От Георгий Ответить на сообщение
К Георгий Ответить по почте
Дата 30.11.2004 17:11:00 Найти в дереве
Рубрики Тексты; Версия для печати

("Сов. Россия", 11.11.2004). 4 ноября: Что же хотят праздновать в ноябре кремлевцы и церковники? (+)

СОВЕТСКАЯ РОССИЯ

11 ноября 2004 г.

? 143 [12614]



Что же хотят праздновать в ноябре кремлевцы и церковники?



Озабоченность восстановлением исторической справедливости - чувство очень
похвальное. Видно, руководствуясь им, группа церковных деятелей различных
конфессий предложила праздновать день 4 ноября в качестве <дня народного
единения России>. И одновременно ликвидировать праздник 7 Ноября. Идея
нового выходного исходит из того, что якобы 22 октября (4 ноября по новому
стилю) 1612 года Москва была очищена ополчением Минина и Пожарского от
польских интервентов.

О моральной несостоятельности попытки вычеркнуть из истории день Октябрьской
революции сказано уже немало, и мы не будем повторяться. Оставим также в
стороне вопрос о том, как скажется установление нового выходного
взаимоотношениях с Польшей. Посмотрим лишь, насколько это предложение
согласуется с фактами истории. Понятно, что имена гражданина Минина и князя
Пожарскoro - святые в российской истории, и их подвиги, несомненно,
заслуживают быть увековеченными. Остается лишь выяснить, в чем суть этих
подвигов и на какие конкретно календарные дни они приходятся.

Исторически бесспорно лишь одно: 4 ноября Русская православная церковь
отмечает праздник Казанской иконы Божьей Матери. А вот ОТКУДА повелась эта
традиция, какое отношение имеет она к освобождению Москвы и именам Минина и
Пожарского - этот вопрос остается весьма неясным. Вернее, он сознательно
запутан официальной романовской историографией по вполне определенным
политическим и идеологическим причинам. Попробуем разобраться и в фактах, и
в причинах к преднамеренного искажения.

Ответ на вопрос <Брали ли Минин и Пожарский московский Китай-город 22
октября 1612 года?> придется, к сожалению, дать отрицательный: <Нет, не
брали - ни в тот, ни в какой-либо иной из окрестных дней>. Китай-город был
взят ДРУГОЙ вооруженной силой и с целями, весьма ОТЛИЧНЫМИ от целей Минина и
Пожарского. В день, предлагаемый в качестве дня народного единства, никакого
единства вокруг Москвы как раз и не наблюдалось. Но об этом в <приличном
обществе> говорить не принято, ибо это может бросить неприглядную тень на
историю происхождения романовской монархии.

Но начнем по порядку. Понять значение этой даты можно лишь в контексте
событий предшествующих лет. В 1605 году, после странной скоропостижной
смерти царя Бориса Годунова и убийства боярами его наследника - царя Федора
Борисовича, на московский престол был посажен самозванец Лжедмитрий I
(Григорий Отрепьев). Законность его царствования была признана всей
Московской Русью и подтверждена всенародной присягой - крестным целованием.
Кем бы ни был этот человек - чудесно спасшимся от смерти сыном Ивана
Грозного или монахом-расстригой, - на престол он был посажен с соблюдением
всех правил того времени. Наемный отряд поляков, с которым самозванец
выступил из Сандомира на Москву, отнюдь не был его ударной и решающей силой.
Его с триумфом встречали, на его сторону переходили войска, ему присягали
русские земли от границы до самой Москвы.

Через год в результате заговора во главе с князем Василием Шуйским Отрепьев
был также убит. И сразу же московские бояре без совета со всеми русскими
землями провозгласили новым царем Василия Шуйского. Поэтому, с чисто
юридической точки зрения, Шуйский был менее легитимным государем, нежели
Лжедмитрий I. Оттого с его воцарением и началась собственно Смута.

Шаткость прав новоиспеченного царя стимулировала появление в стране все
новых и новых претендентов на престол. Одних самозванцев, выдававших себя за
сыновей и внуков Ивана Грозного, было около десятка. Реальная власть
Шуйского распространялась лишь на Москву и еще немногие земли. Для удержания
своих позиций царь заключил союз со шведским королем и призвал на Русь
шведские войска.

