поскольку через неделю статья укатится в платный архив, позволю себе ее тут запостить:
"Вы не знаете, куда пропал господин президент?" - водитель одного из иракских грузовиков, длинные караваны которых ежедневно скапливаются на иорданском КПП при въезде и выезде из Ирака, заглядывает через открытое боковое стекло в салон нашей машины. Наш водитель Басим, резко нажав на газ, оставляет озадаченного иракца далеко позади и поясняет: "Этот из Рамади. Вот их грузовики. Там таких идиотов хватает. При Саддаме им жилось неплохо. Теперь ждут не дождутся, когда он вернется". В дороге Басим добавляет: "В Рамади есть очень богатые семьи. Одна из таких - Ахель аль-Хербет. Эти нувориши написали как-то Саддаму письмо, чтобы тот разрешил им пользоваться вертолетами и летать по всей территории страны. В ответ Саддам послал им пожелание: 'Поскромнее, Ахель аль-Хербет, поскромнее...'. Теперь они лишились своего покровителя и готовы перегрызть глотки американцам".
На иордано-иракской границе теперь нет таможни. Иракцы немедленно использовали образовавшийся вакуум власти для обновления своего устаревшего автопарка - теперь из Иордании, которая является свободной экономической зоной, они ежедневно сотнями гонят подержанные и краденые "мерседесы", БМВ, "тойоты" и "ниссаны" в "освобожденную" экономическую зону Ирак. Курс доллара на иракском рынке резко упал до 1300 динаров (до войны он был две тысячи, в войну - четыре тысячи), повысилась и покупательная способность. Благо что налоговых сборов платить некому - на иракской таможне царит полное запустение: повсюду разбросаны стулья, столы, в офисах выбиты стекла, кое-где на стенах видны следы от автоматных очередей. На нескольких барельефах у "господина президента" небрежно замазано лицо - сквозь тонкий слой свежей краски проглядывает загадочная улыбка.
"СТО ДНЕЙ БЕЗ САДДАМА"
фоторепортаж из послевоенного Ирака
Прямо под его портретом жарятся на беспощадном иракском солнце американские солдаты, потягивая через резиновые трубочки питьевую воду. Несколько случаев обмороков в день - дело обычное: все до одного американцы облачены в тяжелые бронежилеты, за спиной - полный рюкзак с амуницией, едой и водой. Под прямыми лучами солнца они становятся вялыми и раздражительными. Привыкшие ко всему иракцы только посмеиваются: мол, посмотрим, что будет в августе, когда температура будет доходить до пятидесяти градусов и выше.
"Как служба?" - задаю дежурный вопрос американскому сержанту, который проверяет наши документы на бывшем иракском КПП. "О, все отлично, - он показывает на бескрайнюю раскаленную пустыню и с сарказмом замечает: - Душ, кондиционер, бассейн". Сержант отказывается от мысли проверять салон нашей машины, только спрашивает: "У вас нет спутникового телефона?". У меня нет. Он с сожалением качает головой: "Я не звонил домой целый месяц", протягивает документы, бормочет: "Уэлком ту фри Ирак" и немедленно спасается под бетонным навесом в тени. Мы выезжаем на шоссе, по которому до Багдада ехать еще не менее шести часов. Прямо на границе разбили свой лагерь изгнанные из Ирака семьи палестинцев, которым Саддам когда-то запросто дарил целые жилые кварталы. Иордания не желает их принимать, в Багдад беженцы возвращаться не намерены - обиделись не на шутку. С падением диктатора иракцы сами поспешили завершить целую эпоху показного арабского интернационализма.
Живите как хотите
"Посмотри на этих муравьев. У них ведь нет никакого правительства, но как потрясающе упорядочена их жизнь! - рядовой Брайан из американской 354-й гражданской бригады, которая выполняет функции военной полиции в Багдаде, показывает на ствол дерева рядом с блокпостом дворцового комплекса. - Так и у иракцев - у них тоже теперь ничего нет, но, похоже, им не особенно-то и нужно руководство". Вот уже больше двух месяцев Ирак живет без правительства - американское военное присутствие не в счет.
