Приставляя к названию уклада жизни или способа мироустройства концовку “панк”, мы как бы добавляем к исходной утопической идиллической картине антиутопичное “Прогнило что-то в королевстве датском. Причем нефигово так прогнило”. Возьмем классический киберпанк вроде “Джонни-мнемоника”. Кибернетизация всей Земли удалась, но. И далее сюжет проводит нас по всем точкам гниения общества, имеющего вроде бы вполне приличный фасад. Другой характерный пример футурологического “панка” в фантастике - “1984” Оруэлла, который подавался и подается читателю исключительно как коммипанк.
Либерпанк, как и любой другой “панк”, - это не столько простенькая стандартная антиутопия типа “Они строили, строили, строили, у них ничего не получилось, они плюнули на все и ушли в запой, освободив место другим строителям”, сколько “Они строили, строили, строили, долгое время все получалось, потом возникли проблемы, но они по тем или иным причинам решили не уходить в запой, не копаться в системе и не объявлять, что у них ничего не получилось. И у них было достаточно власти, чтобы не дать этого сделать никому другому”.
Либерпанк – это либерализм, внутренне себя изживший, переживший частичное и временное воплощение в жизнь некоторых своих идеалов и оставшийся наедине со всеми своими пороками. Это фасад красивых и пока еще употребимых словесных формул, за которыми скрывается неприглядная реальность, которую пока еще удается прикрыть этими самыми формулами.
Наиболее интересной частью реальности этого “панка”, как и любого другого, является момент, часто неочевидный момент, начала собственно “панка”, то есть гниения системы. В этот момент система переходит из состояния, когда одна группа людей, группа, управляющая обществом, усиливается за счет другой группы, группы, которой она управляет, и за счет своего усиления решает проблемы подотчетного населения, в состояние, когда система начинает давить сама на себя и никакие ресурсы, изымаемые из низших слоев, не обеспечивают сохранение системы. В этот момент власть перестает быть полезной и начинает заниматься исключительно борьбой за самосохранение. Причем это борьба внутренняя, борьба во власти. При этом происходит постепенное предельное размежевание верхов и низов, приводящее к краху системы в том случае, если она не может изыскать в себе новых ресурсов для поглощения.
Я поставил себе задачу рассмотреть этот основной конфликт мира “либерпанка” в терминах экономики и в ее закономерностях.
Проекция либерализма на экономическую плоскость.
Я придерживаюсь той точки зрения, что либеральная доктрина, как и всякая доктрина, является политическим оружием некоей экономической силы. В случае либеральной доктрины этой силой является крупный интернациональный капитал. Поправимся: интернациональный в том плане, что он проник во все регионы мира, во все сферы человеческой деятельности. В плане владения этим капиталом, управления им, ситуация, понятное дело, иная – владеет и реально управляет им при помощи контрольного пакета достаточно узкая группа лиц. Здесь я не хочу ударяться в конспирологию, поэтому поясню: с моей точки зрения эти люди не “владеют миром”, а всего лишь владеют капиталом, то есть владеют только тем и теми, кем можно при помощи этого капитала управлять. Либерализм, соответственно, служит тому, чтобы таких людей становилось все больше, и чтобы управлялись они все легче.
Свобода капитала, которую проповедует либерализм, по умолчанию является свободой крупного интернационального, вернее, наднационального капитала, держащего при себе все мировые технологические достижения и всех мировых жандармов, вооруженных этими достижениями. Если где-то кому-то придет в голову завести свой собственный национальный капиталец или соорудить какое-нибудь собственное научное достижение, не обязательно выдающееся, а просто свое собственное, то этот кто-то будет немедленно призван к свободе капитала, а именно: сначала его попросят отступиться от сделанного за скромную сумму, и, если это не поможет, он будет объявлен очередным пособником Аль-Кайды, окружен мировыми жандармами, и вскоре… свобода капитала восторжествует. На месте плохонького, но своего собственного и прирастающего, пусть и медленно, капитальца появится чужой, в красивой обертке, но наоборот высасывающий из страны прибавочную стоимость. Свобода капитала ни в коем случае не означает равноправия, она наоборот утверждает, что самым свободным будет тот, у кого капитала больше, только и всего.