Немедленно <воскрес> и Лжедмитрий II (знаменитый Тушинский вор). Безвестного
бродягу поддержала обширная боярская клика, которая образовала в
подмосковном селе Тушино альтернативную столицу, альтернативный двор и даже
альтернативный патриархат. Примечательно, что <патриархом> у Тушинского вора
оказался не кто иной, как митрополит Филарет, в миру Федор Никитич Романов -
отец будущего царя Михаила Федоровича. Между Москвой и Тушином шли
непрерывные <тушинские перелеты> - в зависимости от того, какие имения и
привилегии сулили боярам оба царя.

Ситуацией поспешил воспользоваться польский король Сигизмунд, заявивший, что
ни Шуйский, ни тем более Тушинский вор не обладают достаточными правами на
московский престол. А обладают ими он и его сын Владислав - прямые потомки
Рюрика. В подкрепление своих претензий король осенью 1609 года перешел
границу и осадил Смоленск. Как москвичи, так и тушинцы немедленно
отреагировали на появление нового сильного претендента. Обе стороны сначала
тайно, а потом и открыто посылали к Сигизмунду представительные делегации
для переговоров об условиях воцарения Владислава. Тушинскую делегацию
возглавлял все тот же Федор Романов.

На самозванца же тушинцы смотрели уже как на отыгранную карту. Однако они
просчитались. Лжедмитрий II оказался очень энергичным и расторопным
авантюристом. Он покинул тушинский стан и бежал в Калугу, где набрал новое,
еще более сильное войско. Пошел с юга на Москву и взял подмосковное село
Коломенское. В этой шаткой ситуации - Сигизмунд под Смоленском, а Вор в
Коломенском - москвичи и тушинцы вступили в переговоры. Съехавшись в поле у
Даниловского монастыря, постановили: обе стороны одновременно свергают своих
<царей>, прогоняют ляхов и избирают нового царя.

Москвичи обещание выполнили - Василий Шуйский был низложен 17 июля 1610
года. Но тушинцы цинично <кинули> своих подельников и издевательски заявили:
<Хвалим ваше дело. Вы свергнули царя беззаконного; служите же истинному: да
здравствует сын Иоаннов! Если вы клятвопреступники, то мы верны в обетах.
Умрем за Димитрия>.

Московской боярской думе ничего не оставалось, кроме как бить челом
Владиславу. 27-28 августа 1610 года московские жители во главе с патриархом
Гермогеном и боярами присягнули Владиславу как законному царю Московскому.
Об избрании царя из русских бояр и не помышляли, помня, чем обернулись
царствования Годунова и Шуйского. Со всех сторон предпочтительнее выглядел
вариант вторичного <призвания варягов>. Королевич, впрочем, на Русь
приезжать не торопился, ожидая исхода вооруженной борьбы. Верховную власть
приняла московская боярская дума (Семибоярщина). В числе этой семерки
ветречаем еще одного Романова - Ивана Никитича, родного дядю будущего царя.
Дума и пригласила в сентябре 1610 года в Москву польский воинский
контингент - для собственной охраны и представительства царя Владислава.

Период правления Семибоярщины - тотальная война всех против всех. Русь
раскололась; приблизительно пополам: одна половина присягала Владиславу,
другая - Лжедмитрию II. Однако 11 декабря 1610 года завершилась успехом
спецоперация, в результате которой Тушинский вор был убит под Калугой во
время охоты на зайцев. После этого и Калуга вслед за другими землями
присягнула Владиславу. Но мира не наступило. Русь продолжали рвать на части
и поляки, и шведы, и разношерстные коалиции бояр и казаков. Естественно,
центром притяжения для всех была столица. Москву штурмовали за два года
несколько раз, и притом под совершенно разными лозунгами и с разными целями.

Весь 1611 год столицу осаждало так называемое первое ополчение, значительную
часть которого составляли тушинские казаки. Оставшись без своего кандидата
на престол, они вскоре нашли себе другого. Псков отложился от Москвы и
выдвинул очередного претендента - некоего Сидорку, Лжедмитрия III. Первое
ополчение поспешило ему присягнуть. Позднее, убедившись в бесперспективности
Сидоркиной карьеры, стали подумывать о присяге Воренку (сыну Тушинского вора
и Марины Мнишек). Не добившись существенных успехов в овладении Москвой,
казаки убили предводителя ополчения Прокопия Ляпунова и перешли к вольному
грабежу московских окрестностей.

