и эпилог. Но это увы не Гашек. Причем сильно увы...
И снова здравствуйте
Корова вернулась в стадо уже поздно ночью, а Швейк исчез без следа, словно провалился в бездну. В своем дневнике Горжин записал: "Швейк исчез без вести 26 августа 1917 г.".
Был скверный дождливый февральский день 1920 года. Прага была разукрашена в торжественные национальные флаги, по улицам, несмотря на дождь, ходили красивые девушки в национальных костюмах, а люди толпились по тротуарам, из уст в уста передавался вопрос: "Идут?"
На углу Вацлавской площади стоял высокий, весьма упитанный господин с длинной бородой.
— Я сегодня был на бирже, — говорил он человеку, который держал его под руку, — и нарочно там задержался, чтобы видеть сегодняшнее торжество; хотя здесь и дороговизна, но мы, мельники, можем себе позволить эту роскошь — остаться в Праге, а мне хочется порассказать дома об этих легионерах. Меня собственно интересуют не легионеры, а один человек, который был со мной на фронте, некий Швейк. Он тоже попал в плен к русским. Сегодня как раз я видел его во сне; мне кажется, что он будет среди них. Это был такой милый, задушевный человек. Его звали Иосиф Швейк. А не зайти ли нам еще куда-нибудь и закусить?
— Иезус-Мария, судари, — обратилась к ним пожилая женщина в капоре, — так вы знаете моего квартиранта? А я — Мюллерова, вдова, до войны господин Швейк жил у меня на квартире. Вот хорошо, что мы так встретились! Он действительно едет, я получила от него сегодня телеграмму из Триеста.
И она подала лист бумаги, а говоривший до этого человек пожал ей руку и сказал:
— Балоун, мельник из Табора.
— Я говорю, пойдем ему навстречу, к вокзалу Франца Иосифа и Вильсона, — говорил через два шага от них в то же время коренастый человек другому, маленькому в котелке.
В ответ на это маленький вежливо возразил ему:
— Чтоб черт побрал этот дождь! Сегодня солнце должно было светить во все лопатки... Да не тяни меня, Водичка, куда-то, ведь если мы его не узнаем, так все равно он вечером придет в "Кал их". Смотри, они уже идут!
Наверху у музея раздались восторженные крики, и посреди площади показались пестрые, как букеты полевых цветов, группы девушек в национальных костюмах в сопровождении "соколов" в красных рубашках, а затем позади нескольких офицеров шли, тяжело ступая, солдаты в зеленых блузах, с винтовками на плечах, с поблескивающими в этом сером, мутном пространстве штыками. Мостовая гремела от топота сапог. Полк шел быстро, направляясь к Пшикопам, как вдруг неожиданно толстый, упитанный человек подбежал к офицеру, шедшему во главе своего взвода.
— О, Боже мой, господин обер-лейтенант Лукаш! Господин обер-лейтенант, помните ли вы Балоуна, который служил вместе с вами пять лет тому назад в одном полку?
Удивленный офицер улыбнулся и сделал Балоуну знак рукой, чтобы он шел возле него, а в это время из рядов раздался голос:
— Марек, смотри, вон тот самый ненасытный Балоун! Что ты тут делаешь, голодная собака?
Мельник оглянулся, чтобы ответить, но едва он открыл рот, как в ряды солдат вбежала пани Мюллерова, плача и причитая:
— Иезус-Мария, вот счастье! Мой сударь возвращается с войны домой! Сударь, пойдемте скорей домой, я вам согрела воды для мытья и приготовила ночные туфли. Я сменила также чехлы на перинах, и вы хорошо отдохнете после всех этих мытарств. Да ведь вы теперь у нас бланицкий рыцарь, я ведь читала в газетах вчера о вас!
— А ну-ка, посторонись, матушка, и не мешай, — отстранил ее кто-то. — Здорово, Пепик! Придешь ли ты вечером на пиво, чтобы рассказать нам о своих скитаниях? У нас теперь смиховское, и мы уже его опять дуем!
— Ну, конечно, приду, брат Паливец! — важно ответил Швейк. — А ты все такой же? Ну, да мы все за эту войну огрубели.
— Дайте мне это ружье, я его понесу, — просила Швейка квартирная хозяйка, отнимая у него винтовку, но в это время новый голос закричал на нее:
— Не трожь, матушка, ведь это же военное имущество! Да ведь его бы за это расстреляли! Так, смотри, Швейк, приходи обязательно в "Калих". Ты помнишь, еще в Кираль-Хиде, в Венгрии, ты обещал мне прийти ровно в половине шестого!
— Нет, я сказал в шесть, Водичка. И ровно в шесть часов буду на месте, — отвечал Швейк, лаская глазами сапера.
Они все шли за солдатами, со всех сторон раздавались радостные крики, приветствия, люди махали платками и флагами, девушки смеялись.
— Если бы не война, я бы не дождался такого торжества даже при похоронах, — сказал бравый солдат Швейк.
— А мы уже с господином обер-лейтенантом сговорились, Швейк, — шагая, сказал Балоун. — Тебе нужно будет с ним приехать ко мне как-нибудь в воскресенье. У меня есть небольшой поросенок, так на двести кило весом, я думаю, что нам хватит. Нам, мельникам, жилось тут неплохо.
— Конечно, приеду, — решил Швейк. — Нужно же посмотреть, как ты теперь жрешь, чтобы и свое брюхо набить.
Так они пришли на Староместскую площадь. Возле памятника Гусу против ратуши стояла трибуна, с которой говорили государственные деятели. Легионеров приветствовали министры и депутаты, и к небу летели великие слова о святых, неприкосновенных правах народа, о борьбе за эти права, об исполнившихся мечтаниях нации.
Слушая эти речи, бравый солдат Швейк с интересом следил взглядом за небольшой собачкой, которую вела на привязи элегантная барышня, изредка помахивавшая платочком в честь легионов. Тем временем подбежал к собачке молодой песик и, галантно обнюхав ее, попытался нарушить общественное приличие. Это ему очень быстро удалось, и они соединились. Хозяйка собачки вся горела от стыда, в то время как полковник, стоя лицом к лицу с профессиональными ораторами, громко и отчетливо отвечал на речи: "Благополучие нации возможно только тогда, когда все ее члены будут не эгоистами, а честными и работящими гражданами".
— Спроси-ка вот ту барышню, где она живет, — как бы желая подчеркнуть эти слова полковника, сказал Швейк Водичке. — Результатом этой связи будут хорошие щенята. Я бы ей завтра мог дать задаток. Я тоже буду жить честно.
Речи окончились. Барабанщики забили в барабаны, музыка заиграла марш, и голос полковника скомандовал: "Смирно! Марш вперед! Правое плечо вперед!"
Легионеры прошли маршем перед государственными деятелями, и, когда очередь дошла до роты Швейка, он спросил:
— Так в "Калихе" в шесть? Черное пиво-то есть?
— Есть, — сказал Паливец.
— Ну, а в картишки там сыграем?
— Конечно, сыграем, не беспокойся, — ответил за Паливца Водичка.
— Рота, смирно! — закричал впереди капитан Лукаш. — Шагом марш, правое плечо вперед! Швейк, ступая правой ногой, воскликнул:
— Ну, так мы поговорим! Она, эта война, со всеми этими битвами, речами и парадами ни черта не стоит. Надоело уж это!
— Так в шесть, помнишь? — крикнул вслед ему Водичка, но уже не получил ответа.
Над головой бравого солдата Швейка, пока он шагал по площади, развевались мокрые флаги, а по его шапке барабанил мелкий дождь...