Установка плановой экономики – вот это можно делать, этого делать нельзя. Вот это нужно, это не нужно. Установка свободного рынка и свободного капитала - можно всё. Но только всё, на что у вас хватит денег. Наличия денег никто никому явно не обещает и уж, тем более, не гарантирует, хотя это вроде как подразумевается. Понятно, что живет либеральная рыночная экономика на разницу между “вроде как подразумевающимся” (рекламой) и письменными обязательствами.
Здесь пару слов о плане и рынке. План – это рынок, зафиксированный в определенном состоянии с определенной целью. Цель определяет планирующий. Если нити управления большей частью капитала собраны в руках достаточно узкой группы лиц, то рыночная экономика мало чем отличается от плана. И математические модели “свободного рынка” из учебников не имеют к этому никакого отношения.
Проблема монополизации технического прогресса наднациональным капиталом.
Существенный момент в обсуждении экономики победившего либерализма составляет то, что собственно и гарантирует нам возникновение и укрепление в либерализме искомого нами “панка”. Это – монополизация технического прогресса мировым наднациональным капиталом в условиях отсутствия альтернативных центров и идей развития. Поясню, что имеется в виду.
Технический прогресс, если верить марксизму, а вот конкретно в этом я не вижу причин ему не верить, изначально был основан на борьбе национальных капиталистических группировок за рынки и ресурсы. Инвестиции, как в науку, так и во внедрение научных достижений делались с целью или отнять чужой рынок или ресурс, или защитить свой, или создать очередной новый способ использования ресурсов, часто – ресурсов ранее не использовавшихся, и, соответственно, создать новый вид товаров или услуг. Всякий раз, когда капитал не желал укрупняться и вкладываться по-крупному в новый виток технического развития, логика экономики насильно подталкивала его к этому. Отсутствие развития приводило к чрезмерной конкуренции существующих товаров на существующих рынках, кризису доходности производства и, соответственно, или стачкам голодных рабочих, за счет которых пытаются повысить доходность, или биржевому кризису, если доходность уже нельзя повысить никак. Мировой биржевой кризис 1929 года, глобальный кризис перепроизводства, является ярким тому примером. Фактически, именно он был сигналом к насильственному укрупнению капитала, которое и началось 10 лет спустя 1 сентября 1939 года.
Последующие 6 лет американский, английский, японский и другие национальные капиталы под угрозой ликвидации вкладывали астрономические суммы в разработку новейших технологий. Победитель в этой напряженной мобилизационной гонке получал всё. Все технологии плюс ресурсы и рынки противников. Интересно и забавно наблюдать мнение независимых экспертов относительно влияния войны на экономику. Помнится Кейнс, наблюдая развал Австро-Венгрии после Первой Мировой войны сокрушался о том, какую мощность рынка потеряли мировые производители. Совершенно при этом забывая, что до войны “мировые производители” этим рынком не владели, а теперь – владеют. До войны у них был крупный конкурент и лоббист в лице Австро-Венгрии, после войны его не стало. Так отнимаются внутренние рынки бывших великих держав. Они теряют в общей емкости, зато теперь почти вся эта емкость к услугам конкурентов.
Прелесть текущего момента состоит в том, что капитал после победы в Третьей Мировой, Холодной, войне почти что максимально укрупнился. В мире остается все меньше обороноспособных группировок и союзов, способных поддерживать полную технологическую цепочку современных вооружений. На данный момент такой блок один – это США и НАТО, альтернативой мог бы стать Континентальный пакт Европа-Россия-Китай, но мы, проектируя реальность либерпанка, исходим из той посылки, что этот блок так и не состоялся.
В этом случае мы имеем ситуацию, почти аналогичную нынешней. Есть мировой капитал и его мировой жандарм, значительно превосходящий по военной мощи и технологиям любого противника и их всех вместе взятых. Противники, если они еще остаются, понимают бесполезность опоры своих действий на борьбу капиталов и технологий, и переводят борьбу в плоскость идей, религиозных убеждений и невоенных акций, в просторечье – терроризма. Естественно, что при этом развитие технологий пойдет тем путем, которое обеспечит капиталу безопасность против таких атак. Это будут, прежде всего, информационные и телекоммуникационные технологии, в том числе связанные со слежением и сыском, технологии рекламы, пропаганды, манипуляции сознанием и т. д. В военной отрасли это будет все более “умное” и “высокоточное” оружие, предназначенное, правда, для поражения все тех же целей, что и раньше. В развитии же “гражданского” производства и науки все будет определяться тем, что съемка очередного эпизода “Звездных войн” по степени доходности превосходит сейчас любую космическую программу.
