ивенец - это в 70 км западнее Минска. Командир корпуса Герой Советского Союза генерал-майор Алексей Семенович Бурдейный направил нашу бригаду в качестве передового отряда к этому городу, оттуда затем мы выдвинулись к административной границе с Литвой и в тех местах стояли относительно долго, можно сказать, без особых боев. Мы вырвались вперед, а потому так получилось, что основные бои шли уже сзади нас, хотя и у нас всякие столкновения случались... И вот я решил использовать подбитые немецкие танки для тренировки наших экипажей, благо боеприпасов у нас было достаточно и «мишеней» хватало. Ведь наша бригада, как и другие, тогда постоянно пополнялась молодыми бойцами, которые прибывали с Урала, не имели боевого опыта, не знали, где, что и как. Зато, понятно, всякие разговоры были: мол, берет их наша тридцатьчетверка или нет? Стояли мы лагерем в одном лесу, где были огромные поляны. Взяли несколько подбитых «пантер» и «тигров», отбуксировали их на поляны, поставили и провели стрельбу из танка Т-34. Получалось очень хорошо...
- С какой дистанции велась стрельба?
- Стреляли на 300 метров, на 200 – в основном в бок, по бортам, и соответственно пробивали. Тогда я решил пропустить все наши экипажи в стрельбе по этим танкам, чтобы они получили опыт. Доложил Бурдейному, что вот так мы делаем. Он заинтересовался, приехал к нам на следующий же день, даже сам сел в танк и стрелял по «тигру»... В общем, мне удалось дать практику всем экипажам: стрельнуть по «живому», так сказать, «тигру», по «живой» «пантере». Это очень помогло нашим танкистам в последующих боях – личный состав чувствовал себя гораздо увереннее, чем раньше.
- За годы войны наша армия очень здорово изменилась не только в отношении техники и вооружения, боевого опыта, но и нравственно. Понятно, что красноармейца 1941-го года и бойца 1943-го сравнивать трудно. А как противник? Менялись ли немецкие войска?
- Я бы этого не сказал... Они вплоть до Берлина дрались серьезно – упорно, до последнего. Зато количественно германская армия постоянно и неумолимо уменьшалась. Заметно меньше становилось у них авиации, танков, да и пехоты тоже. Однако не забывайте, что тогда фронт постоянно сужался, а значит, за счет этого плотность германских войск все время оставалась примерно на одном уровне, и их сопротивление оставалось очень серьезным... Но мы уверенно шли вперед: войска были обучены, офицеры, генералы и штабы умели воевать.
- Менялась техника, и, разумеется, менялись способы ее боевого применения?
- Конечно! Это только по мнению, как их сейчас называют, «недобросовестных историков» мы одним количеством давили... Но вот запомнил я, как к нам приезжал командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта Герой Советского Союза генерал-полковник Алексей Григорьевич Родин. Сидим в землянке, пьем чай, он неторопливо, как-то по-свойски мне объясняет: «Ты хорошо воевал, когда отдельным танковым полком командовал. Но тот полк был поддержки пехоты, воевал вместе с пехотой – это одна танковая тактика, один способ действий. А сейчас ты в бригаде, которая входит в корпус. Вы - подвижная группа фронта и армии – должны действовать в оперативной глубине, в тылу противника. И впереди, и справа, и слева, и в тылу – противник. Ты должен идти смело, не бояться за фланги - вперед, вперед! Узлы сопротивления обходить. Тут у тебя другое мышление должно быть, ты по-новому должен действовать». И, поверьте, после такого разговора очень много для себя передумаешь, переосмыслишь...
- Вот вы рассказали, как экипажи готовились к встрече с немецкими танками на поле боя. А как готовились к боям вы, командиры соединений и частей?
