От	Офф-Топик
К	All
Дата	10.10.2001 07:49:55
Рубрики	Современность; Спецслужбы;

История Побегов в советской УИС (Бутырский отдыхает)

---

--------------------------------------------------------------------------------



На главную страницу

Тюремная энциклопедия (часть 8)

ПОБЕГИ

Хлебобулочный мятеж

Спецдонесение ГУИД МВД России:

"23 февраля 1992 года в 9м режимном отделении следственного изолятора N 1 Санкт-Петербурга семь заключенных предприняли попытку побега. Они захватили заложников из числа сотрудников СИЗО и начали выдвигать заведомо невыполнимые требования. Со стороны террористов возникла угроза применения взрывного устройства. В 14.12 начался штурм корпуса силами сводного отряда специального назначения... "

Угрозу взрыва не преувеличивали. Как тротил попал в камеру N 945 едва ли не самый болезненный вопрос во всей этой истории. Поговаривают, что тротиловую "колбаску" в "Кресты" пронес вместе со своими личными вещами заключенный Гамов, переведенный из Ломоносовского следственного изолятора. О разрушительных замыслах Гамова можно было лишь гадать.

Идея взорвать тюремные ворота родилась в душной, переполненной камере тогда, когда о тайной "колбаске" узнал сокамерник Бабанский, бывший армейский минерподрывник. Глубокой ночью, горячо дыша в угреватое лицо Гамова, он шептал:

* Доверься мне. Рванет будь здоров. Главное неожиданность. Я в армии такие хреновины мастерил, что закачаешься.

В эту ночь Гамова и так качало на своей казенной кровати безо всяких "хреновин". Оставаясь в "Крестах" и ожидая срок за убийство, он спешил на тот свет. Полгода назад Гамов опустил дубовую доску на голову пожилого рецидивиста из Стрельни. Воровская голова не выдержала и раскололась. Милиция искала убийцу две недели. И не только милиция. На третий день заключенному Гамову передали по тюремному телеграфу, чтобы он обратился за помощью в бюро ритуальных услуг и заказал добротный сосновый гроб. Опасаясь, что Гамова действительно могут придушить в Ломоносовском допре, тюремная оперчасть переводит узника в "Кресты". Судя по всему, вместе с Гамовым перекочевала и тротиловая шашка, припрятанная на крайний случай. Этот случай представился 23 февраля...

Душа зека не смогла обрести покой даже в старейшей питерской тюрьме. Гамов почти не сомневался, что в зоне, куда его вскоре упекут слуги Фемиды, он будет здравствовать недолго. Сокамерник Бабанский, которому он доверил свое горе, с минуту молчал, затем молвил: "Лучше бы ты грохнул мента". При этом голос чуткого Бабанского дрогнул так, будто бы он беседовал с умирающим онкобольным.

Ворочаясь на тюремных нарах и щупая зашитую в матрац "колбаску", Гамов думал о побеге. Во сне ему виделись тюремные ворота, летающие над плацем, словно дельтаплан, грузовики с тротилом и Бабанский в форме капитана внутренней службы. Утром Гамов отдал камерному другу тротиловую шашку.

Бывший сапер Бабанский желал пуститься в бега с не меньшей охотой. В его следственном деле значилась 117я статья, которая полностью хоронила какой бы то ни было лагерный авторитет. Зек сидел за развратные действия в отношении несовершеннолетней. "Снял на рынке телку, с горечью вспоминал Бабанский. За десять баксов уболтал ее "сыграть на саксофоне". Пошли в подвал. Там я и разгрузился. Когда же пришло время платить, меня жаба начала душить спасу нет. Иди, говорю, коза драная, отсюда, пока еще трамваи ходят. Сказал и вышел из подвала. А соска эта прямиком в милицию пошла, заявление на меня накатала. Дескать, я, угрожая ножом, трахнул ее в извращенной форме. А девке едва пятнадцать стукнуло". Бабанский выходил на финишную прямую к "петушиному углу". В любой момент урки могли переселить его к параше. Та же участь грозила и Гамову истребителю рецидивистов.

Друзья по несчастью решили бежать после Нового года. Но побег из "Крестов" они бы вдвоем не потянули. После долгих колебаний и ночных совещаний в план тайной акции решили посвятить пахана камеры Васю Кутаса, трижды судимого за разбой. На мозгах Кутаса матушкаприрода явно сэкономила, что однако не мешало пахану хозяйничать в камере. Многим запомнилось его прибытие в камеру N 945. Порог переступил двухметровый амбал с шрамом через все лицо. Кутас прошелся вдоль кроватей, покопался в носу и вежливо разбудил зека, дремавшего на верхнем ярусе у окна:

* Полежи, братуха, в другом месте...

Отстаивать кулаками свое "паханство" Кутасу не пришлось. В камере зек быстро отыскал четверых корешей, и "кентовка", оккупировав дальний угол, начала чифирить. Вскоре выяснилось, за что на этот раз Вася угодил на тюремные нары. Вместе с напарником он вломился в пункт обмена валюты и, размахивая пистолетом, посоветовал кассиру уложить все деньги в дипломат. Когда налетчики с деньгами уже садились в авто, рядом завизжали тормоза, и чейто голос приказал им положить руки на крышу автомобиля. Кутас выстрелил, практически не целясь. Пуля вошла милиционеру в плечо. В ту же секунду бандитов сбили с ног и минут пять щупали ногами ребра и печень. Адвокат Кутаса обещал приложить все усилия, чтобы налетчику дали хотя бы десять лет...

Волнуясь и подергиваясь, Бабанский шепотом рассказал пахану о взрывчатке. Кутас накрутил на пудовый кулак майку Бабанского, притянул к себе и так же шепотом произнес:

* Ты кто, сучара, провокатор?

* Да в натуре, бомба, продолжал шипеть сапер, барахтаясь в руках пахана. У меня в матраце. Уйдем вместе, а?

* Кто еще в доле?

* Вон тот гаврик.

* Шилом бритый?

* Да. Это его взрывчатка.

Кутас расслабился, отпустил майку и, глядя на стену, тихо приказал:

* Марш на место. Завтра обкашляем. Комунибудь вякнешь убью.

На прогулке Вася начал совещаться с корешами. Все четверо были готовы бежать из тюрьмы. План побега разрабатывался больше месяца. Прежде всего решили "выломить из хаты" стукача. В тайном доносительстве уже давно подозревался некто Шпак, угодивший под стражу за торговлю наркотиками. Несмотря на это, братва не чинила над стукачом расправу: себе же дороже. Оперчасть могла затеять ответный террор, по десять раз надень перетряхивая камеру на предмет чая, карт, ножей и тому подобного. Нетрудно было представить глаза контролеров, выпоровших из матраца тротиловую "колбасу". В одну из ночей Шпаку подбросили в тумбочку чужой сахар. Услышав о пропаже, благородный "бугор" предложил всем, кто имеет совесть, добровольно открыть тумбочки. Совесть оказалась у всех. Зек, у которого уперли пять кусков рафинада, радостно узнают свой паек. Кутас сразу же свистнул:

* Крыса на борту! Ну, гнида, готовься гарнир с параши хавать.

Перепуганный насмерть Шпак сорвался с нар и стал колотить в дверь и орать благим матом. Он едва не упал на грудь контролеру и заголосил:

* Забери меня отсюда. Мне сахар подкинули, а теперь убивают. Я дам показания по своему делу, только заберите.

Прапорщик потащил зека коридором. Больше Шпак в камере N 945 не появлялся. Великолепная семерка начала готовиться к побегу. Кутас вновь собрал всех и приказал держать язык за зубами. "Каждый занимается своим делом, предупредил он. Вместе больше не собираемся". Средь бела дня пахан выломал прут из оконной решетки. Пока курочилось окно, трое зеков маячили у дверного глазка, закрывая Кутаса от любопытного ока. Из прута смастерили металлический крюк, которому уготовили роль "кошки". От простыней были оторваны полосы шириной 2025 сантиметров и из них связана восьмиметровая веревка. Затем расплели чьито шерстяные носки и смастерили веревку для связывания "вертухая".

Побег должен был стартовать в тюремном дворике. При выходе на прогулку беглецы атакуют дежурного контролера, связывают, отбирают ключи, открывают люк на вышку и выходят на крышу прогулочного двора. По крыше они пробираются к тому месту, где к тюремной стене вплотную примыкает жилой дом. Оставалось лишь спуститься по веревочной лестнице на крышу этого дома, затем достичь земли. План считался классическим и был лишен той разрушительной изюминки, которую предлагал вначале Бабанский. Взрывать тюремные ворота уже никто не собирался. Но у минераподрывника все же кипела работа. Бабанский завернул растолченный тротил в фольгу изпод шоколада и приготовил запал из шариковой ручки, набитый спичечными головками. Эти детали были помещены в "корпус" муляж ручной гранаты "Ф1", который вылепили из черного хлеба. Две самодельные бомбы предназначались для показательного эффекта. Если бы случилась осечка, беглецы планировали захватить заложников, затеять переговоры и диктовать ментам свои условия. Под конец один из местных умельцев выточил из обувных супинаторов острые заточки. Побег назначили на 23 февраля 1992 года. Этот день Кутасу почемуто показался символическим. Накануне пахан строго предупредил камеру:

* Завтра гулять никто не идет. Кроме нас семерых. Каждый должен найти повод. Для шутника или склеротика глоток свежего воздуха будет последним.

Из рапорта сменного контролера Михайлова П.С.:

"В следственном изоляторе N 1 я работаю в качестве сменного контролера, и в мои служебные обязанности входит надзор и охрана следственнозаключенных. Утром 23.02 я вместе с кинологом Яремой сначала выводили на прогулку контингент из 2го корпуса, а затем из 9го отделения, где дежурной по корпусу была старший контролер Акулова. Получив от нее разрешение на проведение прогулок, вместе со сменным контролером Безуховым поднялись на 4й этаж, где расположены прогулочные дворики. Дежурный офицер, корпусная и кинолог с собакой в это время отправились на 1й этаж открывать камеры и выводить заключенных. Контролер Безухое поднялся на вышку и закрыл входной люк изнутри. Около II часов утра на прогулку вышли заключенные из камеры N 945, но почемуто не все, а лишь семь человек. Первым шел Кутас.

При подходе к прогулочному дворику, у двери которого я стоял, он неожиданно сильно ударил меня кулаком в лицо. От удара я упал и ударился затылком о бетонный пол. Из носа и рта хлынула кровь, был выбит зуб. На доли секунды я потерял сознание, а когда очнулся, то увидел, что заключенные связывают мне руки и ноги веревками. Потом принялись избивать ногами и угрожали убить, если я буду кричать или звать на помощь. Я попытался встать, но тут же был сбит с ног. Тогда я начал кричать контролеру Безухову: "Вышка! Вышка!" Вынуждая молчать, мне приставили нож к горлу и ударили чемто тяжелым по голове. Я потерял сознание ".

* Быстрее, что ты там возишься! торопил Кутас зека, который отстегивал у лежащего охранника связку "проходных" ключей.

Услышав истошные крики, дежурный по вышке посмотрел вниз и увидел валяющегося на полу контролера. Толпа зеков била его ногами. "Прекратить! Назад!" заорал охранник. Он сорвал трубку прямого телефона и доложил дежурному по СИЗО об увиденном. В это время зеки уже открыли входную дверь на внутренней лестнице, которая вела на вышку. Первым бежал все тот же Кутас. Бандит раскраснелся и кричал, задрав голову:

* Подожди минуту! Гости уже идут! Сейчас мы из тебя котлету сделаем!

Возле люка беглецов ожидала первая неприятность: контролер Безухов заблокировал замок. Зеки долго возились возле двери, отделяющей их от вышки, но открыть замок так и не смогли. Кутас отчаянно ругался и бил кулаком по люку: "Нет! Только не это! Сволочи! Ублюдки! Взрывай все к чертовой бабушке". Бабанский уверенно закрепил на люке взрывпакет и поджег самодельный фитиль. В эти ответственные секунды пришел черед второму разочарованию. Набитый спичечными головками запал шумно вспыхнул, но не сдетонировал. Хлебная граната распалась на куски, которые догорали уже на полу. Ктото истерически засмеялся. Красное лицо пахана стало багровым.

* Ну, умник, вешайся, Кутас приблизил к носу Бабанского кулак, который размерами почти не отличался от головы горепиротехника. Все, братва. Бегом в корпусную! Берем ментов в заложники.

Зеки бросились на первый этаж, в корпусную. Последним бежал бледный Бабанский. Дежурная по корпусу Тамара Акулова принимала по телефону сообщение с вышки, когда в кабинет ворвались три зека. Один из них по кличке Стасик (Игорь Станкевич) перепрыгнул через стул и со всего маху саданул кинолога Ярему, который уже успел закрыть в соседнем кабинете собаку, кулаком в шею. Кинолог опрокинулся со стула. Он судорожно открыл рот, но вздохнуть не мог. Два зека мигом присели рядом и начали связывать Ярему. Тот безучастно наблюдал за этой картиной. Стасик тем временем схватил дежурную за волосы и приставил к горлу заточку.

* Будешь молчать будешь жить, сказал он. В комнату вошел Кутас.

Он оглядел связанного контролера и дважды ударил его ногой в живот. За стеной лаяла овчарка. Стасик придвинул стул, усадил Акулову и, все еще прижимая к ее горлу нож, сел рядом. Убедившись, что стонущий кинолог из веревки не выпутается, и оставив рядом с ним Гамова, Кутас выскочил в коридор. Там уже трудились вовсю. В хозяйственной кладовке нашли лом и начали взламывать кабинеты. Впопыхах вооруженный ломом зек принялся за соседнюю комнату, где разрывалась собака.

* Назад, закричал Кутас. Он выхватил инструмент и лично открыл дверь тюремной оперчасти. Через минуту послышался страшный грохот. Это гнулся под мощными ударами сейф. Бабанский отыскал среди хозяйственного хлама второй лом и начал крушить очередную дверь. На пороге дежурной появился один из зеков.

* Где оружие? Где городской телефон? орал он в лицо Акуловой. Затем понесся коридором, забегая в открытые кабинеты, вытряхивая столы и срывая телефонные трубки. Все телефоны имели внутреннюю связь. Не нашлось на этаже и оружия. Вместо него Бабанский притащил откудато бутылку коньяка и литровую банку с самогоном. На радостный крик Бабанского выглянул даже Кутас, который уже расправился с металлической дверью сейфа:

* Стволы?

* Нет, водка!

Пахан на миг задумался, затем, бросив вдоль коридора "Я сейчас подойду", вернулся в кабинет. Запылала картотека оперативной информации на 900 заключенных. В огонь отправились и бумаги, найденные в столах. Спустя пять минут зеки вновь собрались в дежурке, но уже со стаканами в руках. Самогон был очень крепким, и давно не пившие узники слегка зашатались. Как оказалось позже, спиртное тайно пронесли в корпус адвокаты и ухитрились передать его в камеру. Но охрана успела "прошмонать" зеков и изъять посуду, из которой не успели даже отхлебнуть.

Пока беглецы допивали коньяк и самогон, "Кресты" оцепили бойцы конвойного полка. Об инциденте уже знал начальник тюрьмы С. Демчук, прибывший лично вести переговоры с террористами. В том, что придется штурмовать корпус и освобождать заложников, почти никто не сомневался.

В центре внимания был Кутас, мелькающий в окне первого этажа и рассылающий всем угрозы. Все они строились на один манер: захмелевший предводитель обещал убить пленников и взорвать дежурку вместе с собой. Пахану суфлировал Бабанский, подкидывая умные выражения типа: "Мы требуем гарантий", "Отзовите спецназ", "Самолет с полным баком" и тому подобное. Наконец террористы решили изложить свои мысли и требования письменно. Корявыми печатными буквами они нацарапали на листе ультиматум и выбросили в окно. В письме значился полный атрибут обложенного террориста: семь бронежилетов, четыре автомата с запасными магазинами, восемь ручных гранат, шесть пистолетов Макарова, семь противогазов, пулеустойчивый автомобиль, деньги и наконец самолет. Где должен был приземлиться самолет в питерском аэропорту или на тюремной крыше, террористы не уточнили.

Каждый из зеков считал своим долгом подойти к зарешеченному окну с выбитыми стеклами и вылить наружу поток брани. Не остался в стороне и Бабанский, показавший из окна кукиш и хлебную гранату, покрытую черной сажей. К тюрьме подтянулась пресса, ктото уже установил треногу с видеокамерой. В разгар переговоров появилась съемочная группа Александра Невзорова, который намеревался пополнить здешней хроникой свои "600 секунд". К тюремной стене приставили лестницу, и Невзоров лично поднялся к окну, где виднелась мрачная полупьяная физиономия Кутаса.

* Это абсолютно бессмысленно, крикнул телеведущий. Я вам серьезно говорю. Не надо! Это все кончится однозначно. Ну, что значит нет? Давай тогда другой вариант: вы отпускаете женщину, а к вам иду я...

Кутас и Невзоров общий язык не нашли. Бандита больше интересовала многодетная мать, чем телеведущий, пусть и популярный. Спектакль затягивался. Террористы стали агрессивнее. Гамов сел в углу кабинета, обхватил колени руками и срывающимся, почти истеричным голосом завопил;

* Нам всем кранты! Нас перестреляют прямо здесь! Им нельзя верить! Я не хочу умирать!

* Завяжи фонтан, гнида! подскочил к нему Кутас. Не они, а я прикончу тебя!

Вернувшись к окну, пахан заявил: если сейчас не прибудут автоматы и бронежилеты, он начнет убивать заложников. К этому времени сводный отряд специального назначения готовился к штурму. Начальник "Крестов" полковник Демчук опять подошел к окну:

* У этой женщины четверо детей. Четверо. Ты хоть это понимаешь? Мы не хотим ваших жизней, мы хотим ее спасти. Мы не хотим крови. Выпустите женщину...

* Время идет, мент! кричал сверху Кутас. Через десять минут я взорву гранату.

* Разрешение на вылет самолета в Швецию (зеки желали лететь исключительно к нейтралам. Авт.) может дать только Москва. МИД уже сделал запрос в посольство, но ответ придет лишь через час. Потерпите еще час.

Зеки перестали мелькать у окна. Судя по всему, они совещались. Вскоре они вновь начали приплясывать у решетки, размахивая столовыми ножами, которые нашли в кабинете. Каждый бил себя в грудь и обещал лично исполосовать заложников. Осмелевший Гамов публично клялся отрезать кинологу голову и выбросить в окно, Стасик грозился лишить Акулову ушей и носа.

Внезапно Бабанский, жонглирующий хлебной "лимонкой", увидел в толпе свою

пассию. От спиртного он и так уже разошелся вовсю, а теперь устроил це

лый спектакль. 1 и 2. Татуировки лагерных "бойцов

* Таня, Таня, иди сюда! истошно завопил зек, стараясь перекричать своих коллег по террору.

* Куда?

* Чтобы я мог тебя видеть. Видеть в последний раз. Я взрываю эту гранату, Танечка. Прощай! Прощай!!! Я любил тебя!

* Не надо! Ведь ты же знаешь, что с мамой может случиться?!

Бабанский на миг притих, потом с новой силой забился у окна. Стоявшие рядом с ним зеки, потрясенные не столько глубокой страстью, сколько амплитудой гранаты (бывший минерподрывник махал ею самым угрожающим образом), слегка отпрянули. Голос Бабанского звучал уже в одиночестве:

* Прощай, Таня! Я любил и люблю тебя. А ты еще молода, у тебя вся жизнь впереди. Ая... Я ухожу...

* Убери гранату! Зачем ты это все делаешь?

* Танюша! Прощай, лапушка! Я...

Тут голос террориста дрогнул так, что у зеков внутри все похолодело.

Стасик отобрал у Бабанского гранату, которую тот уже занес над собой.

* Ты, это... Не пыли. Все испортишь. Отвали от окна.

* Я никуда не уйду. Таня, я люблю тебя!

* Да уберите вы этого психа! выкрикнул ктото из офицеров.

Тут вмешался Кутас:

* Как можно остановить человека, который для себя уже все решил?

Он демонстративно положил руку на плечо плачущего Бабанского, как бы пытаясь увести "психа" в глубь кабинета. Тот продолжал надсаживаться:

* А я плевать хотел! Я люблю ее. Таня, прости... Полковник, ты, я вижу, парень с головой. Чем быстрее ты выполнишь наши требования, тем быстрее все это кончится. Тем быстрее мы их отпустим. Понимаешь ты это, козел, или нет?! Педерасты! Вы все педерасты! Мы только через "лимонку" встретимся. Я не люблю тебя.

