ВИФ2 NE : Ветка : Да все про армию

От	Bevh Vladimir
К	All
Дата	19.10.2004 16:33:54
Рубрики	Прочее; Современность; Байки;

Да все про армию

Привет, друзья.
Те, кто постоянно читают форум видимо помнят, как некоторое время назад почти весь служивший срочную форум виртуально бил ногами :-) Открытое Море за политкоректно выражаясь черезчур приукрашеное изображение своего статуса во время службы.
А вот вам еще немного на эту тему, причем человек известный пишет, и что забавно опять кадрированные части.

-

Взято с живого журнала Олега Дивова.
http://www.livejournal.com/users/beauty_n_beast/

По лагерю бегал поддатый Минотавр и орал <Тхя! Тхя! Тхя!>. Мимо
шли обедать десантники. Минотавр выскочил на них из-за палаток и,
глядя поверх голов, рявкнул:

- Тхя!!!

Десантники резко прибавили ходу.

Десантура нас побаивалась. Мы ее еще летом запугали. На каждом
полигоне сотня ненормальных самоходчиков вгоняла своими дикими
выходками в ступор целый лагерь, где собиралось полторы тысячи
человек - все ракетные войска и артиллерия окружного подчинения.
А теперь наша Бригада Большой Мощности распоясалась окончательно.

Вот, например, почему Минотавр озверел? Вычислитель Саня Вдовин
отчаянно скучал на посту. Сначала развлекался тем, что затыкал
варежкой трубу <буржуйки> в офицерской палатке, и слушал, как там
внутри кашляют и матерятся. Потом спустил штаны и навалил
офицерам под порог здоровенную кучу. Выразил, так сказать, общее
мнение о командирах. Полюбовался на свою, мягко говоря,
инсталляцию. И вдруг сообразил: его пост в трех метрах от входа в
палатку. И если офицерам кто-то нагадил, то либо это сделал сам
Вдовин, либо он манкировал служебными обязанностями. Саня счел за
лучшее убежать, но тут наружу полез Минотавр и, конечно, наступил
в дерьмо.

Марать руки о бывшего младшего сержанта, которому самолично лычки
срезал, Минотавру показалось недостойно. И теперь он носился по
лагерю в поисках страшного сержанта Тхя, чтобы тот выбил из
Вдовина любовь к авангардному искусству. Тхя благоразумно
спрятался.

А еще у нас была с собой атомная бомба.

ОРУЖИЕ ВОЗМЕЗДИЯ
просто трагедия

Действующие лица и исполнители: Командир дивизиона майор К. в
роли Минотавра. Командир батареи капитан М. в роли капитана
Масякина. Страшный сержант Тхя в роли Тхя. Установка 2С4
<Тюльпан> и КШМ на базе МТ-ЛБу в роли Оружия Возмездия. Один
младший сержант без классной квалификации в роли Автора. Солдаты
и сержанты 3-го самоходно-минометного дивизиона 346-й абр БМ в
ролях второго плана.

Сначала мы нанесли невосполнимые потери в живой силе и технике
каким-то итальянским и турецким дивизиям. Противник сбросил на
нас 8-й авиадесантный корпус ФРГ, но мы и его раскатали в блины.
Немцев били с особым воодушевлением. Потерь с нашей стороны не
было, только обосрался прапорщик Коротюк, случайно угодивший под
обстрел. И еще сержант Драгой, мудро говоривший про себя <Я не
пенек, я низко срубленное дерево>, навел миномет точнехонько на
НП, где как раз собралось все управление бригады. А миномет у нас
такой, что извини-подвинься, фугаска сто тридцать кило весит, и
вероятность попадания с первого выстрела 0,5. Замечательный
аппарат. Хорошо, Масякин решил проверить, чего там этот пенек
Драгой накрутил на прицеле. Масякин потом долго бегал вокруг
миномета с лопатой, а Драгой из-под брюха самоходки кричал:
<Товарищ капитан, я больше не буду!>.

Еще пушкари взорваться пытались на собственном снаряде, но не
сумели, а то бы мы с НП увидели, как они по воздуху летят вверх
тормашками.

И еще наконец-то наши протаранили десантный ГАЗ-66. Достали-таки!
Весь летний полигон за ним гонялись на миномете, пытаясь
задавить, а тут он сам под кашээмку подставился. Кашээмка это
командно-штабная машина, железная и на гусеницах, очень
симпатичная. Она поцарапалась слегка, а у <шишиги> полкузова как
не бывало.