- Наверное, в соответствии с требованиями Полевого устава - там все указано. Но если говорить о том, что в этом плане действительно запомнилось, – так это то, как перед началом Белорусской операции в наш корпус, как раз ко мне в бригаду, приезжал командующий войсками 3-го Белорусского фронта генерал армии Иван Данилович Черняховский. С командирами бригад и с авиационными командирами он проводил тренировку предстоящих боевых действий на макете местности и на картах. Приезжал он дважды, и каждый раз работа была очень серьезная, обсуждалось все, до самых мелочей... Вообще, если уж о том речь пошла, Черняховского мы все на фронте очень любили: это великой души человек был, талантливейший полководец, чудеснейший руководитель! Кстати, и девушки его любили – он красивый мужик был...
Кстати, на каком-то совещании известный политработник Лев Мехлис доложил по этому поводу Сталину – мол, надо как-то реагировать на поведение командующего. «Что делать будем, товарищ Сталин?» - спросил Мехлис в заключение своего доклада. «Что делать? – усмехнулся Верховный. – Завидовать!»
- Олег Александрович, наша старая привычка все секретить вам известна. Вот и о смерти генерала Черняховского долго ходили какие-то невнятные слухи.
- Да потому это, что смерть его была нелепая. Погиб Черняховский в Восточной Пруссии – он был на КП одной из армий. Возвращался к своей машине, колонна машин оставалась на шоссе, а немцы вели обстрел шоссе методическим огнем. Вот один снаряд рядом и упал. В Литве ему был установлен памятник, потом «местные товарищи» стали требовать его убрать...
- Ну да, это в Европе памятники устанавливаются на века, а на нашем «постсоветском пространстве» этого, к сожалению, еще не поняли – как бы ни пытались играть в «цивилизованность».
- Вот именно. Так что мне вместе с другими ветеранами пришлось ходатайствовать о переносе памятника в Россию. Теперь он стоит в Воронеже, на привокзальной площади. Да и прах самого Ивана Даниловича перехоронили в русскую землю...
- Под командованием генерала Черняховского вы вышли к границе. Имели ли боевые действия на вражеской территории какие-то отличия?
- Для меня, лично для меня, отличия оказались очень большие. В боях на подступах к Восточной Пруссии наш Тацинский корпус потерял много танков... Хотя, надо заметить, войск на полуострове было много и тесно им было. Так что корпус наш вывели из боя в резерв привести себя в порядок. Но из бригад корпуса выделили танковые подразделения, которые раздали стрелковым дивизиям для непосредственной поддержки пехоты. И вдруг однажды, это уже был март - звонок. Звонит генерал-полковник Родин: «Ты хотел бы еще повоевать? Есть 2-я отдельная гвардейская танковая бригада, она прекрасно воевала, но сейчас что-то стала плоховато воевать – чувствуют конец войны или еще что такое... Мы решили: покомандуй этой бригадой!»
- Но эта бригада воевала в полном составе, танки вы не раздавали?
- Нет, там так дело было: немцы сопротивлялись юго-западнее Кенигсберга, не пускали нас к Балтийскому морю, а потому сегодня мы с одной дивизией воюем, поддерживаем ее наступление, к вечеру мне говорят: «Рокируйся немножко на юг», - и мы с другой дивизией в бой идем, потом - с третьей. Я так провел несколько боев...
- И это продолжалось до взятия Кенигсберга?
- Нет, повоевал я с месяц, не больше – до второй половины марта. Потом однажды – звонок, звонит генерал Родин: «Хватит тебе воевать! К нам приехал Герой Советского Союза Белик из Москвы. Он под Сталинградом получил ранение, лечился, учился в академии на курсах, и его сейчас к нам прислали. Передавай бригаду ему, а сам езжай в Москву учиться в академии!»
А насчет "крутости" немецкой промышленности: половина всех "тигров", отправленных на Восточный фронт для наступления на Курской дуге, не добралась до места назначения. Причина - характерная поломка ходовой части. Из-за высокого веса танка катки не выдерживали. Пусть у КВ катки были "антитехнологичны". Но они то катились и вес танка вдерживали!
