Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	04.05.2005 23:12:47
	Рубрики	Прочее; Ссылки; Тексты;

'Вот как я пережил ваше Освобождение' ("L'Express", Франция) (*+)

http://www.inosmi.ru/translation/219305.html

'Вот как я пережил ваше Освобождение' ("L'Express", Франция)
Большинство представителей Запада не понимают, что здесь происходило

Сильвен Паскье (Sylvaine Pasquier), 03 мая 2005

[отослать ссылку] [версия для печати]

Он от природы сдержан, во взгляде голубых глаз его таится бесконечная человечность, он сохранил остроту и даже язвительность мысли,
юмор никогда не покидает его. Его боготворят в Эстонии, где мгновенно разошлись его 'Воспоминания', но, кроме того, Яан Кросс (Jaan
Kross) - один из крупнейших писателей Европы, автор книг 'Императорский безумец', 'Уход профессора Мартенса'. . . - потенциальный
лауреат Нобелевской премии. Он родился в 1920 году в независимой Эстонии, был брошен в тюрьму нацистами, депортирован советскими
властями. Его судьба тесно переплелась с судьбами стран Балтии - оккупированными и аннексированными Сталиным (1940-1941),
захваченными Гитлером (1941 -1944), затем порабощенными СССР на полвека. Накануне торжеств, посвященных 60 годовщине Победы, что
пройдут в Москве, - от участия в которых отказались президенты Эстонии и Литвы - его острый и иронический ум напоминает нам, что у
тоталитаризма было два лица, две стороны, и их преступления в равной степени достойны осуждения.

- Сегодня, в дни поминовения, Западная Европа приравнивает падение нацизма и Освобождение. Но когда страны Балтии возвращаются в
своей памяти к 1945 году, то для них это совсем другая история. Что означало для Вас окончание Второй Мировой войны?

- Я прекрасно помню этот майский день 1945 года. Я жил тогда в Тарту (второй по величине город Эстонии, на юго-восток от Таллинна),
где я преподавал в университете. Я был очень молод и все еще собирался тогда посвятить себя международному праву. Была прекрасная
пора. Я думал только о той новости, что только что сообщили. Мир, наконец? Я спустился с холма Тяхтвере с мыслью о том, возможно ли,
в самом деле, верить в будущее? Были ли у нас причины надеяться? Хорошо поразмыслив об этом, я не нашел ни одной причины. Менее года
спустя, я смог проверить на своем собственном опыте, что я не ошибся. Вот как я пережил праздник Освобождения.

- Вы выросли в независимой Эстонии. В июне 1940 года, были ли Вы готовы к советскому завоеванию?

- В то время я не питал уже особых иллюзий. Понадобилось немного времени, чтобы Красная армия оккупировала Эстонию и другие страны
Балтии. Сразу же, Советы привели к власти марионеточное правительство. Я до сих пор помню реакцию моего отца. Он был инженером,
работал на станкостроительном заводе - что не мешало ему быть рассудительным и прозорливым человеком. По разным причинам, так
случилось, что я был знаком со многими новыми министрами. Некоторые из них, по крайней мере, на мой взгляд, были людьми
небезынтересными. Я сказал об это моему отцу, прибавив: 'Быть может, мы сможем жить с ними'. Он окинул меня глубоким взглядом: 'Будь
осторожен. . .'. Наша судьба была решена в 1940 году.

- Согласно пакту 1939 года, Гитлер и Сталин, по сути, поделили Восточную Европу. Вы знали об этом тогда?

- Мы узнали об этом через несколько месяцев после подписания советско-германского пакта. Протоколы, в которых ратифицировалось
разделение Европы, не были столь секретными, как о том предпочитали говорить позднее. Постепенно информация просочилась, и, в конце
концов, у нас сложилось определенное представление о том, что готовилось.

- Надеялись ли Вы, что Запад воспрепятствует аннексии стран Балтии Сталиным?