Ах, да, еще мы с сержантом Андрецовым по ошибке сожрали кастрюлю
офицерской вермишели.

Потом мы сожгли караулку. Потом еще кое-что сожгли. Потом я
подорвался на банке с протухшей тушенкой. Слава тебе, Господи,
потом мы уехали обратно на зимние квартиры.

Долго мы раскачивались в тот раз, четыре недели на полигоне
вообще ничего интересного не происходило, и вдруг ББМ с цепи
сорвалась, да за три дня столько натворила - до сих пор вспомнить
страшно.

Хотя было кое-что, было и до. Но так, по мелочи.

Ну, Масякин со скуки пришил спящего Минотавра за белье к матрасу,
а потом крикнул <Тревога!>. Майор Кудинов и подполковник Миронов,
два орденоносных <афганца>, бегали перед строем, играя в <кто
ловчее отдавит другу ногу>, и чуть не затоптали генерала из штаба
округа, который пришел толкнуть нам речь. А вычислитель Саня
Вдовин увидел на карте деревню километрах в десяти от полигона,
отправился туда искать баб, и по пути заблудился. Когда через
полтора суток он все-таки вышел из леса, генерал подарил ему
компас.

Еще нас пытались заставить спеть гимн Советского Союза, но
оказалось, что я единственный, кто помнит слова. Минотавр перед
строем, мучительно пытаясь удержать равновесие: <Сейчас
оркестр... В количестве трех человек... Исполнит гимн Советского
Союза. Чтоб все пели, ясно?! Союз нерушимых республик, э-э... ну,
и так далее>. Первый куплет мы одолели до середины, потом
заглохли. Но и оркестр в количестве трех человек (барабан, труба
и еще какая-то штука) - сильно выступил. После его видели только
с лопатами, он закапывал какашки, щедро разбросанные по периметру
лагеря.

А капитан Каверин, на той самой кашээмке, что потом таранила
ГАЗ-66, дал прикурить десантной <Ноне>, маленькой такой
хорошенькой самоходочке. Она просто мимо проехала, а Каверин
неожиданно возбудился и заорал своему механику: <А ну, заводи!
Догоним эту мандавоху и покажем ей, как надо ездить!>. И два часа
его не видели. Механик после сказал, они бедную <Нону> просто
затерроризировали. То у нее перед носом из кустов выпрыгнут, то в
кургузую попочку торцом упрутся.

ББМ в совершенстве владеет мастерством давления всего, что не по
делу высовывается. А кто не высунулся, того догоним и тоже
задавим. Когда мы идем на гусеницах от железнодородной станции до
полигона, деревни, лежащие на нашем пути, натурально вымирают.
Помню, новую технику принимали и гнали ее в часть. Всего-то
несколько километров. Город Белая Церковь понес материальный
ущерб на пятьдесят тысяч рублей советскими деньгами.

Мы элита округа, трам-тарарам. Нас полтораста морд, солдат и
сержантов поровну, треть офицеров и прапоров была в Афгане. Самое
мощное на планете Земля пушечное и минометное вооружение,
сплошной эксклюзив. После развертывания до полного штата каждый
дивизион получает собственное знамя.

У нас в парке на зимних квартирах стоит бесхозный танк. Какая-то
мелочевка, кажется, Т-55. Танк попал к нам случайно, и мы никак
не можем от него избавиться.

Загоняли пушку на трейлер, везти в Киев на показ, она вместе с
трейлером перевернулась. Все от хохота чуть не уписались. Знали,
конечно, что мы идиоты, но не до такой же степени! Целый день
пушку дергали туда-сюда двумя тягачами. Сорок семь тонн. Жертв и
разрушений нет. Ёкарныбабай. Какая прочная и надежная техника.
Даже трейлер не помялся.

