|
От
|
Георгий
|
|
К
|
Георгий
|
|
Дата
|
27.05.2005 21:13:07
|
|
Рубрики
|
Тексты;
|
|
Владимир Каганский. Постсоветский человек: вид из ландшафта. 2 (*+)
Русский Журнал / Обзоры /
www.russ.ru/culture/20050523_kag.html
Постсоветский человек: вид из ландшафта. 2
Владимир Каганский
Дата публикации: 23 Мая 2005
По пространству бывшего СССР очень трудно передвигаться, особенно в
нестандартном направлении, не в массовом потоке пассажиров. Дело,
разумеется, не сводится к плохим дорогам, к тому, что их очень мало и идут
они в большинстве своем в одну сторону, по направлению "центр - периферия",
связывая прежде всего каждое место с вышестоящим центром (а не соседние,
близкие, некогда чуть не единые, но сейчас административно-транспортно
разобщенные города), к отсутствию тротуаров, малопроходимым даже
подмосковным дебрям, топким тропинкам, изобилию грязи и луж в любое время
года... Да и несмотря на весь картографический бум постсоветских лет карт
многих типов и масштабов по-прежнему не хватает; особенно не хватает хороших
карт городов (они крайне, крайне редки). Мешает путешествию больше, чем
можно думать, и полное отсутствие в современной российской культуре фигуры
путешественника[1] ( http://www.russ.ru/culture/20040813_kag.html)- обыватель
не понимает, кто такой путешественник, что и зачем он делает, кто ему
платит, польза или вред от его деятельности и т.д. и т.п. Не знаю, как и кто
должен внедрить в культуру страны эту фигуру, но без этого страна останется
непознанной; без путешествий России не узнать и не понять. Непознанная же
страна неподлинна, поскольку страна - это не просто большое место, а
вменяемое пространство.
Я имею в виду передвижение по нетривиальным направлениям, неожиданным для
местных жителей и совершенно непонятным для них, - без которых, кстати, нет
путешествия, постижения ландшафта, картины его феноменологии... и нашего
цикла в частности. (Без сложной совокупности линейных маршрутов картина
культурного ландшафта заведомо лишена и полноты и истинности.)
Общее впечатление таково, что люди либо передвигаются общими маршрутами и
так-сяк сделали дороги, пробили тропы и загатили болота - либо не
передвигаются вовсе; пространство в целом не предназначено для передвижений
и совершенно непригодно, невозможно для них. Просто непроходимая страна.
Исключения - одетые обычно в болотные сапоги пастухи, егеря, обходчики и
проч. Если по местности нельзя передвигаться и по ней не передвигаются,
значит сама по себе местность не представляет интереса для передвижения.
Передвижения сконцентрированы. Дело в ином. Сказанное означает, что
ландшафт - не место для прогулок, а только сеть маршрутов утилитарных
перемещений. Однако местность, по которой не прогуливаются, лишена
определенного рода ценности и не является ландшафтом в точном смысле.
Ландшафт - пространство свободы перемещения; в сильной идеализации каждое
место ландшафта доступно для передвижения и/или пребывания хотя бы некоторой
группе людей. Одна из моих студенток выразила эту мысль предельно наивно и
лапидарно: там, куда нога вставала, - там и культурный ландшафт (хотя мы-то
знаем, что этого недостаточно). Разумеется, есть особые дачно-рекреационные
зоны, где все обстоит несколько иначе, - но и там прогуливаются по системе
троп, лишь иного значения и назначения. В России практически не известны
территории, в каждой точке которых ступала бы нога человека (футбольные поля
разве что). Газонов соответствующего типа и выносливости нет, а с
естественно-парковыми лесами вопрос особый.
По тривиальному маршруту ты движешься или нет, ты рано или поздно
столкнешься с заставой на выезде из города или с целым комплексом застав на
границе регионов, контрольно-пропускным пунктом (КПП), охраняемым воротами
или калитками, сторожками или сторожевыми будками и т.д., и несть им числа;
объем такого рода внутреннего контроля передвижений огромен и поражает - это
просто страна внутренних границ. Произошла явная инверсия внешних
(ослабевших и частично проницаемых) и внутренних, набравших силу границ.