О роли государств и межгосударственных организаций в развитии реальности либерпанка.
Обычно, когда говорят о будущем мировом либерализме и глобальном капитализме, особенно когда о нем говорят с либерпанковским уклоном, рисуют ужасающую картину того, как миром правит мировое правительство, состоящее из представителей крупнейших корпораций. Это очень наивное предположение.
Зачем корпорациям брать на себя ответственность, если они могут от нее откупиться, платя скромные налоги и давая взятки марионеточным правительствам. Государство вредит корпорациям только в том случае, если оно держится на национальном капитале, лоббирует его, защищает его. Если же правительство не имеет опоры в виде такого капитала, то оно более друг корпорации, чем его враг. Не конкурент, а менеджер по персоналу. Причем это касается даже тех государств, которые мы привычно относим к непоколебимым столпам наднационального капитала, например США. Американцы могут сместить Буша, могут признать все ошибки его администрации и даже раскритиковать его как деспота на XX-м или каком там по счету съезде республиканской партии, но из Ирака американские корпорации не уйдут.
Уже 50 лет является фактом то, что политики, в том числе государственного уровня, в большинстве своем – всего лишь подставные фигуры, получающие деньги за то, чтобы быть рупорами действующих через них корпораций, и отрабатывать эти деньги своим политическим крушением тогда, когда действия окажутся непопулярными. Как удачно удалось провернуть целую Мировую войну – всю вину за войну удалось свалить на Гитлера и самураев, а монополии стран-победительниц, вложившие в них миллионы и предоставившие им “стратегически важные технологии”, ушли чистенькими.
Либерализм и наднациональный капитал не породят мирового правительства корпораций. Им это невыгодно. Раздробив национальные государства до безопасного уровня при помощи “распространения демократии”, они получат достаточно эффективный механизм сдерживания пиковых проявлений классовых противоречий, которые глобальная экономика отнюдь не ликвидирует, а просто вынесет на новый уровень, межгосударственный. Государства-потребители, государства “золотого миллиарда”, государства с большим процентом среднего класса, состоящего из менеджеров мировой экономики, будут противостоять государствам-производителям, в которых средний класс будет куда малочисленнее, занимая место между узким кругом богатых местных дельцов и огромными массами простых рабочих.
Достаточно регулярно местная политическая и экономическая элита будет объявляться банкротом, после чего будет следовать непродолжительная народная истерика, выбрасывающая к штурвалу страны точно такую же элиту, которую вскоре смоет очередным кризисом беззащитности маленькой страны перед огромным полностью свободным наднациональным капиталом.
События типа украинских только мы и украинцы по причине своей восточной дикости еще называем революциями, а западные СМИ подхватывают этот термин потому, что он им удобен. В странах Латинской Америки такие истерики после банкротств национальных правительств давно уже не имеют названия. Революция подразумевает альтернативный путь развития, а там альтернативы нет. Нет выбора – идти за Россией или идти в Европу. Есть факт – опять всех обманули и надо просто идти дальше, надеясь, что дальше обманывать не будут или удастся уклониться от обмана. Обанкротились все местные банки, сменилось правительство – все могут покричать немного на улицах, побить стекла, а потом - расходиться по домам смотреть футбол и сериалы. Во всей Юго-Восточной Азии и Латинской Америке на данный момент наблюдаются только две страны, чем-то в эту схему не вписывающиеся – Куба и Венесуэла. В первой есть Фидель Кастро, во второй – нефтяная труба и батальон безбашенного спецназа, прячущийся в джунглях, что позволяет пока отбиваться от посланцев демократии. У Саддама Хусейна джунглей не было, а батальон разбежался.
Ограниченность экономической системы как источник возникновения собственно “панка” в либерализме и его экономике.