Собираясь по тревоге, в суматохе и толкучке согнули автомат.
Сделали кипятильник из сапожных подков - вылетели пробки. Один с
пушки рухнул так, что комиссовали. Другой запузырил себе в глаз
краской из пульверизатора, чуть не окривел. Третьего укусила в
щеку оса, он схватил углекислотный огнетушитель с температурой
струи минус восемьдесят, шарахнул по осиному гнезду, осы
вылетели, укусили его для симметрии в другую щеку, он уронил на
себя огнетушитель и обморозил руку. Двое вернулись из увольнения
и заблевали полказармы. Кроме шуток - оба пушечных дивизиона
прибежали к нам спать под кровати. Еще один шел бухой через
железнодорожные пути, видит, на рельсах его пьяный комбат спит,
Анну Каренину изображает. Растолкал, увел с путей, может, жизнь
спас офицеру, а комбат его запомнил и назавтра за самоволку
вздрючил.

Командир взвода хранения и обслуживания решил слазать посмотреть,
что творится на крыше бокса, и с лестницы чуть не упал от ужаса:
по всей крыше сушилась конопля. Я в новогоднюю ночь сверзился с
забора - при парадной форме, с бутылкой самогона и громадной
совковой лопатой в руках, - прямо на головы заступающему караулу
ракетчиков. А зампотех майор Крот объявил лежачую забастовку:
притащил в кабинет солдатскую койку, отказался выполнять
служебные обязанности и пообещал в штабе поселиться насмерть,
пока ему не улучшат жилищные условия. А некий прапорщик, залив
глаза, стрельнул из <макарова> в зама по тылу, потому что тот
передвинул его в очереди на автомобиль. Прапора услали в отпуск,
через месяц он пришел бородатый, и еще более пьяный, бегал по
штабу, искал зампотыла, не нашел и уволился. Чуть не погиб на
боевом посту начальник Особого Отдела майор Рогачкин. Он
подсматривал из кустов, как секретчик жжет на помойке обрезки
карт, надеясь потом отыскать не сгоревший кусочек и устроить
секретчику веселую жинь. А в помойке валялся оброненный кем-то
трассер. Стрельнуло. Рогачкин и секретчик ускакали в разные
стороны на четвереньках.

Были, конечно, в нашей жизни и светлые, радостные дни. Вот я веду
строй, ребята поют народную артиллерийскую песню <Если близко
воробей, мы готовим пушку...>. Очень красиво, с раскладкой на все
тридцать голосов. Выворачиваем из-за угла, а перед нами -
управление бригады в полном составе. Полкан отзывает меня в
сторону и спрашивает: <Скажите честно сержант, вы что, без этого
не можете? Вот скажите: товарищ полковник, я не могу не
выё...ться! Ну, скажите!>. Я смущенно ковыряю сапогом бетонку.
Минотавр, красный до кончиков рогов, показывает мне издали кулак.
Полкан выдает свое коронное <Служба войск несется архискверно!> и
уходит. Начальник штаба застраивает офицеров, и начинаются
какие-то шумные разборки внутри управления. <Да идите вы на
х...й, товарищ подполковник! - Сами идите на х...й, товарищ
подполковник!>. Зам по вооружению покидает строй, и действительно
- куда-то идет. Черт его знает, куда. <Сержант! - орет мне
начальник штаба. - Если твои люди не перестанут хохотать, я подам
вам команду <Кругом>!>. Минотавр оглядывается, снова грозит
кулачищем, но сам тоже ржет.

Очень вдруг захотелось ругнуться матом. Нет, не буду.

Так вот, про тот зимний полигон 1989-го года. Я караулил ночью у
входа в парк, с пустым автоматом на шее. Не полагалось нам
патронов. На фиг нам патроны, у нас атомная бомба есть. Она
вообще-то мина, но мы ее для солидности бомбой звали. Потом, мина
на бомбу похожа, тоже с хвостиком.

Шучу, конечно, патронов не давали - догадываетесь, отчего. ББМ
была знаменита на всю Белую Церковь, напичканную войсками, как
самая <неуставная> часть. А я служил в самом неуставном дивизионе
этой самой неуставной части. И дай мне волю, по молодости не
отказался бы кое-кого тихо пристрелить и тихо закопать. Потом все
изменилось, наш призыв задушил дедовщину, мучился из-за ее
отсутствия - по казарме стало невозможно пройти - но держал
марку. Молодые получали в лоб, если отказывались работать.
Глумиться и издеваться, бить для собственного удовольствия,
заставлять стирать и подшивать свое барахло считалось дурным
тоном. Офицеры это знали. А патронов не давали все равно!

Понимая, что не словят пулю, командиры и начальники совались в
парк бесстрашно, со всех направлений, дабы вздрючить усталого
бойца за сон на посту. Хитрец Масякин меня конкретно пас. Пока я
ему не устроил <случай в карауле>.