- Мы ждали, надеялись на эту реакцию целых полвека. Вместо этого, нас 'продали', причем не раз. Но, простите, я не 'бухгалтер'
вашего чувства вины.

- Считаете ли Вы, что имело место предательство со стороны Европы?

- К несчастью, да. Я не знаю, когда это произошло, но предательство имело место. После оглашения Атлантической хартии (август 1941
года) все, у нас в стране, были убеждены, что западные демократии отреагируют. . . И еще раньше, эстонский президент, Константин
Пятс (Konstantin Pats), был в этом убежден. Когда ему передали 'договор о взаимопомощи', навязанный с помощью угроз Советским
Союзом, который получал полную свободу действий для размещения военных баз не территории стран Балтии, президент подошел к окну. Он
уперся лбом в стекло. 'К черту, - сказал он, - я подпишу этот текст. Необходимо, чтобы однажды установился справедливый и честный
мир'.

- 14 июня 1941 года 10 000 эстонцев были отправлены в Гулаг. Вы были свидетелем облав?

- Все происходило на виду, никто не мог остаться в стороне. Семьи арестовывались в своих домах, были аресты прямо на улице, все
видели, как поезда, забитые жертвами, отправлялись, царил страх. . . Это была первая массовая депортация, организованная Советами,
но далеко не последняя. Никто не знал, будет ли это продолжаться, или нет, и кто станет жертвой завтра.

- Летом 1941 года нацисты, в свою очередь, захватили страны Балтии. . .

- После советской оккупации, приход немцев мог восприниматься как относительное облегчение. Но иллюзии рассеялись в течение двух
недель. Евреи стали первыми жертвами. Перед войной в Эстонии проживало около 4500 евреев. Так или иначе, зная о том, что их ждет,
большинство сумело покинуть страну вовремя. Оставшиеся (около 1000 человек), были, в большинстве своем, идеалистами, они ждали
трудностей, но не того, что им было уготовано. Они не могли даже представить себе этого, и никто не мог.

- Советский и германский тоталитаризм прибегали к террору и депортациям. Но, несмотря на это, видите ли Вы различия?

- Несколько. Но если внимательнее взглянуть, то окажется, что сходство преобладает. В относительно ограниченный период времени -
чуть больше трех лет - немцы, если можно так сказать, достигли более 'впечатляющего' результата в уничтожении. Советы убивали
меньше, но они отправляли в Гулаг, где принудительные работы и истощение должны были убить. Но здесь оставалось место случаю, был
небольшой просвет, оставался шанс на спасение. Можно было избежать смерти. Но, в целом, это было почти одно и то же.

- Как Вы избежали службы в войсках Вермахта?

- Прежде, я едва избежал принудительной мобилизации в ряды Красной армии. В 1941 году русские уходили с такой поспешностью, что у
них не хватило времени на то, чтобы 'забрить' молодежь в Тарту. Что касается Вермахта, я очень признателен моему тогдашнему тестю,
судебному медику, и одному из моих друзей - психиатру, специалисту по шизофрении, он дал мне препараты, которые показаны для лечения
слабоумия. Так я избежал вербовки.

- В каком состоянии?

- Эти пилюли обычно применяли для стимуляции активности мозга. Остаток осторожности позволил мне не болтать без меры, но я
задыхался, сердце колотилось. Я избежал службы солдатом, но не германской армии, меня взяли переводчиком. У меня был статус
гражданского лица, такого же, как у наборщиков. Некоторое время я собирал информацию для Национального комитета Эстонской
республики, который работал подпольно. По требованию комитета, я продолжал свою деятельность. Это было опасно, но не очень сложно.
Некоторые члены комитета тогда еще находились в Эстонии. Таким образом, контакты были надежными. Требовалась лишь отвага молодости.
Иногда, когда печатники набирали интересный текст, например, о мобилизации, я просил их под секретом сделать еще одну копию для
меня. Но они не могли донести на меня не потому, что были эстонцами. Нельзя было доверять никому. Я продолжал свою деятельность до
апреля 1944 года, когда немцы схватили меня и посадили в тюрьму.

