Title: МАРШАЛ — ГЕРОЮ ( Легендарному разведчику, известному писателю, Герою Советского Союза В. В. Карпову — 75 лет )
Author: Д. Т. Язов, Маршал Советского Союза
No: 29(190)
Date: 22-07-97
_____
_____Дорогой Владимир Васильевич!
_____С тех пор, как появилось в годы Великой Отечественной войны легендарное имя — разведчик Владимир Карпов, я как-то невольно стал следить за вашим вкладом в развитие военного дела, а затем с неослабевающим вниманием — за вашим писательским трудом.
_____За плечами у вас семь с половиной десятилетий. Нам всем очень повезло, что вы живете и пишете для нас и для последующих поколений замечательные книги.
_____Я подчеркиваю — повезло, так как, во-первых, в феврале 1941 года 19-летним курсантом Ташкентского военного училища, незадолго до выпуска, вы были по ложному обвинению арестованы, а во-вторых, работа войскового разведчика — это выполнение задач на территории врага, то есть на лезвии бритвы, между жизнью и смертью.
_____Своеобразно устроен советский человек! Заключенный Карпов писал М. И. Калинину, председателю Президиума Верховного Совета СССР, не просьбу о помиловании, а требование отправить на фронт, под пули — спасать Отечество.
_____Вас освободили из лагеря с оговоркой: “досиживать оставшийся срок после окончания войны, если во время боев не оправдает себя отважными действиями”.
_____Только два месяца вы были в составе 45-й армейской штрафной роты Калининского фронта. Это уникальный случай, когда за беспрецедентные по отваге и мужеству поступки красноармеец освобождался из штрафной роты. В новый 1943 год вы вступили рядовым 629-го стрелкового полка 134-й стрелковой дивизии. Вскоре стали сержантом, командиром отделения, затем младшим лейтенантом, лейтенантом, командиром взвода пешей разведки в своем полку, захватившим вместе со своими боевыми товарищами 79 “языков” и ставшим за свои прославленные подвиги в 22 года Героем Советского Союза!
_____После тяжелого ранения — учеба: Высшая разведывательная школа Главного разведуправления Генштаба, Военная академия имени Фрунзе, Высшие академические курсы ГРУ.
_____Еще в госпитале, во время лечения после ранения, вы начали писать. Потом — шесть лет напряженной учебы на вечернем отделении Литературного института имени А. М. Горького, шесть лет бессонных ночей офицера Генштаба, сочетающего с обучением нелегкую работу, ответственные командировки.
_____Затем, в течение еще шести лет, вы командуете полками на Памире, в песках Кара-Кумов, Кизил-Арвате, назначаетесь заместителем командира и начальником штаба дивизий в Кушке и Марах и возвращаетесь в Ташкент на должность заместителя начальника родного училища. Сегодня многие военачальники, выпускники ТашВОКУ — ваши воспитанники, Владимир Васильевич.
_____Отслужив 25 календарных лет, в звании полковника, вы уволились в запас и посвятили всего себя литературному труду.
_____Вы становитесь заместителем главного редактора журнала “Октябрь”, главным редактором журнала “Новый мир”. В 1982 году съезд писателей избирает вас секретарем Союза писателей СССР, а с 1987 года вы возглавляете этот Союз. В 1986 году за повесть “Полководец” вам присуждается Государственная премия СССР. Ваши литературные произведения переведены на десятки иностранных языков. Вы — доктор литературы Страдклайдовского университета (Англия), лауреат Международной премии “Золотая астролябия” (Италия). Вас избрали академиком в своей стране и академиком Международной академии при ООН. Примечательно, что депутатом Верховного Совета СССР вы были избраны от Ростовской области по избирательному участку в станице Вешенской, сменив ушедшего из жизни Михаила Александровича Шолохова. А когда в годы “демократического” безвластия правда колола глаза власть имущим и эту правду избегали очень многие, вы все-таки пробивались, сохраняли верность этой Правде.
_____Дорогой мой боевой товарищ!
_____Вам, соратнику по оружию в годы войны и доброму другу в мирные будни, в день вашего юбилея я желаю дальнейших успехов на литературном и военном поприще.
_____На военном — потому, что такой писатель, как вы, не уходит в запас. Не зря вами были заслужены боевые награды: медали “За боевые заслуги” и “За отвагу”, ордена Ленина, “Красного Знамени” и “Отечественной войны” I степени, два ордена “Красной Звезды”. С этими наградами и Золотой звездой Героя вы вступили на Красную площадь знаменосцем во главе парадного расчета Высшей разведшколы ГРУ на параде Победы 45-го.
