От Товарищ Рю Ответить на сообщение
К Георгий Ответить по почте
Дата 22.03.2004 13:50:07 Найти в дереве
Рубрики Тексты; Версия для печати

Практика хуторского земледелия

«НЕЛЬЗЯ ЛЮБИТЬ ЧУЖОЕ НАРАВНЕ СО СВОИМ...»

Слова эти принадлежат известному российскому государственному деятелю П. А. Столыпину (1862—1911), министру внутренних дел, а затем председателю Совета Министров России, человеку, которого одни называют великим реформатором, другие — реакционером. Формула «Нельзя любить чужое наравне со своим» в ее общем, так сказать, мировоззренческом звучании, казалось бы противоречит не только гуманистической морали, она противоречит реальностям человеческого сообщества, где люди берут на воспитание чужих детей, делятся со случайным попутчиком последним куском хлеба, жертвуют жизнью ради спасения незнакомого человека.
Автор, видимо, и не вкладывал в разделение «своего» и «чужого» общий, вселенский смысл. Он использовал его лишь как предисловие к основной части своего высказывания, относящегося к земельной реформе начала века: «Нельзя любить чужое наравне со своим и нельзя обхаживать, улучшать землю, находящуюся во временном пользовании, наравне со своей землей. Искусственное в этом отношении оскопление нашего крестьянства, уничтожение в нем врожденного чувства собственности, ведет ко многому дурному, и, главное, к бедности. А бедность, по мне, — худшее из рабств».
Здесь особое отношение к своему легко понять и оправдать. Потому что свое поле, своя ферма — это возможность самому планировать, рисковать и выш вать. Возможность вкладывать труд и видеть его результаты. Возможш надеяться на себя, ни с чем не считаясь, нагружать себя ради нужного тебе результата. Свое поле, своя ферма — это особая возможность удовлетворить первейшие потребности человека-труженика, повышая достаток и благополучие его семьи, а в итоге — и достаток страны.
В нашем сознании образ благополучного, зажиточного земледельца-индивидуала всегда связывали со словами «кулак», «мироед», «эксплуататор», с такими личностными качествами, как скупость, жадность, жестокость, бездушие. Но обязателен ли этот «джентльменский набор» для трудяги-фермера? Конечно нет. Мировой опыт (своего, к сожалению, нет) говорит о том, что фермерство само по себе никак не деформирует личность человека, что фермер не противостоит людям, а служит им, любит и приумножает «свое», приумно тем самым «наше». Он живет в обществе и работает на общество.

КАК БОГАТЕЮТ НА ХУТОРАХ
Князь С. С. АБАМЕЛЕК-ЛАЗАРЕВ.

В 1913 году в Санкт-Петербурге вышла брошюра «Как богатеют на хуторах» с рассказом о ведении хозяйства крестьянами, вышедшими из общины. Автор брошюры князь Семен Семенович Абамелек-Лаза-рев (1857-1916) — один из самых богатых людей России, архимиллионер, как его называли, владел обширными угодьями в различных губерниях. Однако знали его не только как помещика и заводовладельца, но и как путешественника, ученого, писателя, большого знатока искусства.
С. С. Абамелек-Лазарев положил много сил, хотя это не очень вяжется с привычным для нас образом помещика, на улучшение жизни российского крестьянства, на становление его экономической независимости и личной свободы. Брошюра «Как богатеют на хуторах» достаточно актуальна для нашего времени, и редакция с небольшими сокращениями публикует несколько ее фрагментов.