* А жену?

* Я людей люблю! Поняла? А жену не люблю. Она дура.

Стрелка часов подходила к двум часам. План штурма уже был разработан, и камуфлированные бойцы начали занимать исходные позиции. Во двор тюрьмы въехали пожарная машина и "скорая". Два снайпера взяли под прицел окно на первом этаже. Переговоры вступили в свою последнюю стадию, которая была использована лишь для переброски бойцов. Для подготовки внезапной атаки пришлось произвести массу обманных маневров. Окна камер, которые выходили во внутренний двор, были облеплены стрижеными головами: зеки криком докладывали о всех перемещениях ментов. Стоит отметить, что скрытых подходов к комнате с террористами не нашли. Массивная дверь на внутреннюю лестницу 9го отделения была закрыта. Пять штурмовиков затаились у двери, готовые по сигналу расстрелять замок и кувалдой вывалить тяжелую дверь.

На оконную решетку одного из помещений первого этажа набросили крюк с тросом. Добротные стальные прутья, залитые в бетон еще в прошлом веке, можно было вырвать лишь рывком мощного автоагрегата. Им стал пожарный автомобиль, который вызвать подозрений никак не мог. Во дворе толпились родственники террористов. Мать Василия Кутаса плакала и умоляла непутевого сына сдаться. Налетчик лишь пробасил из окна:

* Все, мать, хватит. Хватит, я сказал! Похоронишь меня в могиле отца.

Все!

Под конец переговоров конвой привел из камеры блатного авторитета Сосо. Вор в законе лениво задрал голову и заорал:

* Кончай шуметь, братва! Если пустите кровь вас достанут даже в

Швеции... Отпустите хотя бы бабу!

Террористы дружно обложили блатного лидера бранью. Авторитет поморщился, вопросительно взглянул на полковника и молча пожал плечами. Тот же конвой увел Сосо обратно в камеру. Изза решетки слышались истерические вопли. Медлить со штурмом уже никто не решался. Атака началась с двух сторон ОМОН врывался со стороны окна, спецназ со стороны внутренней лестницы.

Гамов, брызгающий слюной возле решетки и размахивающий ножом, внезапно замер, покачнулся и стал заваливаться назад. На его лбу появилось багровое отверстие с неправильными краями. Снайпер лежал на крыше гаража в сотне метров от окна. Зеки оцепенели. Акулова закричала. За дверями, ведущими на лестницу, раздалась длинная автоматная очередь: офицер спецназа выпустил почти весь рожок по периметру замка. Дверь не поддавалась. Не смогли ее сорвать и мощные удары кувалды. Оконную решетку смогли вырвать лишь с третьей попытки. Пожарный автомобиль ревел и дергался вперед. Трос рвался дважды, прутья гнулись, но все еще оставались на месте.

В первые секунды штурма террористы были шокированы. Тесная комната, в которой находились девять человек (один из которых уже был трупом), наполнилась грохотом, пылью, пороховой вонью. Автоматные очереди крошили штукатурку на стенах, отрывали щепки с деревянного шкафа. "Черемуха", ворвавшаяся в комнату внутри газовых патронов, раздирала глаза. Стасик, стоявший ближе всех к Акуловой, поднял заточку и кинулся к женщине. Офицер спецназа, который держал под прицелом окно со стороны лестницы, дал короткую очередь. Стасик продолжал двигаться вперед, но уже мертвый.

* Под стол! закричал офицер. Акулова, под стол!

Корпусная скорее механически, чем осознанно рухнула на пол и поползла под стол. Решетка еще не поддавалась. Кинолог начал отползать в угол.

Это заметил Кутас:

* Не уйдешь, сука! Умрешь вместе с нами.

Пахан сжал заточку и бросился к Яреме. В ту же секунду пуля по касательной обожгла ему голову. Кутас отлетел к стене, выпустил нож, схватился за голову и чтото заорал, но его никто не слышал. Трое зеков заспешили к дверям и выскочили в коридор. В комнате остался в добром здравии лишь Бабанский. Дрожа всем телом, он на четвереньках подполз к кинологу и приказал:

* Ори, гад, во всю глотку! Останови бой. Я убью тебя, понял?

Бабанский дважды ткнул заточкой в грудь заложника. Рука его тряслась, губы дрожали, глаза затравленно косились на входную дверь. Кинолог молчал. Зек завопил и вновь ткнул связанного контролера:

* Ну! Кричи, сволочь! Умрешь же...

Лежавший на боку Ярема перевернулся на спину, застонал от боли и послал Бабанского к черту. Тот завизжал и с размаху воткнул клинок в грудь пленника. Зек целился в сердце, но в последний миг кинолог успел повернуться, и удар пришелся в правую часть груди...

Из показаний бойца ОСНАЗа (отряда специального назначения):

"Когда началась операция по освобождению заложников, я вместе с милиционером И. находился на внутренней лестнице 9го отделения. Открыв по команде стрельбу на поражение, мы через решетчатое окно корпусной целились в заключенного, который угрожал заложнице заточкой. Тот упал грудью на стул. После моей команды Акулова спряталась под столом. Мы начали стрелять по другим заключенным, препятствуя им приблизиться к этому столу. Когда решетку удалось всетаки сорвать, я вслед за И. вбежал в корпусную, где четверо участников покушения на побег лежали на полу кучей без движения. Один из них, заключенный Кутас, внезапно бросился на меня с ножом. Мне удалось выбить нож и обезвредить Кутаса. Остальные террористы лежали без признаков жизни. У одного из них, оказавшегося Бабанским, в боку, чуть ниже груди, торчала металлическая заточка. Сначала я принял его за мертвого, но потом заметил, что заточка движется в такт дыханию. Им мы заниматься не стали, а вытащили изпод стола Акулову, которая находилась в шоковом состоянии и не могла ни сидеть, ни стоять, ни говорить, а только кричала и плакала. Подтащив женщину к окну, передал ее ОМОНовцам. Вдруг ктото стал теребить меня за ногу. Посмотрев вниз, я увидел, что на полу лежит молодой мужчина в наручниках. Он сказал: "Я свой " и протянул мне служебное удостоверение, из которого следовало, что это Ярема. Я освободил его руки от наручников и осторожно передал Ярему в окно. Заключенный с заточкой в боку продолжал лежать без движения".

Когда Ярему несли на руках к машине "скорой помощи", он еще был в сознании. Тридцатидвухлетний кинолог тихо стонал и пытался чтото сказать. Затем минуту помолчал и тихо произнес: "Положите меня на землю. Я хочу спать". В салоне сердце старшего сержанта остановилось. Спустя несколько месяцев в "Крестах" появилась мраморная мемориальная доска, которая посвящалась контролерукинологу, погибшему при исполнении служебного и гражданского долга.

...Проткнув кинолога заточкой, Бабанский бросился к трупу Гамова, валявшемуся у окна, заполз под его ноги, решительно размахнулся и ударил себя заточкой в бок. От чрезмерного возбуждения он даже не почувствовал боли. В коридоре уже слышался топот. Первым в комнату влетел боец в серой форме. Он молниеносно обвел стволом все сваленные в кучу тела и бросился к столу, где без чувств лежала Акулова. За ОМОНовцем показался боец в защитном камуфляже. Навстречу ему внезапно рванулся Кутас с залитым кровью лицом и ножом в руке. Ударом приклада офицер отправил зека обратно к стене, перехватил вооруженную руку, вывернул и нанес удар коленом в локтевой сгиб. Нож отлетел в угол. Не выпуская сломанной руки, боец правой рукой схватил Кутаса за шею и с размаху бросил его на стол. Угол стола пробил грудную клетку. На пол бандит падал уже без сознания. Собственноручно раненный Бабанский тайком наблюдал за этой сценой. Теплая липкая кровь струилась по левому боку, но зек боялся даже шелохнуться. Человек в камуфляже нагнулся над ним. Бабанский затаил дыхание и вновь захлопнул веки. Он улавливал обрывки фраз, женские всхлипы, стоны...

В одном из кабинетов под столом, завернувшись в одеяло, дрожал пятый зек. Он даже не пытался укрыться, а просто лежал и дрожал. Штурмовики с шумом ворвались в кабинет. В мгновенье ока стол отлетел в угол, в скулу террориста врезалась чьято нога. Зека вырвали из одеяла, словно жабу бросили животом на пол, выкрутили за спину руки. "Браслеты" защелкнули так, что через две минуты он перестал чувствовать онемевшие руки. Из туалета вытащили еще двоих. Зеки прятались за унитазом и встретили бойцов с уже поднятыми руками. Ими вытерли пол и поволокли к остальной братии. Вся антитеррористическая акция закончилась в 14.31 и заняла девятнадцать минут.

Кутас и Гамов скончались в реанимации. Брюшную полость Бабанского обработали, и через несколько дней тот уже давал показания по уголовному делу N 542909, которое прокуратура возбудила в день теракта. Бабанский валил все на Кутаса, зная, что пахан ныне способен вытерпеть все на том свете. Именно на Кутаса и легло подозрение в убийстве кинолога. Но очень скоро, после первых результатов судмедэкспертизы, версия начала рассыпаться.

Судя по первичному воспроизведению событий, Бабанский упал до того, как снайпер "снял" Гамова. Совершить попытку самоубийства он мог еще до начала штурма. Заложница Акулова как свидетель была помощником неважным. Сквозь пелену шока она даже не пыталась уследить, кто в комнате падал, прыгал и резал. Женщина лишь заверила, что до начала штурма контролера никто заточкой не трогал. Стасик, убитый выстрелом с лестницы, успел добежать лишь до стула. Оказалась вне подозрения и тройка зеков, спешно выскочившая в коридор. Итак, оставался строгий и кровожадный пахан. Но в "убийцах" он оставался до тех пор, пока патологоанатом не провел вскрытие.

По мнению экспертизы, при подобном касательном ранении головы Кутаса должен был хватить кратковременный паралич, который длился бы как минимум пять минут. Картину штурма "собирали" буквально по секундам. Наконец из химлаборатории пришло еще одно заключение, основанное на анализе групп крови: на заточке, вынутой из Бабанского, обнаружена кровь не только его самого...

К тому времени Бабанского уже выписали из больницы. Зек проклинал тамошних хирургов, которые поставили его на ноги всего за сутки и выставили за двери как пациента, не нуждающегося в стационарном лечении.

* Не возьмешь меня на пушку, командир, сказал Бабанский следователю. Я не подпишу ни одну из этих бумажек, а тем более какоето несуразное признание. Неужели вы думаете, что я своими руками надену себе петлю на шею?

Бабанского вновь водворили в камеру СИЗО, но на этот раз уже в одиночную. Иначе верные Сосо и оскорбленные в лучших блатных чувствах урки могли бы помочь Бабанскому поскорей встретиться с Кутасом и Гамовым. В процессе всего следствия зек был внешне спокоен. Его душевное равновесие покачнулось накануне суда, когда ему дали почитать почти сто страниц обвинительного заключения. Он обвинялся по шести статьям, среди которых значились и организация побега, и умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Когда судебная коллегия по уголовным делам оглашала приговор, Бабанский дрожал. Его худшие опасения подтвердились...

Кунсткамера

Питерские "Кресты" едва ли не самая крупная тюрьма в Европе. Она же и одна из самых старейших и именитых. СИЗО N 1 стоит почти в центре города, однако пейзаж отнюдь не портит. Старинный допр на берегу Невы, который возводился восемь лет, и мрачный, и живописный одновременно. Он даже имеет свой герб, где панорама тюрьмы со всеми ее архитектурными достоинствами придавлена чистым голубым небом. Увековечен на гербе и купол тюремного собора, который администрация взялась отреставрировать. На другом берегу Невы Андрей Шемякин успел разместить двух бронзовых зловещих сфинксов и бронзовый крест, посвященный жертвам "исправительного" произвола.

Ныне в "Крестах" обитает свыше десяти тысяч зеков, каждый десятый хозслужащий, то есть "шнырь". В тюремной кухне ежедневно моется, чистится, варится пять тонн картофеля, три тонны капусты, полторы тонны моркови, тонна лука. Каждый день ворота СИЗО принимают караван из шести автомашин с надписью "Хлеб". Двести узников бывшие менты. Нетрудно догадаться, что их содержат отдельно от уголовников. В одиночных камерах парятся лишь сексуальные маньяки и прочие нелюди, которые в общей камере прожили бы в лучшем случае до утра.

Первых узников каменные стены увидели в 1892 году. С тех пор через "Кресты" прошел ряд знаменитостей Павел Судоплатов (бывший начальник иностранного отдела НКВД, автор многих терактов и диверсий на территории иностранных государств, первый наставник разведчика Николая Кузнецова), Николай Заболоцкий, Лев Гумилев, Георгий Жженов... Нынешняя знаменитость Дмитрий Якубовский, терпеливо ждущий этапа. В своей камере N 83 Дмитрий Олегович устроил настоящий террор. Его сокамерник Христич прибыл в санчасть, ковыляя и держась за правый бок. Рентген выявил у пациента два сломанных ребра, над которыми трудилась нога "генерала Димы". Ему услужливо помогал кулак зека Сидорова. Все началось с того, что однажды Якубовский обнаружил у Христича странную сексуальную ориентацию. Мгновенно вспомнилось вековое тюремное правило: "Пидора к параше!" Бывший российский адвокат заставлял зека становиться на четвереньки, чтобы удобнее было взбираться на второй ярус. Не стесняясь в выражениях, Дмитрий Олегович на суде объяснил причину травли. Однако судьи, не став закрывать глаза на неформальные тюремные обычаи, заметили, что те же "петухи" спят и питаются отдельно. Христич же не только спал напротив "генерала Димы", но и ел за общим столом. В конечном итоге Дмитрий Якубовский получил от Калининского райнарсуда СанктПетербурга еще один приговор два года лишения свободы.

Факты побегов из питерских "Крестов" меркнут перед случаями попыток к побегу. За десять месяцев до захвата заложников в корпусной 9го отделения из камерыодиночки вырвался налетчик Мадуев по кличке Червонец. Получив пистолет из рук следователя, Мадуев попытался вырваться через тюремный двор. Он даже рассчитывал захватить самого полковника Демчука начальника СИЗО N 1, проработавшего в "Крестах" свыше двадцати лет. В пылу схватки Червонец тяжело ранил офицера. На втором выстреле случилась осечка, и бандит вновь оказался в камере. Тот же Мадуев, но уже в 1994 году получил от "вертухая" нож и отвертку, но их отобрали при очередном обыске.

В глубине тюремного двора находится музей "Крестов", который рядовому гражданину недоступен. В его почетных экспонатах фигурируют предметы, которые создавались для побегов: "кошки", заточки, напильники, отвертки, режущие полотна. Более интересны муляжи пистолетов и гранат из хлебного мякиша, выкрашенные сажей. Но настоящие шедевры служебные удостоверения капитана милиции и следователя прокуратуры. Их смастерили из распущенных красных носков, газет и парафина. Хранит музей и безобидные вещи. Скажем, татуировочную машину, переделанную из механической бритвы. Или копию памятной медали, которую вручили десятитысячному заключенному (оригинал зек законно присвоил себе).

Тюремный музей явление редкое. Чтобы его создать, одного желания мало. Нужна история тюрьмы. История, которая сама бы подбрасывала бесценные экспонаты. Второй подобный музей находится лишь во Владимирском централе, имевшем некогда статус ТОНа тюрьмы особого назначения. В его стенах содержались спецзаключенные, то есть те, которые, по мнению ГПУНКВД, представляли особую социальную опасность и кого необходимо было изолировать от общей массы осужденных. В разряд тайных узников попадали иностранцы, разжалованные чекисты, диссиденты и т.п. В 50х годах во Владимирскую тюрьму стали определять и лидеров уголовного мира: МВД наконецтаки оставило надежду их "перековать". За четыре десятилетия через централ прошли свыше семисот воров в законе, из которых две трети кавказцы. Здесь провели свои лучшие блатные годы патриарх уголовного мира Василий Бабушкин (Бриллиант), Александр Захаров (Шурик Захар), Гена Корьков (Монгол) и т.д.

Владимирский централ был построен при Екатерине II в 1783 году и считался обычной тюрьмой. Центральные тюрьмы появились после 1905 года, когда карательному аппарату России понадобились допры с особой укрепленностью и особым режимом содержания. В 1918 году к централу пришло новое имя губернский исправительный дом. Сюда хлынул поток рецидивистов, которых молодая страна Советов намеревалась исправить лекциями и художественной самодеятельностью. Эта игра в доброго воспитателя продолжалась почти десять лет. В конце 20х годов Владимирский централ стал политической тюрьмой, ведомством госбезопасности (такие специзоляторы арестанты называли политзакрытками).

По экспонатам здешнего музея можно изучать историю СССР. Здесь сидели первый председатель Президиума ЦК РКСМ Ефим Цейтлин (его этапировали в Ивановский допр, где и расстреляли), отец Юлиана Семенова Семен Ляндрес (проходил по "бухаринскому делу"), Даниил Андреев, создавший в тюремной камере "Розу мира". Его соседом по камере был не кто иной, как академик Ларин, руководивший медподготовкой первых советских космонавтов. По некоторым данным, весь архив Андреева попал в руки начальника оперчасти, который и передал его супруге Даниила. Через централ прошли Лидия Русланова, Галина Серебрякова, Зоя Федорова, певица Большого театра Михайлова, Владимир Буковский, Натан Щаранский (нынешний министр Израиля). Имя Павла Судоплатова фигурирует не только в музее "Крестов", но и в здешних архивах. Именно во Владимирском централе глава советских диверсантов провел почти семь лет.

В режиме особой секретности содержались родственники Сталина Анна Аллилуева и Евгения Аллилуева. Заключенные такого ранга значились в делах и картотеках лишь под номерами. Сын вождя Василий Сталин, угодивший в централ в разгар хрущевских разоблачений, значился как Василий Васильев. За ним велся особый надзор. В музейных архивах хранится копия секретного донесения Никите Хрущеву, подписанного Председателем КГБ Шелепиным и Генеральным прокурором СССР Руденко (за 7 апреля 1961 года):

"В. И. Сталин за период пребывания в местах заключения не исправился, ведет себя вызывающе, злобно, требует для себя особых привилегий, которыми он пользовался при жизни отца. Считаем целесообразным в порядке исключения из действующего законодательства направить Сталина после отбытия в ссылку сроком на пять лет в Казань. Считаем также целесообразным при выдаче В. И. Сталину паспорта указать другую фамилию ".

Легендарным узником по праву считался и американец Пауэре, решивший немного пошпионить над нашей Родиной. В 1997 году во Владимирскую тюрьму приезжал сын знаменитого летчикашпиона. Он пожелал взглянуть на камеру, где жил отец, и подарил тюремному музею книгу Пауэрсастаршего. В этой книге много воспоминаний о централе, о здешнем режиме, меню и обычаях.

Побеги из Владимирской "крытки" можно пересчитать на пальцах. Наиболее громкий и скандальный связан с Михаилом Фрунзе. Среди попыток к побегу выделяется история сорокалетней давности. Глубокой ночью двое авторитетных урок в момент подачи какогото предмета (вероятно, записки) через дверную кормушку ухитрились схватить охранника за руку и затащить эту руку по локоть в камеру. Они полоснули по венам заточенной ложкой и приказали открыть дверь (до 1953 года камеры были под двумя замками. Ключи хранились у надзирателя и дежурного). "Вертух" колебался недолго. Когда зеки пообещали искромсать ложкой венозные сосуды и держать кисть до тех пор, пока охранник не истечет кровью, ключ пополз к замку. Пленник, согнутый у кормушки в три погибели, долго не мог открыть дверь. Наконец она приоткрылась, и надзирателя заволокли в камеру. Грозя заточкой, урки приказали ему снять мундир, в который облачился один из зеков. Полосой простыни охраннику связали за спиной руки, вывели в коридор, подошли к телефону прямой связи с дежурным по корпусу и сняли трубку. Пленник попросил дежурного, имевшего ключ от двери тюремного корпуса, срочно прибыть на его пост. "Труп в камере, кратко объяснил он. Судя по всему, самоубийство".