Из новых веяний, еще немыслимых два месяца назад, - огромное количество спутниковых тарелок, выставленных на продажу прямо на тротуарах. Во времена Саддама их могли покупать только иностранцы и проверенные члены высшего руководства партии БААС - для остальных подобная покупка могла закончиться в лучшем случае длительным заключением. Предприимчивые иракские бизнесмены на свой страх и риск закупили крупные партии тарелок еще за несколько месяцев до войны - они хранили их на складах в Иордании и в иракском Курдистане. Тот, кто первым поставил эту новинку на иракский рынок сразу же после падения Багдада, извлек самый большой доход.
Информационный голод сегодня успешно утоляется и дюжиной газет, которые незамедлительно стали издаваться в Багдаде - да на таком уровне, как будто Ирак всегда был Меккой свободной прессы. Почти каждое политическое движение - от исламистов до коммунистов (всего в Багдаде сегодня можно насчитать свыше шестидесяти политических организаций - и это через два месяца после падения режима!) полагает своим долгом иметь печатный орган. Но иракцы еще не привыкли читать газеты - раньше это было бессмысленным занятием.
Поразительно, но этому обществу вовсе не нужно переживать мучительный процесс десаддамизации. В отличие от советской интеллигенции, испытавшей шок в короткий период хрущевской оттепели, иракцы с самого начала были прекрасно осведомлены о том, что представлял собой их диктаторский режим. В их закрытом от внешнего влияния обществе информация распространялась с не меньшей скоростью, чем в сетевом мире, - этот феномен еще сыграет свою роковую роль в будущих конфликтах оккупационных властей с местным населением. Здесь любой таксист назовет всех приближенных Саддама по именам, скажет, где они жили, какие преступления совершили. Некоторые даже имеют представление, где сегодня могут скрываться наиболее одиозные личности. Так, в ходе многочисленных разговоров с иракскими офицерами нам стало известно, что родственник Саддама Али Хасан аль-Маджид, получивший за личное руководство химическими атаками против курдов прозвище Али Химик, выжил после авиаударов по своему дому в Басре и скрывается в местечке Машахда в сорока километрах к северо-востоку от Багдада.
О том, где скрывается сам Саддам, можно собрать целую коллекцию слухов. Последний раз багдадцы видели его 9 апреля - в тот день, когда американские войска с нескольких сторон без боя вошли в столицу. В те самые часы, когда его статую сносили тягачом в центре города на площади Освобождения, Саддам (или его двойник), его сын Кусей, секретарь Абдель Хуммуд и министр обороны Султан Хашим, который был без погон, заехали помолиться в мечеть Абу Ханифы в багдадском районе Эль-Азамия. После короткой молитвы Саддам пытался что-то сказать тем немногочисленным иракцам, которые совершенно случайно оказались у мечети и остолбенели в виду подобного зрелища. Народная молва свидетельствует, что диктатор успел вымолвить следующие слова: "Живите теперь как хотите - без меня". Он хотел что-то еще добавить, но сын затащил его в машину, и они скрылись в неизвестном направлении.
С тех пор Саддам стал историей и одновременно легендой. Если свести воедино слухи и газетные домыслы, можно нарисовать весьма пеструю картину: помешавшийся и преданный всеми диктатор бродит в пригородах своего родного Тикрита, одновременно плутает с немногочисленным окружением где-то на северо-востоке страны - движется вдоль реки Тигр с поясом смертника, скрывается в соседней Сирии, вывезен принцем Абдаллой в Саудовскую Аравию, прячется в потайном бункере в самом Багдаде. Он одновременно в России, Испании, Франции, на одной из военных американских баз в Ираке и в Кувейте. Впрочем, несмотря на такое обилие версий, сами иракцы единодушны в одном: американцы договорились с ним и его окружением. Багдад сдан без боя - в обмен на гарантии личной безопасности его генералам.
Среди главных предателей с иракской стороны неизменно называются: глава республиканской гвардии Ирака генерал Махер Суфьян ат-Тикрити (вывезен вместе с семьей на американскую военную базу), член высшего совета партии БААС и ответственный за оборону багдадского района Рассафа Латыф Мусейеф Джасим, а также командующий силами федаинов (его имя неизвестно, потому что формально ими командовал старший сын Саддама Удей). Отношение к этим лицам у большинства иракцев двойственное: с одной стороны, они считают их трусами и предателями, с другой - сражаться за Саддама тоже весьма сомнительное геройство. Логика здесь причудлива: с одной стороны, ненавистный режим свергнут, с другой - "мы позорно проиграли". С одной стороны - "американцы должны немедленно уйти из страны", с другой - никто этого не хочет, потому что за этим обязательно последует кровавая бойня.