Перемещение регламентируется, или, иначе говоря, пространство совершенно
произвольно фрагментировано. Разумеется, все эти КПП обычно совершенно
беззаконны и не имеют никаких оснований, их можно обойти или подкупить
охранника и т.д. и т.п. Суть в ином: советско-постсоветский человек желает
отгородиться от посторонних, желает отделиться, защититься, укрыться,
спрятаться от толпы и взора. Многометровые сплошные заборы новых коттеджей,
полностью визуально изолирующие своих и чужих, - и ажурные заборы старых
усадеб. "Новый русский" не желает ничего видеть (забор не позволяет видеть
окрестностей, коттеджи часто стоят вплотную) и равно не желает, чтобы его
видели: установка на визуальное (только ли визуальное?) исключение себя из
социума. Такое обилие пунктов, где своих выделяют из посторонних,
доказывает, что пространство переполнено посторонними. Но это значит
чрезвычайно серьезную вещь: люди оторваны от мест, ведь оторванные от своих
мест люди - это и есть посторонние. В пространстве же ландшафта не может
быть посторонних.
Если в существовании КПП есть еще некоторый смысл, то в заборах, часто
идущих по рвам, насыпям, неудобям, склонам, болотам, смысла часто нет
никакого. Тем более что подавляющее большинство из них имеет проходы, лазы,
перелазы, раздвигающиеся доски - их легко узнать по натоптанной тропе. Нет
земельного владения без ограды, даже чисто символической, хилой и
преодолимой каким-нибудь ежом или хомяком. Чем мощнее само сооружение,
пространство между стенами которого и забором в специальной литературе
(дизайн ландшафта) и называется ландшафтом, тем мощнее и стены. О
функциональности речи, разумеется, не идет. Участки в России принято
огораживать в меру собственного благосостояния - но всегда и везде. Частное
пространство рубежей, границ, заборов и изгородей ничем не отличается от
государственной доминанты разгораживания подвластного государству
пространства; характерно и разгораживание кладбищенских участков.
Государство и граждане здесь едины - им необходимо находиться в физически
выраженных, явно отгороженных и огороженных ячейках среды с явным
концентрированным контролем пересечения границ этой среды, с четким местом
контроля проникновения своих и отсечения посторонних (уже надоевшие мне в
этом тексте КПП, но что же делать, если они выражают архетип современного
постсоветского культурного ландшафта); им нужно быть хорошо отделенными,
защищенными и изолированными от посторонних. Видимо, постоянное пребывание в
неразгороженнном пространстве создает глубокий дискомфорт; наверное,
пребывание в континуальном (непрерывном), но дифференцированном пространстве
было бы просто травматическим опытом. (Трудно соотнести все это с
национальным характером русских (втянувших в свое колонизационное движение и
иные этнические массы), позволивших осмысленно пройти, присвоить и нередко
освоить миллионы километров очень разной в природном и культурном отношении
территории. Либо что-то в этом было не так, либо что-то радикально
изменилось.) Характерно, что нередки заборы разных уровней, дублирующие друг
друга. Ну огорожен железобетонной стеной небедный дачный поселок - но ведь и
каждый участок этого поселка тоже огорожен хоть какой-то, но - отнюдь не
символической - изгородью с калиткой. Не проявление ли это массовой
агорафобии, стремление замкнуться в своем подконтрольном тщательно
огороженном пространстве? Но агорафобия в самой большой пространством
стране, стране, где явно сакрализован сам размер пространства государства, -
да как такое возможно: однако ведь мания разгораживания и пространственного
самоотграничения налицо. Может быть, дачный бум - это бум агорафобии,
попытка обрести и оградить свой собственный малый и тем нестрашный мирок.
Кстати, всегда поражаешься тому, как часто огромный дворец стоит на
крошечном участке, так что еле можно протиснуться между стенами и забором. А
как еще объяснить всю эту манию огораживания - стремление очертить пределы
собственной земельной собственности в стране, где подавляющее большинство
избирателей резко против частной собственности на землю?
