От Нумер
К Вулкан
Дата 11.03.2015 21:49:56
Рубрики 11-19 век;

А почему бы не

Здравствуйте
>Приветствую!
>Вспоминается аналогия с пиратской Тортугой - примерная средняя доля пирата после удачного захвата составляла около 500 экю. На эти деньги можно было безбедно жить лет 20. Но в Европе. Вспомните - 2 экю (6 ливров) – затраты д’Артаньяна в Менге, в гостинице «Вольный мельник». Это бутылка вина, хороший обед и ночь в мотеле.

Что-то не просекаю. 250 дней в мотеле = "жить безбедно лет 20"?
Ну и вообще, а почему бы тогда пирату Питеру не валить с тортугашки в Европу сразу после удачного рейда?

АРБА, ВЕРБЛЮД и ИШАК НЕ УДОВЛЕТВОРЯЮТ ПОТРЕБНОСТЕЙ
От i17
К Нумер (11.03.2015 21:49:56)
Дата 12.03.2015 18:53:32

Re: А почему...

Ж. Блон:
"
Еще век спустя, вплоть до Великой французской революции, во многих французских портах Атлантического побережья и в городах на юго-западе страны можно было услышать рассказы стариков, унаследовавших от своих родителей или прародителей воспоминания о трех неделях, последовавших за возвращением на Черепаху экспедиции Олоне из Маракайбо. Содержатели портовых таверн, обосновавшиеся на Тортуге без году неделя, обогатились на всю жизнь. Простые кабатчики сделались крупными негоциантами, а дамы общительного нрава, смирившиеся уже со своим уделом, смогли оплатить путешествие из Вест-Индии во Францию, где зажили жизнью почтенных матрон.
Портовый квартал Бас-Тера превратился в бурлящий котел оргий и безумств. Ночи напролет гремела музыка, а под утро недвижные, словно трупы, тела упившихся рядами укладывали на пляже. Некоторые флибустьеры из самых кичливых заказали себе расшитые золотом и усыпанные каменьями камзолы – признак того, что в пиратском гнезде не было недостатка в искусных ремесленниках; вчерашние бродяги разгуливали, обмотав жилистые шеи жемчужными ожерельями и надев на каждый палец по массивному перстню.
Игра шла круглосуточно с умопомрачительными ставками: за какой-нибудь час целые состояния переходили из рук в руки; авантюристы, сев играть богачами, наутро оказывались в долговой кабале на несколько лет. Кажется, именно в эти три незабываемые недели на Тортуге в последний раз видели самого необузданного за всю историю флибустьерства игрока по прозвищу Дрейф.
За несколько лет до этого Дрейф получил свою долю от участия в удачном походе – пятьсот реалов. За полночи игры он спустил их. Дрейф стал бродить из таверны в таверну, бормоча:
– Брат, мне нужно сто пистолей.
Обращение «брат» означало своего рода сигнал SOS или клич «Наших бьют!» Сотня пистолей, быстро набранная, уплыла за несколько часов. Следующий раунд обхода кредиторов закончился столь же плачевно. Более того, чтобы расплатиться с долгами, Дрейф вынужден был тут же подрядиться в новый поход, причем добычу от него должен был получить уже не он, а приятель-заимодавец. Дрейфу повезло: он не только смог освободиться от долгов, но и вернулся на Тортугу с пятьюдесятью пистолями в кармане. Поставив их на кон, он очень быстро выиграл тысячу двести реалов.
– На сей раз – все, баста, ложусь в дрейф. Конец авантюрам, возвращаюсь во Францию.
Он прибыл на остров Барбуду, откуда суда часто уходили в Англию, и договорился о месте на борту. Корабль отплывал через шесть часов. Погрузив багаж, Дрейф зашел пропустить стаканчик в ближайшую таверну. Какая-то компания за столом только что кончила играть в кости.
– Кидать по мелочи неинтересно, – заметил один из сидевших, богатый купец-еврей, – да и шум мешает.Может, пойдем ко мне домой?
Человек угадал во взоре Дрейфа знакомый оттенок страсти.
– Но мой корабль отходит через несколько часов.
– Мы долго не задержимся.
Через короткое время Дрейф выиграл 12300 реалов.
– У меня нет больше наличности, – сказал торговец. – Но вот вексель на партию сахара – она уже погружена в порту. Ее стоимость – сто тысяч ливров. Продолжим игру.
Дрейф, которому в тот вечер в паруса дула сама госпожа Удача, позабыл о времени отплытия. К вечеру торговец распорядился принести еды и питья. Еще не пробило полночь, как Дрейф выиграл весь груз.
Торговец в ярости стукнул кулаком по столу и подписал еще один вексель:
– Это стоимость моей сахарной мельницы. Продолжим.
Мельница присоединилась к сахарному грузу: Дрейф продолжал выигрывать.
– Вот, – сказал еврей, – вексель на двадцать рабов. Продолжим.
Рабы разделили участь сахара и мельницы. Дрейф уже был владельцем солидного состояния. Торговец был разорен.
– Позвольте, я схожу за деньгами к одному приятелю. А вы пока подкрепитесь.
Слуги с почтением принялись ухаживать за неизвестным, которому, как они теперь знали, было суждено стать их новым хозяином. Они спросили дозволения задуть свечи, ибо уже наступило утро.
Торговец вернулся в возбужденном состоянии с холщовым мешком в руке. Развязав его, он высыпал на стол золотые монеты.
– Тысяча пятьсот якобинов! Если вы выиграете и их, мне останется лишь повеситься.
Он долго тряс кости в рожке и наконец выбросил их. Две шестерки.
– Сегодня вам не придется вешаться, – сказал Дрейф.
Три часа спустя он мог уже сам задавать себе вопрос, не должен ли он искать веревку: еврей отыграл назад все.
– Продолжим?
– Разумеется.
Слуги подали новые блюда. После полудня Дрейф проиграл и те тысячу двести ливров, что намеревался привезти в Европу, трость с золотым набалдашником и всю одежду.
– Одежду я вам оставлю, – сказал торговец. – Что вы намерены делать дальше?
– Возможно, пойду вешаться.
– Возвращайтесь лучше на Тортугу. Вот вам деньги на проезд. Или лучше я сам посажу вас на корабль.
Дрейф возвратился на Тортугу как раз вовремя, чтобы успеть на одно из судов, отходивших под началом Олоне в Маракайбо. Как и все участники, он возвратился из похода с полными карманами. Господин д'Ожерон заметил его в порту – история Дрейфа успела облететь пиратское гнездо. Губернатор, по выражению Эксмелина, неустанно пекся о благополучии «людей чести» (читай – пиратов).
– Вы ведь проиграете все нынче же ночью, – сказал он Дрейфу. – Доверьте мне ваши деньги. А я вам выдам вексель на французский банк. Таким способом вы сможете осуществить намерение вернуться на родину.
Так и было сделано. Дрейф мог бы спокойно жить на ренту с вложенного капитала, тем паче что, к всеобщему удивлению, демон азартных игр отпустил его душу. Но он тосковал. Обосновавшись в Дьеппе, он вел с бывшими друзьями, оставшимися на Карибских островах, все более оживленную переписку. Его компаньоном в коммерческом деле был один португальский судовладелец.
– Почему бы вам самому не отправиться за товаром? – сказал этот человек Дрейфу. – Мы бы выручили гораздо больше. У меня есть каравелла с латинскими парусами, я одолжу вам ее.
Дрейфа снедала дума не о выручке, а о том, как бы вернуться во Флибустьерское море. Поэтому он с радостью согласился ехать. Но не успела его каравелла выйти из Ла-Манша, как на нее напали два испанских гукора из Остенде. Во время сражения Дрейф сложил голову.

