О В. И. Пятницком. Пыхалову - на заметку! (*+)
http://www.spbvedomosti.ru/2004/04/30/jizn.shtml
Жизнь - вопреки!
Жизнь Пятницкого-младшего раскололась надвое после июньского пленума ЦК 1937 года, когда его отец, один из крупнейших партийных
функционеров, большевик ленинской школы, с группой соратников открыто выступил против репрессивной политики Сталина. Поступок по тем
временам совершенно безумный. Единомышленников его арестовали тут же, на выходе из зала заседаний. Но Пятницкого, виднейшего деятеля
Коминтерна, пользовавшегося огромным авторитетом, сразу арестовать не решились.
Сталин прислал к нему на переговоры Молотова, Кагановича и Ворошилова. Молотов сказал: <Иосиф, откажись от своих слов, подумай о
своей семье>. <Предавать свои убеждения даже ради семьи не буду>, - заявил Пятницкий. Через две недели к нему в знаменитый Дом на
набережной пришли люди с ордером на арест.
Больше Володя отца не видел никогда. Уже через много лет, изучая в архиве его дело, он узнал, что допрашивали Пятницкого в общей
сложности 72 раза в течение 228 часов, но ни одного протокола он не подписал.
Отца Владимир Иосифович пережил больше чем на полвека. На несколько эпох.
Мальчиком он сидел на коленях у Бухарина, другом их семьи был Тухачевский. Потом <врагами> оказались и они. В сознание Володи это не
умещалось, но он старался убедить себя, что так, видимо, нужно для страны.
Вслед за отцом забрали старшего брата-десятиклассника - обвинили его в создании молодежной террористической организации. А в начале
38-го пришел черед и матери - ее выслали под Кандалакшу, на строительство ГЭС. Володе тогда не было еще и 13 лет, и он отправился с
ней. Жили в бараке-общежитии, он ходил в школу за 10 километров, мать работала экономистом. Но потом, катаясь на велосипеде, он
получил травму. В больнице ему сделали операцию, а в первую же ночь по возвращении домой мать арестовали.
Их комнату опечатали, его кровать вынесли в коридор. Дважды в сутки приходил чекист, проверял, на месте ли он. Но, чуть-чуть
оклемавшись, Володя продал соседке часы, которые, уходя, успела сунуть ему мать, и, бросив все, рванул в Кандалакшу. Купил билет на
поезд до Ленинграда. В поезде его искали, но мальчика спасли демобилизованные моряки, спрятавшие его на третьей полке за своими
вещмешками.
Из Ленинграда он перебрался в Москву и пришел к своему школьному другу, сыну личного секретаря Сталина. Этот человек пошел на
смертельный риск - мальчика не выгнал. Володя вернулся в свою школу, но проучиться успел лишь три месяца - его покровитель за
малодушие по отношению к сыну <врага народа> получил выговор по партийной линии. За справедливостью Володя пошел в Моссовет, к
одному из бывших сослуживцев отца. Там его напоили чаем с пирожными, а потом пришли три милиционера, посадили его в черный <воронок>
и увезли.
В Свято-Даниловом монастыре, где располагался тогда детский приемник НКВД, поначалу растерялись: мальчику было всего 13 лет, а, по
закону, арестовывать можно было лишь с 14. Но думали недолго: собрали медкомиссию, которая решила, что его метрики фальшивые. Старые
разорвали, оформили новые, прибавив год и таким образом узаконив арест.
С этого момента ему на долгие годы суждена была жизнь политзаключенного: тюрьмы, лагеря, пересылки, <стройки коммунизма>, откуда
живым почти никто не возвращался. Но он переломил судьбу. Из Кропоткинской колонии для малолетних преступников сбежал через месяц,
скитался по Кубани, а потом, когда его задержали в Армавире, сказал, что он - <государственный ребенок>, родителей своих не знает. И
его отправили в обычный детский дом в станице Вознесенская.
Вскоре директором там стал бывший ученик Макаренко. Рутину детдомовской жизни сменил трудовой энтузиазм - уже через три месяца
воспитанники строем под духовой оркестр шли помогать колхозникам убирать базилик. Володя новую систему воспринял с воодушевлением,
стал председателем совета командиров. На этом <посту> его и застала война.
