От ЖУР
К Исаев Алексей
Дата 10.01.2005 16:20:24
Рубрики WWII; Загадки;

Он самый. Забавно что...

... тов. Веремеев написал об этом самоубйстве:"На позиции 81 гвардейской стрелковой дивизии наступала 19 танковая дивизия немцев. С 5 по 18 июля только на минах дивизия потеряла 100 танков, из них 7 "Тигров" и 1000 солдат. Удачное сочетание минных полей с огнем истребительно-противотанковой артиллерии привело к тому, что до 80% подорвавшихся танков составили безвозвратные потери. Подавленный этим разгромом командир немецкой 19 танковой дивизии генерал Шмидт застрелился."

Ну что за чушня! У Бакланова в мемуарах написано почему застрелился Шмидт и его адьютант.

ЖУР
От Исаев Алексей
К ЖУР (10.01.2005 16:20:24)
Дата 10.01.2005 17:36:11

Только он в августе застралился

Do not salute me. There are goddamned snipers all around this area...

Веремеевский текст, как обычно по вопросам такого рода - качеством ниже плинтуса.

С уважением, Алексей Исаев
От ЖУР
К Исаев Алексей (10.01.2005 17:36:11)
Дата 10.01.2005 17:41:02

И по другому поводу. Во общем не Вермеев а какое то армянское радио:) (-)
От Kosta
К ЖУР (10.01.2005 16:20:24)
Дата 10.01.2005 16:27:24

Не томите

>Ну что за чушня! У Бакланова в мемуарах написано почему застрелился Шмидт и его адьютант.

Зачем еж он застрелился?
От Sanyok
К Kosta (10.01.2005 16:27:24)
Дата 10.01.2005 19:20:42

Ре: Не томите

В стратегическй игрушке "steel panzers" так описывается этот бой :
7.8.43 в райне Ахтырки пошли на прорыв из окружения четыре немецкие диивизии (19ТД, 57,255 и 332 ПД)+ рота Тигров из 503-го ОТБ.
Чтобы ввести противника в заблуждение самолёты "Люфтваффе" иммитировали атаку на колонну 19ТД. Русские на это не купились. В районе посёлка Гайворон была организвана "тёплая встреча" силами 6-й и 13-й ГСД при поддержке штурмовой авиации. Танк командира дивизии был подбит , но его экипаж не пострадал и выбрался из танка. При ставлении танка пулемётнй очередью был убит нач. штаба (оперативный офицер) дивизии.
Генерал Шмидт приказал водителю и радисту уходить, а сам вместе с лт. Коном (своим адьютантом) остался их прикрывать. Водитель и радист попали в плен.Позже их привели на место гибели генерала , для опознания тела.

В анотации сказано , что описание боя взято из Йенца ("Panzertruppen 2").
От ЖУР
К Kosta (10.01.2005 16:27:24)
Дата 10.01.2005 16:32:47

Схлестнулись штаб немецкой и нашей дивизий.

"...Ночь становилась все гуще. Впереди, там, где, как предполагали мы, находились окруженные нами фашисты, вспыхивали осветительные ракеты, слышалась стрекотня перестрелки. Ночь изменяла представления о расстоянии. Перестрелка казалась совсем близкой.

Совершенно неожиданно сильная стрельба началась там, где должен был находиться штаб нашей дивизии.

— Персюк! — приказал я радисту. — Немедленно вызовите штаб.

Радист припал к аппарату.

— Ну как?

— Никто не отвечает, товарищ генерал.

— Вызывайте еще. [94]

Наконец ответил радист полковника Бельского. Я подошел к рации.

— Доложите обстановку. Что у вас там случилось?

— Сижу в школе. Кругом идет страшная стрельба. Сам ничего не вижу и, что делается, понять не могу, — взволнованно ответил радист.

— Где полковник Бельский? Где другие офицеры штаба?

— Все с оружием в руках воюют с немцами, товарищ генерал!

Пока я говорил по рации, бой разгорелся по всему фронту наспех занятой дивизией обороны. Командиры полков и батальонов, вызванные мною по радио, давали самые неясные сведения. Плотная ночная темнота делала невозможным наблюдение за полем боя.

Посланные разведчики в самых неожиданных местах сталкивались с поспешно и в беспорядке отходящими гитлеровцами и неизбежно втягивались в бой.

Для противника обстановка, видимо, тоже была неясной. Он пытался уточнить ее с помощью осветительных ракет. То зеленоватые, то ослепительно белые, они висели в черном небе по всему рубежу нашей обороны.

Можно было ожидать, что к рассвету фашисты поймут, что они находятся в окружении. Тогда бой примет более организованный и ожесточенный характер.

По нашим сведениям, в кольце окружения находились и остатки 19-й танковой дивизии, которой командовал генерал-лейтенант Шмидт. Действия его танков «тигр» представляли для нас серьезную опасность.

