Центр Аравийского полуострова занимает обширное плоскогорье Наджд (более правильное название - Неджд - прим. запостившего), представляющее собой один из самых унылых и негостеприимных пейзажей на планете. И хотя пустыня покрывает большую часть полуострова, Наджд, наверное, можно назвать пустыней из пустынь. Растительность здесь почти нулевая: зимой дуют ледяные ветры, летом - раскаленные. Жить в таком климате практически нет смысла, и эту местность проклял в свое время сам пророк Мохаммед, обитатель оазисов Хиджаза на западе.
Долгое время Наджд был почти безлюден, и лишь ближе к закату Османской империи здесь появились поселения. Их жители, бедуины, не имея доступа ни к какой реальной экономике, промышляли грабежом и бандитизмом, совершая налеты на караваны и оазисы.
В середине 30-х годов XVIII века сюда возвратился из долгих и обширных странствий местный уроженец Мохаммед ибн Абд аль-Ваххаб. О его предыдущей жизни нет никаких сведений, кроме того, что его отец был религиозным учителем. Согласно преданиям, Ваххаб, намереваясь стать купцом, посетил Басру, Багдад и Дамаск, побывал в Курдистане, Иране и Индии. Роскошь и культурная пестрота этих мест, еще не тронутых позднейшим упадком, наполнила его сердце не восхищением, а злобой и ненавистью. Домой Ваххаб возвратился с вооруженной свитой чернокожих рабов и объявил о намерении коренным образом реформировать ислам, привести его в соответствие принципам идеологической чистоты, какими они представлялись его иссушенному пустыней рассудку. Свою доктрину он изложил в книге под претенциозным названием "В защиту единобожия".
Так начался кровавый поход, который сегодня сотрясает устои цивилизации во всем мире.
Влиянию реформ Ваххаба в современном мире, о масштабах которого мы до недавнего времени не имели понятия, посвящена недавно опубликованная книга американского журналиста и ученого Стивена Шварца "Два лика ислама". Рецензенты отмечают широту эрудиции автора и глубину освещения одной из важнейших для нас сторон современного ислама. Судя по всему, это - первая книга в таком роде, которая не только излагает историю ваххабизма, но и пытается дать развернутую картину деятельности его современных приверженцев. При этом, на мой взгляд, книга Шварца не лишена серьезных недостатков, которых многие из рецензентов не замечают.
Доктринальные принципы Ваххаба, если излагать их вкратце, мало о чем говорят человеку, не знакомому с тонкостями ислама, но история их внедрения крайне поучительна. Новоявленный реформатор выступил против широко распространенного в исламе обычая почитания усопших и святых, включая самого пророка Мохаммеда и его так называемых "соратников и помощников". В связи с этим он наложил запрет на молитву о заступничестве, подобную христианской молитве, обращенной к святым. Сам Коран отныне было предписано понимать исключительно буквально, а любые попытки толкования считать вероотступничеством.
Многие на Западе, будучи введены в заблуждение поверхностными параллелями, сочли ваххабизм чем-то вроде аналога Лютеровой Реформации в исламе и даже приветствовали новые реформы, причем это мнение, как ни поразительно, бытовало до самого последнего времени. Вот как пишет об этом Стивен Шварц.
"К сожалению, большинство западных специалистов по исламу приняли за чистую монету заявления ваххабитов о том, что они представляют собой движение реформ, якобы противостоящее упадку традиционного ислама. Поскольку ваххабиты отвергают нарочитую духовность, во многом подобно тому, как протестанты питали отвращение к культу святых в римской церкви, западные наблюдатели видели в этом движении аналог христианской Реформации. Так, американский журналист Томас Липман в книге, приобретшей широкую популярность, провозглашает, что ваххабизм оказал "целительное и стимулирующее влияние на весь ислам, как Реформация на христианство". Мы все помним штамп, согласно которому террорист в глазах одного человека - это борец за свободу в глазах другого, но мы забываем универсальный урок религиозного фундаментализма: реформист в глазах одного может обернуться в глазах другого кровожадным фанатиком".
Напомню, что Лютер провозгласил приоритет веры над обрядом, в то время как Ваххаб объявил обряд главным и единственным атрибутом мусульманской религиозности. И если реформы Лютера поставили в центр вселенной индивида, то ваххабиты отвели ему полностью подчиненное положение. Более того, Ваххаб фактически объявил всех других мусульман вероотступниками и потребовал, чтобы все они поголовно вновь приняли веру, повторив традиционную формулу обращения: "Нет бога кроме Б-га, и Мохаммед - пророк его". Одним из особых предметов ненависти реформатора было искусство, в первую очередь - музыка, которая отныне подверглась абсолютному запрету. Все книги, включая богословское наследие многовековой истории, были объявлены лишними, поскольку уже есть Коран.