Дежурный поднялся на пост и остановился перед решеткой. Среди коридора в тусклом свете лампочек стоял охранник, припав глазом к глазку камеры. "Иди сюда, посмотри на это чудо!" крикнул лжеохранник голосом настоящего "вертуха", которого держали по ту сторону двери с удавкой на шее. Пленник кричал в приоткрытую кормушку. Дежурный открыл решетку и подошел к "коллеге", все так же стоящему вполоборота. Молниеносный удар в кадык свалил офицера на пол, Отстегнув у хрипящего капитана связку ключей и затащив его в камеру, зеки закрыли дверь и заспешили к выходу из корпуса. Но открыть вторую решетку они не смогли: второй ключ имелся лишь у дежурного помощника начальника тюрьмы. Тащить оглушенного капитана на пост к телефону и вызывать дежурного помощника было делом хлопотным. Пока урки возились у зарешеченных дверей, пытаясь раскурочить замок, охранник пришел в себя и с помощью капитана развязал себе руки. Он добрался к окну, где уже давно не было стекла, и начал кричать: "Вторая вышка! Побег! Вторая вышка! Побег!"

Охранник на вышке услышал крики и позвонил начальнику караула. Два автоматчика поднялись к решетке, от которой зеки уже бежали обратно в камеру, и пустили по коридору две очереди. Один из беглецов умер на месте, другого добили спустя несколько минут.

Владимирские тюремные экспонаты, впрочем, как и питерские, доступны далеко не всем. Музей заведение режимное. Исторические архивы, и предметы Владимирского централа хранятся в бывшей тюремной камере, в которую попасть можно лишь через сеть постов. Тюрьмы умеют хранить любые тайны, даже самые безобидные.

Червонец: пиковая масть

Сергей Мадуев родился в неволе. Сын чеченца и кореянки, сосланных на дикие земли Казахстана лишь за то, что они были чеченцем и кореянкой, Мадуев стал таким, каким и должен был стать. К расстрелу его приговорили в тридцать девять лет, двадцать из которых он провел в зоне.

Тюремнолагерная эпопея для Мадуева началась в 1974 голу, когда он, едва отметив свое совершеннолетие, сел за грабежи и разбой. Через шесть лет он вернулся на родину, но та отвернулась от непутевого сына. Бывший зек с единственной судимостью не смог найти работу. Через два месяца вместе со своим младшим братом Мадуев пускается в путешествие по всей России, громя обители партийной номенклатуры и цеховиков. Странствия закончились новым сроком, на этот раз максимальным. Налетчики получили по пятнадцать лет. В зону Мадуев прибыл уже именитым. Среди уголовников он имел кличку Червонец. Поговаривают, за то, что всегда расплачивался в такси червонцем. В режимном пристанище ТалдыКургана Червонец не стал засиживаться. В одну из декабрьских ночей 1988 года он бежал. Начиналась новая криминальная эпоха Сергея Мадуева (он же Али Мадуев, он же Андрей Львов, он же Али Филани, он же Владимир Шпак, он же Сергей Ли).

4 января 1989 года средь бела дня двое незнакомцев, взломав входную дверь, зашли в квартиру первого секретаря одного из сибирских райкомов партии. Хозяин квартиры и района, приняв с раннего утра дозу горячительного, посапывал на диване. Гости решили его не тревожить и начали рыскать по столам, шкафам и диванам. Их интересовали лишь деньги. В разгар обыска явилась хозяйка. Она оторопела от необычной сцены. Один из налетчиков вытащил нож с выкидным лезвием и приказал женщине сесть в кресло. Заворочался на диване и предводитель райкома. Он увидел у своего лица нож и также решил героя не разыгрывать. Забрав деньги, налетчики скрылись.

В середине марта налетчики прибыли в Грозный, где облюбовали дом Бойцовых. Глубокой ночью они открыли ножом окно и пробрались внутрь. Проснувшаяся хозяйка зажгла настольную лампу и увидела перед собой высокого парня с характерным разрезом глаз. "Спи спокойно, вежливо произнес он.

* Мы тронем только деньги и золото". Дабы помочь бандитам, женщина сама вынесла шкатулку с кольцами и серьгами, а также все свои сбережения. В соседней комнате спала ее семнадцатилетняя дочь. Тот, что пониже ростом, уже начал расстегивать брюки, когда высокий налетчик резко бросил:

"Брось, уходим". Напарник не послушался и бросился на девушку, которая от страха онемела и боязливо защищалась локтями. Высокий вытащил пистолет и с размаху саданул рукояткой по спине любвеобильного бандита. Тот завыл и сполз с кровати. "Брось, уходим", так же спокойно повторил человек с наганом...

Этот же криминальный дуэт отметился и в Подмосковье, погостив у некой Галины Ребровой. Вскрыв дверь, высокий налетчик вошел в коридор и сразу же выстрелил в потолок из пистолета. Поигрывая стволом, он снял со всех домашних украшения бриллиантовые кольца, сережки и кулоны, массивные золотые браслеты, цепочки. Когда все это добро уже было упаковано, бандит выстрелил в стену. Для профилактики. Глава семейства схватился за сердце и рухнул на палас. Супруга, ломая руки, бросилась к аптечке и стала искать валидол. Пораженный приступом хозяин лежал на полу и, казалось, уже не дышал. Незнакомец, который минуту назад стрелял, громко сказал: "Я вызову врачей". Прочитав в глазах жертв недоверие, он добавил: "Я клянусь!" С этими словами он поднял правую руку.

Налетчики быстро вышли на улицу. Во дворе высокий (читатель, вероятно, догадался, что это был Червонец) зашел в аптеку и бросил аптекарю:

"Телефон, срочно! Человек умирает". Почти двадцать минут бандит накручивал "03", чтобы вызвать "неотложку" по адресу, который был ему более, чем знаком. Сердечника вовремя откачали. Через полчаса оперы выковыряли из стены пули и вместе с гильзами отправили в ЭКО экспертнокриминалистический отдел. Вскоре пришло заключение: стреляли из пистолета "Чешска зброевка". Так Сергей Мадуев оставил за собой первый след, первую улику. Уголовный розыск, слегка пораженный великодушием и дерзостью бандита, без труда снял показания у сотрудников аптеки. Все они хорошо запомнили скуластого незнакомца с высоким лбом и характерным разрезом глаз. На следующий день появился фоторобот. Подмосковный налет еще не был связан с грабежами в сибирском городке и Грозном.

После подмосковных гастролей Мадуев начал оставлять за собой трупы, среди которых были и женщины, и дети. В Астраханской области при налете на семью Айвазовых жертвы стали упорствовать и подняли шум. Бандиты без колебаний уложили их из пистолетов. Пуля, извлеченная из груди Айвазовой, была выпущена из той же "Чешской зброевки". Так милицейская гильзотека пополнилась еще одним экземпляром. Наблюдательная соседка вспомнила, что три дня назад к ней приходил высокий представительный корреспондент по фамилии Шпак. Точнее, приезжал на белой "Волге" с номером, который начинался на "43". Журналист Шпак, распахнув удостоверение, стал выпытывать о семье Айвазовых: их место работы, распорядок дня и прочее. Удостоверение не было фальшивым. Корреспондент Владимир Шпак действительно трудился в редакции, однако отнюдь не походил на пассажира "Волги". Он пояснил, что два месяца назад потерял служебное удостоверение.

Уголовный розыск начал отрабатывать все белые "Волги" с указанным фрагментом номера. Автомобиль отыскали в соседней области. Он числился за неким Пинтаевым. Непонимание на его лице читалось недолго. В дверях "Волги" имелись два пулевых отверстия с застрявшими пулями. Стреляли из "Чешской зброевки". Лишь когда Пинтаеву зачитали резюме экспертов, он признался, что "Волгу" доверял лишь одному человеку своему шурину Али Арбиевичу Мадуеву. В фотороботе действительно угадывался дерзкий налетчик. Из семейного фотоархива изъяли снимок Мадуева и растиражировали для постов, патрулей и стендов "Их разыскивает милиция". Любопытный факт: внешность Али Арбиевича претендовала на типичность. За все время всесоюзного розыска милиция задержала свыше ста подозрительных субъектов, походивших на дерзкого бандита.

Активные поисковые мероприятия отнюдь не смущали Мадуева. 6 июня 1989 года он и его напарник ворвались в двухэтажный дом жителя Ростовской области Олега Шалумова. Мадуев первым же выстрелом убил хозяина. Затем была задушена супруга. Список похищенных вещей розыскникам составить не удалось: покидая дом, бандиты облили комнату бензином и подожгли. В огне сгорели не только супруги Шалумовы, но и их годовалый сын Миша, спавший в кроватке на втором этаже. Эта непонятная жестокость шокировала всю округу. На похоронах, когда в яму опустили все три гроба, среди которых был совсем маленький, родня Шалумовых публично поклялась: "Если убийц найдут и не приговорят к расстрелу, мы прикончим их собственноручно". С места пожарища в союзную гильзотеку отправилась очередная гильза от знакомого уже пистолета. Спустя два года Сергей Мадуев, уже будучи под стражей в Бутырской тюрьме, твердил, что не знал о ребенке. "Если бы я знал, заявил он, я бы первым вынес его из огня".

Гастроли Червонца продолжались. Он вихрем пронесся по Узбекистану, где облегчил воровской общак на двести тысяч рублей. Ташкентские воры отказывались этому верить, но факт остался фактом. Разумеется, блатари не стали обнародовать свой позор. Детали его кражи неизвестны. По одной из версий, бойцы Мадуева напали в поезде на воровских курьеров, перевозивших деньги в региональный общак. Вскоре узбекские авторитеты установили личность наглеца и разослали по всему Союзу "малявы", где бандит по кличке Червонец приговаривался к смерти. В Тбилиси бесстрашный Мадуев пошел еще дальше: он обобрал местного вора в законе Ваху. Держа "законника" под прицелом, наглый гость, даже не пытаясь прикрыть свое лицо, паковал деньги в дорожную сумку и приятно улыбался. После этого случая за Червонцем начали гоняться и грузинские авторитеты. Осенью 1989 года след Мадуева объявился в Ленинграде. Перед жертвами представал все тот же высокий улыбающийся бандит, но вооруженный уже наганом. В городе на Неве прошла серия дерзких налетов. Спутником Мадуева был молодой парень со славянской внешностью.

Утром 11 октября в квартиру Анны Юрих, которая принимала гостей, вломились двое субъектов. Один из них, достав наган, потребовал золото и деньги. Пожилая хозяйка решительно направилась к телефону. Раздался выстрел. Пуля вошла в спину Юрих, и женщина рухнула на пол вместе с телефоном. За ее жизнь сражались хирурги Ленинградской военной академии (обычные больницы с огнестрельными ранениями еще не были знакомы) почти четыре месяца. В феврале женщина умерла. На судебном процессе убийца заявит, что выстрел был случайным: "Я поскользнулся на паркете".

Серия налетов продолжалась. В том, что их совершают одни и те же лица, ленинградская милиция уже не сомневалась. Почерк грабежей разнообразием не баловал. В десятках показаний фигурировал высокий, элегантный мужчина, который свое общение с жертвой начинал с выстрела в потолок. Каждый раз бандит подбирал отстрелянную гильзу, но пули из потолка приходилось выковыривать уже оперативникам. Все пули направлялись в гильзотеку, где их объединяли по характерным деталям. Мадуев стрелял из револьвера системы "наган" калибра 7,62 мм.

В середине декабря Червонец зашел в кооперативное кафе. На входе его встретил молодой швейцар:

* Снимите верхнюю одежду.

В этот вечер Мадуев был далеко не в лучшем настроении. Он раздраженно бросил чтото парню в лицо и двинулся к стойке. Строгий швейцар преградил путь. Червонец расстегнул плащ, достал револьвер и выстрелил почти в упор. Не спеша подойдя к стонущему в углу парню, он дострелил его в голову. Затем повернулся к жующей публике и спокойно спросил: "Ктото хочет еще?" На глазах изумленного зала бандит вышел из кафе и сел в такси. Один из официантов успел заметить последнюю цифру на номере автомобиля. Двадцатитрехлетний швейцар умер, не приходя в сознание. Его друзья поклялись отомстить убийце. Охотников за жизнью Мадуева становилось все больше. Не исключено, что именно тюремные стены спасли эту жизнь, вернее, отсрочили смерть.

Такси, на котором разъезжал Червонец, нашли на третьи сутки. Желтая "Волга" стояла на окраине города в подворотне. В багажнике обнаружили вещи из ограбленных квартир. Чуть позже нашли таксиста. Водитель сбивчиво и нехотя признался, что всю осень возил какихто Андрея Львова и Романа. Пассажиры на чаевые не скупились, а под конец разъездов высокий, элегантный Львов пинком вышвырнул таксиста из авто и растворился в потоке ленинградских машин. Таксист вспомнил, что пассажир Львов собирался в Ташкент. Это было серьезной зацепкой. В столицу Узбекистана срочно отбыла тайпограмма, но ташкентская милиция оперативно отреагировать не смогла.

В начале января Мадуев и его кореш Роман действительно приехали в Ташкент. Наглость и дерзость Червонца, за которым по пятам носились узбекские воры, могла удивить кого угодно. Наконец налетчик переплюнул сам себя. Он явился в дом местного рецидивиста, жившего вместе с матерью и неделю назад вышедшего из колонии, и попросил у него деньги, притом все. Верный Роман держал в руке пистолет. Бывший зек внезапно выбил ногой оружие и ударил Романа в лицо. Завязалась шумная драка. За всей этой сценой наблюдали. В руке хозяина появился обрез. Зек и молодой налетчик выстрелили одновременно. Шальная пуля попала в грудь матери. Женщина упала на пол, но сознания не потеряла.

Сквозь полуоткрытые веки она видела, как высокий парень выхватил револьвер и дважды выстрелил в ее сына. Затем бандит подошел к своему раненому другу, который корчился на полу, задумчиво постоял над ним. Роман поднял глаза и простонал: "Помоги". Червонец поднял револьвер и выстрелил напарнику в голову. После этого вытащил из его карманов все документы, окинул взглядом всю комнату, где лежали на полу три тела, и скрылся. Пули и словесный портрет убийцы доказали, что здесь побывал именно Мадуев. Все дороги, вокзалы и аэропорт были взяты под контроль. Из Москвы в Ташкент срочно вылетели представители МВД СССР с единственной задачей:

оборвать гастроли МадуеваЛьвова именно в Ташкенте.

От долгих скитаний и риска бандит утратил прежнюю бдительность. Судя по всему, он не мог поверить, что милиция успела отследить его маршрут: между Ленинградом и Ташкентом лежали тысячи километров. Знакомую по фотографии внешность оперативнопоисковый отряд засек на железнодорожном вокзале. Высокий пассажир спокойно выстоял очередь и взял купейный билет на поезд "ТашкентМосква". Брать налетчика решили в купе. Четверо в штатском подождали, пока "объект" проследует в вагон, и двинулись следом. Все произошло в считанные секунды. Червонцу заломили руки прямо в коридоре и уложили брюхом на ковровую дорожку. Из кармана плаща вытащили револьвер и фальшивый паспорт. Бандита заволокли в купе, где один из милиционеров соединил свою руку с рукой Мадуева наручниками. Процессия двинулась к выходу. Внезапно налетчик выхватил из кармана брюк гранату, зубами рванул кольцо и угрожающе поднес к животу милиционера. "Сейчас, мент, взлетим на воздух". В тамбуре оперативник бросил своим коллегам:

"У него граната". Такого поворота никто не ожидал. Тем временем Мадуев перехватил инициативу. Он кричал, что взорвет поезд, и требовал встречи с министром внутренних дел и прокурором Узбекистана. Подполковник милиции, руководивший задержанием, уговорил Червонца покинуть поезд и перейти в здание линейного отдела милиции. Осторожный Мадуев приказал всем очистить перрон и вместе с заложником добрался к ЛОВД. Он закрылся в кабинете и приказал своему пристегнутому спутнику:

* Достань в моем нагрудном кармане записную книжку. Живо!

Граната нервно дрожала в руке Мадуева. Розыскник послушно вытащил темносинюю книжечку и начал сжигать на огне зажигалки все ее содержимое, лист за листом. К тому времени на вокзал прибыли первые замы министра и прокурора. Началась вторая стадия переговоров, но и она ничего не дала. Червонец требовал аудиенции с первыми лицами, а не с первыми замами. Он требовал гарантий, автомобиля, денег. Выпускать легендарного бандита, за которым охотились почти два года, никто не хотел. Рискнули провести ювелирную операцию.

В тридцати метрах от здания притаился снайпер. Он взял под прицел окно и начал ловить в прорезь прицела руку с гранатой. Сам Мадуев забрался в угол, опасаясь, что в прицеле может оказаться его голова. Второй сотрудник ОМОНа тихо пробрался в коридор и стал у дверей кабинета. Уловив момент, когда вооруженная рука неподвижно зависнет в воздухе, стрелок нажал на спуск. В ту же секунду боец в коридоре выбил дверь, схватил гранату и отбросил ее в безопасное место. Взрыва не последовало. Ручная граната оказалась учебной. Это был последний день тридцатипятилетнего Сергея Мадуева на свободе. Оставшиеся пять с лишним лет он проведет под стражей. К расстрелу его приговорят 10 июля 1995 года. Еще полгода пойдет на то, чтобы привести смертный приговор в исполнение.

На первом допросе, который начался с ташкентского эпизода двухдневной давности, Червонец признался в убийстве своего друга:

* Да, я застрелил Ромку. А что мне оставалось делать? Волочь в больницу? Какая разница, где бы он умер: на полу или на операционном столе.

Труп Романа Чернышева, вчерашнего ленинградского студента, уже покоился под могильным крестом с надписью "неизвестный". Его извлекли и отправили в городской морг, куда должны были прибыть родители Романа. Отец и мать опознали сына.

Мадуева этапировали в "Кресты" для отработки ленинградских эпизодов. Уже в Ленинграде его официально обвинили в шестидесяти двух преступлениях. Несмотря на переполненность тюрьмы, селить дерзкого Червонца в общую камеру никто не решился: это было бы верным убийством. Уголовным мир уже давно поставил на Мадуеве крест, теперь же очередь оставалась за крестом могильным.

Даже седовласые следователи не могли припомнить подобного подследственного. Сергей Мадуев, ни на миг не сомневаясь, что его ждет "вышка", признавался во всех своих грехах, охотно сдавал подельников, указывал места захоронения жертв, подписывал протоколы, не читая их. Бандит даже не стал тратиться на адвоката, и защитников пришлось назначать за казенный счет.

Лишь в одном Мадуев проявил стойкость и несговорчивость. Он не сдал деньги и сокровища, которые семнадцать месяцев подряд изымал у зажиточных жертв. Налетчик путался в показаниях, упоминал о Смоленском кладбище, где он якобы закопал свой скарб, затем вдруг заявил, что кладбищенский тайник находится в Ташкенте. Учитывая широту и разгульность Червонца, можно предположить, что все деньги и драгоценности регулярно пропивались, проедались, проигрывались и наконец просто дарились. Почти во всех "гастрольных" городах бандит имел подругу, готовую приютить его на день или на месяц. Обаятельный ухажер никогда не скупился на презенты. Он легко расставался с кольцами и браслетами, серьгами и деньгами. С такой живой и хлебосольной натурой можно было промотать и не такое состояние. Следователи скептически относились к версии о тайниках и золотых запасах Мадуева: "Это миф, раздуваемый прессой. Многие ценности были изъяты еще в начале расследования. Как у самого Мадуева, так и у его подельников. Если бы он был богат, то не пользовался бы защитой по назначению".

Даже в "Крестах" Червонец держал марку. На очные ставки, допросы и процессы опознания он являлся в светлых костюмах (белый, кремовый, голубой), чарующе улыбался вчерашним жертвам, шутил, картинно покуривал за столом. Он доигрывал свой последний спектакль, где финал уже был написан. При очередном опознании, когда старушка отметила его красивые глаза и тонкие выразительные губы. Червонец томно опустил взгляд и заморгал ресницами. Он был в центре внимания и пользовался этим. Элегантный, отутюженный Мадуев не мог не запомниться. Руководитель следственной группы Генеральной прокуратуры СССР Леонид Прошкин, лично проводивший допросы, отметил: "Яркая личность. С ним не противно общаться, как со многими уголовниками. Не мразь".