Между прочим, летописец рассказывает, что именно вскоре по смерти Ляпунова,
то есть летом 1611 года, в стан был доставлен из Казани список с иконы
Казанской Божьей Матери, ставший знаменем первого ополчения. Об этом молчат
все карманные путеводители, выдвигая версию, что икону приняли не тушинцы, а
ополчение Минина и Пожарского. Однако о времени и месте события сочиняют
разное. Одни утверждают, что это было в Нижнем, другие - что в Ярославле,
третьи - что икону тушинцы сами подарили Пожарскому уже на поле боя под
Москвой.

Оценить нелепость всех этих версий поможет тот факт, что ополчение под
руководством Минина и Пожарского начало формироваться в Нижнем Новгороде в
конце 1611 года в качестве третьей силы, направленной одновременно и против
Семибоярщины, и против осадивших Москву тушинцев. Какова же была его
политическая программа? К тому времени шведы захватили Новгород Великий,
заставили новгородцев присягнуть своему королю и уже прочили на московское
царство одного из шведских принцев. Так вот, первое, что предприняли
руководители нижегородского ополчения, - это вступили в переговоры с
новгородцами о призвании шведского принца на Московский престол. Позднее от
этого плана отказались. Однако переговоры позволили обезопасить северные
тылы.

В августе 1612 года ополчение Минина и Пожарского подошло к Москве с севера
и встало на Яузе, не смешиваясь, однако, с казаками первого ополчения,
руководимого князем Д. Трубецким. Знаменитый русский историк С. М. Соловьев
писал по этому поводу: <Таким образом, под Москвою открылось любопытное
зрелище. Под ее стенами стояли два ополчения, имевшие, по-видимому, одну
цель - вытеснить врагов из столицы, а между тем резко разделенные и
враждебные друг другу; старое ополчение, состоявшее преимущественно из
козаков, имевшее вождем тушинского боярина, было представителем России
больной... Второе ополчение было представителем здоровой, свежей половины
России... Залог успеха теперь заключался в том, что эта здоровая часть
русского народонаселения порвала связь с больною, зараженною частию. Слова
ополчения под Москвою: <Отнюдь нам с козаками вместе не стаивать> - вот
слова, в которых высказалось внутреннее очищение, выздоровление Московского
государства; чистое отделилось от нечистого, здоровое от зараженного>.

После того как борьба закончена, победитель, разумеется, изображается
носителем всех высших добродетелей, а все его соперники - форменными
исчадиями. Но кто был победитель? Вот в чем вопрос.

Прибытие нижегородского ополчения заставило резко активизироваться первое
ополчение. <22 октября козаки пошли на приступ и взяли Китай-город>, - пишет
С. М. Соловьев. Кремль держался еще около месяца. К сдаче принудил ужасающий
голод. Съев всех лошадей, собак, кошек и ворон, осажденные перешли к
людоедству. Первой сдалась боярская дума, в том числе Иван Никитич Романов
вместе со своим племянником Михаилом Федоровичем. Их приняли с почетом, но
немедленно отослали подальше от Москвы. На следующий день сдался . и
польский гарнизон. Вступление обоих ополчений в Кремль. состоялось 27
ноября. Двигались к Кремлю разными маршрутами: ополчение Трубецкого шло от
церкви Казанской богородицы за Покровскими воротами, ополчение Пожарского -
со стороны Арбата.

Таким образом, истинный день освобождения Москвы - 27 ноября, а 22 октября -
дата весьма промежуточная. Почему же она так почитается? По очень простой
причине. Вспомним: в тот день на приступ пошли казаки Трубецкого, а не
ополченцы Минина и Пожарского. То есть, если верить С. М. Соловьеву,
представители как раз не <здоровой>, а <больной> части России. Китай-город
взяли не нижегородцы, а тушинцы. Конкуренция между обеими силами шла
жестокая. До полной победы было еще далеко, но первому ополчению было
жизненно необходимо застолбить свой приоритет. Поэтому в честь занятий
предместья и был учрежден праздник находившейся в их стане Казанской иконы
Божьей Матери.

Эта дата обозначает один из завершающих этапов ожесточенной борьбы за власть
между разными боярскими родами - борьбы, едва не приведшей к гибели
Московского государства. И не потому они боролись за власть, что время было
<смутное>, а оттого и настало Смутное время, что они боролись за власть,
плюя на все остальное. Как ни верти, факт остается фактом: власть на Руси
захватили ближайшие сподвижники Тушинского вора во главе с боярским родом
Романовых. Хотя бы уже потому, что новым царем был избран сын тушинского
патриарха. Этот факт предельно причесан и замаскирован романовской цензурой.
И ополчение Минина и Пожарского играет в этой исторической схеме роль
патриотической ширмы. Это, впрочем, не отменяет их огромных заслуг перед
Отечеством. Потому-то и прибегли к их авторитету для маскировки тушинского
происхождения романовской династии.