Ваххаб провозгласил себя главой мирового ислама, чуть ли не ровней пророку. Исторический ислам, при всей обширности его завоеваний, всегда отвергал насильственное обращение в веру. Но у ваххабитов не было шанса распространить свой свирепый культ иначе, как посредством кровопролития. А поскольку соплеменники Ваххаба отнеслись к его миссии с большим недоверием, он заручился силовой поддержкой, женившись на женщине из дома Аль-Сауд, мелких князьков из соседнего селения Дария. Как показывает история, этот брачный союз оказался для ваххабизма судьбоносным.
Аль-Сауд и Ваххаб стали распространять свой символ веры путем меча, объявив "джихад", то есть священную войну, практически всему реальному исламу. Разгромив ближайшие поселения, они двинулись дальше, к Хиджазу и территориям современных Сирии и Ирака. Везде их приход сопровождался массовыми зверствами и изнасилованиями, уничтожением религиозных памятников, мечетей и могил святых, сожжением книг. Захватив большую часть Аравийского полуострова, они в начале XIX столетия совершили налет на Карбалу, где разорили и разграбили шиитскую святыню - могилу внука пророка Хуссейна.
Представители мусульманского духовенства Османской империи провозгласили "фетву", официальный религиозный эдикт, поставив Ваххаба и его саудовских приспешников вне закона. Но реальную силу этой бандитской империи удалось противопоставить лишь в 1812 году, когда правитель Египта Мохаммед Али Паша двинул войска в Аравию. После этого какое-то время казалось, что вспышке кровавого фанатизма положен конец и что она останется лишь мрачным эпизодом в истории ислама.
Но в начале XX столетия к власти в Дарии пришел новый молодой и энергичный правитель, чье полное имя в одно дыхание не произнести. Впрочем, в историю он вошел под более коротким: Ибн-Сауд. С самого начала, предвосхищая методы нацистов и большевиков, Ибн-Сауд организовал ваххабитов в своеобразные штурмовые отряды - так называемое "Братство", "Ихван". Кровавый поход возобновился.
"Мохаммед вывел арабов из пустыни и, посредством ислама, обеспечил им великую судьбу в мире. Теперь же "Ихван", чья психология коренилась в подозрительности сельского жителя по отношению к внешнему миру, принялся толкать арабов полуострова, а затем и мусульман всего мира, в пропасть, из которой вышел сам "Ихван" и из которой, в конечном счете, был только один выход: смерть в "джихаде" и обретение рая".
Эта цепь бандитских набегов и стратегических затиший продолжалась более 20 лет. В конечном счете, Ибн-Сауду удалось захватить почти всю территорию полуострова и свергнуть своего главного соперника, короля Хиджаза Хуссейна. Он взял и разорил священные для всех мусульман города, Мекку и Медину, снес исторические памятники, сжег библиотеки, сравнял с землей кладбища с могилами соратников и помощников, в том числе любимой жены пророка Хадиджи, и уничтожил дом самого Мохаммеда. В 1932 году он основал династию и провозгласил новое государство - пожалуй, первое в истории, которое правитель назвал собственным именем, Саудовскую Аравию.
Кровавые деяния Ибн-Сауда, Ваххаба и всей этой династии фанатиков и разбойников, скорее всего, остались бы заметками на полях истории, если бы не два существенных фактора. Одним была цепь катастрофических ошибок союзных держав, расчленявших Османскую империю после победы в Первой мировой войне. Другим и, пожалуй, решающим, явилось открытие на Аравийском полуострове огромных месторождений нефти.
Великобритания, которая долгое время была чем-то вроде гаранта целостности Османской империи в качестве противовеса имперским притязаниям России, изменила свое отношение к ней, когда олигархический режим так называемых младотурок вступил в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии. Было решено ударить по враждебному союзу с тыла, подняв восстание арабов под духовным предводительством "шерифа" Хиджаза Хусейна. Значение этого титула двойственное: во-первых, так называют прямых потомков пророка; во-вторых, так именовали правителя Мекки и Медины, который назначался османским правительством и главной обязанностью которого была ежегодная организация "хаджа" - паломничества мусульман в святые места.