Условия перемещения тех посторонних, к каковым отношусь и я, стали гораздо
хуже. Постсоветское пространство стало еще менее проницаемо, нежели было
плохо проницаемое советское; к государственным явным и неявным барьерам
добавились частные. Приватизация пространства означает и нарушение всех
сложившихся норм перемещения по пространству, а не только отграничение
отдельных непересекаемых участков. Раньше в большой многоуличной деревне
(вроде тех, что мы встречаем в ландшафтном районе Мещера, тянущемся от
Москвы на восток) было несколько сквозных проходов, тропинок и даже проездов
между дворами; это было общим неукоснительным правилом. Новые же дачные
поселки - независимо от уровня благосостояния дачников - непроходимы
насквозь, поскольку целиком огорожены; их проектировщики, владельцы и
собственники вообще не предполагают существования в данном месте кого-либо,
кроме них самих; отдельные социальные группы не просто изолированы - они не
ведают о существовании друг друга; это уже новая социальная и
пространственная сегрегация. Тем более что нередко поселок ставится забором
поселка. Новое пространство думает только о себе, конфликтует с окружающим и
окружающими и явно исключает себя из окружающего ландшафта, отгородившись от
него барьерными границами, - тогда как старое пространство было органической
частью ландшафта. Так больше или меньше стало ландшафта в постсоветские
годы?
В эти же годы происходит нарушение уже не столетних, а тысячелетних правил
бечевника - свободного прохода по берегу реки, озера и любого водоема.
Бечевник никогда ранее не застраивался и не перекрывался, и если его земли и
относились к конкретному землевладению - напр. приречный луг, пляж базы
отдыха, - то право и физическая возможность прохода всегда сохранялись и
охранялись обычным правом; бечевник нельзя было перекрыть. Немало туристских
маршрутов строилось на движении по берегам рек. Теперь же все чаще новое
"поместье" захватывает не только берег до уреза воды, но и вводит забор
далеко в воду. Прохода по бечевнику больше нет. Это радикальное изменение
обычного права применительно к ландшафту. Еще одно наблюдение к массовым
разговорам об изначальной, извечной коллективной сплоченности национального
духа и всеобщей взаимопомощи.
Итак, если вы все же преодолели КПП на границе регионов, где на вас не
обратили внимания в силу незначительности возможного побора или ограничились
малой мздой, вас спозаранку разбудили в местной гостинице проверить
документы (разбудили без всяких на то оснований), если вы сумели обойти
агломерацию дачных поселений - с определенным риском или малыми жертвами
разорванных штанов и легких покусов, - пройти ее насквозь, перелезши
несколько заборов, залезши в воду, прошли часть пути бечевником, значит ли
это, что иных трудностей движения по родному ландшафту у вас уже нет?
Ваши трудности только начались.
Ведь вы намерены - раз вы путешествуете - двинуться не туда, не так и не
тогда, когда и куда движется основная перемещающаяся масса пассажиров. И вот
тут вы узнаете, что наше пространство проницаемо только в одних определенных
направлениях - и совершенно непроницаемо в других. Пространство совершенно
анизотропно (это очень быстро поняли автостопщики в нашей стране). Наше
пространство передвижения неполно и неполноценно, и значит, столь же
неполноценны передвижения жителей. Фактически в каждом месте есть очень
небольшое число разрешенных направлений движения - и подавляющее число
запрещенных. Ваша свобода передвижения всегда и везде ограничена
транспортной сетью, но в нашей стране эта сеть еще и очень редка и притом
носит центростремительный характер: легко двигаться только к центру или от
центра страны, региона, района. Но такое пространство вовсе не является
ландшафтом - убеждаешься вновь и вновь. В нужную вам сторону может вообще не
быть дорог, а население может просто не знать, что там через десять
километров (особенно по другую сторону административной границы района или
региона) есть дорога - но без регулярного пассажирского сообщения или с
крайне неудобным и редким движением. Многие старые, исторически известные
дороги, чуть не екатерининские тракты, давно отмерли или существуют чисто
фиктивно, на отчетных картах. Труднее всего в нашей стране двигаться в
произвольном направлении, не совпадающем с направлением "центр - периферия".
Труднее всего двигаться именно туда, куда нужно, а не выстраивать маршрут из
фрагментов центростремительных радиальных магистралей. Невозможность
двигаться по прямой в ландшафте означает несуществование ландшафта;
несуществование ландшафта как пространства, где царили соседские связи мест
и соседство было осмысленным и непременно к чему-то обязывало, не означает
ли и несуществования общества? Ведь общество - это еще и возможность
движения по разным направлениям, даже чисто пространственным. Впрочем, от
пространства есть еще один ход рассуждения к несуществованию общества,
которое предполагает сложность, множественность измерений и иерархий. Но
наше-то пространство - пространство как раз единственного направления и
единственной иерархии. Общество? Едва ли. Моноцентричное пространство. И в
нем живет человек, который очень любит отгораживаться от всех прочих,
посторонних людей.