Полевой парк - это участок приднепровской степи, обнесенный
невысоким заборчиком из колючки. За заборчиком стоит наша
техника. На входе шлагбаум и две палатки. В одной храпит дежурный
по парку (офицер) с дневальными, в другой начкар (сержант) с
караульными. Между палатками хожу кругами я. Вытоптал себе
валенками что-то вроде лыжни в промерзшем песке, и вращаюсь. Это
единственный способ не спать. Потому что если присядешь на ящик
для чистки сапог, уснешь тут же. На дворе минус один, и одежда
теплая - зимний танковый комбинезон, я в нем давеча на голой
земле дрых. Нет, спать нельзя. И тут, нюхом чую, идет Масякин
меня проверять. А я возьми и спрячься за пушку. Бронтозавра
видели? Эта пушка его переедет, и не заметит. Прячься, не хочу.
Масякин приходит и обнаруживает: часового нет. Осчастливленный,
капитан дробной рысью несется вперед. Надеясь застукать меня
спящим на броне, или вообще со спущенными штанами. И тут я крепко
втыкаю Масякину ствол в почку, и говорю: <Стоять!>.

Блин, он ушел из парка еще счастливее, чем был. Расплывшись в
блаженной улыбке. Сопровождая капитана до караулки, я громко
беседовал с ним о погоде, и когда Масякин полез внутрь, там уже
никто не спал, даже те, кому можно было. Такой подарок офицеру,
которого мы всячески третировали за слабость духа, и чьи <Жигули>
однажды занесли на руках в глубокую лужу! А еще я как-то Масякина
обложил в три этажа по-английски, он ничего не понял, обиделся, и
пытался отправить меня на гауптвахту.

У меня около двадцати суток <губы> и шесть строгих выговоров. Все
за грубость и нетактичное поведение со старшими по званию. Даже
разжаловать хотели, но полкан отсоветовал. Сказал - как вы тогда
удержите в узде этого бузотера и антисоветчика?.. Редкий стратег
наш полкан.

Короче, Масякин убрался восвояси, а я продолжил вращение против
часовой. Потом ушел в глубь парка - достать из машины <консерву>,
чтобы перед сном подкрепиться. Ключа-<лючника> на привычном месте
в пазухе воздухозаборника не оказалось, наверное, водила забрал с
собой. Лючник точно был у одного из наших. Я повернул обратно и
издали увидел - что-то не так с караулкой. Странный отсвет возник
на задней стенке палатки. Пару мгновений я не мог поверить своим
глазам. Потом откашлялся и заорал:

- ПОЖАР В КАРАУЛЬНОМ ПОМЕЩЕНИИ!

И цинично включил секундомер на часах. Говорили мне, что палатка
сгорает за пятнадцать секунд.

Наша управилась за двенадцать.

<Все случилось так быстро, я рта не успел открыть!> - уверял
потом дежурный по парку капитан Мужецкий. Ну, да! Рот он открыл
шире некуда. В свете пожарища я прекрасно разглядел страшенное
черное хайло и круглые остекленевшие глаза над ним. Вот сказать
Мужецкий ничего не успел, это точно. Впрочем, ребята и без его
мудрого руководства справились. На третьей секунде пожара из
караулки ласточкой катапультировался начкар, без сапог, но зато с
автоматами в охапке и постовой ведомостью в зубах. На пятой
секунде парни уже рвали в стороны пылающий брезентовый полог,
чтобы ошметки не провалились внутрь, на одеяла и матрасы.

Жертв не было, только виновник пожара, уснувший у печки, обжег
руку и, сдурев от боли, присыпал ожог холодным песком. Ему
надавали пинков по толстой заднице и отправили в санчасть. Кличку
<Столбняк> он таскал до конца службы.

Через десять минут обстановка у входа в парк была следующая.
Представьте себе пепелище, компактное, но убедительное. Плоское
такое, потому что каркас и деревянные борта палатки развалились.
В центре пепелища - школьная парта, на ней чайник и керосиновая
лампа. У парты стоит некто с автоматом, жует крендель и
прихлебывает из кружки остывший чаек.

К парку движется сутулая тень начальника штаба бригады.