Шериф Хуссейн оказался совершенно непригодным для англичан ставленником - это был хотя и честолюбивый, но не слишком решительный и дальновидный человек. Пустынные подвиги арабов, описанные в известных мемуарах "Лоуренса Аравийского" "Семь столпов мудрости", почти целиком остаются на совести самого Лоуренса. Ибн-Сауд оказался не в пример поворотливее, преследуя исключительно собственные династические и сектантские интересы, и при этом умудрился сохранить к себе расположение британских покровителей. А уж когда забила фонтаном нефть, дружба только окрепла, хотя в скором времени англичан потеснили американцы.
Другая ошибка Великобритании состояла в том, что она замахнулась, ни мало ни много, на все арабские территории побежденной империи, но поскольку не имела средств на поддержание там порядка, в скором времени бросила наспех созданные лоскутные государства на произвол судьбы и бездарных правителей. Так было расчищено поле действия для саудовского тоталитаризма с его тоталитарной доктриной и мешками денег.
О тоталитарном характере мировой исламской диктатуры Саудовской Аравии Стивен Шварц упоминает не раз, приводя ряд довольно эффектных сравнений.
"У ваххабизма, сталинизма и нацизма есть еще одна неявная общая сторона. Все они прививают своим последователям ментальность "двух миров", то есть двух совершенно отдельных реальностей внутри человеческого общества. При коммунистах это были "империалистический лагерь" и "лагерь мира и социализма". Такое разделение мира легло в основу холодной войны. Ваххабиты видели мир аналогичным образом. Они добивались того, чтобы "умма" (то есть мировая мусульманская община) была самодостаточной, без каких-либо внешних отношений... Таким образом, они раскололи планету на "дом войны" и "дом мира", или "дом ислама", как коммунисты делили его на две сферы, капиталистическую и социалистическую. Такое разделение мира было закреплено в исламе, когда мусульмане в обычном порядке изгонялись из немусульманских стран или находились под запретом, то есть когда они не могли открыто молиться, а исламу запрещено было учить... Но ваххабиты сделали его постоянным элементом веры в соответствии со своим свирепым сепаратизмом..."
Впрочем, настало время поговорить о другой стороне ислама - напомню, что книга Шварца называется "Два лика ислама". В качестве полюса света, который он противопоставляет саудовскому "исламонацизму", Шварц выделяет культурно-историческую роль Османской империи, крах которой привел, на его взгляд, к катастрофе, и религиозное мировоззрение суфизма - разрозненных мистических школ, типичных для традиционного ислама.
Движение суфизма существует, по крайней мере, с VII века нашей эры, и у его истоков, как ни странно, стоит женщина по имени Рабия. Вначале это была аскетическая практика, которая вскоре пополнилась комплексом духовно-медитативных упражнений и превратилась в путь мистического единения с Б-гом, как правило, в атмосфере тесных отношений с учителем, шейхом, главой школы или суфийского ордена. Это течение, расцвет которого совпал с культурным пиком исламской цивилизации, дало миру блистательную плеяду поэтов и мистиков, таких, как Аль-Араби и Руми, а также ученых и философов. Поскольку внутренний путь просветления всегда был для суфиев неизмеримо важнее внешней обрядовой стороны, этой стороной сплошь и рядом сознательно пренебрегали, вплоть до того, что члены ордена "бекташи", знаменитые "вертящиеся дервиши" Османской империи, позволяли себе пить алкоголь.
Притом, что классическому исламу была свойственна неслыханная для тогдашнего христианского мира веротерпимость, суфии в этом отношении не имели себе равных. Классики суфийского движения с глубоким уважением относились к христианству и иудаизму, а некоторые из них полагали, что все религии в своей основе едины и сливаются в точке мистического экстаза. Этот экстаз в каждой школе суфизма достигался путем особого комплекса медитаций и упражнений и известен под общим названием "дхикр" - это слово в видоизмененном виде наверняка знакомо многим, потому что известный круговой танец чеченцев "зикр" - тоже вид суфийской медитации, хотя российское телевидение любит демонстрировать его как свидетельство безнадежной дикости кавказцев.
В Османской империи многообразие и свобода деятельности суфийских орденов была беспрецедентной. Хотя султан носил титул халифа и в этом качестве считался духовным главой всех мусульман мира, он никогда не вмешивался в реальную практику религии, а его, по сегодняшнему выражению, элитные войска, янычары, традиционно поддерживали тесные связи с орденом "бекташи".
Такая веротерпимость суфиев вовсе не означала безразличия с их стороны к судьбе ислама, о чем свидетельствует уже само преобладание дервишей в среде янычар. Суфии всегда были в первых рядах защитников и проповедников веры, и именно они в XVIII веке впервые принесли ислам на Кавказ.