Подследственный (а затем и подсудимый) не походил на того человека, который еще год назад шагал по трупам. Потерпевшие опознавали его сразу, ни секунды не колеблясь. Ктото из них панически закрывал лицо рукой и указывал на убийцу жестом, другие рыдали и бросались на бандита, третьих приходилось выводить под руки. Все эти показания Мадуев встречал если не с улыбкой, то с заметным позерством. Он хотел остаться на видео и фотопленке все таким же неординарным Червонцем, подлым и благородным, добрым и жестоким. Это ему удалось. Дерзкий, полуграмотный Сергей Александрович Мадуев вошел в историю советского бандитизма не только как последний бандит Советского Союза.

Объемное уголовное дело N 18/12355293 близилось к завершению. Оставался лишь последний эпизод, в котором фигурировали два сообщника Мадуева братья Мурзабек. С ними Червонец колесил по горному Кавказу. Так как братья содержались в Бутырской тюрьме, следствие приняло решение этапировать Червонца в Москву для последних допросов и очных ставок. Хотя добытых материалов хватило бы на десятерых Червонцев. В Бутырке для именитого узника, проходившего по особому рангу, освободили одиночную камеру в коридоре смертников. В начале мая за ним должен был прибыть конвой "Спецэтап", усиленный еще тремя натасканными бойцами.

Конвойная бригада в "Крестах" появилась 3 марта 1991 года. Контролер открыл дверь камеры и приказал: "Мадуев, на выход". Червонец, одетый в традиционный светлый костюм, заложил руки за спину и послушно вышел в коридор. Сличать личность узника с картой подследственного не стали: бандит успел стать знаменитым и здесь. Мадуева конвоировали в специальный участок тюрьмы, где проходила последняя сверка документов. Пять офицеров, восемь солдат и одна собака терпеливо ожидали, когда дежурный офицер закончит последние формальности. Внезапно Мадуев вытащил изпод пиджака револьвер и выстрелил в стену. Пистолет не был ни муляжом, ни даже пугачом: пуля раздробила кирпич, оставив пулевое отверстие. Пользуясь растерянностью конвоя, Мадуев бросился бежать по коридору.

В коридоре на его пути встал майор внутренней службы, спешивший на звук выстрела. Червонец без колебаний выстрелил в живот майору. Затем бросился к двери, выходящей на внутренний двор тюрьмы. По дороге он захватил в заложники дежурного помощника и, приставив револьвер к его шее, приказал охране открыть дверь. Позже Червонец признается, что хотел захватить начальника тюрьмы Степана Демчука, которому однажды лично заявил:

"Полковник, я убегу. И убегу вместе с тобой". Но побег Червонца уже был обречен. С двух сторожевых вышек были спешно затребованы автоматы.

Пока Мадуев с заложником пересекал двор, торопясь к очередному посту, двор перекрыли. Обложенный со всех сторон бандит прицелился в одного из офицеров и нажал на курок. Но револьвер сухо щелкнул. Мадуев нажал вторично, но и в этот раз случилась осечка. Третьей попытки уже не было. Бандита сбили с ног. Начальник конвоя остановил своих головорезов лишь через несколько минут. Прежнего обаятельного Мадуева уже не было. В небо смотрела кровавая маска с узкими прорезями для глаз. Беглецу сломали два ребра и повредили легкое. В тот момент предотвратить расправу не смогло бы и целое оцепление, взявшее бандита в кольцо. Майор Егоров, едва не оставивший все кишки в тюремном коридоре, был красноречивым поводом, чтобы размяться на Червонце. После битвы в тюремном дворе Мадуев до конца дней своих выглядел помятым и осунувшимся. Улыбаться и шутить он стал намного реже.

На операционном столе из живота офицера извлекли пулю калибра 7,62 мм и передали экспертам. Туда же отправился и револьвер, с которым Червонец носился по тюремным коридорам и дворам. Номер на оружии был добросовестно спилен. Однако Червонец не подозревал, что регистрационный номер выбивается в двух местах. Заключение криминалиста вызвало оторопь:

"...пистолет системы "наган", заводской номер 31943, образца 1895 г., архив 9387490, Ташкентский УВД. Изъят 7 января 1990 года у Мадуева Сергея Александровича (клички Червонец, Львов), 1956 года рождения... "

В руки бандита попал револьвер, который как главная следственная улика хранился в сейфе Генеральной прокуратуры СССР. Доступ к сейфу вещественных доказательств имели только следователи. В подозреваемых оказалась группа Леонида Прошкина. Сам руководитель группы, следователь по особо важным делам, за считанные дни поседел. Расследованием побега Мадуева занялся КГБ СССР. Опухший и посиневший Червонец, едва ворочая языком, молол чепуху о подкупе начальника тюрьмы и заводском недоразумении. В таком состоянии Мадуев был скверный собеседник. Вскоре он пришел в себя и вновь предстал перед следователем, но уже чекистом. От прежнего оживления и позерства не осталось и следа. Червонец начал валить все на одного следователя, потом переключился на другого, после этого указал на третьего. Он пугался, нервно курил и под конец замкнулся.

Офицер КГБ вылетел в Казахстан и нашел сестру Мадуева, которую допрашивали еще в марте 1989 года. Перед объективом видеокамеры сестра вспомнила, как два месяца назад ей звонила из Ленинграда незнакомая женщина и просила достать для брата пистолет. Судя по всему, сестра отказалась. В следственной группе по делу Мадуева числилась только одна женщина Надежда Воронова, прослужившая в прокуратуре почти одиннадцать лет.

Услышав показания сестры. Червонец не стал упорствовать и сразу же заявил следователю КГБ Карабанову: "В своей жизни я никогда не встречал женщин, которые ради меня могли бы пожертвовать своим долгом, положением, одним словом всем. Поэтому я, похоже, стал испытывать к Вороновой возвышенное чувство. Я люблю эту женщину". С каждым днем благородство и возвышенность Мадуева улетучивались. Спасая свою шкуру и, видимо, еще на чтото надеясь (если до побега у бандита еще оставался призрачный шанс уцелеть, то после ранения майора Егорова расстрел почти читался на лбу подследственного), Червонец разразился новыми разоблачениями. Он вновь был готов к сотрудничеству и очередному спектаклю.

Прежде всего Мадуев пожелал встретиться с Вороновой и снять эту встречу скрытой камерой: "Вы сами все поймете. Я попробую уговорить ее признаться, но за успех не ручаюсь". Надежде Леонидовне предложили допросить Мадуева. Дескать, бандит желает дать показания именно ей. Воронова, которая даже не подозревала о подвохе, согласилась.

Рисуясь перед скрытым объективом. Червонец трогательно льнул к следователю, чтото шептал ей на ухо, гладил и целовал руку. Но уговорить Воронову не смог. И лишь когда подозреваемой прокрутили видеопленку, где Мадуев открыто сдавал ее на допросе, женщина дрогнула и сразу же призналась. Пресса первой заговорила о тюремном романе, отметая все иные версии. Сергей Соловьев увековечил эту трогательную историю в своем фильме "Тюремный роман", где главная роль отводилась Александру Абдулову (кстати, внешне походившему на Червонца) и Марине Нееловой. Журналисты безжалостно рисовали образ одинокой разведенной женщины, которая жила в тесной коммуналке и брала в домашнюю стирку брюки Мадуева. Надежда Воронова отказалась обсуждать свои чувства с кем бы то ни было.

* Мною двигало лишь чувство жалости и справедливости, сказала она.

* Мне казалось, что на этого человека вешали лишнее. Я прошу прощения у тех, кому причинила зло. Особенно у своих родителей и у того потерпевшего, который проходит по уголовному делу. И еще. Я прошу прессу оставить меня в покое.

Дальнейшая судьба Надежды Леонидовны ушла изпод прицела журналистов. По некоторым данным, она отбывала наказание в ИТК общего режима в Саблино, хотя подобный контингент обычно этапируют в так называемую "ментовскую зону" под Нижним Тагилом. Там существует специальный женский отряд.

Свою неформальную связь со следователем Червонец пустился обсуждать с явным цинизмом. На допросах, как особо опасный "фрукт", он сидел в наручниках, которые снимались лишь в его камере. Бандит хоронил свой последний шанс выжить. Судейскую душу (а председателем суда, по удивительному капризу судьбы, окажется опятьтаки женщина) еще могла растопить трогательная история любви смертника и следователя. Однако Мадуев старательно втоптал свое прежнее лицо в грязь. Он лишился последних симпатий. Возможно, он устал от прежней роли и стал таким, каким и был на самом деле волкомодиночкой, злобным и отвергнутым стаей.

* Воронова? А что Воронова? откровенничал Червонец. Разве она не от мира сего? Такая же, как и все. Также хочет кушать, хочет хорошо жить, хочет иметь счастье в личной жизни. Можно подобрать ключ к любому человеку. Нужно только искать больные места, а больные места у всех есть. И у слесаря, и у следователя. Конечно, я подлец. Я воспользовался чувствами Вороновой. Но в моем положении выбора нет.

Следствие, которое уже близилось к концу, затянулось еще на четыре года. Сергея Мадуева поместили в другую камеруодиночку и перевели на особый режим содержания. За это время он еще дважды пытался бежать. Несмотря на то, что контролеры ежедневно "шмонали" казенную обитель Червонца вспарывали матрац, перетряхивали личные вещи и исследовали даже парашу, зек ухитрился припрятать излишки хлеба, расплющивая его по стене. Из этого хлеба Мадуев однажды вылепил пистолет, тайком сжег кусок тряпки и сажей вымазал новоиспеченный "ствол". В день очередного допроса за Сергеем Александровичем пришли два контролера. Выходя из камеры, тот вдруг прыгнул в сторону, уволакивая за собой прапорщика, и выхватил "пистолет":

* На месте! Стой на месте! Буду стрелять!

Бандит размахивал "пистолетом", чтобы контролер не успел присмотреться и различить муляж. Замешательство конвоя длилось считанные минуты. Заложник, наученный итогами прошлой схватки, покорно стоял возле разгоряченного узника. По коридору уже спешила подмога. Наконец прапорщикзаложник засек странную конструкцию оружия и выбросил руку навстречу пистолету. Хлебный ствол отвалился, и красноречие Мадуева сразу же иссякло. Через минуту зека вновь заносили в камеру, ибо самостоятельно передвигаться он вновь не мог. Все эти проказы не мешали Червонцу активно помогать следствию. В многотомном деле появилась еще одна статья, но Червонец даже не стал читать обвинение. Он осунулся еще больше и мрачно заметил:

* Мне трудно, очень трудно. Я никогда не думал, что закончу жизнь именно так. Я буду пытаться бежать, я не хочу терять последнюю надежду. Ведь я тоже хочу жить.

В сентябре 1994 года один из контролеров СИЗО передал Мадуеву пистолет "ТТ" с глушителем и полной обоймой патронов. Это уже попахивало мистикой, но факт остался фактом. Поговаривают, что за Червонцем стояли влиятельные "внешние" структуры, которым требовался дерзкий Мадуев (прессой была запущена версия, что пистолет передал один из питерских авторитетов. За свое освобождение Червонец должен был убрать Сергея Мискарева по кличке Бройлер. У Мадуева, как он сам признался, выбора не было. Бройлер таки будет убит, но не Червонцем). У арестованного контролера имелась своя версия, которая открывала в удивительном узнике еще одну способность гипнотическую:

* Помню лишь одно. В два часа ночи я заглянул в камеру Мадуева и увидел, как он на меня смотрит сквозь мутное стекло. Моим мозгам как бы отдали приказ: открыть дверь! В голове чтото переключилось и... Ничего не помню.

Червонец без колебаний сдал "вертухая" и рассказал о сделке с ним.

* Люди, которые мне помогали и помогают, ищут выгоду для себя, сказал он под конец допроса. А это не помощь, это купляпродажа. Ты мне, я тебе. Бескорыстно мне помог лишь один человек.

Охранять судебный процесс над Сергеем Мадуевым прибыла целая рота конвойных войск. В наружном оцеплении стояли кинологи с собаками и ряд автоматчиков. Каждого, кто переступал порог зала заседаний, старшина проверял ручным металлоискателем. Складывалось впечатление, что конвой охраняет Червонца от возможных покушений. Злые языки утверждают, что на четвертый день процесса ктото пытался проникнуть в зал с пистолетом Макарова, спрятав его в видеокамеру. Десятки потерпевших рвались к клетке, где сидели затравленный Червонец и два его подельника. Если бы суд сохранил подсудимому жизнь, здесь началась бы бойня. Был пущен слух, что на Мадуева готовится покушение: его попытаются убить по дороге в здание суда или же обратно в СИЗО.

Но Червонец дожил до приговора, который читался три дня. Когда предоставили последнее слово, он просил подарить ему жизнь. Он говорил спокойно, без эмоций. Казалось, что последнее слово произносит машина. 10 июля 1995 года председатель суда Людмила Суханкина поставила в процессе последнюю точку. Сохранилась видеозапись этого процесса. Мадуев стоя встретил слова "... к исключительной мере наказания расстрелу". Его лицо, взятое оператором крупным планом, едва заметно передернулось, глаза увлажнились. Червонец был попрежнему скуп на эмоции. Он негромко бросил какуюто фразу (говорят, что "Спасибо всем вам. Удачи и счастья") и сел на скамью. Клетку мгновенно оцепили три автоматчика и здоровенный сержант с рацией. Адвокат быстро подошел к дверям клетки и чтото ободряюще произнес сквозь решетку. Мадуев неподвижно сидел, держа на коленях черный блокнот.

ИХ ПОМЕНЯЛИ МЕСТАМИ

Ночь перед Рождеством

Ранним утром шестого января 1994 года тяжелая дверь камеры наконец открылась, и на пороге вырос мрачный конвой:

* Сергеев, на выход.

С кровати поднялся молодой светловолосый парень в зеленой клетчатой рубашке. Он нерешительно топтался у тумбочки, пока прапорщик не гаркнул:

* Выходи с вещами!

Парень собрал туалетные принадлежности, остатки печенья, сменные носки и свитер, упаковал все это в сумку и двинулся к дверям. Перед тем как захлопнуть дверь, контролер пристально оглядел парня, сверил его довольную физиономию со снимками. Зек почесал коротко остриженный затылок и кивнул в сторону камеры:

* Можно хоть с корешом попрощаться?

В камере, повернувшись к грязной щербатой стене, мирно посапывал сокамерник. Прапорщик ругнулся и с шумом захлопнул дверь. Дежурный по корпусу остановил процессию, сверил сопроводительные документы и сонно воткнул свой взор в подбородок зека:

* Фамилия, имя, отчество.

* Мое?

* Свое я знаю.

* Сергеев Валентин Николаевич.

* Год рождения?

* Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой.

* Место рождения?

* Витебск.

Щелкнул электронный замок, зек под присмотром двинулся к тюремным воротам. На контрольнопропускном пункте состоялось еще одно блицинтервью с дежурным. Последняя формальность. Наконец тяжелые ворота отошли в сторону, открывая путь к свободе. Вчерашний узник на дрожащих от волнения ногах вышел на улицу. Шаг его становился все быстрей и быстрей. Серый невский рассвет казался ему нереальным, а сегодняшнее утро сном. Лишь когда "Кресты" с тяжелыми полутемными коридорами остались далеко позади, Олег Данилин, а именно так звали двадцатитрехлетнего убийцу, облегченно вздохнул и свернул в магазин. Он смочил пересохшее горло двумя стаканами томатного сока, купил сигарет и двинулся к автобусной остановке. Он пытался себе представить, какой переполох начнется в "Крестах" спустя несколько часов, затем оставил свою скудную фантазию в покое. Утренний рейс мчал Данилина в Василеостровский район, где жил двоюродный брат.

Сокамерник Данилина, как вы уже вероятно догадались, по фамилии Сергеев проснулся, потянулся до хруста в пояснице и предался мечтам о рождественском вечере в объятиях друзей и подруг. Он парился здесь по незначительному делу и сегодня утром должен был покинуть тюрьму под подписку о невыезде. Адвокат ел свой хлеб не даром. Чего не скажешь о режимных сотрудниках, сонно сверявших кипу бумажек с метрикой, "фасом" и "профилем" Сергеева.

По злому капризу судьбы, убийца Данилин, получивший от областного суда пятнадцать лет усиленного режима и ожидавший в "Крестах" этапа, был такой же мордатый, стриженый и сероглазый, как и его сокамерник. Длительное общение, которое затянулось почти на месяц, даром не прошло. Данилин заочно познакомился не только с родными белорусскими местами собеседника, но и с подробностями его личной жизни. Все это пригодилось при освобождении из стражных мест.

Итак, Сергеев досмотрел сон, удивился пустой койке соседа и бодро зашагал по камере. В обед он стал волноваться и при очередной раздаче пищи пробасил в кормушку:

* С Рождеством Христовым, командир. Сколько мне еще тута куковать? Я уже дома должен быть.

И вдруг он с ужасом узнал, что этот паек предназначается Данилину, то есть как бы ему, но в то же время не ему. Смутное и грязное подозрение закралось в душу надутого соседом узника. Сергеев поставил миску на пол и что есть силы забарабанил кулаками по двери.

* Сергеев здесь, завопил он страшным голосом, от которого задрожали даже стены. Выпустите меня! Я не Данилин, я Сергеев.

От волнения он перевернул миску с супом. Дверь открылась спустя полчаса, и его потащили по коридору. Подмена вскрылась быстро, и Сергееву засветил новый срок за пособничество в побеге. Хотя на его лице читалось что угодно, но только не преднамеренная помощь убийце Данилину. После допросов и проверок Сергеева таки выпустили из тюрьмы, хотя и на следующий день. По следу его сокамерника пустились оперативнорозыскные группы. Одна из них прибыла к брату Данилина. В то время, как озлобленный конвой поднимался лестничными маршами, беглец трогательно дремал за кухонным столом. Он трапезничал уже вторые сутки, и пьянил его не только дух сдуру привалившей свободы. В углу кухни выстроилась батарея пустых бутылок. Идентифицировав мертвецки пьяного Данилина, которого не смогли привести в чувство даже армейские сапоги, конвой потащил его к автомобилю.

Беглец оклемался в той же камере тех же "Крестов". Он долго щупал голову, распухшую от водки, ударов и падений с небольшой высоты. В голове крутились обрывки мыслей и воспоминаний, которые никак не удавалось собрать воедино. В конце концов Данилин вспомнил тюремные ворота, расплывчатое лицо дежурного офицера на КПП, попойку у брата. Но все это казалось сном. Узник недоверчиво ощупал холодные стены, привинченный столик и вновь стал продираться сквозь обрывки мыслей. В конце концов он решил, что все последние события не более чем сон, и успокоился. Телесный недуг он списал на драку с сокамерником, которого, видимо, потащили в карцер, В голове крутилась дурацкая фраза: "Упал, ударился головой, потерял сознание..." Спустя два часа Данилину вновь пришлось удивиться: ему предъявили обвинение в побеге изпод стражи. Для его свинцовой головы это было слишком...

Они умирали при вскрытии

Побеги, где беглец выбирает самый бескровный и легкий для себя путь, используя чужие документы, уже давно стали классикой. По прибытии зека в следственный изолятор тюремный фотограф увековечивает его "фас" и "профиль". Снимки входят в тюремное дело и служат основным отличительным признаком, чтобы вместо вора Иванова по этапу не отправился убийца Петров. Идентифицировать зека могут и по отпечаткам пальцев (по мнению английского антропометролога Гальтона, вероятность совпадения отпечатка одного пальца с отпечатком другого выражается отношением 1:4. Если же у одного лица снять узоры всех десяти пальцев, вероятность совпадения с отпечатками другого будет равна 1:64.000.000.000. Численность населения земного шара исключает даже однократное совпадение всех десяти отпечатков. Все свои наблюдения и расчеты Гальтон включил в книгу "Отпечатки пальцев", которая увидела свет еще в 1892 году), однако в большинстве случаев администрация тюрьмы не утруждает себя этой морокой, ограничиваясь внешним сходством и контрольными вопросами.

Да и то, чтобы отличать стриженых новобранцев по фотографиям, от "вертухая" требовались некоторые усилия. Коридорное освещение и хроническая озабоченность контролеров лучшие друзья тюремной авантюры. Чаще всего подмена проходила на пересылках. Через транзитные тюрьмы круглосуточно циркулирует поток зеков, ожидающих этапа в самые различные уголки России. В книге "Антология заказного убийства" я подробно описал побег вора по кличке Бурлак из Котласской пересылки. Бурлак выиграл столь немаловажную услугу своего "двойника" в карты. Тюрьма Котласа знает много подобных побегов. Беглецу не приходилось брать на абордаж бетонные стены или нырять в сточные коммуникации. Опытный зек, зачастую рецидивист, высматривал подходящего новичка, осужденного на дватри года (скажем, за драку) и заключал с ним сделку. Старый вор вкрадчиво доказывал, что зеку за эту аферу грозит лишь пара суток карцера. За его молчание при отборе на этап предлагались деньги, теплые вещи, продукты. Пронумерованная осточертевшая армия зеков казалась надзирателям на одно лицо. Кроме этого, небольшой хабар мог "нагнать усталость" или "усилить сонливость" охраны.

