От Шура Референт Ответить на сообщение
К C.КАРА-МУРЗА
Дата 03.09.2005 14:36:06 Найти в дереве
Рубрики Тексты; Версия для печати

Такие вот вопросы случились.

После прочтения «Экспорта революции» у меня образовалось несколько вопросов. В остальном же — вполне дельное и толковое пособие по вопросу, ответ на который мало кто может дать, а именно — имеется ли сама принципиальная возможность избежать оранжевого сценария, и если её всё-таки избежать не удастся, что можно считать бОльшим злом, а что меньшим.

Вопросы же образовались такие. Первый был связан с индийским освободительным движением. Всего один абзац, вот он: «Пожалуй, самое крупное применение методов неповиновения в ХХ веке – успешная стратегия партии Индийский национальный конгресс по ненасильственному освобождению Индии от колониальной зависимости. Множеством “малых дел и слов” партия завоевала прочную культурную гегемонию в массе населения. Колониальная администрация и проанглийская элита были бессильны что-либо противопоставить – они утратили необходимый минимум согласия масс на поддержание прежнего порядка». Всё прекрасно. Но. Книга ведь о «бархатных» революциях. Предыдущий абзац — цитата из Шарпа. И следом, без каких либо комментариев и оговорок — освободительное движение Индии попадает в один ряд с «оранжевыми». Сразу хочется вернуться к началу и перечитать всё по новой — может быть и там что напутано. Да и дальше читаешь уже с оглядкой — мало ли что. Понятно, что движение использовано в качестве примера ненасильственной революции, но тогда мы получаем дополнительную путаницу в голове. Понять, что же такое «бархатная» революция становится значительно сложнее, когда сами авторы руководства по ней сами же и смешивают примеры из разных опер в одну кучу.

Следующий момент — 1968 год, Франция, Красный Май. «Культурная революция». «Золотое колесо истории» переворачивает очередную страницу. На смену олигархии должен прийти народ. Ради этого события Францию даже включают в состав стран-победительниц. Советский Союз просто своим присутствием вынуждает вынашивать в головах «разные» идеи. Но время идёт, прошло 15 лет, как не стало «отца народов» и… Сейчас мы видим, чего можно добиться за пятнадцать лет. Тогда внутри Советского Союза не очень-то это было заметно, а французская молодёжь уже собралась вешать «бюрократов на кишках буржуев». И имелись в виду не только французские бюрократы. Французы ничего не имели против советского народа (разве только возмущались тем, что этот народ допустил у себя разрастание такого безобразия как советская бюрократия) — и ещё они не хотели повторения ошибок советского народа. Связной и понятной политологам идейной основы у движения не было, но кое-что можно и наскрести. Достаточно подробно эта революция рассмотрена в 6 главе, но предпосылки и выводы, на мой взгляд, даны совершенно ошибочные. Что же можно сказать? О том, почему случилась эта революция, я уже сказал — об этом позаботилось «Золотое колесо истории», в «Эр» это описано так: “Ситуационисты считали, что Запад уже достиг товарного изобилия, достаточного для коммунизма, — и пора устраивать революцию, в первую очередь «революцию повседневной жизни». Это означало отказываться от работы, подчинения государству, уплаты налогов, выполнения требований законов и общественной морали. Все должны заняться свободным творчеством — тогда произойдет революция и наступит «царство свободы»”. Чем не «постмодернистская» программа? Но предваряется всё это кратким разбором «производительных сил и производственных отношений», попыткой увязать революцию нового типа с марксистской теорией революций. Напрасно это.