Но в воздухе веет желание реванша. Мгновенно среди иракцев распространяются слухи о якобы учиненных американцами грабежах во время обыска домов, о некорректном поведении их солдат в отношении иракских девушек (особенно при личном досмотре). Недовольство вызывает все - от факта затягивания оккупационными властями процесса создания переходной администрации, медлительности в решении проблем с заработной платой чиновникам и пенсий офицерам в отставке до бездарно проведенных операций по изъятию оружия (американцы предпочитают тщательно проверять именно новые машины, справедливо полагая, что у их владельцев обязательно припрятано оружие для самозащиты). Некоторых водителей во время обыска автомобилей оставляют сидеть связанными прямо на тротуаре среди толпы. "Даже Саддам такого не допускал - он если и хватал, так делал это секретно, тихо. Для иракца такое унижение - хуже смерти", - замечает мой водитель Маджид. "Когда мне в очередной раз на дню американский солдат приказал выйти из машины, поставить ноги на ширину плеч и держать руки на затылке - мне стало казаться, что я где-то это уже видел. Потом вдруг понял: это же Палестина", - заметил в разговоре со мной Абу Хейдар, один из жителей багдадского шиитского квартала Мадинат Садр (это переименованный сразу после падения режима шиитский квартал Мадинат Саддам).
Все иракцы бурно обсуждают тот факт, что единственное государственное учреждение, которое абсолютно не пострадало во время бомбежек и грабежей, - иракское министерство нефти. Когда один из активистов Высшего совета исламской революции (его возглавляет вернувшийся из Ирана духовный лидер шиитов ас-сайид Мухаммад Бакер аль-Хаким, с которым мы познакомились в Наджафе, выразил свою радость по поводу свержения диктатора и тут же без обиняков заявил: "Они пришли, чтобы красть нашу нефть. Где в Ираке оружие массового уничтожения? Как они посмели вторгнуться сюда, обманув ООН и весь мир?" - я окончательно заблудился в логических хитросплетениях рождающейся на глазах новой иракской политической мысли.
Люди из дворца
Недовольство присутствием американцев в стране нарастает - по мере того как все менее прозрачной становится работа оккупационной администрации в Ираке. "Американцы делают одну ошибку за другой, - говорит доктор Баха аль-Маяхи, один из членов руководства Иракского национального конгресса Ахмада Чалаби (офис этого детища Пентагона разместился в Охотничьем клубе, который так часто любил посещать Удей, - прямо напротив грандиозной недостроенной суннитской мечети, на которую теперь претендуют шииты). - Мы не согласны с американцами по целому ряду ключевых вопросов, но они никого не хотят слушать. Примеров тому много - сразу после освобождения мы говорили им, что надо немедленно хватать баасистов. Они не стали этого делать. Мы говорили им, что они реорганизуются и скоро начнут охотиться на американских солдат. Ноль внимания. Мы хотели, чтобы переходное иракское правительство было создано до того, как завершится военная фаза операции. Оно не создано до сих пор. Мы продолжаем быть друзьями и союзниками, но американцы остаются американцами - пока они не набьют себе шишек сами, они не будут никого слушать. У них сегодня очень нечеткая позиция. Они что-то решают, а потом немедленно переключаются на другое. Они привезли своих людей, посадили их во дворцы Саддама, назвали это все ORHA, потом переименовали в CPA и оказались абсолютно отделены от иракского общества".
Американская военная администрация, которая раньше именовалась ORHA (Office of Reconstruction and Humanitarian Assistance), а ныне называется CPA (Coalition Provisional Authority) разместилась в бывшем дворцовом комплексе Саддама в центре Багдада около моста Республики. Его планировка как нельзя более удачно подошла для размещения американского гражданского и военного персонала - для оккупационных сил, как и для охраны Саддама, главной задачей была и остается безопасность. Большинство дворцов здесь целы и невредимы - сейчас они частично превращены в казармы, а частично - в информационные и административные центры. На блокпосту при входе в комплекс - обязательный осмотр и обыск. На столе у американских солдат всегда лежит каталог с фотографиями объявленных в розыск иракских чиновников (всего 55 человек) - наверное, на случай, если они сами захотят сюда пожаловать. После ксерокопирования фотографий всех разыскиваемых генералов от лиц остались только неизменные для всех иракцев усы. Это не мешает американским солдатам пристально вглядываться сначала в эти смутные ксерокопии, потом - в лица посетителей.
