Дзе-дзе некие мысли о моральном факторе (можно как часть антирезуна)
Доброго здравия!
Может вернемся таки к обсуждению истории:
Предлагаю на рассмотрение некий отрывок собственного сочинения на тему "А моральный фактор Вы учитываете, нет не учитываете". К сожалению сноски не смогут отображаться:
В советской мемуарной и художественной литературе о войне, есть один примечательный момент – многие авторы пишут, что война стала для них неожиданностью (вот она пресловутая внезапность), хотя о том, что она будет, знали и к войне готовились чуть ли не с детства. Чтобы далеко не ходить, приведем цитату из тех же «Живых и мертвых»:
«Казалось бы, все давно ждали войны, и все-таки в последнюю минуту она обрушилась как снег на голову; очевидно, вполне подготовиться к такому огромному несчастью вообще невозможно» .
Из современных авторов только ревизионист Резун обратил внимание на этот факт и немедленно превратно истолковал его в своих сочинениях. Однако, противоречие действительно имеет место быть. Для того чтобы его понять, вспомним, какие представления о будущей войне бытовали в советском обществе в предвоенное время. В массах, особенно среди молодого поколения, господствовало представление о грядущей войне, как войне прежде всего классовой, революционной. Противника рассматривали именно с этой точки зрения – как противника идеологического, отсюда такие названия врагов как белофинны и белополяки . Поэтому солдатах империалистических держав видели прежде всего «братьев по классу», нуждающихся в освобождении, причем более того, ждущих его. Именно в таком духе выдержан популярный в те годы роман Николая Шпанова «Первый удар», именно поэтому в Красной армии были не «солдаты и офицеры», а «красноармейцы и командиры» . В соответствие с этой парадигмой война должна была быть недолгой и проходить «малой кровью и на чужой территории». «Один из танкистов поинтересовался германским пролетариатом — не восстал ли он против фашизма. Горячо спорили о сроках войны. Над тем, кто сказал “полгода”, посмеялись, обозвали маловером» (Это из Попеля "В тяжкую пору разговор в первый день войны)
«Конечно, спорили о судьбе Германии, о том, как скоро немецкий рабочий класс свергнет Гитлера; о том, как быстро в случае нападения Германии на Советский Союз немецкие солдаты – «рабочие и крестьяне в солдатских шинелях» - повернут оружие против своих классовых врагов. Да, именно как быстро, а не вообще – повернут или нет. Спорили об этом даже в июне и июле 1941 года (выделено мной – А.М.)» . (а это уже Безыменский).
Таким образом, советское общество предвоенного периода оказалось не готово к той войне, которая началась в 1941-м к войне национальной . Именно характер начавшейся войны и был главной неожиданностью для многих и очень многих советских людей.
Одним из тех, кто первым понял, что эта война несет национальный характер был Сталин. Представляется, что произошедший в 1934 году поворот вождя к доктрине национал-большевизма , в которой Россия ставилась на первое место, а революция – на второе, был связан не в последнюю очередь с угрозой будущей войны. Именно поэтому, обращаясь к народу, в речи от 3-го июля 1941 года, когда стало ясно, что приграничное сражение проиграно и предстоит жестокая борьба в первую очередь за национальное выживание России, Сталин вслед, за привычными обращениями Товарищи! Граждане! Неожиданно говорит традиционное православное – Братья и сестры! А в самом обращении говорит об отечественном характере войны .
Алексей Мелия
> В массах, особенно среди молодого поколения, господствовало представление о грядущей войне, как войне прежде всего классовой, революционной. Противника рассматривали именно с этой точки зрения – как противника идеологического, отсюда такие названия врагов как белофинны и белополяки . Поэтому солдатах империалистических держав видели прежде всего «братьев по классу», нуждающихся в освобождении, причем более того, ждущих его. Именно в таком духе выдержан популярный в те годы роман Николая Шпанова «Первый удар», именно поэтому в Красной армии были не «солдаты и офицеры», а «красноармейцы и командиры» . В соответствие с этой парадигмой война должна была быть недолгой и проходить «малой кровью и на чужой территории».
Кстати военными классовая война понималась, как война со значительными боевыми действиями за фронтами воющих сторон. Восстания революционеров у них и восстания контрреволюционеров у нас. Соответственно и тематика в учебной литературе: организация вооруженного восстания в городе/сельской местности, подавление вооруженного восстания в городе/сельской местности.
>В массах, особенно среди молодого поколения, господствовало представление о грядущей войне, как войне прежде всего классовой, революционной. Противника рассматривали именно с этой точки зрения – как противника идеологического, отсюда такие названия врагов как белофинны и белополяки.
Финны (те, которые были настроены откровенно антироссийски/антисоветски) -- сами позиционировали себя как белую гвардию. Зато вот о "белорумынах" и "белояпонцах" я никогда не слышал.
В принципе, можно прнедположить, что приставка "бело-" прилагалась к враждебным государствам, когда-то бывшим частью России. Но как тогда быть с "белокитайцами"?
>Представляется, что произошедший в 1934 году поворот вождя к доктрине национал-большевизма , в которой Россия ставилась на первое место, а революция – на второе, был связан не в последнюю очередь с угрозой будущей войны.
Вопрос, конечно, интересный... А как быть со славянской вязью, которая (по аналогии с немецким готическим шрифтом) стала шрифтом официальных советских плакатов и знамен с первых месяцев советской власти? Апеллировать в авторитету императора Петра Великого ;-)) в советской прессе начали еще во времена войны с Польшей в 1920 году.
ИМХО, баланс "национализма-интернационализма" в советской политике и идеологии постоянно менялся, но присутствовал с самого начала.
А вообще тема интересная -- если разбирать ее не прибегая к лозунгам и штампам.