Транзитные тюрьмы всегда переполнены. Случалось, "вертухаи" не могли закрыть дверь камеры и трудились сапогами, чтобы подвинуть выпиравших из дверного проема зеков. "Напряженней и откровенней многих была Котласская пересылка, вспоминал Александр Солженицын. Напряженней потолку, что она открывала путь на весь Европейский русский северовосток, откровенней потому, что это было уже глубоко в Архипелаге и не перед кем хорониться. Это просто был участок земли, разделенный заборами на клетки, и клетки все заперты. Хотя здесь уже густо селили мужиков в 1930, однако и в 1938 далеко не все помещались в хлипких одноэтажных бараках из горбылька, крытых... брезентом. Под осенним мокрым снегом и в заморозки люди жили здесь просто против неба на земле. Правда, им не давали коченеть неподвижно, их все время считали, бодрили проверками (бывало там двадцать тысяч человек единовременно) или внезапными ночными обысками. Позже в этих клетках разбивали палатки, в иных возводили срубы высотой в два этажа, но чтоб разумно удешевить строительство междуэтажного перекрытия не клали, а сразу громоздили шестиэтажные нары с вертикальными стремянками по бортам, которыми доходяги и должны были карабкаться как матросы... В зиму 194445 года, когда все были под крышей, помещалось только семь с половиной тысяч, из них умирало в день пятьдесят человек, и носилки, носившие в морг, не отдыхали никогда".

В конце 40х годов один из котласских зеков, притворившись трупом, покинул камеру и на носилках был переправлен в тюремный морг, где он намеревался совершить побег. "Живой труп" выбрал день, когда тюремный врач слег с простудой и на каждый смертный случай посылал молоденького фельдшера, мотавшего в Котласе срок за хищение государственного имущества. Фельдшер не стал щупать в камерной суматохе пульс и поверил братве, клятвенно заверявшей, что "покойник" валяется в умершем состоянии уже сутки. Два санитара погрузили тело на носилки и потащили к моргу. Оставшись в одиночестве и оглядев холодные бледнолицые штабеля, беглец решил в этом мрачном месте не задерживаться. Он нашел грязный халат санитара и, надев его, направился к дверям. Но та оказалась закрытой. Невозможно было удрать и через окно. Пришлось ждать персонал. Когда дверь наконец открылась и вошли два санитара, зек прятался среди нар. Ему удалось незаметно покинуть морг. Он прошел сотню метров и, в конце концов, понял, что покинуть территорию тюрьмы не удастся. Спустя час несостоявшийся беглец выбросил халат и сдался охране. Отдубасив беспризорного зека, который уверял, что попал в морг по ошибке, так как долго провалялся в камере без сознания, "вертухаи" вновь запихнули узника в камеру. На этом его прогулка между бараками и завершилась.

Бывали случаи, когда притворщик добирался до морга не с целью побега, а с намерением отдохнуть от работы, пусть и в такой мрачной компании. Выходка могла закончиться трагически и походить на тот анекдот, где патологоанатом пишет в своем заключении: "Умер при вскрытии". В лучшем случае лжепокойник лежал в покое до следующего утра. Когда приходил врач и готовился распороть зека от горла до живота, обман выявлялся. Иногда в морг заходил "вертухаи" и бесцеремонно протыкал труп штыком. В более редких случаях разбивалась молотком голова. Ничего не было удивительного в том, что симулянт задерживался в морге намного дольше, чем планировал.

При подмене беглец покидает тюрьму или лагерь легально. Он с охотой проходит все формальности, расписывается в журналах и отбывает по чужому тюремному делу. Афера требовала определенных правил, иначе вся затея могла с треском провалиться, и за попытку побега могли наградить прибавкой к сроку. Без внешнего сходства затевать хлопотную операцию считалось безумством. Хотя в 1959 году на Краснопресненской пересылке некто Пращин решил поменяться с евреем Тоньцем. Как веснушчатый широколицый туляк смог уговорить худосочного Тоньца, который по спецнаряду должен был ехать на металлургический завод в качестве инженератехнолога, никто не знает. Подмена не удалась. Конвой, прибывший за Тоньцем персонально, сразу же учуял неладное. Грубая и как бы недорисованная физиономия Прашина слабо вязалась с формулами и чертежами для выплавки стали. Один из офицеров открыл папку с личным делом Тоньца и попросил назвать место своего рождения. Через несколько минут скуластый рецидивист корчился на полу под сапогами наблюдательного конвоя. Когда зек мог отвечать на вопросы лишь кивком головы, его отволокли в БУР (барак усиленного режима) и оставили там на две недели. Затем принялись за инженератехнолога. Тоньцу досталось меньше. Не потому, что бедный еврей уверял, что подмена состоялась во время его сна и без его участия, а, скорее, потому, что инженер еще был нужен черной металлургии. После беседы в кабинете оперчасти Тоньц мог смотреть на мир сквозь узкие прорези опухших век.

Для тюремных "рокировок" прежде всего требовалось внешнее сходство, то есть равноценная замена. Желательным фактором являлось сходство порядковых номеров на одежде.

Кроты

С особым вниманием и осторожностью оперативная часть отслеживает "кротов", т.е. тех, кто пытается выйти на свободу через подземный ход. Кумы могут мириться с карточными играми, летаргическим отдыхом авторитетов, неформальными отношениями в зоне. Однако на подготовку к побегу они закрыть глаза не могут. Оперчасть обязана пресекать побег в зародыше. Иначе она встретит кадровые перемещения. Любая работа со стукачами требует олимпийского хладнокровия. Однако профессиональные кроты категория особая. Подкоп дело коллективное, и, прежде чем воткнуть ложку или миску в землю, кроты вычисляют в камере или бараке стукача. Затем искусно дезинформируют его. Особая осторожность и предупредительность вызваны тем, что яму вырыть тяжелей, чем смастерить кошку или подкупить "вертухая". Один неосторожный шаг и многодневный труд уйдет впустую.

В одиночку с серьезным подкопом не справиться. Зекуодиночке можно прокусывать проход в "плетенке", прятаться в цистерне с нечистотами, закапываться с трубкой в уголь, выдавать себя за другого, пилить оконные прутья и тому подобное. Хроника побегов свидетельствует, что на подкоп идут минимум три человека, а максимум... В одной из бразильских тюрем через длинный тоннель, который готовился почти полгода, ушла без малого тысяча заключенных. Такое скопление граждан в специфической даже для Южной Америки одежде вызвало в окрестностях легкую панику. На помощь полиции были брошены армейские части. В считанные дни подавляющее большинство зеков вновь окунулось в тюремный быт.

13 января 1993 года утренний караул тюрьмы в грузинском городе Ксани был удивлен тишиной и спокойствием в камерах шестого поста. Оказалось, что все 154 зека этой ночью успешно покинули казенные стены. Они выломали решетку и малыми группами тихо выбрались во двор, где в укромном месте их ждал подземный канал, ведущий к городской водопроводной системе.

Спустя полгода подобная беда свалилась и на администрацию ленинскокузнецкого ИТУ строгого режима. Двадцать три зека на четвереньках прошли двадцать пять метров под двухметровым пластом земли и оставили о себе лишь добрую память. Однако самым удивительным оказалось не это. Группой кротов руководил человек, начисто лишенный лагерного авторитета, насильник из Оренбурга Виктор Любинский, которого адвокаты едва спасли от расстрела. В начале 90х Любинский изнасиловал и убил (а затем опять изнасиловал) пятнадцатилетнюю школьницу. В следственном изоляторе ему хотели ампутировать половой член, и только спешный перевод в другую камеру спас насильнику жизнь. Любинский получил пятнадцать лет и отбыл в ЛенинскКузнецкий, где ухитрился утаить последний факт своей биографии. Видимо, опасаясь разоблачения, за которым стоял в лучшем случае петушиный угол, он быстро сколотил группу единомышленников. Канал рыли самодельными совками, изготовленными в кровельном цехе. Мобильные розыскные отряды повязали половину беглецов в течение пяти суток. Многие из них даже не пытались лечь на дно. Одни прятались у матери, другие у брата или сестры, третьи вообще вернулись в свои семьи. Были и такие, кто пустился в массированный запой, встречая милицию могучим храпом. Оставшихся беглецов настигли уже в Сибири, куда они приехали на угнанных автомобилях. Самого Любинского брали в Новосибирске.

В первых числах июля 1995 года из ИТУ18 (Казань) девять заключенных через десятиметровый подземный тоннель покинули режимное учреждение и на двух легковых автомобилях бесследно исчезли. На лаз, прорытый под периметром всех лагерных ограждений, прилетел посмотреть сам министр внутренних дел. Начальник оперчасти беспомощно развел руками: о "кротах" ни один из его стукачей не сообщил.

Все десять метров были прорыты столовыми ложками и с помощью целлофановых пакетов. Хотя этот нехитрый инструмент у многих вызовет улыбку, однако он имеет громкую славу. В 1976 году в ИТК усиленного режима под Павлоградом зеки всего тремя ложками прорыли двенадцать метров под "плетенкой" и "запреткой". Землю выносили в собственных робах и утрамбовывали в десятке метров от входа. Земляные работы длились почти месяц. Более серьезное применение столовых ложек наблюдалось в кишиневском СИЗО старинном допре, из которого любил бегать Григорий Котовский. Семь подследственных расковыряли старую стену и вытащили кирпич. Дальше работа пошла веселей, В день вынималось всего по кирпичу, однако уже через три недели в стене зияла дыра, в которую мог пролезть самый толстый из сокамерников. Чтобы охрана, проводившая ежедневный шмон, не обнаружила плоды их трудовой активности, зеки каждый раз закладывали кирпичи обратно в стену и замазывали швы хлебным мякишем, выпачканным в пыли. Ночью зеки выбрались из камеры и полезли на крышу тюрьмы. В этот момент их заметил часовой на вышке и открыл огонь из автомата. Через минуту по беглецам стрелял чуть ли не весь тюремный караул.

Четверо храбрецов сразу же пошли на попятную и полезли обратно в свою камеру. Однако трое, которым грозили максимальные сроки наказания, рискнули и пошли на прорыв. Им удалось перемахнуть через заборы и скрыться в ночи. Как видим, столовая ложка серьезный инструмент или, если хотите, оружие. Столовый прибор очень легко превратить в заточку. Тюремная практика знает множество случаев, когда заточенными о камерный пол ложками зеки чинили разборки и исполняли блатные приговоры.

Все девять зеков, сбежавших из казанской ИТУ18, были пойманы. Трое из них продержались на свободе всего четыре дня. Остальных ловили в разных уголках республики и свозили к общему месту встречи. Последнего зека взяли на железнодорожном вокзале. Он стоял с наклеенной бородой, которую одолжил у знакомого кладовщика местного драмтеатра, около касс и интересовался движением поездов на Москву. При задержании зек уверенно работал под пенсионера и даже помахал какойто грязной книжицей, которая издали смахивала на пенсионное удостоверение. Затем плюнул, отодрал бороду и попросил передать ее обратно в театр. Дабы не набавили еще годков пять за кражу коллективного имущества.

В 1991 году история великих побегов пополнилась очередным уникальным случаем. На этот раз благодаря исправительному учреждению ЮЖ313/100 (Харьковская область, поселок Темновка). Среди всего изобилия фактов, легенд и мифов, которыми полна история побегов, темновский случай уникален. По крайней мере, аналогов ему на нынешний день не имеется. Речь вновь пойдет о "кротах".

Однажды Сергей Вашенко из второго отряда забрел в механическую мастерскую и в задумчивости остановился возле железного бака, в котором плескались остатки эмульсии. Это полуржавое творение вдруг навеяло такие странные мысли, что Вашенко не мог оставаться с ними наедине. На следующий день он уже шептался со своим корешомодноотрядником Барсуковым.

* Заметут, как пить дать заметут, волновался кореш, уже потирая руки. Под баком, говоришь?

* Ну да. Я уже все прикинул. Метров тридцать. Не больше.

* Сколько?!

Ващенко испуганно огляделся и пошел умываться. К вечеру Барсуков стал более покладистым и даже обещал через нарядчика переоформить наряды в мастерскую. Через неделю оба зека действительно трудились в мехцехе. Рядом с ними на токарном станке упражнялся бывший горнорабочий очистного забоя Борис Гутыря упитанный, розовощекий добряк, осужденный за кражу шахтных детонаторов и пяти аммоналовых шашек. После некоторых колебаний было решено посвятить в смелый нестандартный план и его. Гутыря долго массировал квадратный подбородок, чмокал губами и наконец изрек:

* Полгода. Не меньше.

* Что полгода? испугался впечатлительный Барсуков, видимо, думая, что дальше речь пойдет о тюремном карцере.

* Копать полгода. А то и больше.

Мнение бывшего шахтераударника оспаривать не стали. Так как конец срока у всех троих маячил в последних годах второго тысячелетия, полгода подземных работ никого не пугали. В тот же день ударили по рукам и приступили к разработке побега. План оказался настолько странным и замысловатым, что мог бы насторожить кого угодно. Но только не горнорабочего Гутырю.

* Толково придумано, заметил он, рассматривая чтото в углу. Особенно с вагонеткой. Если все будет тикитак менты в жизнь не допрут. Доверьтесь мне. Приступаем на следующей неделе. А сейчас держитесь друг от дружки подальше. Встречаемся только здесь.

На следующей неделе зеки ковшом вычерпали остатки эмульсии в баке и автогеном вырезали дно. На двухстворчатой крышке бака сразу же поставили электрозамок, который открывался кнопкой на соседнем станке. Первым спустился в бак Вашенко. Он прикрыл над собой обе половинки и, страдая от все еще едкого запаха, начал копать короткой лопатой землю под баком и наполнять ведра у ног. Спустя пять минут он тихо постучал в крышку, глотнул свежего воздуха и подал ведра. Землю высыпали прямо в цехе, смешали с цементом и тщательно утрамбовали двухпудовой металлической чушкой. Через час в бак нырнул Барсуков. Зеки бодро таскали ведра в угол и ровным слоем покрывали пол мастерской. Под конец смены крышка закрылась за Гутырей

Яма под баком быстро углублялась, но вместе с тем рос уровень пола. Земля с цементом трамбовалась уже по всему цеху. Барсуков лично следил за равномерностью покрытия, с натугой ворочая чушкой. Спустя неделю лаз ушел в сторону контрольнозаградительных препятствий. Подземные работяги начинали быстро утомляться и задыхаться от пыли. Они возились в темноте как полуслепые кроты, тыкали черенком куда придется и наполняли ведра наощупь. Поработав так еще неделю, зеки занялись электрической проводкой. Ващенко и Барсуков стащили у электриков кабель, зарыли в пол и пустили под бак. Вскоре сырой трехметровый коридорчик освещался яркой лампой. Работа пошла бодрей. Вдохновленный Гутыря снял с нерабочего станка двигатель и за два дня сконструировал вентилятор, который мог бы откачивать по шлангу пыльный воздух из минизабоя. Новый механизм немедленно прошел подземную апробацию и вскоре стал еще одной гордостью Гутыри. И все же проблема со свежим воздухом осталась. "Кроты" не могли долго оставаться под землей даже в ярком свете и при урчащем вентиляторе. Но план побега предусматривал и этот нюанс.

От кислородного баллона, который предназначался для газосварки и который пылился в углу, зеки проложили узкий шланг. Через шланг под землю подавался кислород. Тоннель продолжал углубляться. Подземные работы уже стали напоминать своеобразную забаву. Изворотливые головы тужились над новыми "наворотами", без которых вполне могли бы обойтись. Бывший шахтный проходчик вдруг отказался таскать ведра из туннеля, а предложил смастерить ни много ни мало узкоколейку. Его товарищи покрутили пальцем у виска, однако вскоре, поглощенные новой необычной затеей, начали спускать в бак швеллера и арматуру. Гутыря обнаглел до того, что перетащил в тоннель сварочный аппарат. Он аккуратно уложил электрокабель вдоль стены, укрепил, как в старые добрые времена, стены и потолок и начал прокладывать рельсы.

Любопытно, что активное земледелие не отражалось на трудовых показателях. То ли зеки взятками закрывали наряды, то ли титаническими усилиями наверстывали план. За эти полгода, пока прокладывался лагерный "метрополитен", в механическую мастерскую множество раз заглядывали с обыском. Солдаты ворошили штабеля арматуры, худеющие с каждым месяцем, опрокидывали ящики с запасными деталями, перебирали инструмент и даже открывали крышку бака. Но тот был по прежнему пуст: опускаясь в тоннель, "крот" закрывал стальным листом дно бака, вбивая под ним специальные клинья. Во время очередного шмона обнаглевшие зеки даже не прекращали рыть туннель.

Из листов металла и уголков Гутыря сделал легкую удобную вагонетку, которую опустили на рельсы из швеллеров и арматуры. Груженная землей вагонетка с волнующим грохотом катилась к баку, где выгружалась теми же ведрами. Горячий Барсуков уже намеревался пристроить к баку лебедку, но трезвый Гутыря ехидно заметил:

* Давай уже лифт запустим. В три этажа. А?

Сырая земля выдавалась нагора центнерами. За полгода уровень пола мастерской поднялся почти на полметра. Несмотря на то, что вытащенный грунт добросовестно втаптывался и ровнялся, на входе в цех пришлось выложить наклонный порог, чтобы странно распухший пол не бросался в глаза. Почти каждую ночь "кроты" тайком выбирались из общежития, крались в мастерскую и продолжали рыть тоннель. Его стены и потолок уже были оббиты железными листами, через каждые пять метров со стены свисала лампа. На четвертом месяце лопата вдруг со звоном ударилась во чтото твердое. Это была труба, которая, по всей видимости, служила для стока дождевых вод в местное озеро. Гутыря, озаренный новой идеей, засуетился со сварочным аппаратом.

* Ты что задумал? ужаснулся Ващенко. На хрена тебе далась эта труба. Обойдем стороной, и все дела. Не режь, говорю! Затопит же все к чертовой матери.

Гутыря заговорщицки подмигнул и постучал по трубе. Затем дрелью просверлил маленькое отверстие. Пустая. Огненное жало автогена врезалось в металл и описало окружность. В стене тоннеля зияла дыра. Зеки, посвященные в новый замысел, протянули от пожарного крана из мастерской гофрированный хобот. Теперь землю бросали прямо в трубу, смывая ее мощной струей воды. Потоки грязи неслись кудато в неведомую даль и, как оказалось, действительно стекали в местный поселковый пруд, где темновцы освежались под летним зноем.

Яркий ухоженный тоннель уже растянулся метров на семьдесятвосемьдесят. Было решено прорываться наверх в поле, щедро заросшее колючими кустами и сорняком. Гутыря осторожно обрушивал земляные пласты и метр за метром поднимался вверх. Для удобства он вгонял в стену металлические скобы, поднимаясь все выше и выше. Зеки нервно возили землю и постоянно заглядывали в ствол тоннеля. Наконец Гутыря пробил лопатой последний метр и остановился. В небольшой щели виднелся дневной свет. Обрушь этот тонкий слой, и в шахтный ствол ворвется солнце. Он не стал пробивать тоннель до конца, оставив эту приятную процедуру на ближайшую ночь. Повеселевшие зеки выбрались через бак в осточертевшую мастерскую, выключили свет и подступились к своим сверлильным и шлифовальным станкам. Они чувствовали себя почти свободными и на братву посматривали с легким презрением. Ведь теперь они могли подарить свободу всей колонии, ибо через этот серьезный тоннель за какихто полчаса могли выйти из лагеря все его обитатели без малого полторы тысячи осужденных.

Особенно распирала гордость Барсукова. Это продолжалось до тех пор, пока надменному Барсукову ктото не съездил по физиономии. Завязалась драка, а через пять минут три прапорщика уже волокли бойцов в сторону штрафного изолятора. Водворенный на пятнадцать суток, Барсуков мог лишь фантазировать на тему побега. Он прекрасно знал, что его вчерашние партнеры по шахтному делу не станут ждать штрафника, а сегодня же уйдут через тоннель. Завтра по колонии объявят тревогу, и гдето к вечеру подземный ход таки обнаружат. За это время беглецы должны были успеть покинуть поселок.

