От Дмитрий Козырев
К Tallinec
Дата 24.06.2016 13:25:27
Рубрики WWII; ВВС;

Из Мемуаров Покрышкина

>В радиопередаче слушал интервью с историком, который рассказывал о том, что на советско-немецком фронте, во время ВОВ, у лётчиков с двух сторон было такое правило- выбросившегося с парашютом летчика не добивать с самолёта ни в воздухе, ни на земле. Скажите, были ли случаи нарушения этого правила?

Утром в числе многих звонков раздался и тот, какого мы ожидали. Кто-то глуховатым, едва слышным голосом сообщил, что летчик 16-го гвардейского полка Островский похоронен у станицы Кубанской. Его подбили вражеские "охотники", когда он возвращался домой. Островский выбросился из горящей машины на парашюте и был расстрелян "мессерами" в воздухе.

Узнав об этом, я места себе не мог найти. У меня даже в сознании не укладывалось, что можно поступить так с безоружным человеком. Сколько раз я, сбив "мессера", видел, как спускается на парашюте немецкий летчик. Но у меня и мысли не возникало уничтожить его в воздухе.

А они вон как с нашим братом поступают! Ну что ж, твердо решил я, теперь пусть и они не ждут от нас никакой пощады. Не будет ее!

...

Я сделал резкий переворот и сразу же оказался в гуще бомбардировщиков. Поймав в прицел ведущего, я дал по нему короткую очередь из всех пулеметов и пушки.

В одно мгновение передо мной возник огромный огненный шар. Взрыв поглотил "юнкерса". Стена огня неслась мне навстречу. Огромный обломок бомбардировщика пролетел совсем рядом.

Мой самолет по инерции врезался в пламя, его сильно тряхнуло, что-то ударило в обшивку, и, наконец, огонь остался позади. Я осмотрелся; слева и справа шли бомбардировщики. Один из них горел, видимо, его поразил взорвавшийся сосед.

Взял в прицел крайнего справа и дал очередь. Из крыла "юнкерса" вырвалась струя дыма. Он круто развернулся, свалился в пике и стал уходить. Я бросился вдогонку и второй очередью по левому мотору добил его.

Потом рванул свою машину вверх. Правее меня падал "юнкерc", подожженный парой Жердева. А чуть выше нас в небе висело несколько парашютистов — экипаж сбитого самолета.

"Вспомни Островского!" — подсказала мне память. Да, он, которого я любил, как сына, вот так же спускался тогда на парашюте. И фашисты безжалостно расстреляли его в воздухе. Не сдержав гнева, я надавил пальцами на гашетку.
От Claus
К Дмитрий Козырев (24.06.2016 13:25:27)
Дата 27.06.2016 16:54:05

Там другое показательно

>У меня даже в сознании не укладывалось, что можно поступить так с безоружным человеком.
Действие происходило в 1943, в середине войны.
И если у Покрышкина "в сознании не укладывалось" то в общем то понятно, что нормой такие действия не были.
От Дмитрий Козырев
К Claus (27.06.2016 16:54:05)
Дата 27.06.2016 17:01:39

Re: Там другое...

>то в общем то понятно, что нормой такие действия не были.

так и вопрос стоял "были ли случаи нарушения этого правила?" Т.е. по большому счету сначала следует озадачиться - существовало ли "правило" как правило?
ИМХО в большинстве тактических ситуаций гоняться за прыгнувшим летчиком неудобно, невыгодно и нецелесобразно.

В условиях группового боя, нужно выходить из боя, сопровождать горящую машину, терять высоту.
Над своей терриорией к тому же добивать летчика еще и нерационально, т.к. с большой вероятностью это ценный пленный-"язык".

В дальнейшем же сложившаяся практика мифологизируется.
От badger
К Дмитрий Козырев (24.06.2016 13:25:27)
Дата 27.06.2016 15:48:00

Имеет смысл уточнить, почему именно гибель Островского Покрышкина так задела

>Его подбили вражеские "охотники", когда он возвращался домой. Островский выбросился из горящей машины на парашюте и был расстрелян "мессерами" в воздухе.
>...
>Узнав об этом, я места себе не мог найти. У меня даже в сознании не укладывалось, что можно поступить так с безоружным человеком.