Ни один из царствовавших наших государей не сделал столько для крестьян, как Государь Импаретор Николай Александрович, поручивший своему правительству выработать законы и меры для улучшения способов обработки крестьянами земли и для устранения затруднений, происходящих от общинного владения землею.
Нелегко было правительству сообразить все подробности этого дела, и больших хлопот и усилий стоило председателю Совета Министров П. А. Столыпину и Главноуправляющему землеустройством и земледелием А. В. Кривошеину в исполнение Высочайшего Указа 9 ноября 1906 г. провести через Государственную Думу и через Государственный Совет закон 14 июня 1910 г. и положение 29 мая 1911 г. о землеустройстве.
Правительство не ограничилось лишь изданием новых законов, но пошло дальше на огромные денежные затраты, чтобы помочь крестьянам перебраться на хутора и перейти от трехполья к многополию с посевом кормовых трав, чтобы осуществить разные улучшения хуторского хозяйства. И, наконец, Крестьянский Банк продает в рассрочку на 55,5 лет землю крестьянам, беря с них в задаток лишь 1/20 часть покупной цены. В случае возведения построек на покупаемой земле Банк может и не брать задатка. На переселение казна выдает в ссуду по 150 руб. на двор, таких ссуд выдано в последние 5 лет уже более 14 млн. руб. На разные пособия в обработке земли, на так называемую агрономическую помощь крестьянам израсходовано уже около 12 млн. руб., в те же 5 лет около 2000 землеустроителей и 6000 казенных землемеров сняли на планы и устроили около 20 млн. десятин крестьянской земли, и около 1 млн. 100 тыс. крестьянских дворов превратились в столько же хуторских единоличных хозяйств.
Теперь при новых законах и при щедрой денежной помощи казны трудолюбивый и трезвый хозяин может сделаться самостотельным, зажиточным хуторянином.
Чтобы ознакомиться воочию с новыми хуторами, летом 1912 года я отправил Орловскую губернию на хутора около станции Змиевки Московско-Курской железной дороги. Поразительны результаты, виденные мною и достигнутые благодаря тому, что дело землеустройства ведется помещиками — хорошими хозяевами (что не всегда одно и то же), а дело улучшения способов хозяйства — агрономами, прошедшими трудное испытание службы в хороших экономиях.
В осмотренных мною хуторах, благодаря дельным, что не всегда встречается, советам агрономов, новые пути в земледелии и в животноводстве, при финансовой помощи казны, дали обильные плоды уже в 3-4 года после переселения. Сразу достигнуто уничтожение свободного выпаса скота, введено стойловое его содержание, заведено маслоделие, устроены сады плодовые и ягодные, огороды.
Несмотря на трудности и расходы переселения, на пожары и на градобитие, хозяйство Змиевских хуторян стало их обогащать, и они за покрытием своих нужд остатки доходов стали обращать на погашение долгов, на улучшение построек, на приобретение усовершенствованных орудий, на покупки и размножение племенного скота.
При общинном трехполье улучшение хозяйства и само животноводство было невозможно, продажа излишков хлебов едва покрывала самые скудные потребности. Никакое улучшение положения крестьян не было возможным. Это ясно сознается крестьянами, и оттого они при общине уныло, безнадежно ведут хозяйство. На Змиевских хуторах видно бодрое настроение крестьян, радость от достигнутых результатов и надежда на дальнейшее.
Высочайшим Указом 9 ноября 1906 г. дано крестьянину право выделить к одному месту свою землю из общины и вести хозяйство, как он хочет, а не по распорядку общины. В 1907 г. начинается выход крестьян (Орловской губернии) на хутора, и к концу года выделилось 14613 домохозяйств площадью 148 834 десятины.
С 1908 г. Правительство для того, чтобы выделившиеся на хутора крестьяне могли посоветоваться, как лучше и выгоднее устроить свое хозяйство на хуторе, приглашает на службу агрономов, устраиваются так называемые показательные участки с посевом трав, клевера и люцерны, а также вики с овсом на сено и зеленый корм. Чтобы возможно скорее ознакомить хуторян, участков устраивалось очень много, от 100 до 340 на уезд. Такие участки оказали влияние: в 1912 г. уже не нужно говорить о посеве вики на зеленый корм или сено, клевера на сено и люцерны на зеленый корм в тех группах, которые живут на хуторах с 1908 г.
Устраиваются и показательные поля, они обрабатываются точно по указанию агронома, и хуторянин, изъявивший желание на устройство показательного поля, подписывает обязательство производить все работы своевременно и точно. Показательное поле снабжается инвентарем — дается один плуг, две железных бороны, рядовая сеялка и сортировка.