- Стой, кто идет, - невнятно говорит караульный, продолжая
жевать. Тень безмолвствует. - Стой, стрелять буду. - Я тебе
стрельну! Я тебе сейчас так стрельну, мать твою! Чего опять
натворил?! Разжалую негодяя! Посажу! Ты мне ответишь за поджог!
- Это не я, товарищ подполковник. - А кто?! И так далее в том
же духе.

Оценив ситуацию и обложив всех участников шоу последними словами,
начальник штаба принял соломоново решение - сделать вид, что тут
ничего вообще не стояло никогда. К утру на месте караулки была
идеально ровная причесанная граблями площадка, в чентре которой
торчала обугленная табличка <Караульное помещение в/ч ХХХХХ>. За
каковой цинизм мне всыпали отдельно.

На завтраке к нам подошли коллеги-минометчики, которые должны
были заступать в караул следующими, и поблагодарили за избавление
от этого идиотизма. Заметив, правда, что мы могли бы и раньше
почесаться с поджогом. На вопрос, чего ж они сами не почесались,
раз такие умные, коллеги ответили, что они умные, но, видимо,
недостаточно сумасшедшие. Спасибо нам, короче, за подвиг. Тут
раздался панический вопль: <Горит палатка четвертого дивизиона!>.
Коллеги переменились в лице и убежали. Мы, смеясь, продолжили
завтрак. Через некоторое время коллеги вернулись, тоже хохоча.

- Ребята, - сказали они, - ошибочка вышла. Это ваша палатка
сгорела!

В тот день я понял, отчего Минотавра прозвали Минотавром.
Вверенный ему дивизион трусливо убежал от своего командира в лес.
Но троих лидеров, прикрывавших отступление, Минотавр поймал,
застроил, и орал на нас до пены на губах. <До чего ж тупа
скотина> , - только и сказал потом страшный сержант Тхя, удрученно
качая головой.

Минотавр совершенно не помнил добра. Он запамятовал даже, как на
той неделе пытался дать залп по чужой цели, а я его остановил.
Это был случай из тех, когда сержант громко кричит на майора, а
майор потом еще извиняется. Мы промешкали с залпом полминуты, но
избежали позора, да и попали на пять баллов - от нервов, видимо.

Он же меня сам выдернул с огневой и посадил на свою машину
старшим радиотелефонистом. И все, чем мы стреляли, летало теперь
над моей головой. Сначала ты слышишь <бух>. Потом секунд двадцать
молишься всем богам. Потом высоко в небе раздается свист. Ура,
ура, можно ничего не бояться. Пусть теперь боятся списанные
бэтээры без колес, служащие нам мишенями. Когда фугаска падает
рядом, бэтээры летят кувырком. А воронка остается - можно пару
трейлеров похоронить.

И зачем нас угораздило полюбить самоходную артиллерию?! Какого
черта мы стоически перенесли <злую дедовщину>? Для чего сделали
из совершенно никакого дивизиона боеспособное подразделение с
красным вымпелом победителя соцсоревнования? Видимо, только для
себя. Чтобы от скуки с ума не сойти.

Я стоял перед заходящимся в крике Минотавром и думал - что он
знает о нас? Что может сделать с нами? И, главное, что может нам
сказать? Ничего. Ничего. Ничего. Каждый из нас троих,
двадцатилетних оболтусов, был умнее и эрудированнее Минотавра,
лучше управлял людьми, тверже держался кодекса чести, глубже
понимал жизнь, наконец. Настоящих офицеров в дивизионе было
четверо - мы, три сержанта, и эксцентричный отморозок капитан
Каверин, перед училищем отслуживший срочную. Больше дивизион не
уважал и не любил никого.

Потому что строевой офицер, друзья мои, это, извините за пафос,
не звезды на погонах, а честь, достоинство, воля, чувство юмора и
умение прощать.

Минотавр обрушивал на наши головы потоки угроз. Накатила тоска.
Еще месяцы и месяцы, бесконечные месяцы этого кошмара впереди.
Трудно быть под началом того, кому не доверяешь. Главное, во
внеслужебное время Минотавр совершенно преображался, становился
вменяемым и даже приятным в общении человеком. Фу.

Отплевавшись, Минотавр разогнал нас работать. Мое задание звучало
так - найди людей, найди топор, найди пилу, и чтобы к вечеру были
дрова.

Я забрался на развесистую полевую сосну, росшую посреди лагеря,
достал губную гармошку, и заиграл <Ах, мой милый Августин>.