"
От Booker
К Нумер (11.03.2015 21:49:56)
Дата 11.03.2015 22:32:43

Re: А почему...

>Ну и вообще, а почему бы тогда пирату Питеру не валить с тортугашки в Европу сразу после удачного рейда?

Действительно, почему? Тем более, что его там у очень ждут! )))

Когда воротимся мы в Портленд
Клянусь, я сам взбегу на плаху.
Да только в Портленд воротиться
Нам не придется никогда.

С уважением.
От Гегемон
К Booker (11.03.2015 22:32:43)
Дата 12.03.2015 09:43:50

Ждут королевского капера, а презренного пирата ожидают петля и железо (-)
От Лейтенант
К Гегемон (12.03.2015 09:43:50)
Дата 12.03.2015 23:18:39

Вот прямо по всей Европе ждут. А кстати как в нем опознают пирата даже там

где теоретически ждут? До появления концепции "полицейского государства", всеобщей паспортизации и электронных баз данных с отпечатками пальцев еще долго ждать прийдется. Ну разве что прямо в родной город/деревню припрется, да и то при условии, что там каждая собака знает, что он подался в пираты.
От Пехота
К Booker (11.03.2015 22:32:43)
Дата 12.03.2015 03:56:22

А у него в пачпорте так и написано: пират, мол.