_____Я желаю вам в этот радостный день добра, счастья и благоденствия, желаю всегда помнить ту Великую Страну, которой мы единожды давали клятву, принимая Военную Присягу.
_____За вами, Владимир Васильевич, новое литературное произведение — “Генералиссимус Сталин”!
_____
_____С глубоким уважением и братской любовью —
Д. Т. ЯЗОВ,
Маршал Советского Союза
_____
_____Редакция “Завтра” от души присоединяется к теплым словам уважаемого Маршала.
Владимир Карпов: Тренер наполняет душу любовью и благородством
С почтением о рыцаре - одном из многих
Моя известность и благополучие в последние годы не настолько изменили мою жизнь, чтобы можно было считать ее легкой. Гораздо больше выпало на моем пути испытаний и тревог. Врагом народа я стал в 18 лет. Правда, тогда это было нетрудно. Я поделился с товарищем раздумьями: почему это Сталина везде упоминают больше, чем Ленина? Подчеркнул в одной брошюре некоторые строчки. И дали мне пять лет, оказался на лесоповале. Трудился, а точнее, терпел издевательства и муки в зоне до 1942 года. До сих пор убежден, что если бы не получил в юности прекрасную физическую закалку благодаря боксу, то вряд ли выжил бы в те годы и в тех условиях. Бокс сыграл в моей жизни столь же огромную роль, что и литература. Ведь сколько я себя помню, с малых лет, я всегда хотел сочинять книги: придумывать сказки, наблюдать и описывать человеческую жизнь, искать и находить поучительное в интересных ситуациях, то есть я хотел и даже знал, что это произойдет - быть полезным людям и оставить о себе память на Земле. Уже в шестом классе я заполнил все сто листов заветной общей тетради собственными стихами. И так было везде - на фронте, в тюрьме и лагере, в гарнизонах я чувствовал себя писателем и старался как можно больше из увиденного запомнить, понять. Точно так же и с боксом - это моя пожизненная любовь и сердечная привязанность. Не знаю, почему так случилось, но скорее всего, причиной можно считать рассказы Джека Лондона, особенно те, где говорилось о боксерах. Я родом из Оренбурга, мой дед был яицким казаком, крепким человеком. А потом семья наша переехала, я жил в Ташкенте. И недалеко от нашего дома в техникуме работала секция бокса. Я часами простаивал у окон, наблюдая за тренировками студентов и меня почему-то все это очень волновало. И вот в 1936 году по всей стране стали создаваться Дома пионеров. В Ташкенте он разместился во Дворце бывшего императорского наместника. Дело еще непривычное, но уже привлекательное. Особенно заинтересовали нас, детей, кружки и секции: авиамодельный, кройки и шитья, радио... И вдруг читаю - "Бокс. Желающие записаться обращайтесь к товарищу Джаксону". Сразу вспомнился Джек Лондон. В моем представлении Джаксон - такой мускулистый, с переломанным носом, справедливый и серьезный мужчина. Нахожу его - оказался седым сухоньким старичком, нос, правда, перебитый. У меня сразу разочарование - вот тебе и боксер. Старикашка какой-то будет нас боксу учить... Впечатление, конечно, оказалось абсолютно неверным. Хотя и "мухач", но ведь чемпион Америки! Биография интереснейшая. Любители бокса, думаю, читали книгу "Джексон остается в России" и знают, как он попал в нашу страну. Так вот этот Сидней Львович Джаксон - мой крестный отец в боксе.
Он был таким заботливым и порядочным человеком, с открытой душой, умным, опытным и, конечно, много понимающим в боксе. Он собрал нас, худеньких и любопытных. И возился с утра до вечера. Джаксон очень любил нас, и это чувство - главное в воспоминаниях об этом удивительном человеке. Мы платили ему тем же. Спешили на тренировки, чтобы быстрее повидаться с ним и друг с другом. Джаксон учил нас не только боксу, но и поведению, благородству. Драться, говорил, где-нибудь кроме ринга - неприлично.