Как становится понятно из вышеизложенного, чисто материальные ресурсы экономики либерпанка будут ограничены планетой Земля, что повлечет за собой очень серьезные последствия для ее развития. Вместо технологий завоевания нового жизненного пространства для человечества мы получим развитие технологий упаковывания людей в более тесные клеточки, на которые будет нарезано имеющееся жизненное пространство. Свою роль в этом сыграют информационные и телекоммуникационные технологии, технологии манипуляции сознанием, словом весь арсенал средств, над расширением которого сейчас работают так же напряженно, как в свое время над созданием новых модификаций “Летающих крепостей”.
Ограниченность экспансии рамками планеты Земля поставит вопрос о максимальной человекоемкости планеты, то есть о том максимуме производства и потребления товаров и энегрии, которое она сможет обеспечить. При этом проекция либерализма на демографию дает интересный эффект исчезновения суммарного прироста населения на Земле или как минимум его сокращение. По мере развития либеральных идей и их растворения в сознании масс в развитых странах, развитые страны придут к тому, что будут полностью поглощать то лишнее население, которое будут производить страны развивающиеся. Кстати, сам термин “развивающиеся страны” выйдет из употребления по причине чрезмерного гротеска. На дворе двадцать первый век, а они все еще развиваются... Фиксация экономической системы приведет к фиксации ролей, определенных для государств. Помимо производства материальных товаров для “золотого миллиарда”, развивающиеся страны будут заниматься экспортом потенциальных “эффективных менеджеров”, “перспективных дизайнеров” и так далее.
Житель “золотого миллиарда” во втором поколении станет заповедной редкостью, обитающей только в высших слоях общества, там, где дети как “наследники бизнеса” необходимы любой ценой, там, где они могут быть воспитаны и обучены как добросовестные наследники. В массах среднего класса так называемых “развитых стран” дети будут признаны неэффективным вложением. Чаще всего детей будут привозить с собой семьи, переселяющиеся в этот новый мир из старого, где слова муж и жена пока будут более употребимы, чем “партнеры”. Таким образом, проблема перенаселения будет снята простой организацией достаточного количества пунктов переработки и утилизации населения – крупных мегаполисов.
В свою очередь исчезновение проблемы роста населения создаст проблему отсутствия численного прироста человеческих ресурсов и приведет к тому, что человеческие ресурсы, которыми общество будет располагать, будут эксплуатироваться более интенсивно. Неумолимая логика банковского процента, логика необходимости экспоненциального роста капитала, приведет к тому, что сначала система будет выжимать соки из низов, а потом, под тяжестью собственной инерции, начнет давить и на средний класс, и даже на высшую часть общества. Нет никакой разницы по степени вреда для общества между тем случаем, когда в нем одна монополия, захватившая весь рынок, и тем случаем, когда в нем масса конкурентов, которые растрачивают ресурсы, в том числе людские, в грызне между собой за рынок, который, если и расширяется, то гораздо меньшими темпами, чем следовало бы.
Настолько же, насколько эксплуатация природных ресурсов сменится эксплуатацией ресурсов человеческих, настолько же расширение рынка и расширение товарного ассортимента шагнет вглубь человека. Если сейчас “сфера услуг” пока что формируется вокруг развлечений, вокруг туризма, вокруг “ухода за собой”, здорового образа жизни и игрового азарта, то в будущем человек будет активно потреблять, не просто получать, а именно потреблять суррогаты для заполнения своего внутреннего мира. Он будет покупать за деньги чужое участие, внимание к себе, интерес к себе… И делать он это будет по одной простой причине – он, при всех своих доходах и при всем своем социальном положении, будет слишком беден и слаб, чтобы позволить себе что-то настоящее.
Временной интервал либерпанковской реальности - это не только то время, когда большинству, даже большинству “золотого миллиарда”, уже “тяжело жить”, но оно, большинство, все еще верит в то, что хорошую свободную жизнь ночью стащили и унесли тоталитарная Аль-Каеда и деспотичный Хусейн. Это и то время, когда большинству тяжело, и большинство уже знает, что Аль-Каеда и Хусейны тут не при чем, но оно, большинство, настолько ослабло, что ничего не может с собой сделать. Даже с собой.