Как на показательных участках, так и на полях агрономом делается учет урожаев, и каждый желающий может убедиться в выгодности посева трав или каких других, хлебных растений, своевременной обработки земли, применения в работе усовершенствованных машин и орудий.
Для общего пользования и ознакомления с машинами землеустроительные комиссии на хуторах ставят зерноочистительные и прокатные пункты. Каждый желающий хорошо очистить зерно может взять с зерноочистительного пункта нужную ему машину. Все эти машины поставлены у одного из хуторян, который отвечает за их целость и сохранность, а за свой труд, а также на ремонт машин, берет при сортировке зерна для продажи по 1/2 коп. с пуда. За сортировку зерна на семена платы не берется.
Прокатные пункты имеют то же назначение, то есть машинами и орудиями, находящимися на прокатном пункте, может пользоваться каждый желающий за незначительную плату, которая вначале и не берется. При желании приобрести машину или орудие в собственность хуторянин может купить их при помощи землеустроительной комиссии в кредит с рассрочкой на несколько лет.
При переходе на хутора и возможности иметь лучшие корма для скота явилась необходимость улучшить и самый скот. Рогатый скот надо иметь такой, который кроме достаточного количества молока давал бы много мяса, кроме того, стоит держать скороспелых свиней, приобретающих через год такой убойный вес, какой обыкновенные крестьянские свиньи не дают и в трехлетнем возрасте. Чтобы придти на помощь в улучшении скота, устраиваются случные пункты с быками и хряками с таким расчетом, чтобы производитель не стоял напрасно, а использовался. Производитель дается хорошему хозяину с условием, чтобы кормление шло по указанной норме, чистка и содержание в теплом, хорошо защищенном от ветра и имеющем потолок помещении. За случку с быком берут не дороже 1 руб., с хряком — не дороже 50 коп. Эти деньги поступают в пользу пунктосодержателя. Если бык в течение трех, а хряк в течение двух лет содержались хорошо, то землеустроительная комиссия передает их в собственность пунктодержателя. Быки на пункты поставлены «Симменталы», хряки — «Йоркширы».
Землеустроительная комиссия также содействует развитию садоводства и огородничества, которые в общине мало распространены ввиду того, что сады и огороды подвергаются порче и расхищению со стороны подростков и молодежи.
На хуторах эти отрасли хозяйства будут иметь большое значение, особенно для малоземельных хуторян, для которых они станут главными источниками дохода. Чтобы ознакомить хуторян с посадкой и уходом за плодовыми деревьями и ягодными кустарниками, комиссии в первые годы выдавали бесплатно от 10 до 15 привитых яблонь в возрасте 2 лет лицам, интересующимся садоводством. Агрономом указывалась разбивка площади под сад, способ посадки. С 1910 года выдача производилась на условиях возврата 1/2 стоимости посадочного материала или же по полной стоимости его, но с рассрочкой платежа.
Зимой у хуторян устраиваются агрономом чтения по различным отраслям сельского хозяйства, во время чтения показываются туманные картины, на которых видно влияние на урожай удобрений, обработки почвы, способа и времени посева растений, сортировки семян, свойств почвы и прочее.
С выходом на хутора у старательных и толковых хуторян хозяйство быстро улучшается. Можно было бы привести очень много примеров: крестьяне, перебивающиеся с трудом в общине, с выходом на хутор делаются зажиточными благодаря тому, что они сумели воспользоваться преимуществами единоличного владения перед общинным. Для примера укажем на хутор Семена Ефимова Шелепина в 18 верстах от станции Змиевки и в 2 верстах от села Философова. Семья из 9 душ: он, жена, 5 дочерей, 2 ребенка. Рабочих не нанимает. Земли имеет 10 десятин, которая никогда за отдаленностью не удобрялась. При выходе на хутор все имеющиеся постройки Шелепин продал за 180 руб. На хутор перешел со следующим инвентарем: два лемешных плуга, одна деревянная борона, одна повозка, а также с живым инвентарем: одной лошадью, одной коровой, семью овцами и одной свиньей. Кроме того, Шелепин перевез 20000 штук кирпича, сделанного собственными руками.
В 1910 г. Шелепин получил ссуду 150 руб. На хуторе построил деревянную избу, к ней пристроил кирпичный амбар, под амбаром кирпичный подвал, скотный плетневый двор. Избу и скотный двор Шелепин с семьей обмазал глиной.
Если хуторянин трудолюбив и трезв, если он следует советам агронома, то при денежной поддержке казенных ссуд он может все далее и далее богатеть, обращая свободные остатки средств на дальнейшие улучшения своего хозяйства и увеличение животноводства.