Прошло время, мы подросли. И вот он организовал первые в Ташкенте соревнования. Новички, мы собрались в клубе "Сельмаша", зрителей вокруг ринга -полный зал. И мальчишки впервые в жизни выходят на бой. Это счастье! Восторг! Дрались отчаянно. Я тогда выиграл и Сидней Львович поздравил меня. А потом рос-рос и вышел я из пионерского возраста, вынужден был оставить Дом пионеров. Стал тренироваться в "Спартаке" у Бабкена Аракеляна. Он был замечательным мастером ринга и хорошим тренером, но я продолжал ходить к Сиднею Львовичу. Наверное, нашему сближению помогло еще то, что Сидней Львович не очень хорошо владел русским языком и поэтому попросил меня позаниматься с ним. Я ездил на велосипеде к нему домой и мы учили грамматику.
Потом не раз я размышлял над своей жизнью и пришел к выводу, что заложенное в нас Сиднеем Львовичем очень пригодилось. Да что далеко ходить за примерами: широко известна книга Андрея Борзенко "Ринг за колючей проволокой". Это же наш парень, ташкентский, из нашей секции. Тяжеловес, тоже воспитанник Джаксона. Или Прихожко, он был летчиком. Говорили, что стал Героем Советского Союза, не знаю точно, но наград у него было очень много, замечательный парень. Мика Меш, наш мухач. Погиб, был очень хороший разведчик, весельчак... В общем, вся команда, все, кто прошел через добрые руки Сиднея Львовича, были прекрасными бойцами не только на ринге. И до самой его кончины я поддерживал нашу дружбу, на похороны летал весь в слезах. До последних дней он работал. Заслуженный тренер СССР, кавалер ордена Трудового Красного Знамени. Светлый человек. Моя преданность боксу во многом обусловлена глубочайшим уважением к Джаксону, старанием продолжить его традиционную благожелательность к молодым.
Однако есть у меня и другая, гораздо более значимая причина считать бокс идеальной формой воспитания юношей. Благодаря боксу я живу. На лесоповале физическая закалка спасала от болезней и увечий, на войне - вообще от всех опасностей. Ведь сначала я был пушечным мясом. Рукопашные, когда в атаку бежишь без патронов... Все было. Бокс помогал не только в драке, больше пользы приносил хладнокровием, умением ориентироваться. Он учит думать быстро. Я в мышлении опережал. На долю секунды курок раньше нажимал, положение менял. Потому и жив остался. А когда меня переводили из штрафной роты в обычный полк, 629-й, было собеседование. Узнав, что я боксер, да еще был чемпионом, сразу определили меня в разведку. То есть на фронте сложился уже неписаный закон: боксер - значит разведчик. И меня - во взвод пешей разведки. Хороший у нас был командир взвода, Иван Петрович Казаков. Он погиб позже.
Началась наша ночная работа. И со временем я почувствовал какие-то неудобства от организации рейдов за линию фронта. Все, знаете, делалось по уставу, как положено: группа разграждения снимает мины, режет проволоку, еще группа прикрытия справа, группа прикрытия слева, группа обеспечения отхода и в центре - группа захвата. Понаблюдают в отправляются в поиск. Группы эти небольшие, по три-четыре человека, но в целом-то много получается. Кто-то на ветку наступил, кто-то кашлянул... Обнаружат - и... Вот так случилось, что месяца три не могли привести "языка", не знали, кто напротив стоит и что хочет делать. Много раз ходили за пленными, но неудачно. Я обратился к начальнику разведки полка капитану Кудейко, меня ведь арестовали перед выпуском из военного училища и кое в чем я разбирался. "Так, - говорю, - мы "языка" не возьмем. Вот нас четверо из штрафной роты (я, Костя Комилевич и два моряка, от эшелона отстали), мы знаем друг друга. Пойдем и доставим вам потихоньку". Он стал отнекиваться, мол, не вернетесь - с меня голову снимут, я доложу командованию... Доложил. Вечером меня вызывают к уполномоченному особого отдела. Настольную лампу мне в лицо наставил, на стул посадил как на допросе: "Что, решили к немцам удрать?". И так далее. Ну, на фронте нравы попроще были. Я этого старшего лейтенанта обматерил и говорю, что мог уже раз двести к немцам уйти в любом бою и любой ночью. А вообще правда - многие уходили. Дело в том, что какой-то дурак придумал: если условно освобожденный и направленный в штрафную роту не проявит себя героически в боях, то после победы будет досиживать свой срок. Эти наши карательные начальники такой формулировкой по сути комплектовали власовскую армию, немецкие разведшколы... Короче говоря, убедил я уполномоченного, нам поверили. Поползли, разрезали проволоку и - немного левее от передового немецкого пулеметчика, чтобы не на ствол его попасть, а в траншею и по ней - к пулемету. Пришли, дали ему по башке и уволокли. Вот так я добыл первого "языка".