- После возвращения Советских войск, теперь уже КГБ арестовывает Вас, в январе 1946. По той же причине?

- И те, и другие обвиняли меня в том, что я работал на британскую разведку, 'Intelligence Service'. Логика была довольно проста.
Часть представителей Национального комитета были дипломатами, в посольствах Эстонии в скандинавских странах и Великобритании. С
точки зрения оккупантов, они могли быть лишь шпионами, завербованными западными спецслужбами, преимущественно британскими.

- Как с Вами обращались?

- Любопытно, что я не испытал на себе дикой жестокости в обращении. Ни со стороны немцев, ни со стороны Советов. Они говорили, что
мой случай наводит на них скуку. Они не получили от меня того, что хотели. Я не признал себя виновным. Это была война нервов.
Следовало продержаться дольше, чем хватило бы терпения сбиров, ведущих допрос. В конце концов, они убедились в том, что мой случай
был не достоин внимания.

(Эллен, его супруга, вмешивается: 'Ты не сказал, что немцы тебя держали вместе с осужденными на смерть!')

- Правда? Где это было?

- В центральной таллиннской тюрьме. Когда гитлеровцы стали паковать чемоданы, стражники открыли двери камер. Когда Советы вернулись,
мой отец был арестован. Это было в 1945 году. Я оставался на свободе, пока, но надолго ли, я не знал. Все эстонцы, пережившие
немецкую оккупацию, были на подозрении. В то время, национальность, этническое происхождение могли вменяться в преступление.

- Правда ли, что Советская власть организовала фильтрационные лагеря в странах Балтии, как сегодня русские в Чечне?

- Конечно. С самого начала второй оккупации, в сентябре 1944, они создали властный орган, задачей которого была 'фильтрация'
населения. Не то, чтобы всех арестовывали, но действия каждого проверялись. Я был приговорен к пяти годам тюрьмы. После двух лет,
проведенных в таллиннской тюрьме, я был отправлен в Сибирь. К концу своего срока я знал уже, что мне не позволят вернуться.

- Когда Вас депортировали, знали ли Вы, что Вас ждет?

- Осужденным не давали никакой информации. В Ленинграде меня посадили в 'столыпинский вагон'(1). Я был единственным эстонцем среди
литовцев, которых было человек двадцать. Через два или три дня стало ясно, что мы движемся в направлении Крайнего Севера, в сторону
Воркуты, за полярный круг, и, уж точно, в сторону Печоры. В вагоне у нас было время для того, чтоб поспать. Вдруг поезд остановился.
Конвойные выкрикнули мое имя: 'Кросс, на выход'. Была ночь. Я оказался посреди рельс, один на снегу, на голой равнине. . . Конвой
уехал. Через три четверти часа, я увидел вдали мигающий огонек. Это была лагерная охрана, отправленная за мной.

- Как Вы переносили работу в шахтах Воркуты?

-У меня были ангелы-хранители. . . Прибыв на место назначения, я получил разрешение провести остаток ночи в санчасти. В 5 утра
пришел врач. Литовец. Персонал лагеря набирали частью из заключенных. Он спросил у меня, есть ли у меня друзья в его стране. . . Я
никого не знал, не считая тетки, которая жила в Клайпеде. . . Я вспомнил, что присутствовал, когда с ее мужем спорил капитан
единственного боевого литовского корабля - и я назвал его имя. И вот врач воскликнул: 'Ах! Это был близкий друг моего отца!'.
Заботясь о моей судьбе, он объяснил мне, что в лагере выживание зависит от вида работы, которую выполняешь. Здесь есть, сказал он,
конструкторское бюро, которым, на деле, руководит - не являясь официальным директором - эстонский заключенный. Он послал за ним. И я
увидел, что это был тот самый человек, который некогда играл в шахматы с моим отцом, и он усаживал меня на колени, когда я был
ребенком.

- И Вы получили назначение?