Общество либерпанка, ограниченное планетой Земля, будет обществом, паразитирующим на человеческих слабостях, а не требующим от человека проявления каких-либо добродетелей, каких-либо сил. Товарный ассортимент будет взбираться все выше по известной нам из учебников экономики “пирамиде Маслоу”, так как экономическая ситуация, порожденная либерализмом, жизненная ситуация, будет отнимать у человека естественное наполнение верхних этажей этой пирамиды.
Человек, живущий в “развивающейся стране”, по-прежнему в массе своей будет пытаться заработать, чтобы не умереть от физического голода. Человек же, обитающий в “цивилизации”, будет упорно пытаться заработать на то, чтобы не умереть от голода духовного, от скуки. В этом плане интересен момент переезда человека, эмигранта, из первого мира во второй, в “цивилизацию”. Единственный уже описанный в литературе процесс, с которым это можно сравнить – подписание контракта на продажу души дьяволу.
Этот очень существенный момент сможет в достаточной степени сгладить социальные противоречия в либерпанке. Низы общества будут иметь вполне легальный пропуск в верхи. Будете хорошо и много работать, может быть, сможете попасть в цивилизацию, но “надо будет только подписать одну бумажку”.
Идеальный товар.
Естественно, весь нынешний ассортимент товаров и услуг в обществе либерпанка сохранится, однако в условиях, когда принципиального скачка в технологиях не предвидится, каждый, и покупатель и продавец/производитель, будет стремиться к “идеальному товару” данной экономической системы. Товару, который бы при минимуме расхода материальных и энергетических ресурсов, максимально удовлетворял бы потребности покупателей. Естественно, не материальные потребности, так как их удовлетворение будет достаточно массовым, но уже не слишком прибыльным бизнесом.
Очевидно, что таким товаром является зрелище. То есть что-либо интересное. Вот каждые пятнадцать минут на полосу аэропорта садятся самолеты. Это неинтересно. Если один из них разобьется, красиво, сочно – это уже интересно. Вот шествуют чинные политики. Это неинтересно. Но если один из них оступится и с грохотом полетит вниз по лестнице, громко матерясь, - это интересно.
Если основой должностного информационного обмена будет по-прежнему коммерческая информация, то основой товарообмена в сфере информации станет зрелище или, если мы говорим не о видеоматериале в частности, а имеем в виду общую картину, основной станут интересности и главной сферой коммерческой торговли станет торговля интересным. Каким бы предосудительным с нашей нынешней точки зрения ни был интерес к тому или иному виду этого интересного.
Пример: Кинозвезда залезла в долги и на раскрутке скандала со своим залезанием в долги заработала достаточно, чтобы расплатиться. Сценарий вполне реальный уже в наши, пока еще не либерпанковские, дни.
При фатальном возрастании интереса ко всему интересному, количество этого интересного, образующегося, так сказать, естественным путем, будет сокращаться в виду вышеперечисленных условий развития общества. Кино- и телесценарии будут все чаще повторяться, и, думается, сюжеты судебных процессов с участием знаменитостей будут продаваться кинопродюсерам еще до их окончания, чтобы было чем оплатить артистичного адвоката.
Говоря кратко - идеальным товаром в либерпанке будет являться доступ к замочной скважине.
Так как общее суммарное материальное потребление на планете будет вынужденно зафиксировано, то замочные скважины со временем станут едва ли не более доходными, чем сегодня являются нефтяные.
Основным промыслом многих миллионов людей станет обнаружение дверей, в замочные скважины которых еще никто не додумался заглянуть, а также создание этих дверей. Естественно, поиск будет производиться на время, в условиях жесткой конкуренции.
Подгоняемый работодателем, криэйтор будет под тяжестью своего бедственного экономического положения по капле выдавливать из себя, высасывать из пальца новый креатив, который, массово растиражированный, должен будет заменить другим таким же криэйторам то, что они выдавили из себя. Основная форма “хорошего заработка” в либерпанке - сознательно давить на слабости и комплексы друг друга, зарабатывая денег на избавлении оппонента от давления.
Если присвоить креативу, создающему почву для проявления человеческих сил, добродетелей, белый цвет, обозначив его как позитивный, положительный креатив, то вышеописанный креатив, свойственный либерпанку, логичнее всего будет обозвать черным. Сравнение с черной и белой магией напрашивается, но делать мы его не будем.
Апогей либерпанка.