Салам алейкум, аксакалы!


>Когда воротимся мы в Портленд
>Клянусь, я сам взбегу на плаху.
>Да только в Портленд воротиться
>Нам не придется никогда.

Ну, песня то, обратите внимание, говорит о некоей общности. "Когда воротимся мы в Портленд". Т. е., как я понимаю, речь идёт о всём экипаже вместе с транспортом и прочими средствами производства (ну, там, пушки, абордажные палаши, повязки на глаз). А так, не вижу препятствий для солидного мещанина осесть в метрополии. Купить на Тортуге костюмчик посолидней и дождаться проходящего купца, который губернатору долю малую отстёгивает.
Проблема, скорее, с выездной визой. Коллеги по бизнесу могут посчитать, что будущий эмигрант уже потерял хватку и попробовать его немного потрясти. Ну и сама атмосфера, в целом, очевидно, не предполагала массового бегства из рядов "берегового братства".
Хотя некоторым, особо отличившимся, сама королева офицерские патенты жаловала.

And ye shall know the truth, and the truth shall make you dead
От Booker
К Пехота (12.03.2015 03:56:22)
Дата 12.03.2015 05:20:36

Не всем везло как Джону Сильверу - поваром устроиться :)) (-)
От sss
К Booker (12.03.2015 05:20:36)
Дата 12.03.2015 08:26:46

Повезло это Моргану, а Сильвер тольно надеялся прийти к успеху) (-)
От Пехота
К Booker (12.03.2015 05:20:36)
Дата 12.03.2015 06:28:33

Повезло тем, кто ХОТЕЛ устроиться. Ну, и не повезло Билли Бонсу. :)

Салам алейкум, аксакалы!

Однако же, наверняка, значительная часть контингента даже и не желала себе другой жизни.
Вот зарисовка о схожем обществе того же периода, но с другой стороны глобуса:

Сечь не любила затруднять себя военными упражнениями и терять время; юношество воспитывалось и образовывалось в ней одним опытом, в самом пылу битв, которые оттого были почти беспрерывны. Промежутки козаки почитали скучным занимать изучением какой-нибудь дисциплины, кроме разве стрельбы в цель да изредка конной скачки и гоньбы за зверем в степях и лугах; все прочее время отдавалось гульбе – признаку широкого размета душевной воли. Вся Сечь представляла необыкновенное явление. Это было какое-то беспрерывное пиршество, бал, начавшийся шумно и потерявший конец свой. Некоторые занимались ремеслами, иные держали лавочки и торговали; но большая часть гуляла с утра до вечера, если в карманах звучала возможность и добытое добро не перешло еще в руки торгашей и шинкарей. Это общее пиршество имело в себе что-то околдовывающее. Оно не было сборищем бражников, напивавшихся с горя, но было просто бешеное разгулье веселости. Всякий приходящий сюда позабывал и бросал все, что дотоле его занимало. Он, можно сказать, плевал на свое прошедшее и беззаботно предавался воле и товариществу таких же, как сам, гуляк, не имевших ни родных, ни угла, ни семейства, кроме вольного неба и вечного пира души своей. Это производило ту бешеную веселость, которая не могла бы родиться ни из какого другого источника. Рассказы и болтовня среди собравшейся толпы, лениво отдыхавшей на земле, часто так были смешны и дышали такою силою живого рассказа, что нужно было иметь всю хладнокровную наружность запорожца, чтобы сохранять неподвижное выражение лица, не моргнув даже усом, – резкая черта, которою отличается доныне от других братьев своих южный россиянин. Веселость была пьяна, шумна, но при всем том это не был черный кабак, где мрачно-искажающим весельем забывается человек; это был тесный круг школьных товарищей. Разница была только в том, что вместо сидения за указкой и пошлых толков учителя они производили набег на пяти тысячах коней; вместо луга, где играют в мяч, у них были неохраняемые, беспечные границы, в виду которых татарин выказывал быструю свою голову и неподвижно, сурово глядел турок в зеленой чалме своей. Разница та, что вместо насильной воли, соединившей их в школе, они сами собою кинули отцов и матерей и бежали из родительских домов; что здесь были те, у которых уже моталась около шеи веревка и которые вместо бледной смерти увидели жизнь – и жизнь во всем разгуле; что здесь были те, которые, по благородному обычаю, не могли удержать в кармане своем копейки; что здесь были те, которые дотоле червонец считали богатством, у которых, по милости арендаторов-жидов, карманы можно было выворотить без всякого опасения что-нибудь выронить.

And ye shall know the truth, and the truth shall make you dead