В брошюре приводится свидетельство о хуторской жизни упоминаемого выше крестьянина Семена Ефимовича Шелепина. Далее воспроизводится его бесхитростный непритязательный рассказ, помогающий понять психологию земледельца, который не желает подчиняться диктату общины, не желает подчиняться чужой воле, если она расходится со здравым смыслом и элементарной справедливостью. Мы видим из рассказа, что земледелец стремится к самостоятельности, желает наилучшим образом обрабатывать землю, растить скот, производить добро, прибегая, если необходимо, к коллективным действиям, но уже на добровольных, подсказываемых выгодой, началах.


«ВСЕ, ЧТО НАПИСАНО ЗДЕСЬ, Я ЛИЧНО ПЕРЕЖИЛ НА СЕБЕ.»
С. ШЕЛЕПИН, хуторянин.

Как обидно слышать хулу на хуторскую жизнь, много об этом спорят и рассуждают, но мне кажется, что не могут здраво рассуждать о том, чего они не испытали на себе. Если кто и скажет, что на хуторе плохо живется, то это не кто иной, как лентяй и пьяница, не имеющий никакого понятия о нравственной и материальной хуторской жизни.
Некоторые говорят, что на хуторе невозможно иметь лишнего скота, потому что необходимо, чтобы скот был привязанный на веревках, от чего ожидай несчастья, — скотина может удавиться. У неаккуратного, у пьяницы и лентяя и в общине бывает много несчастий со скотом. Гуляя по воле без надзора хозяина, они вваливаются в картофельную яму, в погреба, в ямы, где крестьяне мочат пеньку, и там часто погибают. На хуторе этого быть не может. Скота у нас больше, чем в общине, но несчастий с ним пока еще не было, В жаркое время скот стоит во дворе и ест свежескошенную траву, люцерну или клевер, утром и вечером мы пасем на пару, не привязывая на веревки, на хуторе всегда найдется свободный человек посмотреть за скотом. Он у нас несравненно сытее, чем был в общине, не видит ни жары, ни пыли, ни далекого гона, не донимают его мухи, стоит в холодке, вовремя напоен свежей водой, а не грязной и теплой, как это было в общине, поили где-нибудь — в луже на поле. Лошадей на хуторе мы имеем вдвое меньше и находим это для себя выгодным: не иметь лишнюю лошадь, а иметь лишнюю корову. На хуторе в 10 десятин на одной лошади можно свободно обрабатывать все поле.
Некоторые говорят, что на хуторе невозможно даже иметь кур, потому что они обивают посевы. Все это ложь. Я имею хутор 10 десятин и у меня 30 штук кур, и они не обивают моего посева, потому что около дома посеяно около 800 кв. саженей кормовой травы люцерны, которую куры охотно клюют.
В общине же на эту же землю приходилось иметь две лошади, да и то с великим трудом успевали обрабатывать поле, потому что оно было слишком далеко, верст 8, даже 10. Встанешь, бывало, рано, поедешь не евши, да и есть-то спросонка нехотится, возмешь с собой в карман кусок сухого хлеба, спешишь поскорей доехать до своего загона. Особенно трудно было ездить на яровой посев. На повозке ехать слишком тяжело, дорога грязная. Поедешь верхом с сохой увязнешь где-нибудь в лощине, или в каком-нибудь ручейке, возишься несколько часов, вытаскиваешь лошадь, измучаешь лошаденку, изморишься сам, весь в грязи, вымокнешь и поедешь обратно домой, а завтра опять надо ехать, и опять та же участь, или потеряешь дорогой от сохи палицу или сошник, а если и найдет кто, то даром не получишь, приходится угощать водкой, купишь бутылку и тогда получишь потерянное.
Эх! Как трудно жилось в общине, где далеко поле. Поедешь косить рожь со всем семейством, заберешь с собой детишек, заедешь далеко, зайдет дождевая туча, загремит гром, детишки пугаются, все расплачутся, кричат, кто: «Я боюсь!», кто — «Поедем домой!» Заберешься с ними под телегу или под копну, все повымокнут, озябнут, трясутся, в дождь работать нельзя, запрягаешь лощадь и едешь домой, а завтра, если погода, то поедешь опять. И так при дурной погоде по нескольку раз приходилось уезжать с поля, работа затягивалась недели на две и даже больше.
Перевозка снопов продолжается при хорошей погоде месяц или полтора, а при дурной месяца два или, иногда, три, копны поразвалит ветром, вымочит дождем, все прорастут; поедешь за снопами — захватит на дороге дождь, воз намокнет, станет тяжелым, лошадь по грязной дороге не везет, бросишь воз и уедешь домой, а как дорога высохнет, тогда и поедешь за возом.
Как хорошо жить на хуторе в сравнении с общиной. Поле близко, работаешь не спеша, вовремя сам поешь горячей пищи, ездить далеко не приходится, нигде не утопнешь, не намокнешь, работа идет много раз спорее, одна лошадь заменяет двух, время даром не тратится ни на какие проезды, чужого загона по ошибке не спашешь, воза не развалишь, как было в общине, пока довезешь воз ржи до дома, несколько раз развалишь, обобьешь, а на хуторе весь урожай свозишь за три дня.
А сколько несправедливости творится в общине, потому что в каждой найдется несколько горлодеров, которые вершители всякого дела, законного и незаконного, они делают все, что хотят, за водку. Подписывают незаконные приговоры, прощают растраченные деньги старостами и сборщиками податей, настраивают пропивать общественную землю. А какая несправедливость творится при дележке пахотной земли и сенокосов. Более состоятельные крестьяне подпоят водкой этих прожорливых акул, которые настоят дать им без всякого жеребья самую лучшую землю, беднякам и скромным людям остается самая плохая земля. Так же делятся и покосы, самые лучшие попадают состоятельным, а плохие беднякам.