Так и получилось. На утренней проверке Гутыря и Вашенко отсутствовали. Весь день лагерь держали на плацу на тридцатиградусной жаре. Солдаты хозяйничали в отрядах, переворачивая тумбочки, срывая постели, обыскивали туалетные комнаты. Перелопатили весь хозяйственный двор и наконец добрались до мехцеха. Несмотря на все усердие солдат, найти лаз не удалось. Беглецов искали даже в котлах лагерной бойлерной. Не имелось следов и на контрольной полосе. Исправно работал и рубеж сигнализации. Наконец по колонии пронеслось мрачное "Побег!". Солдаты высыпали из зоны и начали обыскивать окрестности. Через полчаса один из них радостно заорал:

* Провал! Товарищ капитан, здесь яма. Может, они там?

Начальник караула матерился вовсю. Он давно уже догадывался, что имеет дело с подкопом. Держа автоматы наготове, двое солдат спустились в яму и увидели длинный аккуратный тоннель, залитый ярким светом настенных гирлянд. Спустившийся вслед капитан заморгал и протер глаза. Однако это был не сон. Оббитый металлом коридор, уходящий кудато вдаль, вглубь зоны, существовал. Конвой прошел по тоннелю вдоль рельсов. поднялся по лестнице к баку, сорвал дно и вылез в мастерской.

Из тоннеля вытащили все улики швеллера, кабель, вагонетку и т.д. Затем вызвали из колхоза экскаватор. Тяжелый ковш врезался в землю и только спустя несколько часов докопался до подземного коридора, который лежал на шестиметровой глубине. Экскаватор разворотил металлическую обшивку и раскопал весь канал. К лагерю уже подтягивались три самосвала, груженные землей. Однако и их оказалось недостаточно. Пришлось сделать еще две ходки. Наконец громадная траншея была засыпана.

Пока длились восстановительные работы, милиция повсюду искала беглецов. Те уже давно разделились и уходили от погони каждый своим маршрутом. Гутырю засекли на втором месяце в Днепропетровской области. Бывший шахтер, а ныне специалист по тайным лагерным коммуникациям мирно спал на сеновале у двоюродного брата в глухой деревушке. Его вытащили из сарая и поволокли через двор, разогнав стайку домашней птицы. Бориса Вашенко достали в России на фазенде одноклассника. Теперь пришло время торжествовать уже Барсукову, который честно оттянул двухнедельный срок в ШИЗО и избежал печальной участи. Он не получил три года за побег. Ему даже не вменялась попытка побега. Его бывшие кореша до сих пор считают, что вечно мнительный и пугливый Барсуков в последний момент струсил и попросту спровоцировал драку, чтобы переждать в ШИЗО лагерную заваруху.

Дежурный по ШИЗО медленно прошелся коридором. Из камер изолятора слышались крики и протяжные завывания. Это оперчасть снимала с беглых зеков показания.

План "Дельта"

Когдато он состоял в кружке дельтапланеристов и даже успел выполнить первый разряд. Но это было так давно, что почти забылось и смахивало на сон. И все же они были полеты во сне и наяву. Прошло двадцать шесть лет после того, как последний раз приземлился. Тогда он едва не сломал руку. Путешествия на дельтаплане весь саратовский кружок в шутку называл "План "Дельта"...

Саркисов заворочался на кровати, пытаясь вновь заснуть. Нет, это глупость. Полная ерунда. Он или свернет себе шею, или расшибет башку о забор. А если часовой шустрей окажется, то он опустится на землю уже в неживом состоянии. Третью ночь подряд осужденный за убийство Саркисов не мог заснуть. Перед глазами маячили обрезки фанеры, легкие вибрирующие крылья, труба кочегарки. Соблазн пересечь заградительные кордоны по воздуху оказался слишком велик, чтобы о нем не думать. "Почему я не должен об этом думать? размышлял Саркисов. Моя голова что хочу, то и делаю".

Со следующего утра зек начал присматриваться к деревянным рейкам и обрывкам плотной материи, разбросанным на подсобном дворе. Делал он это бессознательно и сам пугался своей наблюдательности. Через неделю Саркисов уже активно обтачивал и подгонял сосновые рейки, из которых, как ни крути, получалась треугольная рама. Под конец работы рама вновь разбиралась на составные и пряталась в двухметровый обрезок трубы. В промышленном цехе, где шилась спецодежда, бывший воздухоплаватель принялся отстрачивать не только рукавицы и штаны. Из хлопчатобумажных кусков рождались скомканные крылья той же формы, что и фанерная рама. Когда трудовой день подходил к концу, Саркисов бережно сворачивал полотно в рулон, незаметно укладывал вдоль стены и присыпал мелкими клочками ткани. Однажды мастер наткнулся на бесхозный рулон, долго вертел и разворачивал, затем, пожав плечами, отдал на перекройку. Пришлось все начинать сначала.

На изготовление складной рамы и полотна ушло больше месяца. По большому счету зек мог смастерить все эти хитрые детали дней за пять, однако он решил избежать любых подозрений и трудился только украдкой. Подготовка к перелету окутывалась тайной. Когда сосед по швейной мастерской однажды засек темнозеленую холстину и вслух подивился ее странной форме, Саркисов на неделю прекратил свою индивидуальную трудовую деятельность. Когда тряпичные крылья были готовы, он спрятал их под одежду, плотно обмотав вокруг голого туловища. На выходе из промышленной зоны руки "вертухая" облапали слегка потолстевшего Саркисова, но, слава Богу, ничего подозрительного не нашли.

С предельной осторожностью зек начал крепить ткань к деревянной раме. Прежде всего он разодрал левую ладонь и побежал в санчасть. Врач залил рану йодом, наложил бинт и перевел Саркисова на три дня из швейного цеха на хозяйственный двор. Все три дня, улучив свободную минуту, тот спешил к трубе, вытаскивал рейки, чтото прибивал, клеил, прикручивал. Вскоре дельтаплан был готов. Он выглядел грубо и неказисто, однако Саркисов не собирался лететь на нем в Казань или Стокгольм. Для успешного побега хватило бы и сотни метров, чтобы в лунном свете пересечь все контрольные рубежи и шлепнуться гдето в кустарнике. Дельтаплан имел особые крепления: подобно вееру он раскладывался в считанные минуты. Подобная система сборки и креплений разрабатывалась почти неделю. Осторожный Саркисов уничтожил все чертежи и держал все размеры в голове.

Самой главной проблемой мог стать ветер. Беглец намеревался стартовать с верхушки двадцатиметровой трубы местной котельной. Несмотря на летний зной и безветрие, наверху могли быть воздушные порывы, мешающие собрать треугольную раму. В одну из ночей зек вышел на разведку. Он незаметно пересек ряд общежитий и добрался до здания котельной. До сентября лагерная кочегарка вымерла. Зекикочегары ремонтировали котлы и чистили отопительную систему. Труба одиноко высилась среди одноэтажных построек подсобного двора. Саркисов подтащил к кирпичной трубе ящик, встал на него и, подпрыгнув, ухватился за первую скобу. Он бесшумно карабкался вверх, не оглядываясь и не останавливаясь. Скобы были грязные и колючие от ржавчины. Вновь заныла раненая рука. Достигнув края, Саркисов замер и осмотрелся. Внизу раскинулась колония, изрезанная лучами мощных прожекторов. Темные крыши трехэтажных корпусов лежали далеко в стороне. До ближайшей сторожевой вышки было не больше сотни метров, однако скучающему часовому труба была явно неинтересна. Он, зевая, поглядывал на запретную полосу, залитую ярким светом.

Верхушка трубы тонула во мраке, купаясь в легком июньском ветерке. Саркисов осмотрел грязные закопченные края. Каркас дельтаплана можно легко закрепить на верхней скобе и, слегка передвигаясь по кирпичной стенке, без труда разложить над ним треугольную раму с натянутым холстом. Правда, был риск свалиться в горловину и пролететь все двадцать метров, заработав разрыв сердца еще в полете. Внизу едва угадывалась первая скрытая заградительная полоса свитые мотки колючей проволоки, перепрыгнуть которые мог лишь шестовик. Чуть дальше тянулись полоса сигнализации и запретная зона с добросовестно разрыхленным грунтом. Последней преградой оставался трехметровый бетонный забор. Весь воздушный маневр занял бы считанные минуты. Саркисов решил приземлиться как можно дальше. Если повезет и хитрая машина не развалится, беглец может пролететь пару километров и шлепнуться среди озера. Ни одна в мире собака не сможет взять его след.

Довольный своими наблюдениями Саркисов поплевал на руки и спустился вниз. Так же незаметно он пробрался в свой отряд и плюхнулся в постель. Он подрагивал от возбуждения и был готов хоть сейчас отправиться в полет. Однако спустя часдругой начнет светать. План "Дельта" пришлось отложить на завтрашнюю ночь, которая обещала быть такой же тихой и безветренной. Моделистконструктор сомкнул веки, собираясь хоть немного поспать перед подъемом. Внезапно на его плечо легла чьято рука. Саркисов вздрогнул. Перед ним склонилась знакомая усатая голова, принадлежащая осужденному Хмаре. В полумраке виднелась лукавая улыбка.

* Цэ ты ловко придумав, заговорщически зашептала голова.

* Что? холодея, выдавил Саркисов. Его лицо передернулось.

* Та политаты на отий чортовий штуковыни. Шо в трубе заховав.

Саркисов проклинал в душе пронырливого хохла, изза которого в лучшем случае срывался побег, а в худшем... В худшем он схлопочет еще пару лет за подготовку к побегу. Достаточно Хмаре лишь погонять чаи с кумом. Хохол явно не был стукачом, иначе Саркисова уже давно бы скрутили и вместе с тряпичнофанерным детищем потащили бы в оперчасть. Еще оставалась маленькая надежда. Саркисов решился:

* Что ты хочешь? Денег у меня нет. Можешь выгрести всю мою тумбочку.

Пугающая улыбка на лице Хмары не исчезала. Хохол наклонился к самому уху Саркисова и, обдавая того горячим дыханием, прошептал фразу, от которой поползли мурашки. Саркисов посмотрел на соседа так. как смотрит капитан корабля на внезапно свихнувшегося штурмана. На "приборной доске" Хмары, довольной и ухмыляющейся, читалась такая глубокая мысль, что Саркисов молчал.

* Ну так шо, бэрэш мэнэ с собой? повторят зек из далекого прикарпатского села.

* Ты с ума сошел, Хмара. Я боюсь, что и один могу разбиться.

* Будэмо удвох боятыся.

* Да нас планер не выдержит. Ты глянь на свою раскормленную салом репу.

Хмара радостно похлопал себя на брюху:

* Цэ точно. Сало я люблю.

* Нет, Хмара. Я с тобой не полечу. Я не самоубийца. И вообще: я ничего не знаю, не видел и не делал.

* Цэ ты оперу скажешь. А вин такый дурный, шо повирыть. Я иду спаты.

Бувай здоров.

Хмара сделал вид, будто собрался уходить. Саркисов схватил его за руку. Его воспаленный изворотливый мозг торопливо тасовал варианты. До подъема Саркисов вряд ли успеет уничтожить разборной планер, тем более что на пыльных скобах остались его следы. Мастер без труда вспомнит странный рулон в мастерской. Впрочем, оперчасти может хватить и показаний Хмары. Саркисов решился. Будь что будет. Дельтаплан скроен добротно и должен выдержать двоих. Полет будет намного короче и, скорее всего, завершится в десятке метров от бетонного забора. Но выбирать уже не приходилось. Саркисов попытался схитрить: согласился на совместный полет, но заметил, что планер требует последней доработки и будет готов лишь послезавтра. Хитрого хохла провести не удалось. Хмара, вероятно, уже давно следил за Саркисовым. Итак, долгожданный перелет назначили на завтрашнюю ночь.

На поверке Хмара не спускал с Саркисова глаз. Они лупили перловку за одним столом, при этом хохол с самым серьезным видом сверлил будущего спутника глазами и подмигивал. Вскоре лагерный конструктор перестал замечать тупую физиономию и переключился на ночной полет. Все продумывалось до мелочей, мозг прокручивают каждый шаг, пробежку, прыжок. Участие Хмары усложняло акцию, но... Саркисов в который уже раз чертыхнулся. Во время очередного перекура возле мастерской он непринужденно подошел к хохлу и, глядя в сторону, тихо сказал:

* Говорю в последний раз. Давай откажемся. Мы оба попадемся или погибнем. Лети сам. Ты знаешь, где труба и где планер. Я покажу, как он собирается.

Хмара прикурил, затянулся и поглядел в небо. Глаза его сузились. Секунду помолчав, он прошептал:

* Ты хытрый. Я подемуся на трубу, а ты стукнэш солдатику. Хмару встрэлять, а тоби досрочку. Нэма дурных. И я одын боюсь.

* Ты сам себя перехитришь. Ты...

Хохол уже не слышал. Он докурил и пошел в цех. Если бы взгляд Саркисова мог испепелять, от Хмары сейчас бы осталась лишь кучка пепла. Плюнув в сторону уходящего зека, Саркисов в самом скверном настроении поплелся к осточертевшим станкам и тряпкам. Его внезапно охватил страх: изза глупого, но наблюдательного соседа по отряду он рисковал не столько судьбой, сколько жизнью. Однако выхода не было.

После команды "отбой" зеки разбрелись по кроватям. Блатные в углу замутили чай и до полночи резались в карты. За это время в отряд дважды наведывался дежурный. Завидев офицера, "козел" у входа ронял миску, и урки мгновенно бухались на койки с сонным выражением лица. К часу ночи они угомонились и заснули. Беглецы по одному выбрались из общежития и, прячась в тени стен, обогнули два корпуса. Пригибаясь и надолго припадая ко всем попутным предметам, они добрались до хоздвора и перелезли забор. Двигались молча. Хохол лишь сопел и тихо покрякивал. Вот и труба под стеной инструментального склада. Саркисов нащупают знакомые бруски и рейки. Он вытащил их на свежий воздух, обвязал веревкой и забросил за спину. Весь планер весил не больше десяти килограммов. Так же тихо и незаметно зеки прошлись вдоль забора. Вскоре в свете бледной луны показалось здание котельной. Пробежав последнюю сотню метров, они замерли у трубы. Постояли без единого шороха минут пять. Затем Саркисов тихо сказал:

* Ну, с Богом, Хмара. Если разобьемся, я тебя, падла, в аду на заточку надену.

Началось восхождение на вершину. Саркисов, сразу потяжелевший на десяток килограммов, слышал внизу противное сопение. Сейчас он ненавидел Хмару больше, чем милицию. На последних метрах хохол начал сдавать. Он тихо хрипел и отплевывался. Наконец Саркисов достиг края. Внизу на вышке привычно грустил часовой. Зеку показалось, что он копается в носу. Под ногами заерзал Хмара:

* Шо ты там застряв? Ссышь, чи шо?

* Закрой хайло, зашипел Саркисов. Давай договоримся. Ты молча делаешь то, что я скажу. Иначе я тебя просто сброшу головой вниз. Понял?

Хохол обиженно затих. Он оглядывался по сторонам и со страхом смотрел вниз. Его кисти на скобах побелели и от напряжения мелко дрожали. Хмара топтался на скобе и пытался представить, чем сейчас занимается Саркисов. А тот уже закрепил на верхней скобе каркас с деревянной палкой для рук. Обвязав вокруг скобы конец веревки (другой конец зек обмотал вокруг себя на тот случай, если вдруг сорвется), Саркисов начал опасный маневр. Зек прополз по стенке трубы около метра и словно индеец из колчана достал изза спины три длинные рейки. Он намертво вогнал первую в металлический паз каркаса, перехватил самодельными ремнями и продолжил путешествие по краю, но уже в обратную сторону. Вскоре была установлена и вторая рейка. Начиналась самая рискованная фаза операции. Обматерив на всякий случай Хмару, тосковавшего на ржавых скобах, и запретив тому двигаться, Саркисов пополз к противоположному краю трубы. Он старался не думать о высоте. Страховку пришлось отстегнуть.

Легкий ветер начинал трепать полотно. Чем дальше продвигался зек и чем дальше заносил последнюю рейку, тем сильнее вибрировал дельтаплан. "Только бы не сорвался, думал Саркисов, закрепляя концы планера. Впрочем, черт его знает, что лучше. Они с Хмарой..." Вспомнив о хохле, дельтапланерист тихо застонал. Неустойчивая конструкция была почти готова. Зек вторично прополз по кирпичной окружности, проверяя крепление, и наконец вернулся к верхним скобам. Те уже были заняты сгорающим от страха и любопытства Хмарой. Согнав хохла вниз, Саркисов начал регулировать каркас. Все его движения были спокойны и точны. На сборку дельтаплана ушло не меньше часа. Хмара принялся тихо ругаться и нервно топтаться под ногами. Он проклинал всех на свете, однако вниз не слезал.

Всему приходит конец. Саркисов выдохнул: "Все!", вытер потный лоб и посмотрел на спутника. Его взгляд сейчас мог бы расплавить вольфрам, но только не Хмару. Над трубой трепетал темный планер, готовый сорваться и понестись над землей. Саркисов посмотрел в сторону вышки. "Вертухай" стоял лицом к трубе. Чтото горячее уперлось зеку в колено, потом в бедро и наконец в бок. Это продвигался наверх Хмара.

* Подвынься, зашептал он.

* Я сейчас тебя в трубу кину, гнида! со слезами в голосе выдушил

Саркисов.

* А я крычать начну.

Наконец часовой повернулся к ним спиной. Время!

* Ты, морда хохлацкая! Поднимайся ко мне. Да осторожней, гад! Берись за палку, с краю берись. И запомни: ни единого звука. Что бы я ни делал, и как бы мы ни летели. Я не хочу изза тебя подыхать. Если пикнешь сброшу вниз. Поверь мне. Допер?

Хмара закивал и покрепче уцепился за палку. Он весь дрожал, колени ходили ходуном, зубы мелко стучали. Саркисов смутно подозревал, что полет ничем хорошим не завершится. Но отступать было поздно. Он перекрестился, отсоединил палку от скобы и, тихо скомандовав: "Толчок!", первым оттолкнулся от трубы. Планер бесшумно отделился. Давно забытые ощущения вновь заструились и запульсировали в груди Саркисова. Но они продолжались лишь первые секунды полета. Планер слишком резво пошел вниз. Хмара заскулил и сразу же получил в ухо. Первая заградполоса приближалась. Резко терял высоту и дельтаплан. До земли оставалось метров десять. Планер вдруг выровнялся, и зеки заликовали. В следующую секунду он вновь устремился вниз. Скрытый рубеж был пройден. Пять метров, четыре, три... Оставались проволочное заграждение и бетонный забор. Это был относительный успех. Если удастся незаметно пересечь стену колючки, они могут вскарабкаться и на бетонный забор. Саркисов предусматривал и такой исход. Сосновая треугольная рама легко превращалась в корявую невысокую лестницу. Приходилось уповать лишь на то, чтобы часовой подольше маячил спиной к этому участку запретки. Верхний ряд колючей проволоки прошел в десятке сантиметров от палки. За миг до этого Саркисов резко подбросил вытянутое в струну тело. Слава Богу, успе...

* Ааа! заорал Хмара. Он врезался ногами прямо в проволоку и, увлекаемый планером, протащился по всему верхнему ряду. Десятки острых стальных витков раскроили в клочья его брюки и разодрали кожу на бедрах и голени. Саркисов похолодел. Дельтаплан с треском бухнулся на землю. Хохол продолжал истошно орать, катаясь по взрыхленному грунту. В свете прожекторов он смотрел на свои окровавленные ноги, дергался и силился подняться. Часовой развернулся, секунду любовался странным зрелищем и дал первую очередь поверх голов. Хмара вдруг замер, посмотрел в сторону вышки, повернулся и увидел Саркисова. На глазах бывшего спортсменадельтапланериста стояли слезы. Ни слова не говоря, Саркисов стал лупить израненного хохла ногами. Глаза застилал туман, но сквозь него Хмара еще просматривался.

* Стоять! На землю! кричал с вышки сержант.

Этого можно было и не говорить: Саркисов уже сидел на Хмаре и душил его обеими руками. Отчаянные вопли и хрипы заглушила вторая очередь. Пули легли в трех метрах от зеков. На стрельбу зеки уже не реагировали: первый из них был сосредоточен на горле своего спутника, а последний стремился немного подышать. Хмару спас караул. Пять солдат едва растащили заключенных. Саркисов истерично плакал и орал на всю зону:

* Сучье рыло! Лучше застрелите меня! Я знал! Знал!