Прямо на улице, справа от блокпоста, на котором проводится досмотр визитеров и тех иракцев, кто работает внутри комплекса, с утра образуется небольшая очередь: американские девушки из военной полиции проводят ускоренное собеседование с желающими наняться на работу иракцами - на зарплату пять долларов в день. Американцам нужны переводчики, мусорщики, парикмахеры, садовники и грузчики. Здесь нередки конфликты и потасовки - многие иракцы недовольны немотивированным отказом. Самый распространенный трюк, чтобы уж наверняка быть нанятым на работу, - сказать, что знаешь некие секретные подробности о деятельности активистов партии БААС в Багдаде. Пока разберутся что к чему - уже можно войти в доверие.
Стиль общения американских военных с местным населением напоминает студенческую театральную постановку по мотивам внутренних должностных инструкций "Как завоевать доверие местного населения". Набор приемов стандартен и неизменен от патруля к патрулю - вот группа американских солдат снимается на фото вместе с детьми, вот они вместе играют в футбол, вот американские солдаты раскрыли свои семейные альбомы прямо на капоте "хаммера": снимки сделаны наспех "мыльницей" - явно накануне отъезда на фронт. Рядовой Ричард водит пальцем по альбому и рассказывает: "Это моя мэм, это дэд, сестры, младший брат. Это наш большой дом в Калифорнии". Иракские подростки в ответ тыкают в фото грязными пальцами и предлагают солдатам купить втридорога холодного пива или кока-колы. В остальном американские войска и иракцы живут абсолютно в разных мирах.
После долгого и довольно бессмысленного брифинга, который еженедельно проводит с неправительственными организациями одно из подразделений CPA, так называемый CMCC (гражданско-военный координационный центр), я заговариваю с офицером Тони Хили, который сам вызвался мне помочь и рассказать, что, собственно, происходит и кто за что отвечает. Тони разговорчив и готов обсуждать любые темы: "Сейчас речь идет о создании временной переходной администрации. Временная она потому, что никто не может быть постоянным, пока не будет выбран. Мы тоже здесь временные. О каких сроках идет речь? Почему все так затянулось? Это как посмотреть. Я здесь всего три месяца, и мне кажется, что прошла целая вечность. Вот мы думали, что останемся в Боснии только на год, а прошло уже семь лет. Мы вошли в Германию в пятидесятых годах и до сих пор там остаемся. Я считаю, что здесь может произойти то же самое. У нас здесь варятся огромные деньги, просто огромные. Мы можем свернуть с ними горы и решить любые вопросы. У нас одно большое преимущество - в Америке есть и иракцы, и курды, и шииты, и сунниты. Как страна иммигрантов, мы способны отстроить заново любое общество. Только в одной нашей бригаде служат пятьдесят два иракца-американца!"
С одним из них, Джавадом, мне удалось украдкой переговорить. На вопрос, почему с поста главы ORHA был снят Джей Гарнер и назначен Пол Бремер, тот саркастически заметил: "А кто такой Гарнер? Типичный вояка. Какой из него администратор?" Тут к Джаваду подходит американский офицер и начинает делиться с ним впечатлениями после патрульной поездки по Багдаду. Он видел в городе великолепных арабских жеребцов из конюшен Удея - каждый стоит не менее полумиллиона долларов, иракцы теперь возят на них картошку на рынок - это варварство. Офицер любит лошадей, он хотел бы завезти пару из них на свое ранчо, но как это сделать?