Что происходило на командном пункте дивизии в школе совхоза «Березовский», я по-прежнему не знал. Но перестрелка там не утихала ни на минуту.

— Товарищ генерал, вас вызывает полковник Бельский! — вдруг доложил радист. Я подбежал к рации.

— Товарищ генерал, — спокойно заговорил Тихон Владимирович, — докладываю обстановку. Бой заканчивается. Поначалу фашисты имели перевес. Нас выручил подошедший резерв — учебный батальон капитана Чванкина. В рукопашной схватке большая часть фашистов перебита, остальные взяты в плен.

— Есть среди них офицеры?

— Много. [95]

— Немедленно допросить старших по званию.

— Их уже допрашивают. Батальон Чванкина организует оборону штаба и охрану пленных.

После допроса пленных картина ночных событий прояснилось. Оказалось, что командир 19-й танковой дивизии генерал-лейтенант Шмидт так же, как и я, назначил командный пункт в школе совхоза «Березовский». Наш штаб пришел туда часа на три раньше и встретил прибывший позже штаб Шмидта.

В ночном поединке двух штабов победу одержал штаб 13-й гвардейской дивизии. В наши руки попали важные документы противника. В их числе оказались докладная записка командира 19-й танковой дивизии генерал-лейтенанта Шмидта Адольфу Гитлеру о ходе наступления и доклад с анализом боевых действий на Курской дуге. Шмидт подробно излагал причины отхода немцев на исходные рубежи.

Эти имеющие военный и исторический интерес материалы были опубликованы в «Правде» и «Красной звезде».

Но все это мы узнали позднее. А на рассвете 7 августа бой шел на всем участке обороны, занятой нашей дивизией.

Утром можно было ожидать некоторой паузы в действиях противника, необходимой ему для того, чтобы собрать информацию о нашей обороне.

Я полагал, что, наметив направление главного удара, немцы вызовут авиацию и, используя в первом эшелоне новые танки «тигр», попытаются прорвать кольцо окружения. Но где? Наиболее вероятным мне казался участок обороны полка Шура. Я считал поэтому целесообразным остаться здесь хотя бы до утра, чтобы на месте определить, как обеспечить нужную глубину обороны и необходимый резерв.

Все это имело бы решающее значение, организуй гитлеровцы прорыв тактически верно. На деле же все пошло по-другому.

Врага охватила паника. Та самая, особенно страшная на войне, паника, которая делает абсолютно неуправляемыми даже вполне боеспособные, хорошо вооруженные части.

Словно звери, спасающиеся от охватившего лес пожара, фашисты бежали по всем проселочным дорогам, прямо по полям, вдоль глубоких оврагов. Бежали, охваченные страхом смерти, и в этом неудержимом и безоглядном бегстве таилась некая грозная сила — сила отчаяния.

Рассвело. Поднявшееся на безоблачном небе солнце стало пригревать. Немецкие самолеты не появлялись. Видимо, все они были брошены против наших танковых армий, стремительно продвигавшихся к Харькову и Богодухову.

От командиров подразделений нашей дивизии начали поступать сообщения по радио и прибывать посыльные с письменными и устными донесениями примерно одинакового содержания. Особенно запомнился молодой солдат, видимо бежавший всю дорогу и потому страшно запыхавшийся. С трудом разлепляя потрескавшиеся, запекшиеся губы, он после официального доклада добавил уже от себя:

— Я столько немцев сроду не видел, товарищ генерал. Валом валят. Просто видимо-невидимо.

— С оружием?

— Да тут уж не до оружия. Они прямо живым весом давят. Командир спрашивает, что делать.

— Передай всем от Родины и лично от меня: стоять насмерть, как стояли в Сталинграде. Тех, кто прорвется, уничтожать огнем вторых эшелонов.

Всем штабам я приказал организовать круговою оборону.

Начали поступать тревожные донесения:

— Прорвались танки...

— Прорвалась большая группа пехоты...

— Противник развернул артиллерию и минометы...

Требовалось ввести в бой резервы. Но их уже не было. По радио поступали сообщения о потерях, понесенных подразделениями дивизии. Из артиллерийского полка сообщили, что погиб командир дивизиона Герой Советского Союза майор И. М. Быков. Это было горько. Быкова в дивизии знали и любили. Человек беспримерной храбрости и мужества, он еще зимой 1942 года под Харьковом в одном бою уничтожил огнем батареи, которой командовал тогда, 31 немецкий танк. За это и был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Поступали сообщения о вспыхивавших то там, то здесь рукопашных схватках. Гитлеровцы метались, ища любую щель, чтобы вырваться из кольца окружения. [97]

Теперь я практически не имел возможности вернуться на свой КП. Уж слишком велик был риск наскочить на какую-нибудь группу фашистов. Проводная связь давно прервалась. Все управление шло от меня по радио, а полковник Бельский и штаб ловили мои приказы и донесения командиров полков, принимая необходимые меры для обеспечения боя.