Вскоре на мою долю вновь выпала задача сопровождать две девятки Пе-2 в
район Мысхако. При определении группы меня настойчиво упрашивал взять на
боевое задание молодой летчик Николай Островский. Но в тот момент он еще
слабо был подготовлен к тяжелым схваткам, которые мы вели здесь.
Островский прибыл в наш полк осенью сорок второго года после окончания
авиашколы. Проверили его летную подготовку. Она была, мягко говоря,
невысока. Стали обучать молодого пилота. Учился он старательно. Однажды
увидел его плачущим, с письмом в руках.
- Островский, - спрашиваю, - что произошло?
Николай протянул мне письмо. В нем сообщалось, что его мать, отца, всех
братьев и сестер, оставшихся на оккупированной территории, гитлеровцы
расстреляли за связь с партизанами. Его боль передалась и мне.
- Вот фашистские выродки!.. Придет время, и мы за все рассчитаемся!
- Тяжело, товарищ командир. Никого из родных у меня теперь не осталось.
- Считай, Коля, теперь меня своим отцом. А ты теперь для меня родной
сын.

http://www.lib.ru/MEMUARY/1939-1945/AVIA/pokrysh.txt
От Cоbа70
К Дмитрий Козырев (24.06.2016 13:25:27)
Дата 26.06.2016 18:33:13

А его лётчики сбивали...

Ещё на И-16 винтом кто-то гонял по полю немецкую пехоту...
Типа отгонял немцев от севшего на вынужденную второй И-16, пару тройку голов срубил.
От Балтиец
К Cоbа70 (26.06.2016 18:33:13)
Дата 26.06.2016 19:28:14

Чьи летчики?

Покрышкина?
От Балтиец
К Дмитрий Козырев (24.06.2016 13:25:27)
Дата 24.06.2016 13:32:36

Из дневников К.М. Симонова

Вот что написал мне Квасов в своем письме после того, как увидел фильм «Живые и мертвые», напомнивший ему через много лет о событиях 30 июня 1941 года под Бобруйском:

«Наш 212-й отдельный дальний бомбардировочный авиационный полк, которым командовал тогда полковник, а ныне главный маршал авиации товарищ Голованов А. Е., получил боевой приказ: разрушить наведенные фашистами переправы через реку Березину, по которым они должны были переправлять свои наступающие танковые части с западного на восточный берег. 30 июня 1941 года в 17 часов 04 минуты мы на высоте 800 метров звеньями без прикрытия наших истребителей появились над переправами у г. Бобруйска и обрушили бомбовый груз на скопление фашистских танков у переправ. Небо было ясное. Я успел посмотреть на результаты своего бомбардирования. Отчетливо были видны сильные взрывы на самой переправе и в местах скопления вражеской техники. Наш самолет, пилотируемый лейтенантом Ищенко Николаем, был ведомым в звене командира эскадрильи лейтенанта Вдовина Виктора. Вдруг от взрывной волны наш самолет сильно бросило влево, в моей штурманской кабине повыскакивали все стекла, стрелок-радист, младший сержант Кузьмин, крикнул по самолетному переговорному устройству: «Самолет командира эскадрильи взорвался от прямого попадания зенитного снаряда».

Но и нам недолго пришлось продержаться в воздухе. Наш самолет был подожжен фашистским истребителем Ме-109. Стрелок-радист был убит в воздухе. Левая и правая плоскости были в пламени. Меня сильно придавило к сиденью. С большим трудом я повернул голову вправо и назад. Самолет пикировал и был неуправляем. В кабине командира экипажа не было. Как потом оказалось, его выбросило. Все это происходило в какие-то доли секунды. Я потянул на себя ручку нижнего люка и провалился вниз, под самолет. Неподалеку от земли я повис на парашюте. Мимо меня проносились трассы фашистских истребителей. Правая пола кожаного пальто у меня была пробита в трех местах — они расстреливали в воздухе тех, кто чудом остался жив.