- Благодаря ему. Иногда судьба улыбалась мне. Одно время я работал сушильщиком валенок. По крайней мере, я был в тепле.

- Угнетение сближает людей?

- Знаете, что мы говорили шутя? - 'Чему эстонцы и латыши научились при советском режиме? Терпеть друг друга!'

- Покается ли Россия публично за преступления тоталитаризма, когда-нибудь?

- Быть может. Через одно или два поколения. Но в том, что это произойдет при Владимире Путине, я сильно сомневаюсь.

- Депутаты Европарламента требуют, чтобы ЕС осудил коммунизм, также как и нацизм. А Вы что думаете по этому поводу?

- Я был бы весьма удовлетворен этим, но я считаю, что ЕС не сможет пойти на это. У этих двух режимов достаточно точек
соприкосновения, чтобы в равной степени быть достойными осуждения. Почему один мы осуждаем, а другой - нет?

- Некоторые страны старой Европы осторожно обращаются с Москвой. Что Вы об этом думаете?

- Есть пространство для того, чтобы произошла эволюция в их политике. Старая Европа и ее иллюзии вызывают у нас улыбку. Часто.

- Иногда называют 'фашистами' литовцев, эстонцев и латышей, которые сражались под немецкими знаменами против Красной армии. . .

- Большинство представителей Запада не понимают, что здесь происходило. Следует, чтобы настал тот день, когда историю Европы -
причем всей Европы - будут преподавать в школах ЕС, следует объяснить, почему имела место оккупация, в чем было разделение между
Востоком и Западом. Мы только лучше сможем почувствовать себя европейцами.

- Что происходило в Эстонии, когда Вы вернулись, в 1954 году?

- Это была эпоха десталинизации. Я спрашивал себя, сколько времени просуществует советская империя. Может быть, век? Тогда я
постараюсь пережить этот век. Старые друзья по университету приглашали меня вернуться к преподаванию. По их мнению, система стала
более гибкой. Я не был в этом убежден. В любом случае, международное право не было в ходу при этом режиме. Я писал, но это не было
предназначено для публикации. В лагере, я переводил стихи. При Хрущеве, благодаря 'оттепели', можно было найти себе подобное
занятие. Затем я отважился выступить с собственными сочинениями.

- Как обмануть советскую цензуру?

- Я не знаю! (смеется). Все было под контролем Москвы, но здесь, эстонские коммунисты работали в комитете по цензуре. Среди них
некоторые были потомками известных представителей эстонской культуры, живших в то время, когда Эстония еще была свободной. Поэтому,
им было немного стыдно перегибать палку. Рукописи должны были отправляться в Москву, но поскольку там никто не мог читать на
эстонском языке, эстонский чиновник составлял заметку с изложением на русском языке. Если она была 'хорошо сделана', то можно было
надеяться на публикацию.

- До сих пор вызывает удивление, как удалось опубликовать 'Императорский безумец', один из самых 'ниспровергающих' Ваших романов. .
.

- Мне самому трудно это понять. У меня есть одно объяснение: просто в романе выведен исторический персонаж, текст остался верным
источникам.

- Работа над какой из Ваших книг была самой трудной?

- Некоторые книги, замысел которых я держал в голове, никогда не были написаны.

- Вы были вынуждены идти на компромисс?

- Очень может быть, хотя я не могу немедленно привести ряд примеров. Компромиссы с самим собой. Даже перед тем, как описывать сцену,
следовало консультироваться с 'системой'. К счастью или к несчастью, мы никогда не могли забыть о ее существовании.

- А когда империя стала рушиться, в 1989 году?

- Я испытал глубокое облегчение. В момент падения Берлинской стены, мы, Эллен и я, были в Гамбурге, где учился мой сын. На следующее
утро 'Трабанты' уже колесили по городу. На следующий день мой сын принес нам кусок Стены! Я вовсе не хотел бы ничего забывать, и я
надеюсь, что не буду никогда испытывать горечи. Миру следует надеяться.

(1) Запертый вагон для перевозки заключенных, без окон.