|
От
|
Георгий
|
|
К
|
Георгий
|
|
Дата
|
17.05.2005 21:17:42
|
|
Рубрики
|
Тексты;
|
|
Г. Бакланов: "Война требует правды" (*+)
http://www.spbvedomosti.ru/document/?id=4566&folder=3183
Война требует правды
Григорий БАКЛАНОВ
Я ушел на фронт в семнадцать, сдав экстерном выпускные экзамены. Хотя совсем
недавно был заключен договор Сталина с Гитлером, среди моих друзей и родных
никто не сомневался, что война будет. Желание идти защищать Родину было
очень распространено среди молодых, да и не только молодых. Мой старший
брат, студент истфака МГУ, пошел в ополченскую дивизию и погиб под Москвой.
Я просился в артиллерийский полк, пришел к командиру, попросил взять - и он
взял. Зачем я ему нужен был? Даже не знаю, наверное, он меня просто пожалел.
Моим первым фронтом был Северо-Западный. Нас привезли зимой. Это было начало
1942 года, по-моему, февраль. Морозы жуткие, за сорок. Ехали мы очень долго.
Тогда все долго было. Ну, выгрузили нас на станции, и пошли мы пешком.
Куда идем, не знаем. Зимняя дорога, впереди прошли тракторы с волокушами
(это сбитый из бревен тяжелый треугольник, которым расчищают дорогу). Дали
нам по сухарю ржаному и по тонкому ломтику мороженой колбасы. Я ее согревал
во рту и помню до сих пор этот мясной вкус от шкурки.
Шли мы всю ночь, валенок нам еще не дали, шли в сапогах. На привале развели
костер, я снял портянки, стал сушить, вдруг <Подъе-ем! Выходи строиться!>, а
у меня они еще не просохли. Я к старшине, а он говорит: <Тебя что, война
будет ждать?> Ну и черт с тобой, говорю, я же ноги отморожу! Замотал сухим
концом - и не отморозил, не отомстил старшине. Так и прошел мой первый день
на войне...
Самым страшным на Северо-Западном фронте был мороз. Бои там по сравнению с
другими фронтами шли вялые. Мы окружили 16-ю немецкую армию, но сделать с
ней ничего могли, она все время пробивала коридор. Вот и шли бесконечные
бои. Обмороженных в ту зиму было больше, чем раненых.
Сейчас, вспоминая те бои, могу сказать, что воевать мы поначалу не умели. Мы
учились воевать на войне. У немцев был огромный опыт, а у нас никакого.
Командующим нашей армией был генерал Берзарин, который потом командовал
армией под Берлином у Жукова. Он впервые на Северо-Западном фронте применил
наступление с прожекторами.
В районе деревни Ямник мы немцев сразу ослепили, репродукторы заиграли
<Интернационал>, пехота пошла, танки - их у нас было пять, выкрашенных в
белый цвет. Дошли до противотанкового рва, который у нас на картах даже не
числился - разведка плохо действовала. Немцы тут же подбили эти танки,
пехота залегла на 40-градусном морозе. <Интернационал> играют по радио, а
наступление сорвалось. Многие раненые замерзли там на поле.
Между тем в сорок пятом под Берлином наступление с прожекторами прошло очень
успешно.
Основным нашим чувством тогда была ненависть к фашистам. Но не обошлось и
без сомнений. Ведь до войны мы представить не могли, что произойдет такая
трагедия: нам все время говорили, что наша армия сильнее всех. Кстати, армия
действительно была хорошая. И командование было хорошим. Взять того же
Тухачевского. Да, у него было достаточно грехов, то же подавление
Антоновского крестьянского восстания, но он был очень крупный военачальник.
Фельдмаршал Гинденбург подарил свою книгу нашему командарму Якиру с надписью
<Талантливейшему полководцу>.
Но лучших из лучших уничтожили в 1937 году. Из пяти маршалов расстреляны
были трое. Кто остался? Самые бездарные, Буденный и Ворошилов. Из четырех
командармов первого ранга (то есть генералов армии) были арестованы трое. Из
двенадцати командармов второго ранга (генерал-полковник по-нынешнему)
расстреляны все двенадцать. Армия была обезглавлена - хорошо еще, что уцелел
Жуков, что из тюрьмы выпустили Рокоссовского.
Танков и самолетов к началу войны у нас было больше, чем у немцев и у всех
европейских стран. Но уже к сентябрю 1941 года мы потеряли почти всю
авиацию, потому что немецкие летчики, опытнейшие профессионалы, имели налет
от 300 до 450 часов, а наши пилоты - от 5 до 15. Это были герои, они не
щадили себя - но шли на гибель.
Трагедия 1941 года началась в 1937-м, когда Сталин обезглавил армию. Маршал
Бирюзов в своих воспоминаниях рассказывает, как в те самые годы окончил
академию, и его назначили начальником штаба 30-й Иркутской дивизии. У кого
же он принимал дела? Должность начальника штаба исполнял старший лейтенант!
И в кабинете командира дивизии сидел тоже старший лейтенант. Все старшие
офицеры были арестованы, и командование дивизией вынуждены были принять на
себя командиры рот. Вот в каком положении армия встретила войну...
Жаль, что в школах редко проходят Отечественную войну так, чтобы молодые
понимали, какая это была трагедия, какой ценой нам досталась победа. Нужно
говорить только правду - это единственная гарантия от неудач в будущем.
Когда закончилась война, нам говорили, что мы потеряли семь миллионов, а
теперь считают, что двадцать семь. Есть разница?
Это иллюзия, что у нас знают правду о войне. Только художественная
литература, лучшие книги о войне, рассказали, какой она была. А истории
Великой Отечественной войны у нас нет. Есть однотомник, шеститомник, даже
десятитомник - только правды там нет. До сих пор. А стыдиться нам нечего. Мы
победители. Но какой ценой далась Победа, какие уроки из прошлого надо
извлечь - вот это и нужно рассказать народу. Да, союзники нам помогали, и
моряки, которые, рискуя жизнью, везли к нам через океан американскую
технику, конечно же, были героями. Но большая часть немецкой армии воевала
на нашем фронте, и мы ее одолели.
Для меня праздник Победы - это в первую очередь день памяти о тех, кого я
знал и кто сложил свои головы. В первую очередь надо думать о них. Мы
все-таки вернулись живыми, а они нет.
Астафьев где-то писал, что он в День Победы плачет. Я его очень хорошо
понимаю.
А самым памятным праздником Победы было для меня 9 мая сорок пятого года,
когда телефонист позвонил на наблюдательный пункт и заорал, что война
кончилась, подписан мир. Это было недалеко от Дуная, у австрийской деревни
Лоосдорф. Мы выскочили из окопов, стали стрелять вверх от радости. Тут на
беду оказалось - выпить нечего. Старшина куда-то погнал коней, привез бочку
вина. Мы и пили, и плакали, потому что с нами не было тех, кто погиб. И
впервые мы поняли, что это уже навсегда.