Зеков волокли в штрафной изолятор. Хмара приседал и корчился от боли, что, однако, не мешало ему вопрошать:

* Вы нас по разным камерам? Якшо в одну то я краще вмру отут.

Из служебного донесения в ГУИД МВД РСФСР:

"16 июля 1982 года в ИТК29 усиленного режима осужденный Саркисов Марат Дмитриевич, 1943 года рождения, отбывающий срок наказания за умышленное убийство без отягчающих обстоятельств, и Хмара Григорий Емельянович, 1938 года рождения, отбывающий наказание за кражу личного имущества, предприняли попытку побега из мест лишения свободы. Они попытались пересечь контрольные и заградительные препятствия с помощью устройства, которое напоминает планер. Осужденный Хмара Г. Е. получил легкие телесные повреждения, вызванные скольжением по верхней части проволочного заграждения, и был госпитализирован.

17 июля Саркисов, находясь в ШИЗО, разбил голову о стену камеры и был переведен в санчасть. Там он попытался задушить осужденного Хмару и был изолирован в ординаторской. Возбуждено уголовное дело".

Изворотливый арестантский ум рождал и рождает новые проекты. Соблазн покинуть зону по воздуху был слишком велик, чтобы оставить его не у дел. И все же удачных побегов почти не наблюдалось. Был случай, когда узник выбрался из американской тюрьмы на вертолете: в оговоренное время военный вертолет просто снял его с тюремной крыши и на веревочной лестнице унес в темноту. Акция оказалась настолько быстрой и неожиданной, что охрана растерялась. Пока шли запросы и подтверждения приказов (нештатная ситуация взяла свое), арестант бывший офицер израильской разведки "Моссад" уже прыгал на крыше, стремясь ухватиться за лестницу. Только когда вертолет начал удаляться и набирать высоту, раздались первые автоматные очереди. Несмотря на оригинальность проведения побега, следует заметить, что его успех целиком обязан внешнему вторжению.

К экзотике тюремнолагерных побегов можно отнести случай на сибирском лесоповале в начале 50х годов. Сейчас он больше похож на легенду. Спустя полвека трудно разобрать, где правда, а где вымысел. На каждую удивительную историю документов не напасешься. Итак, один из зеков смастерил из бензопилы (то ли "Дружба", то ли "Служба") минивертолет: он вырезал из толстой жести лопасти и насадил их на рабочую ось. Новшество имело лишь внешний успех, При попытке взлететь бензопила со страшным ревом смогла поднять зека, который к тому времени резко сбросил вес до шестидесяти килограммов, лишь на два метра. Накренясь под сильным ветром, самопальный геликоптер отлетел в сугроб и едва не покалечил самого "летчика". Поговаривают, что охрана даже не стала расценивать этот казус как побег, настолько комичным и нелепым выглядел полет. Нельзя исключить, что именно этот случай лег в основу известного полуфантастического фильма, где главный герой с бензопилой в руках кружил над бараками и конвоем.

Достойное место в истории ГУЛАГа занимает полет на воздушном шаре. Его участники и очевидцы не сохранились, оставив лишь обрывки воспоминаний. На одном из Соловецких островов, еще во времена их робкого освоения, группа заключенных из пленок и клеенок сшила ни много ни мало воздушный шар. Его планировали надуть газом, который был доставлен для бытовых нужд и хранился в хозбараке. Гондолой должен был служить легкий жестяной бак для отходов. Шар так и не улетел на материк. Его даже не успели наполнить газом. Зеки не смогли герметично закупорить дыры и заделать швы. К тому же шар оказался такой странной и неправильной формы, что смельчаков не нашлось. В конце концов этот клеенчатый мешок, задубевший на морозе, вновь разорвали на куски и закопали.

Но все это экзотика, возможно, рожденная блатными мифотворцами. Чаще всего для тайных перелетов используются простейшие механизмы веревки или канаты с крючьями на конце. Весной 1995 года в орловском учреждении ЮЕ312 (Донецкая область) зек намеревался пересечь все рубежи на самодельном блочном устройстве. Его попытка едва не увенчалась успехом.

Когда второй отряд ИТК согласно расписанию отошел в царство Морфея, Олег Кунак вышел на прогулку. Ее он решил провести в одиночестве, дабы полностью отдаться глубоким раздумьям о несовершенстве мироздания. В частности, рубежа сигнализации, который маячил в вечерних сумерках по всему периметру колонии. Олег Витальевич перемахнул забор и оказался в промзоне. Он зашел в литейный цех и под грудой арматуры отыскал замысловатый предмет, который помог бы досрочно покинуть режимную обитель.

В тюремном деле Кунака упорно появлялась цифра "пять", которая преследовала его добрую половину жизни. Карающий меч Немезиды впервые наградил Олега Витальевича пятью годами в начале 80х. За групповой разбой. Вторую пятилетку он получил уже в конце 80х. И вновь по разбойной статье. Заинтригованный подобным совпадением Кунак слегка изменил свое амплуа и посетил одну из квартир в отсутствие ее хозяев. И вновь пришлось подивиться суеверному Олегу Витальевичу: статья иная, срок тот же. Прибыв в горловскую ИТК, он решил вступить в поединок с собственным роком и досрочно завершить "пятилетку" за шесть месяцев.

Накануне побега Кунак уединился с токарем Бражником из соседнего отряда и попросил его за неделю изготовить блочное устройство с ручками и колесиком. Якобы для гимнастических упражнений. Токарь долго пялился на Кунака, удивляясь такому трогательному вниманию к мышцам брюшного пресса, но соорудить спортивный снаряд пообещал. Кунак принялся плести веревку из ниток, которые шли для овощных сеток. Веревка была длинной: свыше тридцати метров. Ее конец Олег прикрутил к металлической "кошке" с приваренными крючьями. За два дня до времени "Ч" токарь сообщил, что заказ выполнен и оставлен у сверлильного станка. Вечером блоки оказались под штабелем арматуры, где уже ждала своего часа "кошка"...

Кунак лежал на крыше, обласканный лунным светом и мечтами. Он тщательно прикидывал расстояние до забора, который возвышался за рубежом сигнализации. Больше часа томился зек на просмоленной вершине компрессорной и слушал кашель часового на вышке. Чуткости Олега сейчас мог бы позавидовать даже счетчик Гейгера. Когда караул растаял в темноте, зек решился. Раскрутив "кошку", он изо всех сил метнул ее в сторону деревянного забора. "Кошка" пролетела над рубежом сигнализации и повисла на ограждении. Беглец натянул веревку, пробуя ее на прочность, затем привязал второй конец к металлической трубе. Путь к свободе лежал через двенадцать метров воздушной веревочной трассы, которая спускалась под небольшим уклоном и которую нужно пролететь на блочном устройстве.

Кунак установил колесо, обхватил алюминиевую трубку по бокам блока и пустился в воздушное путешествие. На него с пугающей быстротой понеслась полоса сигнализации. Веревка опасно провисла. Зек поджал ноги, но все же зацепился за проклятый рубеж. Высокий загорелый лоб Олега Витальевича вмиг покрылся испариной, притом холодной. Проклиная завоевания отечественной электроники. Кунак подлетел к маскировочному ограждению и всем телом врезался в него. Он с ужасом представил тот переполох, который начался после контакта с сигнальным рубежом. Олег завис на веревке, тихо корчился от боли и силился подтянуться. Из расцарапанного лба сочилась кровь. Когда раздалась автоматная очередь. Кунак еще висел на маскировочном ограждении. От неожиданности он сорвался на грешную землю. Третья очередь подняла пыльные фонтаны. Стреляли уже не в воздух, а на поражение. Тем не менее Кунак вновь пошел на штурм забора и не видел, как подбежали часовые караула. За спиной раздались три пистолетных выстрела, и зек торопливо попрощался с жизнью. Но начальник караула стрелял в воздух.

Домашний рецепт КГБ

Банды Трифона и Овчины делили Свердловск до 1992 года. В разгар кооперативного движения они шли рука об руку, ствол к стволу, но очень быстро их пути и пули разошлись. Трифон и Овчина стали врагами. Они начали терять своих бойцов после перестрелки в центре Свердловска. Тогда по автомобилю Овчины прошлась пулеметная очередь, которая самого хозяина не задела, но смертельно ранила случайного прохожего. В 1990 году к выстрелам и взрывам город еще не привык. Следствие приняло Управление КГБ по Свердловской области. К тому времени чекисты знали, что поднять руку на Андрея Овчинникова мог в Свердловске лишь Трифонов. Но тот бесследно исчез и вынырнул через пару месяцев гдето в Приморском крае.

Вскоре Овчина лишился своего первого помощника Зацепина. Его авторитет падал, терялся контроль над рынками и фирмами. Последовали ответные удары, ответные жертвы. Бандитскую войну остановило оперативнобоевое подразделение КГБ "Альфа". Овчинникова и Трифонова развели по разным следственным изоляторам. Рядовые бойцы обеих банд содержались в одной тюрьме и даже в одной камере. Там они сдружились и решили скрепить свою дружбу побегом. Им удалось подкупить сотрудника тюрьмы, который передал бандитам пистолет с полной обоймой. Подготовка к побегу была на мази. Но ряды единомышленников вдруг начали редеть. Прежний энтузиазм улетучивался на глазах. Судя по всему, бойцы понадеялись на элиту адвокатуры и старые связи. Когда пришло время "Ч", на "рывок" были согласны лишь четверо: двое из команды Трифона и столько же из группы Овчины.

Контролер открыл дверь, чтобы вывести одного из подследственных на допрос. В ту же секунду пуля вошла ему в грудь и отбросила к стене. Взяв двоих конвоиров под прицел, бандиты вышли из камеры и побежали в конец коридора, к дверям, которые вели вниз, в комнату для свиданий. Они ворвались в помещение и приказали всем встать к стене. В заложниках оказалось свыше двух десятков посетителей. Ранив дежурного офицера, один из бандитов связался по телефону с постом N 1:

* У нас двадцать три кандидата в покойники. Среди них женщины и дети.

Если через пять минут начальник тюрьмы не свяжется с нами, мы начнем отстрел.

Вскоре здание изолятора оцепили ОМОН и рота внутренних войск. За стволами деревьев притаились снайперы. Все эти приготовления не ускользнули от террористов. Они истерически завопили, выпустили две пули по дверям и прокричали ультиматум:

* Короче, менты! Нам нужен автомобиль, миллион и водка. И пошустрей.

Переговорами занялся подполковник КГБ. Он подошел к дверям, постучал и в приоткрывшуюся щель предложил:

* Автомобиль на подходе. Миллион нужно собрать. Жуйте пока водку, а там посмотрим. Выпустите половину заложников.

За дверями глухо пробасили матерщину, чьято волосатая рука вынырнула в дверную щель, ухватила сумку с тремя белыми бутылками и исчезла.

* Смотри, мент, предупредил тот же голос. На бабах пробовать будем. Если отрава споим всех. За твое здоровье.

Через полчаса дверь вновь открылась. На пороге стояла молодая женщина. Давясь слезами, она крикнула:

* Они хотят еще пять бутылок водки. И машину, и деньги. Дайте им все, что они просят. Они же ненормальные.

Ненормальные бандиты к тому времени осушили всю принесенную порцию спиртного и тосковали за картами. Один из них вдруг встал и направился к дверям, которые вели внутрь тюрьмы. "Дверь в коридоре проверю", объяснил он. Как оказалось, хитрый бандит решил бежать в одиночку. Его нюх чуял запах смерти, витающий в комнате для свиданий. В коридоре этого запаха не было, и бандит заспешил к соседнему кабинету, окно которого вело во двор. Через час, когда начнется штурм, он чудом ускользнет из тюрьмы и будет пойман только через полгода...

* Водку давай! гремело за дверями. И про машину не забудьте.

Деньги принесли?

Язык террористов слегка заплетался. Но только слегка. Во второй раз им подали пять бутылок водки, изготовленной чекистами по их фирменному рецепту. Водка была настояна на сильнодействующем снотворном, которое запаха и вкуса не оставляет. Женшиназаложница приняла сумку, и пирушка в комнате продолжилась. Только теперь на заложниках экономили и контрольную пробу снимать не заставляли. Через каждые пять минут офицер подходил к дверям, стучал и задавал какойнибудь вопрос. Ответы были вялыми. Еще спустя пятнадцать минут изза двери раздалось урчание и пара несвязных слов.

Начался штурм. Облаченные в бронежилеты и полусферы бойцы ОМОНа ворвались в комнату. Вооруженный пистолетом бандит внезапно открыл глаза, привстал с деревянной лавки и поднял оружие. В тот же миг он получил пулю в лоб и откинулся на лавке. Двое других лишь в трусах и майках посапывали на полу. Заложников быстро вывели на улицу. Сонных бандитов начали будить ногами. Пьяные зеки извивались под форменными ботинками и вяло защищались руками. Они пришли в себя только в камерах.

ДонецкВоронеж: хрен догонишь

Июньская ночь была им плохой союзницей. Луна разлила свет по совхозным полям, и лишь одинокие посадки хранили густой мрак. Они бежали молча. Крюков слышал сзади тяжелое хриплое дыхание, напоминавшее сдавленный кашель, но не оглядывался. Пот заливал глаза, промокшая майка липла к телу и неприятно жгла спину, ноги уже начинали дрожать и наливаться свинцом. Лесополоса закончилась. Впереди лежали донецкие просторы. Проселочная дорога петляла и терялась в темной перспективе, где начинались совхозные хаты. Крюков остановился и стал отхаркиваться. Чтобы унять резь в правом боку, он согнулся. Спустя несколько секунд рядом молча свалился Вадим. Тому было совсем худо.

Крюк сел на землю и прикинул расстояние до лагеря. По его подсчетам, этот марафон длился уже более часа. До рассвета оставалось часа дватри, еще столько же до утренней поверки. За это время нужно было сменить казенное тряпье и затеряться в городе. Впереди спал поселок, до которого оставалось совсем немного.

* Пошли, прохрипел Крюков и с трудом встал на затекшие ноги. Его напарник не шелохнулся и продолжал лежать, уткнувшись лицом в сухую траву. Крюков медленно подошел к Вадиму и легонько пнул в ребра:

* Ты не сдох?

Вадим, цепляясь руками за ветки, поднялся, зашатался и сделал несколько шагов. Раздалось мычание, в котором едва угадывались элементы ненормативной лексики. Крюков подтолкнул приятеля между лопаток и сам перешел на медленный бег. Через дветри минуты он вновь вошел в прежний ритм и все чаше подгонял Вадима, плетущегося за спиной. Бежать по дороге было легче. Крюков уже потерял счет времени, но чувствовал, что до лагерного шмона они должны успеть.

Впереди послышался звук приближающегося автомобиля. "Ложись!" крикнул он Вадиму. Тот стянул черную, пропитанную потом майку и, накрыв ею стриженую голову, растянулся среди дороги. В десятке метров за кустами притаился Крюков. Спустя несколько секунд стало ясно, что едет грузовик. Наконец свет фар выхватил из темноты лежащую фигуру, автомобиль сбавил скорость и нерешительно остановился. Водитель не стал выходить из кабины и лишь посигналил неизвестно кому. Пока шофер рассматривал находку и думал свою думу, Крюков подобрался к грузовику и рванул дверь кабины.

* Сидеть! рявкнул он и так побелевшему от лунного света водителю. В горло жертвы уперлась нагретая сталь ножа. Разворачивай тарантас. Сколько до города?

* Шесть километров.

Вадим забрался в кузов, Крюков остался в кабине. Грузовик развернулся и двинулся обратно в город. Шофер нервно косился на опасного спутника, поигрывающего финкой, и, наконец, спросил о своей участи. Ответ состоял из двух слов: "Захлопни пасть". В пригороде машина остановилась.

* Вытряхивайся, приказал Крюков. Водитель оцепенел. Он не сводил глаз с блестящего ножа, которому сейчас, видимо, подкинут работу.

* Хлопцы, не режьте! пролепетал он, спешно подыскивая слова.

Возьмите буксирный трос и привяжите меня к дереву. Оставьте живым. Ради

моих детей,

Шофера вытолкнули из кабины. Беглецы проехали еще пару километров, затем бросили грузовик. В глухом переулке Крюк перемахнул чейто забор и отгоняя отчаянно лающего пса, постучал в окно. В окне вспыхнула настольная лампа. Занавеску отдернули, и глухой голос сонно спросил:

* Чего надо?

* Тебя. Канада.

После короткой паузы хозяин слегка испуганным голосом произнес:

* Ты. Крюк?

* Я. Канада.

Дверь скрипнула и два темных силуэта скользнули внутрь. Альберт Гротман по кличке Канала суетливо распахнул дверь на кухню. Он не стал зажигать свет и загрохотал табуретами, подвигая их гостям. Вадим нашарил в полутьме на плите остывший чайник и припал к носику. Кухня наполнилась шумными глотками. Лицо Гротмана дернулось и повернулось к Крюку:

* Ты что, по звонку отбухал?

Крюков не ответил. Уткнув локти в колени и обхватив голову руками, он неподвижно сидел на табурете. Канада уже прекрасно понял, зачем к нему пришли, и явно нервничал:

* У меня нельзя хорониться. В прошлый вторник я наелся грязи за гашиш и сутки отсидел в нардоме. Вас здесь сцапают. Уходить надо до рассвета.

* Не хнычь, Канада, оборвал Крюк. Дай денег и одежду. Если сможешь, натяни провода по вопросу новых ксив.

Канада пошел в соседнюю комнату и вскоре вынес рубашки, брюки и носки. Вадим поворошил тряпье и спросил:

* А намудники?

Хозяин вернулся к гардеробу и достал трусы. Зеки начали дружно одеваться. Крюку рубаха оказалась тесной, и ему пришлось надеть футболку. К тому времени Канада уже стоял с деньгами и рассыпался в извинениях:

* Это все бобули. Нет больше. Менты все выкачали. Я на мели.

Крюк, не считая, сгреб деньги и воткнул в карман брюк.

* И последнее, Канада. Отвези на нас вокзал.

Вышли во двор. Загнав собаку, которая разрывалась от лая, в будку, Гротман открыл гараж и вывел "Жигули". В салоне Крюков криво улыбнулся:

* Если нам сегодня повезет, Канада, я тебе канистру бензина подарю.

Гротман шутки не понял и лишь отмахнулся. Хотя имел все шансы получить эту канистру.

Из оперативной ориентировки:

"13 июня 1993 года из ИТК строгого режима ЮЖ24/3 путем проникновения в дренажную систему совершили побег:

Крюков Сергей Петрович, 1956 года рождения, трижды судимый за разбой, в 1983 году приговорен к 15 годам лишения свободы, уроженец Краматорска, женатый, имеет сына 8 лет. Рост 182 см, обладает крепким телосложением, владеет приемами рукопашного боя, может быть вооружен, при задержании всегда оказывал вооружейное сопротивление;

Чебан Вадим Тимофеевич, 1965 года рождения, дважды судимый, в 1990 году приговорен к 7 годам лишения свободы, уроженец Воронежа, не женат. Рост 176 см, среднего телосложения, особая примета отсутствие мизинца на левой руке ".

Впереди был Киев, затем Воронеж и, наконец, Тула, где жила давняя и еще одинокая пассия Чебана. После двух дней взаимных лобызаний Чебан стал глушить водку в удивительных количествах. Поначалу гостеприимная и нелюбопытная хозяйка составляла компанию, потом заскучала и даже закатила мертвецки пьяному Вадиму скандал. Крюк, который уже почти успокоился, вновь занервничал. Он отобрал у кореша все деньги, но тот принялся тайком выносить из квартиры мелкие вещи. Под конец он обвешал лицо подруги "фонарями". Когда за хозяйкой захлопнулась входная дверь, Крюков начал трясти Чебана:

* Валим отсюда. Спалит нас твоя баба.

Кореш угрюмо повел головой и громко икнул. Он едва держался на стуле. Крюк стал поливать его из чайника, однако это лишь усилило икоту. За окнами послышался звук подъехавшего автомобиля. У дома притормозил милицейский "УАЗ". Крюков мгновенно обулся, Вадим тупо глядел на пустые бутылки и искал по карманам сигарету. Он ничего не слышал и был занят важным делом: пытался зажечь спички, которые ломались. Крюков рванул к дверям и на пороге едва не врезался в двоих сержантов. За их спинами слышался показательный плач хозяйки.