Много раз потом размышлял, благодаря чему остался жив на фронте. Наверное, какой-то элемент везения был. Но в основном - реакция на чувство страха. Есть люди, которых страх сковывает, они вроде деревенеют. Как человек испугался, он проиграл. А есть люди, которых опасность мобилизует, стимулирует их активность, самосохранение, изобретательность. Еще раз благодарность боям на ринге. Они помогли выработать такую реакцию. На задании у меня главным было стремление добиться победы. Проволоку разрезал - и в бой. Тихий бой. Хотя еще до проволоки колючей доползти надо, ведь "нейтралка" освещается ракетами. Это в кино показывают - проволока доверху разрезается... Какое там! Нам только две нижних ниточки. А уж дальше заползти - ох нелегко себя заставить, я вам скажу. Там мины. Мы их без миноискателя нащупывали: три волоска в траве нашел - выворачивай взрыватель. А противотанковые и не трогали.
И вот таскал и таскал я "языков". А целых три представления на звание Героя Советского Союза вернулись. У разведчиков была негласная квота - за двадцать "языков" присваивали звание Героя. На одной возвращенной реляции была даже такая резолюция: "Вы думаете, кого представляете!?" И вот когда уже несколько раз обо мне рассказали армейская и фронтовая газеты, вышел плакат о "чемпионах" по видам оружия, где были названы Александр Иванович Покрышкин, снайпер Григорьев, связист Ярославцев, артиллерист-наводчик Пермяков и разведчик Карпов, а у меня был уже послужной список в 79 удачных рейдов за линию фронта, дали "зеленую дорогу" моим документам. Говорили, что лично командующий фронтом Черняховский звонил насчет меня.
Вообще Иван Данилович Черняховский запомнился мне не только справедливостью, но и человечностью, огромной работоспособностью. Самый последний мой поход в тыл противника был без группы, в одиночку, по личному заданию Черняховского. Нужно было весной 1944 года доставить микропленку с фотографиями немецкой обороны в районе Витебска. Я был уже старшим лейтенантом, начальником разведки того самого 629 полка, в который попал из штрафбата. И вот переодели меня в мундир немецкого ефрейтора, я по карте запомнил улицу и дом, куда следовало прийти с паролем. Как только стемнело, саперы проводили меня через проволочные заграждения. До Витебска было километров восемнадцать, я прошел их без особых приключений. На рассвете нашел нужный дом. Меня с радостью встретили, оставили до вечера. А вот на обратном пути я попал в две передряги. Сначала в городе наткнулся на патруль. Поскольку по-немецки бегло на разговаривал, то прикинулся пьяненьким, два солдата повели меня в комендатуру. Ну, два - не двадцать, ушел. А ближе к передовой, уже в траншее, неожиданно передо мной возник немецкий часовой, поднялась стрельба. Меня ранили в голову у самой проволоки, но удалось выбраться на "нейтралку". Подобрали меня наши, ждали по всему фронту.