"Я потерял здесь сорок фунтов за два месяца! - пожаловался мне офицер по имени Уильям из Флориды, он заступил на свой пост по охране офиса CPA. - Сил больше нет глотать эти пластиковые пищевые коктейли". У Уильяма классная ковбойская шляпа с широкими полями, и он очень похож на Роберта Дюваля в его потрясающей роли в "Апокалипсисе наших дней" Копполы. Он угадывает мои мысли, принимает характерную для полковника Килгора позу, произносит его знаменитые слова: "Я люблю запах напалма на рассвете" и улыбается. "Надеюсь, что Ирак не станет Вьетнамом", - замечаю я. "И Косово", - добавляет Уильям: он отслужил там несколько лет в миротворческой миссии. Из офиса выходит один из пресс-секретарей американского информационного центра лейтенант Джэй-Джэй, который искренне хочет мне помочь получить доступ в министерство нефти Ирака. На мои вопросы, почему американская администрация так медленно решает все насущные проблемы, почему отгородилась стеной от иракцев, почему до сих пор не создано правительство, не началась реконструкция (если что и функционирует в городе, то только потому, что не было разрушено), Джэй-Джэй изрекает следующее: "С самого начала мы должны делать все правильно. Если мы будем делать все неправильно, все пойдет очень неправильно, поэтому мы все должны делать медленно, но правильно. В любом случае это не будет похоже на Чечню". В ответ я замечаю, что это точно ни на что уже не похоже.
Попытки организовать собственную иракскую полицию натыкаются на полное недоверие американцев к местному населению. Вот уже второй месяц толпятся у полицейских участков заново сформированные иракские полицейские силы, требуя оружия (как без него появиться на улице?), автомобилей (как в Багдаде без транспорта?) и зарплат (на что будут жить наши семьи?). Я посетил один из таких участков в багдадском районе Ас-Салихийя - здесь все дела отданы на откуп американскому чернокожему сержанту Джону из штата Огайо и рядовому Тому из Пенсильвании. Джон занимается "расследованиями" - перед ним на столе лежит большая стопка бумаг, исписанных арабской вязью. Он пристально вглядывается в нее, но, похоже, даже приставленный к нему переводчик не способен помочь ему разобраться в этих завалах. Джон дружелюбен, но несколько растерян от частых визитов прессы. При мне он дает интервью канадскому радиожурналисту. Тем временем я спрашиваю толпящихся у его кабинета иракских полицейских о том, что, собственно, происходит и чем занимается Джон. Они хором начинают изливать душу: "Да ничего он не делает, гоняет только адъютанта за пивом - дела не рассматриваются, ничего не происходит. Ровным счетом ничего - и так уже два месяца". Мы выходим с канадским журналистом Дэном из участка. Я спрашиваю его, почему, как он думает, американцы оказываются такими неэффективными. Дэн пожимает плечами: "Может быть, они еще не научились вести Третью мировую войну...".
Строгий английский порядок
"Англичане матюгаются как извозчики - они строчат своими 'факами' как из пулемета. Они агрессивны и хотят войны. У них в продовольственном пайке съедобны только чай и крекеры. Остальное - просто дерьмо", - делится со мной своими впечатлениями от общения с союзниками американский рядовой Тим. Услышав в десятый раз от самих багдадцев, что у англичан на юге полный порядок, я отправляюсь на юг. В Багдаде англичане чуть ли не притча во языцех: они якобы не проводят унизительных обысков, на улицах Басры царит образцовый порядок, иракской полиции позволено носить оружие, полностью восстановлены водоснабжение и линии электропередачи. В общем, хорошо там, где нас нет. Не знаю, откуда берутся эти мифы, не причиной ли тому британский колониальный опыт в Ираке, который еще не забыт самими иракцами?
У английской дивизии "Крысы пустыни" свои, независимые от американцев зоны ответственности. Она дислоцирована в трех южных провинциях - Басре, Эн-Насирии и Эль-Амаре. Высокая влажность и невыносимая жара в сорок с лишним градусов при периодическом отсутствии воды и электричества - вот что такое сегодня портовая Басра. Средь бела дня басрийцы беззастенчиво покупают оружие на многочисленных черных рынках и тут же проверяют его, выстреливая залпами в воздух. Металлический завод в пригороде кормит всю рабочую окраину: иракцы тоннами крадут стальные заготовки, свозят их на ослах и лошадях к своим мастерским, распиливают и отправляют караванами грузовиков на север: курдам на продажу.