А сколько в общине пропадает земли даром, под выгонами, которые никому не приносят никакой пользы, а сколько пропадает земли под межами. А как много портится самых лучших низменных лугов, на которых крестьяне копают себе ямы для вымочки пеньки. Пройдет год или два, яма обвалилась, эту бросают, а копают себе новую. И так все лучшие луга перепорчены на ямы. А как много в общине травится скотом посевов, еще больше топчется готового созревшего хлеба, когда начнут косить поспевший урожай, едут на повозках по нескошенному хлебу, кому где ближе к своему загону, и так он топчет мое, а я топчу его. А сколько хлеба воруют готовыми копнами. Поля слишком далекие, всякий старается перевозить хлеб поскорей и запогоду, возят днем, возят и ночью, вот тут-то идет, кто сколько успеет захватить своего и чужого. Много раз приходилось захватывать вора на месте кражи. Он начинает оправдываться, что, братец, прости, ночью ошибся, думал, что это загон мой.
А какие в общине творятся самосуды: составят общественный приговор, чтобы по праздникам и выдающимся пятницам никто и ничего не смел работать, а кто станет работать, у того отбирают или соху, или стащат с лошади хомут, и все, что отберут, то пропьют. В общине нельзя жить и работать, как бы я желал, там работать приходилось тогда, когда начнут работать все. Хорошо живется в общине только воришке, там он сыт, пьян и доволен бывает, ворует кур, которые к нему зайдут в сарай, режет чужих овец, которые из стада к нему заходят во двор вместе с его овцами. А пастух за пропавших овец и свиней не отвечает, он всегда прав, если кто и спросит у него, почему нет овцы или поросенка, он только и скажет: «Я не знаю, я сполна пригнал всех», вот и все оправдание. Когда-то было жить в общине хорошо, когда было мало людей, а земли было много. Люди были честны, а шахтеров совсем не было. А теперь этих сынов шахт и заводов так много развелось, с таким дерзким и безбожьим воспитанием, ничего не признающих над собою: ни власть, ни Бога, ничего честного и святого, всегда готовых всех и каждого избить и все предать огню и ножу из пользы для себя.
Все это я пережил на себе и видел своими глазами. А поэтому я бы от всей души пожелал бы всякому честно грудящемуся человеку оставить общину и поехать жить на хутор, и увезти с собой детей от этих безбожников и воров, как от какой-нибудь заразной болезни. На хуторе дети ничего дурного не видят и не слышат, они всегда делают только то, что делает его родное семейство. Что касается ученья, то они так же учатся в сельской школе. Несколько хуторян, у кого есть дети, возят их по очереди: сегодня — я, завтра — сосед, и так далее.
От многих я слышал, что община недовольна на хуторян. Почему и за что — я не знаю. Дурного мы ничего им не сделали. А как мне кажется, они Недовольны нами из зависти. Но нет, пока есть Бог, есть царь, есть правительство, мы их не боимся. Многие мне говорили, что на хуторе жить скучно. Нет, это неправда. Скучно только лентяям и бездельникам, а кто желает трудиться, тому некогда скучать, он всегда найдет себе дело и развлечение.
С 1910 года мы живем на хуторах, хозяйства наши увеличились много больше, в сравнении, когда жили в общине, благодаря советам и наставлениям агрономов и агрономическим старостам. Они научили нас, как лучше обрабатывать землю, из чего и как извлекать пользу. Через посредство землеустроительной комиссии мы разводим себе породистый симментальский скот, а также и породистых йоркширов и белых английских свиней. Некоторые из хуторян продавали телят 9-ти месяцев, брали за них по 50 руб. и даже по 75 руб. за теленка, продавали сосунков-поросят по 5 руб. 50 коп. и по 6 руб. 25 коп. за поросенка постарше.
В 1912 году была хуторская выставка скота. Много из хуторян получили награду деньгами и похвальные листы за хороших кровных телят. Кто получил 10 руб., кто 20 руб., а некоторые — и по 35 руб. И как было весело для каждого хозяина получить деньги, да и теленок опять его же. Этой наградой еще больше побудили в нас стремление разводить породистый скот и лучше за ним ухаживать. В 1912 году по совету агронома мы основали из 11 хуторян маслодельную артель, приобрели себе сепаратор и вырабатываем из молока сливочное масло. И за прошедший 1912 год нами выработано и продано масла 48 пудов и 26 фунтов на сумму 681 руб. 10 коп. Кроме всего проданного пользовались сами молоком и маслом, да откармливали снятым молоком поросят на 283 руб. А в 1913 году к нам в артель стали носить молоко и из общины.
Жизнь на хуторе ничем не заменима для трезвых и трудящихся людей. А для пьяниц, лентяев и бездельников она и скучна и нехороша. Пьяницы большие именья пропивают, а не то что доход от хутора в 10 десятин.
Все, что написано здесь, я лично пережил на себе, и кому придется читать эту маленькую рукопись, пусть простит меня за то, что найдет здесь дурное. Я хуторянин — серый, малограмотный мужик.