Ну а после лечения направили меня в Высшую разведывательную школу Генерального штаба. Серьезная была учеба четыре года, до сих пор по-английски говорю без переводчика. Ох, а какие люди там преподавали! Опытнейшие, прошедшие все на свете. Но одновременно мы были своеобразным резервом Главного разведуправления и во время учебы выполняли разные спецзадания. Может быть, и элемент проверки какой-то был. Но бывали такие случаи: ходит офицер на лекции, занятия, потом исчезает на три недели и появляется похудевший, на груди орден новый. А бывало и так, что собирает начальник школы генерал Кочетков курсантов и говорит: "Такой-то не вернулся с задания, прошу почтить память". Всякое было. В общем, учеба практическая. И в этой школе я продолжал заниматься боксом - бил в зале мешок, стоял в парах. Только в соревнованиях не участвовал. Да что мне тогда было – в 21 год я попал на учебу! И другими видами спорта занимался, в футбол вот играл и однажды мы встречались с ЦДКА, знаменитой "командой лейтенантов". Потом нашу школу преобразовали в разведфакультет Академии имени Фрунзе и я там продолжал учебу, работать направили в ГРУ. Свободного времени после диплома появилось побольше и я отдал его литературе. Практически все время писал до этого, и на фронте, и позже. А тут просто налег. И понял, что хотя у меня за плечами и Высшая школа, и Академия, и ВАК Генштаба, но это все специальная подготовка, а писателю нужно гуманитарное образование. И поступил в Литературный институт имени Горького, на вечернее отделение. Начальство ничего не знало. Я, кстати, и в институт поступал потихоньку. Там конкурс был колоссальный, и неудобно козырять Звездой. Хотел себя проверить, узнать, есть ли у меня не говорю уже "талант", а хоть способности. Пришел в гражданском, сдавал экзамены вместе со всеми, отдал в творческую комиссию, которая определяет, кого принять, свои рассказы на машинке, у меня опубликованных еще не было. И прошел по конкурсу! Смотрел на ребят в нашей группе прямо с восхищением и понимал, что это будущее нашей литературы. Такие они были талантливые, речистые, остроумные. Меня это даже сковывало. И кто же это был? Юра Бондарев, Володя Солоухин, Гриша Бакланов, Володя Тендряков, Майя Ганина, Семен Шуртаков... На первом курсе занимался у Константина Федина. Писатель громадный, академик, но педагог, простите, никакой. Год пролетел, а ничему я не научился. И перешел к Константину Георгиевичу Паустовскому. Вот это был Мастер. Я считаю его одним из крупнейших стилистов в русской литературе, Ну и как человек он меня покорил. Между прочим, чем-то он похож на Джаксона - так же возился с учениками, любил нас.
В пятьдесят четвертом году я окончил Литинститут, из-за работы учился не пять, а шесть лет. И задумался: что дальше. Войдите в мое положение - все секретно! Голова пухнет от материалов, а писать нельзя. И начал я попытки уйти из ГРУ куда-нибудь в войска. К • простым людям. Чтобы можно было писать. А система такая, что попасть туда трудно, а уйти еще труднее. Усугубляла положение моя Звезда. Николай Кузнецов
- Герой Советского Союза посмертно, Лев Маневич - посмертно, о Рихарде Зорге еще не говорили так масштабно, я один из немногих с таким званием в ГРУ живой, и хочу уйти. Вот тут помог Иван Ефимович Петров, герой моего будущего романа "Полководец". Он в то время работал начальником Главного управления боевой подготовки Советской Армии здесь в Москве, сын его Юра к тому времени погиб, его бандит застрелил. А я, как Юрин друг еще с детских лет, старался не попадаться генералу на глаза, чтобы не вызывать лишние страдания. В одном доме работали. Как увижу Ивана Ефимовича в коридоре - сверну. Однажды у лифта встретились. Он меня за руку взял и к себе в кабинет: "Ты чего это меня избегаешь?". Ну, я объяснил, почему. Он попросил выбросить эти мысли из головы и не лишать его хоть какой-то радости от наших встреч. И когда я пришел к Петрову со своей проблемой, он сначала сильно удивился (все в Москву стремятся, а ты квартиру в Москве бросаешь), но обещал помочь. Недели через две вызывает. Ругается старик, всех по стойке "смирно" держит. Оказывается, наше родное ташкентское училище, при Петрове ниже третьего места из тридцати не опускавшееся, получило на инспекторской проверке "неуд". Я был уже подполковником, и отправился в это училище заместителем начальника по строевой подготовке. С напутствием: если за год положение не выправлю, он лично приедет и с меня штаны спустит. Так я вернулся туда, где меня арестовали перед войной...
С удовольствием работал в училище, три выпуска прошли с моим участием. А потом было хрущевское сокращение армии. Он посчитал, в частности, что не нужны заместители командиров по строевой. Начальником училища был генерал-майор Канинский Василий Алексеевич, замечательный человек. Хорошо мы с ним работали, без споров, думали об одном. Вообще когда вспоминаю свою жизнь, то удивляюсь - как же мне везло на встречи с хорошими людьми! Они всюду! Так вот, Канинский мне говорит: "Должность у тебя - замкомдива или начальника штаба дивизии, но ты за должностью не гонись, она тебя найдет. Покомандуй сначала полком, тогда тебе цены не будет". Надо сказать, что за три года дружбы с Канинским я так поверил в его мудрость и благожелательность ко мне, что ни на секунду не засомневался в его правоте. Доверяешь - так доверяй. И правильно сделал. Годы в той ипостаси ничем не заменишь, это было интересно и полезно!