Они еще успели поездить <на окопы>. Но немцы приближались стремительно. Володя вступил в истребительный отряд, охранявший
эвакуируемую колонну района. Дошли до Махачкалы, там его мобилизовали в армию. Закончил курсы пулеметчиков, а потом после множества
проверок (его биография <государственного ребенка> оказалась самой подходящей) попал в сверхсекретную диверсионно-разведывательную
школу Центрального штаба партизанского движения, располагавшуюся в Астрахани.
Каждую неделю диверсионные группы уходили оттуда в калмыцкие и сальские степи, на левый фланг Сталинградского фронта. Из 47
отправленных уцелеть смогли лишь 23. В декабре 42-го в составе очередной группы ушел в ночную степь и Владимир Пятницкий. 40
килограммов груза на каждого, движение только ночью, след в след. Пробивались с боями, отражая атаки летучих калмыцких отрядов. А
когда пришли в пункт назначения, оказалось, что территория уже освобождена от немцев и задача стоит другая - восстанавливать мирную
жизнь.
Он, сын <врага народа>, стал помощником районного прокурора. Отыскивал спрятанный хлеб, боролся с самогоноварением. Был непримирим и
беспощаден - в одной станице за укрывательство хлеба арестовал всю партийную организацию, за что сам чуть не поплатился головой.
Но война для него еще не закончилась. Как раз тогда создавался Донской казачий корпус, и его направили туда командиром сводной
разведгруппы дивизии. Потом Пятницкий (в звании старшего сержанта!) стал офицером связи дивизии. Прошел все южные фронты - от
Ростова-на-Дону до австрийских Альп. Бывало, не слезал с седла по 20 часов. Под ним были убиты четыре коня, но сам он был будто
заговоренный.
А в один прекрасный день его <расшифровали> - в штабе корпуса переводчиком оказался бывший сотрудник аппарата Коминтерна, знавший
Пятницкого еще ребенком. Сыну <врага народа> дали довоевать, но из наградных листов регулярно вычеркивали. Не поднялась, правда,
рука вычеркнуть, когда он один (!) привел троих пленных немецких радистов, сообщивших ценнейшую информацию (дали тогда Пятницкому
медаль <За отвагу>), и после Корсунь-Шевченковской операции, когда в плен попали 18 тысяч немцев (получил он за это орден Красной
Звезды).
На фронте его приняли в партию. Войну закончил в австрийском Граце. Мирная жизнь, однако, для победителя простой не оказалась.
Работал на военном заводе в Ростове-на-Дону, потом попытался вернуться в Москву - и чудом спасся: как раз в эту ночь, как он
случайно узнал, намечены были аресты детей всех репрессированных членов ЦК. Приехал в Ленинград, устроился на Балтийский завод.
Работал сварщиком, судосборщиком, был комсоргом цеха. Своей биографии уже не скрывал, и поэтому, когда грянуло <ленинградское дело>,
его тут же уволили. Устроиться на другую работу было почти невозможно, приняли лишь в Главресторанстрое - ремонтировать канализацию
в ресторанах. К тому времени он уже закончил судостроительный техникум, а в <Корабелку> помог поступить старый друг семьи Анастас
Микоян. Было это уже после ХХ съезда партии.
Он дожил до реабилитации родителей. Проработал много лет на крупных предприятиях, был директором завода, начальником производства. В
новую эпоху стал одним из основателей общества <Мемориал>, потом основал фонд помощи жертвам политических репрессий. 12 лет работал
в архивах, результатом чего стали две книги - уже вышедшая <Заговор против Сталина> и готовящаяся к изданию <Осип Пятницкий и
Коминтерн на весах истории>. На столе законченная рукопись третьей - <Записки диверсанта>.
28 апреля ему исполнилось 80. Соратники и друзья уходят из жизни: только в прошлом году похоронил 11 человек, в этом году уже троих.
Сам Владимир Иосифович пережил три инфаркта. Но ум ясен, память великолепна. Он оказался достоин своего отца - прожил свой век
достойно, ни в чем не изменив себе. Он не только выжил вопреки всему, он победил!
Михаил Рутман