1913 года, марта 20, села Никольского, Философской волости, Орловского уезда
С. Шелепин.


Результаты хозяйствования С.Шелепина

Посевная площадь, в десятинах (1910 – 1912):
Рожь 4 1 1/2
Пшеница - 1/2
Овес 2 -
Вика на зерно 1 -
Вика на сено 1 -
Овес с викой - 2
Клевер - 1
Овес с клевером - 1
Картофель 1/2 1/8
Горох 1/2 -
Люцерна - 1/4
Капуста - 1/6
Свекла кормовая - 1/8

Сбор, пудов (1910 – 1912 урожай/оставлено на продовольствие и семена):
Рожь 450/150 150/0
Пшеница - 60/10
Овес 180/80 110/60
Вика (зерно) 150/30 70/40
Вика (сено) 200/200 -
Клевер (сено) - 500/0
Картофель 450/450 130/130
Люцерна - 80/80
Капуста - 50/50
Свекла кормовая - 300/300

Экономические результаты хозяйствования в 1912 году, рублей
Доходы Расходы

Продажа урожая 675 Пожар (рожь, сено) 240
Ссуда 150 Плата за черепицу 60
Маслодельня 104 Плата за лес 65
Продажа поросят 75 Покупка коровы 57
— « — телят 20 Покраска крыши 40
Премия 10 Покупка яблонь 10
Итого 1034 Итого 452
Итого без ссуды 884