Повторять ход революции не имеет смысла — она вполне подробно рассмотрена в «Эр». Но отметить основное, чего хотела французская молодёжь — совершенно необходимо. Выдержек можно надёргать множество, но в несколько слов это будет звучать так: «свобода, творчество, университеты — студентам, заводы — рабочим, радио — журналистам, власть — всем!». Революция была подавлена и Де Голль дал ей оценку, ярлык, с которым она живёт и поныне: «Этот взрыв был вызван определенными группами лиц, бунтующими против современного общества, общества потребления, механического общества – как восточного, так и западного – капиталистического типа. Людьми, не знающими, чем бы они хотели заменить прежние общества, и обожествляющими негативность, разрушение, насилие, анархию; выступающими под черными знаменами». Лукавит господин Де Голль — знамёна были красные (хотя и без чёрных не обошлось). И почему это эти группы не знали, чем бы они хотели заменить общество потребления? Очень даже знали — обществом творцов, тружеников, учёных и поэтов. Так и хочется назвать его Советским обществом — таким, каким они хотели и могли видеть его в малодоступном Советском Союзе — но на свой французский лад — освобождённом от его пороков и слабостей. И потому вывод авторов звучит совершенно невероятно: «джинн 68-го года загнан Западом в бутылку и верно служит своему хозяину прямо из этой бутылки». Да, джинн действительно подавлен, да, методы революции 68-го года верно служат Западу. Но как можно было назвать Запад хозяином той революции!? Или имелось в виду, что джинн каким-то образом служит советскому народу-хозяину? Что уж говорить, что ни о каких последователях революции в Британии и США и вовсе не говорится. Сам термин «культурная революция» куда-то испарился. А ведь произошла именно смена культурных установок во всех странах, именуемых Западом. И в заключение такой абзац: «В тот момент последнее поколение старых французских коммунистов понимало эту особенность вышедшей на политическую арену интеллигенции и ее молодежной базы, студентов. Их не очаровали лозунги бунтарей из Сорбонны, им было не по пути с Глюксманном. Коммунисты не дали себя вовлечь в разрушительную авантюру, хотя она, казалось, овладевает Францией. И эта позиция была вызвана вовсе не соглашательством, не иллюзиями родства с генералом де Голлем и не предательством Вьетнама. Разница еще была мировоззренческой. Потом она стерлась во Франции, а потом стала исчезать в Москве и Киеве». О какой разнице мировоззрений коммунистической партии Франции можно говорить, если благодаря контрреволюции общества потребления теперь мы можем видеть его «мерзкую рожу» повсеместно по всему миру. И именно общество потребления стало преемником «классических» классовых обществ капиталистического мира. И именно оно является главным врагом советского народа в любой видимой перспективе. И именно его пытаются навязать постсоветским странам «массовики-затейники» бархатных революций. Так что стёрлась благодаря попустительству коммунистов совсем не «мировоззренческая разница», наоборот — именно тогда она и узаконилась. Собственно, коммунисты уже тогда доказали, что они не могут бороться с обществом потребления. И совсем странно, что такой подход даётся в той самой книге, в которой предупреждается об ошибочности такого подхода к революциям нового типа.

И напоследок ещё одно возражение авторам «Эр». В конце сказано много толкового и полезного, но неожиданно применено упование на постмодерн. Выглядит это так: «Но классическое время прошло, «антиоранжевая» революция должна быть тоже революцией постмодерна». Зачем это ей? Мы что, во Франции живём? Или с нуля создаём некий невообразимый народ? Ну, да, конечно, если не основываться на советском народе, а создавать всё заново, то тогда, может, и можно попробовать. Но с чего авторы вдруг решили, что то, что не получилось у французов, которым постмодерн гораздо ближе, может получиться у нас? И почему считается, что французские студенты «играли» в революцию? Или они глазели на неё? Не всё то, что выглядит как праздник, является постмодерном. Например, во время богослужений создаётся атмосфера праздника, единения и благодати. Если прихожанин ВЕРИТ в происходящее. А если не верит, а делает вид, то это тоже выглядит, как изощрённый постмодерн. Да ещё и транслируемый по телевидению.

Так что совсем не обязательно надевать постмодернистское одеяние. Достаточно верить в то, что тот народ, с которым ты себя ассоциируешь — действительно существует. А в случае с советским народом даже и придумывать ничего не надо — всё существует само собой. Тем более, что вера в правду и истину — один из краеугольных камней, на котором покоится и российское самосознание и советское. И напоследок эпиграф к книге Курта Воннегута «Мать-тьма»: «Мы есть то, чем притворяемся, поэтому притворяться следует весьма осмотрительно».