Кадровики, конечно, обрадовались, им всегда радостно, если офицера нужно "двигать" не на повышение, а на равную или меньшую должность, хлопот нет. Стоял вблизи Ташкента, в Чирчике так называемый придворный полк, вроде Таманской дивизии под Москвой. На проверке полк получил "неуд". Командира сняли. А опытный был командир, хороший офицер. Принял я эту часть, вник в дела и понял недели через две, что и меня скоро снимут: каждый день распоряжения идут из штаба округа чередой - 20 человек на уборку листьев у управления, 20 на мытье автомобилей, 20 на благоустройство дачи... В общем, полк растащат - учить некого. Я - к командующему на прием. Генерал Лучинский тогда был. Говорю: "Зря Вы прежнего командира полка сняли, скоро и меня уберете". И рассказал в подробностях, какой ущерб от таких вызовов на холуйские работы. Он разгневался, вызвал начальника штаба, ему подчинялись отдельные части, и приказал не трогать больше ни одного человека у меня. Нажил я себе, конечно, врагов. Зато осенью получили хорошую оценку.
И вот тут произошла одна любопытная история. В последней своей книге "Маршал Жуков. Опала" я написал о ней. Коротко суть такая: в связи с наращиванием ядерного оружия у нас и у американцев в США были созданы специальные разведывательно-диверсионные подразделения для борьбы с передвижными и стационарными пусковыми установками. Жуков приказал ликвидировать это отставание, и мне предложили вернуться в секретную систему, чтобы работать в данном направлении. Интересно очень (ведь сам создаешь все заново) и перспективы большие, льготы.
Потом формирование спецподразделений партийные лизоблюды поставили Жукову в вину как якобы подготовку заговора. Идиоты. Ну а я тогда отказался, несмотря на скорое генеральское звание - победила литература. Одна книга как раз выходила тогда из печати, следующую сдавал в издательство, третью писал. Еще в молодости понял: хочешь чего-то добиться -бей в одну точку.
Ну а потом я командовал полком в Кизыл-Арвате, в 180 километрах от Ашхабада, пески, вода привозная, на Памире в Оше, служил заместителем командира дивизии в Марах и в Кушке. Есть такие присказки: "Бог создал небо и землю, а черт - ад и Кизыл-Арват", "Есть на свете три дыры - Термез, Кушка и Мары". А как календарные 25 лет отслужил - уволился. И вот вам яркий пример положения офицера-отставника: что я наслужил? Два чемодана с бельишком и парадным мундиром, чтобы представляться начальству, жена и трое детей. Ни кола, ни двора. Весь мир перед тобой. Дерзай, полковник, всего-то тебе 42 года! Приехал с семьей в Ташкент. "Мама, папа, примите!" Вот тут я стал профессиональным писателем. Год не выходил из-за стола. Первый роман вышел "Вечный бой", потом "Маршальский жезл"... И пошло. Книги, выборные должности, вплоть до первого секретаря Союза писателей СССР, руководство "Новым миром", депутатство в Верховном Совете. Много интересного и сложного, трагического и радостного выпало в последующие годы на мою долю. Много. Скажу только, что старался вести себя в разных ситуациях, как научила меня школа моей юности - бокс. Это значит - честный бой, в котором нужны смелость и мужество.
И вдруг читаю - "Бокс. Желающие записаться обращайтесь к товарищу Джаксону". Сразу вспомнился Джек Лондон. В моем представлении Джаксон - такой мускулистый, с переломанным носом, справедливый и серьезный мужчина. Нахожу его - оказался седым сухоньким старичком, нос, правда, перебитый. У меня сразу разочарование - вот тебе и боксер. Старикашка какой-то будет нас боксу учить... Впечатление, конечно, оказалось абсолютно неверным. Хотя и "мухач", но ведь чемпион Америки! Биография интереснейшая. Любители бокса, думаю, читали книгу "Джексон остается в России" и знают, как он попал в нашу страну. Так вот этот Сидней Львович Джаксон - мой крестный отец в боксе.
Приветствую!
О Сиднее Львовиче Джаксоне. Это американский еврей, создавший знаменитую боксерскую школу в Ташкенте. Большое внимание уделял подготовке бойцов-евреев
для еврейской самообороны. В Израиле проводится боксерский турнир его имени и в его честь.
Проводят его ученики Джаксона -братья
Люксембурги.
С уважением,
ash