По традиции захожу в полицейский участок самого многочисленного шиитского квартала Басры - Эль-Хайяния. Здесь идет то ли допрос, то ли избиение уже и без того избитого бродяги. Английского офицера пока нет - зато на его месте переводчик: у него глаза пройдохи и пьяницы. Знакомлюсь с иракским офицером полиции Ахмадом - он в отличие от своих багдадских коллег носит в кобуре пистолет. Начинаю расспрашивать его об обстановке в городе - на пятнадцатой минуте разговора он вдруг спрашивает меня: "Хочешь скажу тебе все искренне, что я думаю? Мы ловим пятнадцать-двадцать преступников в день и передаем их англичанам. Они смотрят на них и тут же отпускают. Спрашивается, зачем мы тогда вообще здесь нужны? Я никогда раньше не видел англичан. Я думал, что они - воплощение порядка и пунктуальности. Ничего подобного! Они ничего не хотят делать! Ничего! Они не дали нам ни одной машины - ту, которая принадлежала участку до войны, используют для своих нужд. Они поставили баасистов на все ключевые позиции - им все равно, преступники это или нет. У меня начинает складываться ощущение, что они заинтересованы в беспорядках". После этого разговора я выхожу из участка и встречаю молоденького английского офицера, который поставлен заведовать этим участком - ему не больше двадцати лет. Передаю ему в общих чертах содержание беседы с Ахмадом и слышу в ответ до боли знакомое: "Мы с самого начала должны делать все правильно - медленно и правильно. It takes time".
Ночью над Басрой продолжают раздаваться автоматные очереди. Весь жилой шиитский квартал гудит как улей. Вдалеке в ночи горит огромный костер и мелькают чьи-то шальные тени. Ежедневно здесь убивают бывших баасистов, потом родственники убитых убивают тех, кто убил их родственников, и так бесконечно крутится кровавое иракское колесо насилия. Мы сидим под звездным небом на крыше дома наших знакомых Али и Хейдара в Басре. Они рассказывают: "Как видишь, здесь небезопасно. Наши шейхи обратились к англичанам с предложением создать собственные силы правопорядка. Нас тут живет больше миллиона - достаточно выбрать сто человек и дать им право носить оружие. Мы сказали, что предоставим фотографии и имена всех добровольцев. Если кто стрельнет в вас, мы сами сможем узнать, кто это сделал, и наказать. Получили категорический отказ. Почему - нам непонятно. Мы только и слышим от них: 'В Басре на пятьдесят процентов восстановлена подача воды и электричества'. Действительно, они, как вошли в город, сразу попытались отремонтировать сети. А сейчас их уже ничего не волнует: им достаточно, что на их военных базах есть все самое необходимое - эти самые пятьдесят процентов".
В самом южном порту Ирака, Умм-Касре, жизнь замерла. У портовых рабочих уже два месяца нет работы. Дислоцированные здесь американские и британские войска занимаются лишь разгрузкой коробок с питьевой водой. Спрашиваю шотландского прапорщика из "Крыс пустыни", сколько месяцев он уже в Ираке. Из его скороговорки с трудом понимаю, что он принимал участие в сражение за Басру. Живо интересуюсь, каково там было. В ответ вперемежку с "факами" получаю: "О, война - это было легко. Самое тяжелое только начинается...".
В десять часов утра я посещаю головной офис CPA на юге. Пресс-секретарь английских войск Питер Дарлинг сразу же затаивает на меня обиду. Мои впечатления о ситуации в Басре он принимает близко к сердцу: "Вы чувствуете себя здесь небезопасно? Я живу здесь более шести недель и не слышал ни одного выстрела". Я парирую: "Я ночевал здесь только одну ночь и слышал их с десяток". Питер недоволен: "Послушайте, это не наше общество и не наша страна. Она была когда-то нашей, но это было давно. Все, что мы можем, - это помочь им восстановить инфраструктуру, начать добывать нефть, подать электричество и воду. Мы охраняем всю нефтяную инфраструктуру на юге, разминируем минные поля. Мы не успеваем отремонтировать электропроводку, как иракцы тут же похищают ее на медь. Сейчас нас прежде всего волнуют проблемы безопасности. Вы хотите безопасности или восстановления? Вы хотите того и другого? Вам нужно электричество? Вам нужна вода? Вам нужны госпитали? Вам нужны свободные выборы? Не правда ли, длинный список? Так с чего начать? Наверное, с безопасности? Если вы хотите что-то построить, вам прежде всего нужна легитимная власть, которая вправе указать, где, что и за сколько нужно строить. Достаточно сказать, что пока у нас не будет полной информации о землепользовании, мы не сможем возвести здесь ни одного объекта. Иракцы сами должны всем этим заняться - мы здесь не вечны. Мы скоро уйдем".