Мимо топали ребята - в оружейку за атомной бомбой. Остановились
послушать. Подошел начальник штаба.

- Как дела, Олег? - спросил он. - Замечательно, товарищ
подполковник. - А что это ты там делаешь? - Дрова рублю. -
Хм... - Майор К. послал меня рубить дрова. Приказал найти людей,
найти пилу, найти топор... - Понятно, - НШ оглянулся на ребят. -
Ну-ка, дуйте отсюда. Ребята дунули. - И как ты думаешь жить
дальше, Олег? - поинтересовался НШ. - Наверное еще немного тут
посижу, а потом соберусь с духом, все-таки пойду найду людей,
одолжу в четвертом дивизионе пилу, украду топор... - А топор где
воровать собираешься? - В штабе. Его под вашим кунгом прячут. Я
потом на место положу, конечно. Не впервой. - Молодец, -
похвалил НШ. - Ладно, отдыхай. И ушел.

Я не стал искать людей и воровать топор. Я нашел Тхя. Мы ушли на
болото и принялись там руками-ногами валить и ломать сухостой,
вымещая на нем накопившуюся злобу. <Ко мне все пристают, -
жаловался Тхя, одним ударом перерубая толстый ствол, - думают
если я кореец, то должен непременно знать какое-нибудь тэквондо.
Я раньше пытался что-то объяснить, а потом плюнул, и теперь
говорю просто: да, знаю. А когда спрашивают, в какой школе
работаю, отвечаю сурово, со значением - в Школе Молодого Тигра!>.

Горело сухое дерево великолепно. А сквозь ветхий одинарный
брезентовый полог, который мы где-то добыли для палатки, были
видны звезды.

В степи матерился бухой замполит.

Назавтра минометные экипажи возились с атомной бомбой, а мы
бездельничали на НП. Валялись на броне и смотрели, как двое
связистов из батареи управления бегают в противогазах вокруг
своей машины. Одного связиста нам было искренне жаль, второго
нет.

После обеда меня, как шибко грамотного, включили в комиссию по
учету остатков и списанию негодного продовольствия. Тем более, я
в этом году разворачивал полевую кухню, да так лихо, что бригада
впервые за всю свою историю получила горячий завтрак уже на
следующее утро. Жертв, как обычно, не было, только я наглотался
солярки, заправляя плиту, а начальник штаба чуть не слопал пулю
от АК, которая оказалась у него в каше.

Обнаружили три вздутых банки тушенки. <Просто выкинуть нельзя, -
сказал возглавлявший комиссию Масякин, - вдруг какой-нибудь чурка
найдет и сожрет. Пойди, эти банки поруби>. Мне дали топор, я
пристроился у колоды возле кухни, и две банки покромсал
благополучно. Ну, не было у меня опыта обращения с протухшей
тушенкой!

Третья банка вздулась основательно. Я тюкнул по ней топором.
Раздался громкий хлопок. Проходившие мимо солдаты бросились
врассыпную. Отвратительно пахнущее розовое мясо образовало купол
гарантированного поражения радиусом около трех метров.
Максимальный разлет ошметков оценили потом метров в десять. А в
эпицентре взрыва стоял ваш покорный слуга - с топором в вытянутой
руке.

Сказать, что все смеялись, значит ничего не сказать. Будь я
молодым бойцом, меня бы закопали тут же, дабы не вонял. Но
признанная стаей <альфа> не теряет лица, даже рухнув в дерьмо
мордой. И нас ведь было очень мало, так что поработать иногда в
охотку руками не считалось зазорным ни для <черпака>, ни для
самого отпетого <деда>. Поэтому время от времени мы с Тхя
бесстрашно падали в мазут, геройски проливали на себя краску, и
отважно гуляли по свежему цементному раствору. И вообще, трудно
засмущать сержантов, которые ездят вокруг казармы на скейтборде,
подтираются настоящей туалетной бумагой и умеют завязывать
галстук.

Как от меня несло!!! Я почистился снегом, а приятели-повара из
столовки вылили на мой комбинезон флакон одеколона <Цветочный>,
который как раз собирались выпить. К вони тухлого мяса прибавился
одуряющий аромат дешевого парфюма. Когда я забрался в палатку,
Тхя сказал - да-а, хорошо, у нас полог одинарный и дырявый! Тут
явился с претензиями четвертый дивизион. Пилу мы, что ли, у них
опять свистнули. Тхя скомандовал: Олег, займись. Олег только
высунулся. Коллеги решили отложить разговор на потом и ушли очень
быстро.

