"Они сейчас уйдут! - понял я. - Сейчас они выйдут и меня увидят".
Я соскользнул на траву, обжигаясь крапивой, забрался на холмик и лег
среди развалин каменной беседки.
"Теперь хорошо! Пусть уйдут эти страшные люди. Мне их не надо...
Уходите далеко прочь! Я один! Я сам!"
"Как уйдут? - строго спросил меня кто-то изнутри. - А разве можно,
чтобы бандиты и шпионы на твоих глазах уходили, куда им угодно?"
Я растерянно огляделся и увидел между камнями пожелтевший лопух, в
который был завернут браунинг.
"Выпрямляйся, барабанщик! - повторил мне тот же голос. - Выпрямляйся,
пока не поздно".
- Хорошо! Я сейчас, я сию минуточку, - виновато прошептал я.
Но выпрямляться мне не хотелось. Мне здесь было хорошо - за сырыми,
холодными камнями.
Вот они вышли. Чемоданы брошены, за плечами только сумки. Что-то орут
старухе... Она из окошка показывает им язык. Остановились... Пошли.
Они не хотят идти почему-то через калитку - через улицу, и направляются
в мою сторону, чтобы мимо беседки, через дыру забора, выйти на глухую
тропку.
Я зажмурил глаза. Удивительно ярко представился мне горящий самолет, и,
как брошенный камень, оттуда летит хрупкий белокурый товарищ мой - Славка.
Я открыл глаза и потянулся к браунингу.
И только что я до него дотронулся, как стало тихо-тихо. Воздух замер. И
раздался звук, ясный, ровный, как будто бы кто-то задел большую певучую
струну и она, обрадованная, давно никем не тронутая, задрожала, зазвенела,
поражая весь мир удивительной чистотой своего тона.
Звук все нарастал и креп, а вместе с ним вырастал и креп я.
"Выпрямляйся, барабанщик! - уже тепло и ласково подсказал мне все тот
же голос. - Встань и не гнись! Пришла пора!"
И я сжал браунинг. Встал и выпрямился.
Как будто бы легла поперек песчаной дороги глубокая пропасть - разом
остановились оба изумленных друга.
Но это длилось только секунду. И окрик их, злобный и властный, показал,
что ни меня, ни моего оружия они совсем не боятся.
Так и есть!
С перекошенными ненавистью и презрением лицами они шли на меня прямо.
Тогда я выстрелил раз, другой, третий... Старин Яков вдруг остановился
и неловко попятился.
Но где мне было состязаться с другим матерым волком, опасным и
беспощадным снайпером! И в следующее же мгновение пуля, выпущенная тем, кого
я еще так недавно звал дядей, крепко заткнула мне горло.
Но, даже падая, я не переставал слышать все тот же звук, чистый и
ясный, который не смогли заглушить ни внезапно загремевшие по саду выстрелы,
ни тяжелый удар разорвавшейся неподалеку бомбы.
Доброго времени суток!
...опять показывали.У Гайдара еще про расстел пленного белого есть(Школа), про сжигание хутора красными после того как там в сене нашли винтовку(В дни поражений и побед).У Шолохова тоже немало моментов нелицеприятных для красных.Это последующих писателей они стали "белыми и пушистыми".
С уважением! Павел.