Отсрочка для джихада
То, что будет происходить в священном для всех шиитов Эн-Наджафе - месте, где похоронен зять пророка Мухаммада и четвертый правоверный халиф имам Али, - определит будущее Ирака. В Эн-Наджафе кипят средневековые страсти. Именно здесь сразу после падения режима был зарезан вернувшийся из Лондона богослов Абдель Маджид аль-Хоей, который неоднократно встречался с Тони Блэром (его убили, потому что он гарантировал безопасность главе священной мечети, который был назначен в свое время на это пост Саддамом. Сначала был убит гарант безопасности аль-Хоей, потом сам виновник конфликта). Этот город всегда был крепким орешком для павшего режима. Сегодня религиозные авторитеты Эн-Наджафа, которые ведут между собой бесконечный спор о том, должны ли они ограничиться только религиозной властью над верующими или вправе взять на себя еще и решение всех политических вопросов, - головная боль временной американской администрации.
В руках у имамов не только ключ ко всему югу Ирака и безоговорочный контроль над шиитским большинством (от 60 до 70% населения страны). Достаточно лишь одной призывающей к джихаду против оккупантов фетвы, которую может издать Хауза ильмийя (сеть религиозных школ в Эн-Наджафе), чтобы превратить жизнь американских солдат в Ираке в сущий ад. Пока улемы молчат, и это еще больше настораживает все остальные политические силы в стране. Религиозное напряжение в городе небывалое, американцев здесь ненавидят, но павший режим ненавидят куда сильнее. Саддам причинил шиитам слишком много зла. Сегодня по всему югу находят массовые захоронения жертв шиитского восстания 1991 года - того самого, которое не поддержали коалиционные войска после завершения операции "Буря в пустыне". Мы посетили одно из таких захоронений недалеко от города Хилла в местечке Махавиль. Здесь найдены останки 15 тысяч человек: 12 лет назад их хватали прямо на улицах города и казнили просто для устрашения. Владелец этого земельного участка шейх Мухаммад Джавад Анейфес получал за каждого расстрелянного две тысячи динаров. После многочисленных жалоб американцы арестовали его, но потом дали машину и отпустили на все четыре стороны - шейх немедленно укрылся у суннитских племен в Рамади.
Тот факт, что в сводках новостей еще не слышно о нападениях на американцев на юге Ирака, - плод дальновидности шиитских улемов. Они - великие стратеги. В то время как суннитские авторитеты уже вовсю призывают к всенародному джихаду, шиитские правоведы говорят о джихаде политическом. На пятничных молитвах они предпочитают произносить дежурные фразы о сионистской угрозе, предупреждать о подозрительном мясе, которое появилось на местных рынках, - по всей видимости, от животных, убитых не по шариату; о том, что каждый вправе хранить у себя дома один автомат или одну винтовку - для самозащиты. И это все. Самый авторитетный улем юга сегодня - вернувшийся из Ирана глава Высшего совета исламской революции в Ираке ас-сайид Мухаммад Бакер аль-Хаким. На одной из молитв он стал впереди всех улемов - знак признаваемого всеми лидерства. Аль-Хаким - сторонник концепции "вилает аль-факих" (абсолютного правления богослова), то есть выступает за передачу религиозным авторитетам всей полноты политической власти в стране. Он следует учению ненавистного американцам духовного лидера иранской революции имама Хомейни. Для оккупационных властей это скверные новости. "Мы сейчас работаем на политическом уровне среди простых людей с целью освободить Ирак от оккупационных сил. Иракское правительство должно быть избрано самим народом - в этом наша цель", - заявил "Эксперту" Мухаммад Бакер аль-Хаким.