Минотавр, приняв на грудь по случаю окончания стрельб, вспомнил
обо мне и решил поразвлечься воспитательной работой. Не на того
напал! Бедных офицеров так перекосило от моего запаха, что я из
их палатки убыл, не успев толком прибыть. И на прощанье заткнул
им трубу заранее припасенной тряпкой.

Утром мы свернули лагерь и поехали в Белую Церковь. Превращаться
обратно из лихих самоходчиков в чернорабочих и заниматься херней:
красить заборы, рыть канавы, ворочать железо.

Но сначала - отстирывать мой комбез.

Кто бы знал тогда, что полкан уйдет на повышение, и вместо него
пришлют комбригом не обычную пьянь, а настоящего алкоголика и
психопата. И начнется полный дурдом! Такой, что мы с Минотавром
станем лучшими друзьями, и он будет меня защищать, а я его
всячески поддерживать! А потом комбриг, в самый разгар проверки
нас комиссией округа - исчезнет! Оставит часть! И его будут трое
суток искать! И найдут в канаве! И я, стоя дежурным по штабу,
увижу, как два генерал-лейтенанта волокут под руки заблеванного
подпола в обмоченных штанах!

И один из генералов понимающе кивнет мне, когда я демонстративно
заложу руки за спину, чтобы не приветствовать своего комбрига
отданием чести.

Буквально за день до увольнения в запас я встретил у вещевых
складов подполковника Миронова. Командир пушечного дивизиона,
способного развернуться, пару раз стрельнуть и уйти с огневой
раньше, чем первый его снаряд поразит цель, нес под мышкой
газетный сверток, из которого торчали новенькие половые щетки.
Миронов посмотрел на меня и вдруг сказал печально: <Знаешь,
парень, вот я целый подполковник, крутой пушкарь и все такое. Но
если бы мне двадцать лет назад объяснили, что я стану ходить со
щетками и буду ответственным за туалет... Я бы сказал - ну его на
хер, ребята!>.

Он знал, что мне на дембель уже завтра. А ему - нет. Кажется, он
мне завидовал.

А собственно, почему бы не сказать это сейчас? Да, прошло еще
пятнадцать лет. Но ведь такие слова никогда не вредно произнести
вслух. Хотя бы как эпитафию нашей ББМ. И всем несчастным
Вооруженным Силам СССР. И я скажу.

Ну его на хер, ребята!

От	Дмитрий Адров
К	Bevh Vladimir (19.10.2004 16:33:54)
Дата	19.10.2004 17:34:18

Re: Да все...

Здравия желаю!
>Привет, друзья.
>Те, кто постоянно читают форум видимо помнят, как некоторое время назад почти весь служивший срочную форум виртуально бил ногами :-) Открытое Море за политкоректно выражаясь черезчур приукрашеное изображение своего статуса во время службы.
>А вот вам еще немного на эту тему, причем человек известный пишет, и что забавно опять кадрированные части.

Почему кадрированные? Никакой кадрированности там нет. Часть со штатами мирного времени - есть. А кадрированная - нечто совсем другое.

Ноне в этом дело. Некоторые вещи мне там очень хорошо узнаваемы, но 90% - байки.

Дмитрий Адров

От	Rom
К	Bevh Vladimir (19.10.2004 16:33:54)
Дата	19.10.2004 17:29:49

Нет такого вопроса, который не обсуждался бы на ВИФ2 NE...;-)

http://vif2ne.ru/nvk/forum/archive/699/699274.htm
http://vif2ne.ru/nvk/forum/archive/785/785549.htm
Ну и до кучи
http://vif2ne.ru/nvk/forum/archive/808/808160.htm

От	Виктор Крестинин
К	Bevh Vladimir (19.10.2004 16:33:54)
Дата	19.10.2004 16:50:31

в ЖЖ, в ЖЖ!!! (-)

От	Hvostoff
К	Bevh Vladimir (19.10.2004 16:33:54)
Дата	19.10.2004 16:48:30

Не читал. КГ\АМ(-)

От	Бульдог
К	Bevh Vladimir (19.10.2004 16:33:54)
Дата	19.10.2004 16:46:07

я всю его подборку постил :) (-)