Существенным отличием либерпанковской экономики от любой иной будет являться то, что человек, как ее производственный фонд и как основное поле для осваиваемых технологий, будет достаточное время неистощим. Он достаточно долго сможет придумывать себе слабости, пороки и комплексы, на которых еще можно заработать деньги, разворошив их, эти слабости, в нутре у других людей, изобретя для них сначала новую болезнь, а потом – лекарство от нее.
Когда мы говорим, что кто-то будет жить при каком-то победившем строе, при социализме, капитализме и так далее, надо рассказать, кого он победит, этот строй. Что касается либерализма, то уже достаточно очевидно, что он победит в человеке самого человека.
Пиковой формой либерпанковской экономики будет практически чистая и безостановочная перекачка внутреннего мира человека, того, что люди религиозные называют человеческой душой, в денежный эквивалент по все более низкому курсу. При этом обеспечить этот денежный эквивалент от немедленной инфляции сможет только постоянное продолжение процесса продажи и наращивание его темпов и объемов.
Эта специфика развития ресурсов и технологий будет обуславливать форму кризиса либерпанка. Если обычное производство при фиксированном уровне технологий приходило к кризису из-за торможения процесса укрупнения капитала и инвестиций в технологическое развитие, приходило к кризису через буржуазные революции или банковские кризисы, то момент кризиса либерпанка, момент истины, будет определяться только тем, насколько далеко сможет зайти человек в распродаже самого себя, и где наступит предел.
Истощение материальных ресурсов можно наглядно себе представить в виде выработанной шахты. Финал либерпанка, то есть истощение эксплуатируемых ресурсов внутреннего мира человека, хорошо представим в виде человека, внутренний мир которого напоминает эту самую выработанную шахту, из которой измученный шахтер-криэйтор пытается добыть ну хоть еще одну вагонеточку необходимого черного креативного золота.
В случае если выработка неудовлетворительна, приводится в действие механизм давления на людей, который будет помогать либерпанку долгое время прятать свой “панк” за либеральным фасадом. Если менеджеры или криэйторы из, так сказать, верхнего мира либерпанка будут недостаточно добросовестны и результативны в самокопании с корыстными целями, то экономическая система, КПД которой по этой причине снизится, вскоре моментально отзовется на это чрезмерным количеством банкротств мелких национальных экономик. Эта волна породит необыкновенно большое количество чрезмерно дешевых и достаточно “внутренне нераспроданных” кандидатов на переезд в верхний мир. В лице этого большого количества дешевых кадров обитатели верхнего мира получат замечательный экономический кнут, раз уж они будут так невосприимчивы к прянику. Как известно, степень легализуемой эксплуатации прямо пропорциональна росту предложения на рынке труда. Если кто-то сомневался в том, что можно эксплуатировать менеджеров, этих приятных людей в цивильных костюмах, которые так не похожи на пролетариев, то, думается, в последние годы, благодаря становлению либерального капитализма в России, этот сомневающийся смог убедиться в том, что эксплуатировать можно любого наемного работника. Пролетарий, которого в бараке ждет голодная жена с детьми, применительно к процессу эксплуатации мало отличается от менеджера, которого дома ждут неоплаченные счета, которому надо платить за дом, за машину, за страховки и так далее, и он точно знает, что, если надолго потеряет работу, потеряет все.
Давайте посмотрим на “менеджера среднего звена”, одетого в уже не такой качественный, как годом раньше, но более дорогой костюм, пошитый во все еще развивающейся стране. Менеджер стоит у окна своей квартиры, аренда которой за прошедший год подорожала еще на 20%, он курит сигареты “Супер-Стайл-Элит”, которые подозрительным образом неплотно набиты, табак из которых высыпается на пол, если неосторожно доставать их из пачки. Он стоит у окна своей квартиры в доме проекта “Супер-Элит-Люкс”, думает о том, что вопреки оптимистичному докладу представителей международного валютного фонда, его благосостояние за прошедший год ни чуть не выросло, а даже наоборот. Думает о том, в этом году придется работать в полтора раза больше, а получать, с учетом инфляции, в лучшем случае столько же… Он стоит и смотрит на возвышающийся рядом небоскреб министерства Демократии и либерализма.
Часы бьют тринадцать.