Читая книгу Стивена Шварца, поначалу не удивляешься его горячей симпатии к суфизму. Именно суфизм с его свободой обрядовой практики с самого начала стал главной мишенью зверств ваххабитов, потому что противостоял всем их иссушающим и начетническим принципам. Репрессии, направленные против суфиев, были самыми жестокими и приобрели особый размах после падения Османской империи, хранившей их свободу.
Но эти симпатии Шварца, как мне кажется, несколько зашкаливают, и этому зашкаливанию я могу подобрать возможное объяснение. Мне кажется, хотя другие рецензенты этого не заметили, что Стивен Шварц, долгое время тесно общавшийся с суфийскими духовными вождями на Балканах и в США, в конечном счете, сам обратился в суфизм, принял так называемую "инициацию". В списке благодарностей, приведенном в заключении книги, он особо выделяет живущего в США шейха ордена "накшбанди" Мохаммеда Хишама Каббани, говоря о нем как о возлюбленном учителе и друге, "чья дружба освободила мое сердце, да пребудет на нем всегда благословение милостивого Аллаха". Не знаю, была ли эта предполагаемая инициация сопряжена с прямым обращением в ислам - в суфизме даже это допускает варианты. Но такая скрытая перспектива искажает историческое восприятие и приводит к довольно странным оценкам событий и личностей.
Так, фигура иранского айятоллы Хомейни, впервые открывшего Западу глаза на угрозу исламского фундаментализма, в описании Шварца выглядит почти безобидной. Хомейни, конечно же, был представителем шиитской ветви ислама, предмета особой ненависти ваххабитов. Кроме того, Хомейни с почтением относился к классикам суфизма и даже писал в свое время стихи с комплиментами в их адрес. Шварц справедливо утверждает, что шиитский вариант фундаментализма, вопреки опасениям Запада, никогда не мог стать экспортным в исламском мире, где все больше преобладает ваххабизм. Но это вовсе не лишило его способности быть вдохновляющим примером, а практика самопожертвования ради религии, достигшая сегодня эпидемических масштабов, введена именно шиитами, а не последователями Ваххаба.
Другая любопытная черта книги Шварца - резко противоположное отношение к двум довольно сходным авторитарным светским государствам - Турции Кемаля Ататюрка и Египту Гамаля Абделя Насера. К первому он не скрывает своей ненависти, а ко второму относится весьма снисходительно. Все становится на свои места, если вспомнить, что Ататюрк запретил суфизм, а Насер, боровшийся с фундаментализмом ваххабитского толка, суфиев не трогал.
Россия на протяжении своей истории тоже сыграла огромную и далеко не положительную роль в кризисе ислама. Ее первые набеги в XVIII веке на Кавказ, недавно обращенный в суфийскую разновидность ислама, породили легендарную фигуру сопротивления, шейха Мансура, в конечном счете, сосланного на Соловки. Легендарность заключается в том, что этот суфийский лидер был, по некоторым сведениям, обращенным в ислам итальянским священником-францисканцем, хотя сами суфии утверждают, что это был чеченец по имени Ушурма. Знаменитый имам Шамиль тоже был дервиш, из ордена "накшбанди". Вековая борьба России с исламом на Кавказе, на Балканах и в Средней Азии была фактически войной с суфизмом, его рьяно искореняли и при советской власти - не слишком удачно, как свидетельствует сохранение "зикра" среди вайнахов. Тем не менее вековые усилия приносят свои плоды, суфизм отступает, и на его место просачивается ваххабизм. Показательно, что в свое время Ибн-Сауд одним из первых установил дипломатические отношения с Советским Союзом, несмотря на закрепившуюся за Россией репутацию смертельного врага ислама.
Афганистан, по словам Стивена Шварца, обернулся катастрофой для ислама, прежде всего, по вине Советского Союза, но также и Соединенных Штатов, которые, не разобравшись в ситуации, фактически отдали страну под власть экстремистского культа талибов, родственного ваххабитам и нашедшего у них покровительство.
Заключительные страницы книги Стивена Шварца - одни из самых мрачных. По его словам, тоталитарный культ ненависти, пропагандируемый и финансируемый из Эр-Рияда, сегодня распространился по всей планете и присвоил себе право говорить от лица всего ислама. Он первенствует практически во всех мусульманских организациях США. Что же касается России и Средней Азии, трудно найти место без мечети, построенной на саудовские деньги, а вместе с ней обычно приходят имам из ваххабитского "медресе" и проповедь нетерпимости.
Исторически ислам действительно имел два обличия, но сегодня, во многом благодаря нашей собственной жестокости и глупости, мы видим одно: лицо ненависти, и от него не скрыться. Чудовище Франкенштейна обрело свободу и обернулось против своего фактического создателя.