История же стихотворения такова. После очередного пасквиля, в котором описывалось, как русские казаки сдирают кожу с мужчин, скармливают детей своим огнедышащим лошадям и творят такие вещи, что даже привыкшая к порнографии Франция содрогнулась, государь вызвал к себе Пушкина и положил перед ним листок.
- Читай.
А. С. быстренько пробежал листок глазами и по привычке поддел государя:
- Что, и вот это с есаулом Иптько, коровником и тринадцатью польскими девственницами - это неправда?
Государь воздел руки:
- Господи, Саша, ну конечно это БРЕХНЯ!
- Ну ладно, я только пошутил, - успокоил Пушкин Николая
- Еще одна такая шутка, - встопорщил усы Николай, - И тебе Бенкендорф сегодня будет анекдоты рассказывать, понял?
- Ну ладно, ладно, - заторопился Пушкин, - Дерганый ты сегодня какой-то.
- А ты бы не стал дерганым на моем месте? Это ты еще не читал что они про меня...
- Ух ты! - загорелся Пушкин
- Не-а, - опередил его царь, - Даже не думай. Не дам. Короче, мне нужна ответная ода.
- Оды пусть тебе Фаддейка пишет - быстро ответил гордый Александр Сергеевич.
- Нужно, чтобы ода была написана великим русским поэтом. - пояснил государь. - Такая торжественная нота. Исторически достоверная. Фаддейка мне на тезоименитство напишет.
Пушкин колебался.
- Саша, - подмигнул царь, - я же не за так прошу.
На мгновение лицо поэта затуманилось и перед его внутренним взором пронеслись видения погашенных векселей. Но тут же глаза его загорелись и гордо откинул голову Пушкин вскричал:
- Да что я, не русский что ли! На кой он мне, этот твой "так"! Прямо здесь напишу! Давай бумагу!
Николай усмехнулся в усы и пододвинул прибор и пачку бумаги. Пушкин яростно застрочил, разбрызгивая чернила и время от времени грызя кончик пера. Царь пододвинул к себе пачку донесений...
- Готово! - Пушкин гордо положил перед государем пачку листков.
...отхохотав и с трудом поднявшись из кресла, Николай похлопал сияющего поэта по плечу:
- Великолепно! Но... Не подойдет.
- Почему не подойдет? - возмутился Пушкин. - По-моему очень даже подойдет. Вот смотри: "не вас ли доблестный Пожарский..."
- Не надо, - поспешно прервал его царь, - я конечно понимаю, что это не буквально, но все же как-то неприлично. Нет, тут нужно другое...
- А-а-а. - медленно кивнул головой поэт. - Не сатира, но возмущение. Презрение лжецам. Я понял. Я назову его: "Клеветникам России"...
Классно. Но, мне кажется, это история другого стихотворения:
Тоже Пушкин:
Ты помнишь ли, ах, ваше благородье,
Мусье француз, г<-------> капитан,
Как помнятся у нас в простонародьи
Над нехристем победы россиян?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, <----- ---->?
Ты помнишь ли, как за горы Суворов
Перешагнув, напал на вас врасплох?
Как наш старик трепал вас, живодеров,
И вас давил на ноготке, как блох?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, <----- ---->?
Ты помнишь ли, как всю пригнал Европу
На нас одних ваш Бонапарт-буян?
Французов видели тогда мы многих <---->,
Да и твою, г<-------> капитан!
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, <----- ---->?
Ты помнишь ли, как царь ваш от угара
Вдруг одурел, как бубен гол и лыс,
Как на огне московского пожара
Вы жарили московских наших крыс?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, <----- ---->?
Ты помнишь ли, фальшивый песнопевец,
Ты, наш мороз среди родных снегов
И батарей задорный подогревец,
Солдатской штык и петлю казаков?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, <----- ---->?
Ты помнишь ли, как были мы в Париже,
Где наш казак иль полковой наш поп
Морочил вас, к винцу подсев поближе,
И ваших жен похваливал да <-->?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, <----- ---->?