От Alex Lee
К Чобиток Василий
Дата 27.01.2004 15:03:07
Рубрики WWII; Современность;

Подвиг - он сам по себе


>>>>Подвиг одного - это покрытие престуления другого.
Преступная халатность одного может привести к ситуации, когда её исправление возможно только с помощью подвига другого.
Но совершает подвиг человек сам, сам побеждает свои страхи и даже побеждает желание жить ради высшей цели, и тут абсолютно неважно, каким образом он был поставлен перед таким выбором. И даже не важно насколько много пользы принес его подвиг. Подвиг остается подвигом.

Наверное так.

Alex Lee http://leecho.yurteh.net/
От Лейтенант
К Alex Lee (27.01.2004 15:03:07)
Дата 27.01.2004 15:06:36

Re: Подвиг -...

> И даже не важно насколько много пользы принес его подвиг. Подвиг остается подвигом.

Вот только пропаганды подвигов в стиле "Главное что шахиды попадают в рай к гуриям" - не надо. Подвиг должен приносить ощутимую пользу (во всяком случае в рамках информации которой располагает намеревающийся его совершить). Иначе это не подвиг, а глупость.
От Alex Lee
К Лейтенант (27.01.2004 15:06:36)
Дата 27.01.2004 16:37:32

Re: Подвиг -...

>Подвиг должен приносить ощутимую пользу (во всяком случае в рамках информации которой располагает намеревающийся его совершить).

Вот именно что "в рамках информации..." Помню в каком-то советском фантастическом романе быда ситуация, когда человек не стал покидать отсек, испугавшись что возможна крупная авария (я уж не помню, что там именно было) и его там задраили, локализовав неисправность.
Потом кто-то из экипажа не выдержал, посчитал динамику процесса -оказалось, что по большому счету - зря погиб. Тем не менее - подвиг.

Alex Lee http://leecho.yurteh.net/
От Лейтенант
К Alex Lee (27.01.2004 16:37:32)
Дата 27.01.2004 17:03:44

Я с вами был совершенно согласен заранее

Оговорка про "в рамках информации..." сделана мной совершенно сознательно. В том числе имея в виду такие случаи.
От Дмитрий Козырев
К Лейтенант (27.01.2004 15:06:36)
Дата 27.01.2004 15:17:09

Re: Подвиг -...

>Подвиг должен приносить ощутимую пользу (во всяком случае в рамках информации которой располагает намеревающийся его совершить). Иначе это не подвиг, а глупость.

Оказавшись в неподвижности, он быстро начал терять тепло и коченел, вполне сознавая, что мороз и ветер расправятся с ним скорее, чем это могли сделать немцы. Он все сильнее чувствовал это каждой клеточкой своего насквозь промерзшего тела, которое не могло даже дрожать. Просто он медленно, неотвратимо, последовательно замерзал. И никто здесь не мог ему ни помочь, ни ободрить, никто и не узнает даже, как он окончил свой путь. При мысли об этом Ивановский вдруг почувствовал страх, почти испуг. Никогда еще не был он в таком одиночестве, всегда в трудную минуту кто-нибудь находился рядом, всегда было на кого опереться, с кем пережить наихудшее. Здесь же он был один, как загнанный подстреленный волк в бесконечном морозном поле.

Конечно, он обречен, он понимал это с достаточной в его положении ясностью и не очень сожалел о том. Спасти его ничто не могло, он не уповал на чудо, знал, для таких, с простреленной грудью, чудес на войне не бывает. Он ни на что не надеялся, он только хотел умереть не напрасно. Только не замерзнуть на этой дороге, дождаться рассвета и первой машины с немцами. Здорово, если бы это был генерал, уж Ивановский поднял бы его в воздух вместе с роскошным его автомобилем. На худой конец сгодился бы и полковник или какой-нибудь важный эсэсовец. По всей вероятности, штаб в деревне большой, важных чинов там хватает.

Но для этого надо было дожить до рассвета, выстоять перед дьявольской стужей этой роковой ночи. Оказывается, пережить ночь было так трудно, что он начал бояться. Он боялся примерзнуть к дороге, боялся уснуть или потерять сознание, боялся подстерегавшей каждое его движение боли в груди, боялся сильнее кашлянуть, чтобы не истечь кровью. На этой проклятой дороге его ждала масса опасностей, которые он должен был победить или избежать, обхитрить, чтобы дотянуть до утра.

Рук своих он почти уже не чувствовал, но теперь начали отниматься и ноги. Он попытался пошевелить в сапоге пальцами, но из этого ничего не вышло. Тогда, чтобы как-то удержать уходящее из тела тепло, начал стучать смерзшимися сапогами о дорогу. В ночной тишине сзади послышался глухой, тревожный стук, и он перестал. Ног он не согрел нисколько, но самому стало плохо, и он, чувствуя, что теряет сознание, последним усилием сунул под себя гранату. Гранату теперь он вынужден был беречь больше, чем жизнь. Без нее все его существование на этой дороге сразу лишалось смысла.

...
Схватив все это непродолжительным, однако утомившим его взглядом, он хотел опустить на снег голову, как вдруг что-то увидел. Сперва ему показалось: машина, но, пристально вглядевшись, он понял, что это скорее повозка. Утомленный долгим рассматриванием, он уронил голову на снег, чувствуя в себе замешательство, страх и надежду одновременно. Огромный, как приговор, вопрос встал перед ним: кто мог ехать в повозке? Если крестьяне, колхозники, то это было из области чуда, в которое он недавно еще отказывался поверить: к нему приближалось спасение. Если же немцы... Нет, он решительно не мог взять в толк, почему в этот утренний час из деревни, в которой размещался большой штаб, должны появиться на повозке немцы. Все в нем восстало против такого нелепого предположения, всю ночь он ждал чего угодно, но никак не обозную повозку с поклажей, до которой ему не было дела.

Тем не менее это была повозка, и она медленно приближалась. Уже стали видны и впряженные в нее лошади — пара крупных рыжеватых битюгов, которые, помахивая короткими хвостами, легко, без видимого усилия, тащили за собой громоздко нагруженный соломой воз. На самом его верху, пошевеливая вожжами и тихо переговариваясь, восседали два немца.

Ивановский замер в колее, совершенно раздавленный тем, что увидел, такого невезения он не мог себе и представить. После стольких усилий, смертей и страданий вместо базы боеприпасов, генерала в изысканном "опель-адмирале" и даже штабного с портфелем полковника ему предстояло взорвать двух обозников с возом соломы.

Но, видно, другого не будет. По крайней мере, для него ничего уже не будет. Он делал последний свой взнос для Родины во имя своего солдатского долга. Другие, покрупнее, взносы перепадут другим. Будут, наверно, и огромные базы, и надменные прусские генералы, и злобные эсэсовцы. Ему же выпали обозники. С ними он и столкнется в своем последнем бою, исход которого был предрешен заранее. Но он должен столкнуться — за себя, за Пивоварова, за погибших при переходе передовой Шелудяка, Кудрявца. За капитана Волоха и его разведчиков. Да мало ли еще за кого... И он зубами вырвал из рукоятки тугое кольцо чеки.

От Лейтенант
К Дмитрий Козырев (27.01.2004 15:17:09)
Дата 27.01.2004 15:22:33

Приведен типичный пример значительной пользы

С учетом того, что альтернатива - умереть зазря.