История имеет свойство повторяться. Сегодня, почти четыре столетия спустя,
подвигом нижегородского ополчения хотят прикрыть приход другой династии - не
тушинско-романовской, а ельцинско-путинской.

После взятия Москвы возникло равновесие сил в вопросе о том, кому
царствовать на Руси. Семибоярщина стояла за Владислава, первое ополчение -
за Воренка, второе ополчение колебалось. Это привело к тому, что решили
посадить на царство кого-нибудь из своих русских бояр. Учитывая печальный
опыт правления двух боярских царей - Годунова и Шуйского, решение это было
принято скрепя сердце. В этот момент один из казачьих атаманов первого
ополчения и предложил кандидатуру Михаила Романова. То есть выиграли те, кто
предусмотрительно <не клал все яйца в одну корзину>. Романовы находились в
центре всех главных интриг Смуты, были одной из ее движущих сил. Они имели
своих агентов во всех лагерях, беспрерывно лавировали, покупали и продавали
своих партнеров направо и налево, заботясь исключительно о собственных
интересах, но никоим образом об интересах земли русской.

Поэтому окончание Смутного времени вовсе не стало окончательной победой
борьбы за независимость. Говорить об очищении России от иноземных
захватчиков явно не приходится. Был всего лишь взят в плен польский гарнизон
Кремля и отражены попытки прийти ему на выручку. Но территория Московского
государства с запада и севера заметно уменьшилась. Например, Смоленск так и
остался под властью Польши. Ни в одном из писаний романовской историографии
так и не сказано ясно, КОГО ЖЕ ИМЕННО осаждали в течение двух лет в Москве.
Иноземных захватчиков, державших в плену боярскую думу, или боярскую думу
под охраной польского гарнизона? Этот вопрос всячески затемняется: <Изгнали
интервентов, и все тут...>

Конечно, в политике все переплетено. Борьба за независимость часто сливается
с борьбой за власть. Изгнание остатков польских войск стало сопутствующим
моментом окончания этой борьбы. Однако сопоставим, к примеру, два ряда
исторических событий.

Первый: Ледовое побоище на Чудском озере (1242), Куликовская битва (1380),
Бородинское сражение (1812).

Второй: свержение Лжедмитрия I и воцарение Ивана Шуйского (1606), свержение
Ивана VI Антоновича и воцарение Елизаветы Петровны (1741), свержение Петра
III и воцарение Екатерины II (1762).

Все события второго ряда также сопровождались изгнанием иностранного
окружения свергнутых лиц - поляков, брауншвейгцев, голштинцев - и могут
толковаться как свержение чужеземного владычества. Но к какому из этих рядов
ближе по своей сути события конца 1612 - начала 1613 года? Думается, все же
ко второму.

Говорят, не нужно ворошить историю, грешно тревожить отеческие гробы.
Согласен. Но если уж историю начали ворошить сами церковные иерархи, то
следует не молчать, а разобраться.

Есть православный праздник. За четыре столетия все привыкли, что он
знаменует собой нечто исторически важное и нравственно достойное. Вот и
хорошо! Но если вы хотите превратить этот праздник из церковного в
общегосударственный и даже общенациональный, вам неизбежно придется
объяснить людям, что же произошло в этот день на самом деле, чей это
праздник и по какому случаю. И здесь устоявшимися традиционными
представлениями уже не обойтись. По сути, это частный праздник тушинской
династии Романовых - праздник прихода их к власти, и отмечать его было бы
логичнее 21 февраля (по старому стилю), в день избрания Михаила Федоровича
на царство. Навязывать же его всей многонациональной и многоконфессиональной
России, то есть впадать в апологию романовской династии, исторически
бестактно и политически безответственно.

Также несколько странно, что духовные пастыри отождествляют праздничный день
с выходным, предлагая обратиться не к душам, а сразу изменить Трудовой
кодекс. Если праздник есть, то его невозможно отменить никогда и никому. А
если праздника нет, то никакие выходные заменить его не смогут. Так зачем же
так сразу - в административном порядке? Давайте для начала попробуем
попраздновать 4 ноября в своих сердцах, а уж потом и за Трудовым кодексом не
заржавеет.



Александр ФРОЛОВ.