Я отошел от рации, чтобы выглянуть в окно. Тут же радист закричал:

— Товарищ генерал! Командир второго батальона передает, что прорвалась большая группа немцев! Они двигаются в направлении нашего КП!

Я кинулся к рации, но связь прервалась.

Подполковник Шур объявил тревогу. Все заняли оборону в выкопанных еще ночью щелях.

Минут через пятнадцать показалась поспешно идущая колонна гитлеровцев, человек 250 — 300. Смешав ряды, немцы стали спускаться в овраг, тянувшийся мимо нас.

Наша оборона состояла из солдат комендантского взвода, связистов, радистов, шоферов и повозочных. Всего человек 40 — 45. От батареи, которая вместе с ротой автоматчиков уже была брошена в бой, осталось одно орудие.

— Как предлагаете действовать, товарищ подполковник? — спросил я Шура.

— Думаю, что надо дать фашистам втянуться в овраг, а потом открыть интенсивный огонь картечью из нашего орудия.

— Согласен. Но артиллерийский огонь следует поддержать огнем из автоматов и карабинов. Надо возможно быстрее ошеломить и деморализовать противника.

Подполковник Шур быстро отдал нужные распоряжения. План удался блестяще. После десятого выстрела из пушки оставшиеся в живых немцы, человек семьдесят, подняли руки.

Пленных поместили в просторной риге. Шур приказал одному из солдат остаться охранять их.

— Товарищ подполковник,— усомнился тот,— да разве я их удержу, если они драпать вздумают?

Подполковник Шур заглянул через щель внутрь сарая. Немцы с испуганными и растерянными лицами, вытянув шеи, прислушивались к тому, что происходило снаружи. Шур [98] усмехнулся:

— Не вздумают! Рады небось до смерти, что удалось в плен сдаться.

Должно быть, так это и было. Могучий натиск Красной Армии на Курской дуге ошеломил и деморализовал фашистов.

Было же около трех часов дня. Я не ел почти сутки, и голод основательно мучил меня.

— Не перекусить ли нам? — спросил я Шура.

— Признаться, я давно об этом подумываю, товарищ генерал. Да немцы не учитывают, что я вторые сутки не ел.

— Ну, может, на этот раз потерпят, дадут нам поесть. Но они не «потерпели».

Едва мы расположились у погреба, как раздался крик:

— Еще группа немцев с того же направления!

Действительно, приближалось человек 15— 20. Шли более организованно, у многих поблескивали погоны — офицеры. Вдруг мой водитель Федоров, лежавший в одном из окопчиков, закричал:

— Товарищ генерал! Там немецкий генерал!

— Точно? Ты хорошо разглядел?

— Очень даже хорошо! Лампасы у него на брюках!

Взять в плен генерала — это было заманчиво. Я подозвал связного.

— Проберитесь огородами к орудию. Передайте, приказываю по немцам не стрелять.

Быстро приказали всем, кто держал оборону: по моему выстрелу открыть огонь залпом поверх голов фашистов, с криком «Хенде хох!» встать и держать немцев под прицелом.

Конечно, фашисты могли открыть огонь, особенно если бы они знали, как нас мало. Но я рассчитывал, во-первых, на неожиданность нападения, а во-вторых, на чисто психологический момент. Дорога гитлеровцев лежала через овраг. Они должны были пройти мимо многих десятков трупов. Зрелище это, тяжкое уже само по себе, могло вызвать мысль о гибельности этого места и бессмысленности сопротивления.

Расчет оказался верным. Едва мы открыли огонь, фашисты подняли руки. Наши солдаты кинулись к ним, чтобы обезоружить.

— Генерала! Берите генерала! — крикнул я.

В тот самый момент, когда двое наших были буквально [99] в трех шагах от фашистского генерала, он поднял пистолет к виску и выстрелил. По документам и показаниям пленных офицеров штаба, это был сам командир 19-й танковой дивизии генерал-лейтенант Шмидт.

Досаде моей не было границ. Потерять такого пленного!

Теперь мы наконец могли перекусить. Но от огорчения у меня совершенно пропал аппетит. Я сидел с консервной банкой в руке и рассеянно ковырял в ней вилкой. Подполковник Шур окликнул меня:

— Да вы ешьте, товарищ генерал! Я, конечно, понимаю — очень хотелось взять в плен такую фигуру. Но что уж так расстраиваться.

— «Расстраиваться». Вы представляете, сколько он мог сказать?

— Это так, — пытался утешить меня Шур. — Но и без того сам факт его гибели — наша большая победа."


http://militera.lib.ru/memo/russian/baklanov_gv/03.html

ЖУР