Его стратегия изощренна и одновременно проста - он не будет участвовать в делах политического совета, в который должны войти ведущие иракские политики (Масуд Барзани, Джалял Талабани, Аднан Пачачи и другие). Вместо него от имени Высшего совета исламской революции все переговоры ведет его брат Абдель Азиз аль-Хаким, который наверняка войдет в состав временной администрации. Выражаясь языком шиитских религиозных мистиков, первый - "скрытый" (батын), второй - "явный" (захир). Главная цель - без лишнего шума обеспечить все необходимые политические условия для проведения свободных выборов, о которых на каждом углу твердят американцы. Как известно, на выборах побеждает большинство, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это большинство будет шиитским и что давнишняя мечта шиитского духовенства Эн-Наджафа о создании собственного исламского государства в Ираке может стать реальностью. Толпы иранцев, которые бродят сегодня по этому священному городу в религиозном экстазе, - первый и самый явный симптом происходящих тектонических политических перемен на юге Ирака. Здесь видно невооруженным глазом - самой мощной политической организацией всего юга является именно Высший совет исламской революции. Как сказал мне один из студентов Хаузы ас-сайед Хаттаб, "нам осталось поработать всего несколько лет, чтобы полностью осмыслить концепт исламской революции в Ираке. Фетва о джихаде появится в тот самый момент, когда наша сила будет соответствовать их силе".
Тикритские граффити
"Стыдно вам, продавшим Саддама за доллары!", "Федаины - собаки Саддама" - эти надписи на стенах Тикрита, в нескольких километрах от которого в деревушке Эль-Ауджа родился диктатор, - свидетельствуют о расколе в местном городском сообществе. Город, который был всегда верхушкой "суннитского треугольника" и служил надежной опорой режиму, сдался войскам коалиции без боя. Но американцы вошли сюда лишь через две недели после падения Багдада, предварительно заключив договор о ненападении с городскими старейшинами. В те дни Тикрит походил на город-призрак: ни тебе цветов, ни приветственных криков освободителям - одни пустые улицы. Памятники и портреты Саддама в городе разрушали и замазывали краской американцы. Но дворцовый комплекс диктатора на берегах Тигра разбит и разграблен самими иракцами - на белых стенах шикарных дворцов надписей, как на дюжине рейхстагов. "Да здравствует южане! Герои они - а не выходцы из Тикрита!", "Бай-бай, Саддам!", "Буш - самый великий человек!", "Вечность только у одного Аллаха", "Да здравствует Саддам! Долой Америку!", "Саддам - собака", "Где ты, Саддам? Буш тебя поимел!", "Саддам украл деньги у народа!".
"Я вам прямо скажу - в Тикрите зреет сопротивление, скоро здесь американцам дадут прикурить. Сегодня они едва переносят жару - у них голова уже кругом идет. А тут еще иракские офицеры два месяца сидят без денег. Куда им податься? Скоро они возьмут в руки оружие, и Саддам здесь уже ни при чем", - говорит мне владелец мастерской по ремонту старых телевизоров Абдель Карим. Он еще не забыл русского языка (учился в семидесятых в Донецке) и пытается извлечь из памяти несколько заветных слов. Именно сюда - к себе на родину - хлынули и бывшие баасисты, и спецслужбисты режима. В Багдаде после этого массового исхода остались пустовать целые жилые кварталы. К нескольким десяткам политических движений и партий Ирака теперь добавилась еще одна - тайная баасистская группа "Центральное командование по сопротивлению и освобождению".
Родина Саддама, как и сам Ирак, кажется сегодня одной большой западней для коалиционных войск. Деревня, где родился диктатор, ощетинилась и зажила тихой неприметной жизнью. По рассказам иракцев, прогулки по Эль-Аудже раньше напоминали путь на эшафот - достаточно было в разговоре назвать диктатора по имени, а не "господином президентом", чтобы в прямом смысле слова потерять голову. Теперь и того хуже: что происходит в головах деревенских жителей, многие из которых находятся с Саддамом в прямом родстве, одному Аллаху известно. Мы промчались по деревне на машине, не снижая скорости, - все это время наш водитель лихорадочно поглядывал по сторонам и повторял, что пора бы отправляться в Багдад, а то никак не успеть до наступления темноты. Здесь очень тихо, безлюдно и неспокойно. Воспаленное воображение иракцев рисует мрачные картины ночных прогулок свергнутого диктатора со всей свитой по окраинам Эль-Ауджи. Саддам все еще жаждет реванша и мести. Но время его ушло.
На счет грабежей производимых солдатами США и союзниками.
Не раз сообщалось о отнятие денег у населения Ирака, суммы назывались как просто крупные или конкретные цифры в миллионах долларов. Предлог, награблено у трудового народа Ирака, эти деньги могут использоваться для оплаты терактов против окупантов.
Были ли сообщения о возврате денег иракцам, типа ошиблись получите обратно?