* Который шумит? Этот? милиционер, поигрывая резиновой палкой, подошел к Крюкову. Тот не двигался и глядел кудато в сторону.

* И этот тоже. Приперлись неизвестно откуда, жрут мои харчи да еще и свинячат.

Второй сержант брезгливо ткнул палкой в пьяного Чебана. Тот уже успел задремать за столом, уткнув голову в колбасные объедки. Милиционер всем телом повернулся к Крюкову:

* Документы!

Удар был коротким, в пах. Страж порядка беззвучно осел на пол. Не давая опомниться второму, Крюков молнией ринулся к нему и ударил бутылкой по голове. Оттолкнув побелевшую хозяйку, он выскочил на лестничную клетку и побежал вниз. Стоп! Внизу водитель. Бандит круто развернулся и рванул на себя окно лестничного пролета. Рама поддалась с трудом. Протиснувшись в окно. Крюк выполз на козырек и, прикинув расстояние, прыгнул в траву. Полет со второго этажа завершился удачно...

Если бы ктонибудь постоянно и в течение десяти лет наблюдал за Сергеем Крюковым в зоне ЮЖ24/3, то мог бы подумать, что все это десятилетие зек готовился к "рывку". Он не рыл землю, не долбил стенку и не собирал компактный вертолет. Он лишь поддерживал спортивную форму. В былые времена любые физические упражнения расценивались как подготовка к побегу. Практически каждое утро и каждый вечер Крюк сотни раз отжимался от пола, деревянные лавочки использовал в качестве брусьев. В "промке" он нашел трубуперекладину. В первые месяцы срока Сергея Петровича, плюющего на режим и правила распорядка, причислили к "отрицаловке". Тем не менее тот ухитрялся поддерживать форму даже в штрафном изоляторе. Мечта о досрочном освобождении была похоронена изначально. Когда до "звонка" оставалась пятилетка. Крюк решил бежать. Его сосед по отряду Чебан какимто образом узнал план дренажных коммуникаций и уже отметил их уязвимые места. Оставалось слегка расшатать кирпичную кладку и спуститься в узкий колодец. По трубе в метр шириной беглецы выползли из зоны и добрались до участка сброса вод. Рискуя свалиться в отстойник, они вскарабкались наверх по откосу, к лунному свету. На всю эту операцию ушло почти два часа. В ночь на 13 июня осужденные Крюков и Чебан себя "амнистировали".

Все возвращается на круги своя. И блудные сыновья почти всегда возвращаются домой. Дом Крюкова был в Краматорске. Там же он надеялся получить и фальшивый паспорт. На Гротмана Крюков уже не рассчитывал. Интуиция подсказывала, что Канада потерян навсегда. Однажды он зашел в отделение связи и позвонил в Краматорск, к себе домой (хотя понятие дом для него уже давно утратило всякий смысл). Трубку взяла жена. Крюков открыл было рот, но ему вдруг почудился в трубке странный щелчок и едва уловимый перепад звукового тембра. Он быстро бросил трубку: на его домашнем телефоне висела "шайба".

Рано или поздно беглый узник решился бы вновь испытать дым отечества, где он оставил супругу и восьмилетнего сына. После любовной сцены в Туле, когда на легкомысленном партнере по побегу защелкнулись наручники, Сергею Петровичу принялись перекрывать кислород. Сначала взяли под контроль места возможного появления Сергея Крюкова. "Красные флажки", которых с каждой неделей становилось все больше, спровоцировали перемещение беглеца в Краматорск. Без денег и документов он мог бы протянуть в лучшем случае пару месяцев. Возвращение не было для него неизбежным, но, в конце концов, Сергей Петрович таки переоценил свою осторожность. В сентябре донецкая милиция уже действовала самостоятельно, без помощи российских коллег. По оперативным данным, секретная миссия Крюка в Краматорск была на подходе.

Готовясь к побегу, Крюков рассчитывал на старые связи, с которыми мог безболезненно прожить еще полвека. Но после десяти лет изоляции Крюк не узнал страну, поставленную с ног на голову. Почти всю старую гвардию вновь "расквартировали" по тюрьмам и колониям, некоторые нырнули в криминальные структуры, промышлявшие уже не в таком глубоком подполье. На нынешней уголовной арене он оказался в роли непризнанного актера.

Уголовный розыск принялся усиленно "отрабатывать" город. Велся негласный зондаж всех родственных, приятельских уз Сергея Крюкова. Круг сужался, и вскоре список потенциальных контактеров состоял лишь из нескольких лиц. Зек "засветился" в середине сентября. Время и лечит, и меняет. За три месяца напряженных скитаний колонистская стрижка отросла. Усы Крюков никогда не носил, но сейчас было не до принципов. В Краматорске бандит сделал ставку на человека, который не попал под "колпак" угрозыска. Им стал 67летний Виктор Брунчак, в прошлом воррецидивист Брыня, а ныне страдающий от артрита старик. Этот дед, о котором успели позабыть и розыск, и блатные, восемнадцать лет назад крепко помог Сереже Крюкову. Тогда начинающему бандиту стукнуло лишь девятнадцать, и уголовная жизнь для него только начиналась.

В 1975 году Крюков впервые угодил в камеру следственного изолятора. Едва за его спиной закрылась дверь, как с нар проворно встал плюгавый тип неопределенного возраста и вразвалку подошел к Сергею:

* Куку вам с кисточкой. Прасковья Федоровна велела вам кланяться.

Крюк посмотрел на плюгавого сверху вниз и непонимающе хмыкнул. Откуда же ему, неискушенному блатными напевами, было знать, что Прасковья Федоровна не что иное, как параша, воняющая в углу. Это была обычная "прописка". Опытному уголовнику следовало бы ответить: "Я ссу стоя, а сру сидя". Юный Крюков не был таковым. Почувствовав новичка, "шестерка" присел на радостях:

* Баа, фраер недоеный. Летать любишь?

Желая прервать глупый разговор, Сергей попытался обойти плюгавого типа, но тот вдруг выкатил глаза, развел пошире пальцы и страшно зашипел:

* Ты куда, брус шпановый? Че буркалы пялишь? Я спрашиваю: летать лю...

Крюков закрыл рот плюгавого кулаком. Удар пришелся снизу в подбородок. Бесшумно описав полукруг, "шестерка" грохнулся на бетонный пол. В туже секунду с верхних нар спрыгнули сразу четыре человека. Двое из них были вооружены короткими заточенными стержнями. Крюк мгновенно отпрянул к двери и стал колотить в нее руками и ногами. За спиной послышался властный голос: "Назад!" Сергей зажмурил глаза, ожидая удара в спину...

Дверь камеры наконец открылась. На Крюка вопросительно глядел прапорщик:

* Чего тебе?

Крюк обернулся. Камера мирно дремала на нарах. На матраце лежал даже плюгавый. Сергей слегка помялся, затем произнес:

* У меня жалоба.

* Ну.

* Здесь жарко.

Прапорщик обложил его матом и захлопнул дверь. Крюк в нерешительности топтался возле дверей, ожидая новой атаки блатарей. Из дальнего угла с верхнего яруса тот же голос, что минуту назад кричал "Назад", позвал Крюкова. Собрав всю волю в кулак, тот медленно двинулся в дальний угол. На нарах сидел, свесив босые ноги, уже пожилой зек. Все его тело было густо исписано тушью. Нетронутой оставались лишь голова и кисти рук. Это был пахан камеры рецидивист Брунчак. Пахан почесал ногу и спросил:

* Ты откуда?

* Из Краматорска.

* Земляк, значит. Вон твои нары.

Один из зеков молча слез со второго яруса, уступая место новичку.

...Подбираясь к дому Брыни, Крюк молился о том, чтобы этот ветхий де

душка был еще жив. Если Брыня уже отошел в лучший мир, последняя нить лопнет, и Сергею Петровичу останется лишь заказать себе погребальный фрак. Старый вор жил на пригородном отшибе, в частном доме, далеком от элементарных удобств. Полуразрушенные постройки во дворе покосились, на огороде отцветал сорняк, пустая собачья конура была перевернута вверх дном.

Брунчак едва волочил ноги. Гость осторожно пожал скрюченную артритом руку и вошел в дом. Отживший свое пахан молча слушал Крюка, затем проскрипел:

* Буснешь на халатон?

* Чего?

Старик вынул из буфета начатую бутылку водки и поставил на стол давно не мытые стаканы и плеснул до половины. Крюк отказался.

* А я выпью, Брыня медленно осушил стакан, отрыгнул, опустился в кресло, закрыл глаза и тихо повторил, как бы засыпая: Я выпью...

Клюев пожалел, что пришел сюда. Этот явно выживший из ума дед сам нуждался в помощи. Скоро он будет мочиться под себя, и некому будет носить за ним "утку". Сергей встал и тихо двинулся к дверям. Не открывая глаз, старик приказал:

* Сядь на место.

Крюков послушно сел. После небольшой паузы Брыня сказал:

* В соседней комнате открой в столе нижний ящик и возьми сколько тебе нужно,

Не веря своим ушам, Крюк подошел к треснувшему письменному столу и вытащил ящик. Под слоем писем и открыток лежали перехваченные резинкой пачки денег. Здесь были рубли, карбованцы, доллары. Он отсчитал всего понемногу. Потом задвинул нижний ящик, слегка поколебавшись, потянул на себя верхний. Там лежал пистолет "ТТ". Сергей молча глядел на оружие. Из гостиной послышалось:

* Можешь взять и его.

Он быстро задвинул ящик и переспросил:

* Кого его?

* Шпалер...

Уходить из Краматорска Сергеи Крюков решил через два дня. Сутки он мог пользоваться автомобилем "Ижкомби" с перебитыми номерами. Явных причин для беспокойства не было, однако смутное чувство, что его обложили и игра перешла в финальную часть, почемуто не исчезало. На сегодня была назначена последняя встреча: Крюку обещали липовый паспорт, который потянул на три тысячи баксов. Крюк остановил машину у посадки на пересечении улиц Орджоникидзе и Днепропетровской. Рядом проносился редкий транспорт.

Вчера уголовный розыск Краматорского ГОВД вышел на беглого зека. Из оперативных источников милиция узнала об этой встрече. Неизвестным оставалось самое главное: когда и где? В полдень стало известно о времени: семнадцать нольноль. Розыск продолжал качать оперативную информацию. Возникли три приемлемые версии, одна из которых вскоре отпала. Спустя час оставалась лишь одна. И это была уже не версия.

Для встречи Крюков выбрал безлюдное место, что имело и плюсы, и минусы. В случае перестрелки снижался риск поражения случайных прохожих.

Исключался и захват заложника. Проблема же состояла во внезапности атаки спецназа. Ктото предложил убить зека снайперским выстрелом, но искушение взять Крюкова живым было сильней. К тому же требовалось стопроцентное опознание беглеца. Задержание поручили Донецкому отряду специального назначения

Группа захвата состояла из четырех бойцов. Пятым был сотрудник ИТК, который должен был опознать беглеца. Он расположился на переднем сиденье "Жигулей". Автомобиль со спецназовцами остановился на обочине улицы Орджоникидзе, не доезжая до перекрестка. Краматорские розыскники "простреливали" на своих авто перекресток, определяя место встречи. Наконец в рации послышалось:

* Улица Днепропетровская, сорок метров от перекрестка, автомобиль

"Ижкомби", номер 4396...

Группа захвата начала приближаться к месту предстоящей схватки. В руках бойцов появились двадцатизарядные пистолеты Стечкина. Раздался сухой треск передергиваемых затворов. Крюков не отрываясь смотрел в зеркало заднего вида на пустую дорогу. Впереди по трассе неслись автомобили, не обращая на него ни малейшего внимания.

Сергей Петрович достал пистолет, передернул затвор и, уже не ставя его на предохранитель, положил в правый карман куртки. Затем открыл дверь, вышел из машины и подставил лицо легкому осеннему ветру. Солнце уже клонилось к горизонту. До встречи оставалось еще десять минут. Крюков закурил и принялся лениво рассматривать встречные машины. Беглый зек был давно лишен сентиментальности, однако, мысленно прощаясь с родными краями, почувствовал неприятный комок в горле.

Сзади послышался тихий визг тормозов, и бежевые "Жигули" остановились в двадцати шагах. В салоне сидело пятеро. Один из них (это был сотрудник колонии. знавший Крюкова в лицо и поспешивший допустить ошибку) нервно закричал из открытого окна:

* Крюков, сдавайся!

Бандит выстрелят навскидку, почти не целясь. Первая пуля легла в дверь автомобиля, вторая адресовалась бойцу, выскочившему из "Жигулей". Тот успел заметить направление ствола, смотрящего ему в лоб. Время слегка замедлилось, осознанность уступила место рефлексу. Боец уловил, как полыхнуло пламя, пуля раздробила предплечье, которым он прикрыл голову. От боли в глазах поплыли красные круги. Продолжая двигаться вперед, офицер перебросил пистолет в левую руку и выстрелил в Крюкова. Раненный в бедро зек бросился к толстому дереву, стоящему рядом, и при этом успел получить еще одну пулю под лопатку. Его живучесть казалась невероятной. Укрывшись за дубом, он выстрелил еще трижды и в исступлении заменил обойму. Боли он не чувствовал. Чувствовал лишь злость. Злость на самого себя, гибнущего так дешево.

Четыре офицера бросились на землю, два из них сразу же принялись заползать с тыла. Пистолеты были переведены на автоматический режим, и началась "стрижка ушей": зеку не давали высунуться изза дерева, от которого в разные стороны летели щепки. Тем не менее Крюков успел засечь обходной маневр, присел, быстро сделал шаг в сторону и дважды выстрелил. Пули ранили офицера в живот. Сжав зубы, тот начал переползать.

Бандит вогнал в рукоятку последнюю обойму. Сидя на корточках, он скорее почувствовал, чем увидел, как обходят уже с левой стороны. Продолжая палить в кусты, он стал медленно отходить. Пуля обожгла плечо. Он вскрикнул от боли. Затем беспокойно оглянулся. Крюк напоминал затравленного волка, превратившись в живую мишень. Это была уже не игра, и даже не игра со смертью. Любая игра предполагает равновесие сил. Ему до такой степени захотелось жить, что он вскочил и бросился к дороге. Сразу же обожгло бедро, и пули засвистели возле головы.

Раненый боец, прижав ладонь к бедру, бросился за Крюковым. Быстро бежать он не мог, впрочем, как и сам раненый зек. Дорога была уже близко, и бандит бросился к проезжей части, к стоящим на обочине "Жигулям". В правой руке он все еще сжимал пистолет. Водитель "Жигулей" не успел мгновенно тронуться с места, но успел надавить фиксатор на двери. Зек взревел, рванул на себя дверь та не поддалась. Заработал двигатель, и авто ушло вперед. Пистолетная рукоятка врезалась в боковое стекло. Второй удар пришелся в металлическую раму.

Крюков не оглядывался, но чувствовал, что смерть гдето рядом. Он перебежал дорогу и, прихрамывая. заспешил к ближайшей автобусной остановке. Там находились люди, и он надеялся взять заложника.

Офицер чувствовал, как чтото теплое струилось у него между пальцами. Ноги немели и подгибались. Появилась досада. Бандиту оставалась до остановки сотня метров. И боец рискнул. Он резко остановился, перевел дыхание и начал целиться. Крюкова будто бы ктото толкнул. Офицер пробежал еще пару шагов и встал на колено. Пуля вошла зеку в спину и задела легкое. Тот застонал от бессильной злости и вновь бросился вперед. Остановка была уже в полусотне метров. Выстрелы привлекли внимание. Прохожие кто со страхом, кто с интересом наблюдали за происходящим.

Наконец Крюков оглянулся и завыл. Дальнейший его кросс был бессмысленным. Сразу два бойца были в двадцати шагах от него. Сергей Петрович улыбнулся, если можно было назвать улыбкой кривой перекос лица. Его побег близился к концу. Побег в преисподнюю. На большее он не рассчитывал...

Сразу две пули попали в зека: одна в ягодицу, другая опять в спину. Зеленый газон качнулся в глазах. Крюков упал. Собрав последние силы, перевернулся на окровавленную спину и поднял "ТТ". Он улыбался. Последнюю пулю получил в сердце. На его лице так и застыла гримаса, напоминающая улыбку. Беглый зек Крюков отправлялся на тот свет в веселом настроении.

Нумерованные каналармейцы

Опознавательные знаки на форме заключенных имеют вековую историю. Во времена царской каторги ссыльным нашивался на спину знак в виде бубнового туза. Он служил для распознавания узников и затруднял побег. Этот четырехугольный лоскут имел свои требования. Прежде всего он отличался по цвету от самой одежды. На Сахалине туз поначалу был желтым (цвет забайкальских и амурских казаков), затем его стали делать черным. Кроме этого каторжанам, склонным к побегу, выбривалась половина головы. История сохранила и факты, когда на лбу пожизненного узника выжигались три буквы "КАТ" (каторжанин). Это можно расценивать как начало нательной символики в местах лишения свободы, своего рода предтечу татуировки. С годами магическое тавро утратило свою внутреннюю силу, к тузам и выбритым головам привыкли, а от знака на лбу отказались вовсе.

С развитием ГУЛАГа совершенствовалась и система учета зеков. Разрабатывались целые государственные программы по предотвращению побегов из мест лишения свободы. Эти изыскания, которые претендовали чуть ли не на отдельную науку, посвящались униформе, ежедневному пайку (чтобы боец трудового фронта думал не о таежных переходах, а о том, сможет ли он сегодня добрести до барака), заградительным и контрольным полосам и даже финансовому обращению между лагерями. В каждой зоне ГПУ были введены свои расчетные знаки, которые помогали лучшей изоляции этих лагерей. Едва человек будь то зек, "вертухай" или даже сам начальник лагеря преступал порог зоны, как у него изымались все советские деньги. Взамен выдавались расчетные квитанции, по которым и шел расчет за все товары и услуги внутри лагеря. Эта оригинальная мера препятствовала побегам и воспринималась на всех уровнях очень серьезно. За укрытие советских денег полагался расстрел (сотруднику лагеря длительный срок). Но и к этой мере подходили избирательно. На Соловецких островах блатные авторитеты вовсю дулись в буру, рамс и стос на привычные им "хрусты", в то время как политзеков за такую дерзость ждала пуля. Охрана мирилась с подобной карточной ставкой и лишь изредка отбирала горку мятых бумажек, брошенных блатарями в банк. На Соловках уголовники имели особый статус: их размещали среди политзаключенных для "политического равновесия". Когда ворурецидивисту удавался побег и его ловили (вне зоны с блатарями не церемонились и могли запросто пристрелить во время погони), то в его карманах нередко обнаруживали крупные денежные суммы, причем в полноценных рублях, а не квитанциях.

Расчетные квитанции печатались государственными типографиями на плотной бумаге и имели несколько знаков защиты, как правило, водяных. На соловецких бонах имелся даже герб Соловецких островов слоник с буквой "У" на попоне. Этот ребус зеки разгадывали без труда: "СЛОН" Соловецкие лагеря особого назначения, "У" Управление. Такое денежное обращение в зонах ПТУ продолжалось долгие годы. Выпуски разных годов отличались подписями разных членов Коллегии ОГПУ Г. Бокия, А. Когана, М. Бермана... Лагерные боны были отменены в начале 30х годов, когда типографские мощности уже не могли угнаться за развитием тюремнолагерной системы.

До 80х годов каждый из заключенных имел свой порядковый номер, который он обязан был помнить в любое время суток и в любом состоянии. Видимо, решили перенять стройную систему регистрации, отлаженную в немецких концентрационных лагерях. Когда зек "отыграл на рояле" в оперчасти (то есть сдал свои отпечатки пальцев), ему присваивался номер, к примеру Г357. Этот номер выводился мелом на темной дощечке, которую вешали на шею зека. В таком виде он представал в "фотоателье" оперчасти и фотографировался для тюремнолагерного архива. Заключенному выдавались четыре белых полоски материи размером восемь на пятнадцать сантиметров. Эти тряпки он нашивал себе в места, обозначенные администрацией. Любопытно, что в системе Главного управления лагерей не было всероссийского стандарта. Номера могли крепиться в разных местах на одежде, но в большинстве случаев на левой стороне груди, на спине, на шапке и ноге (иногда на рукаве).

На ватниках в этих местах заблаговременно проводилась порча. В лагерных мастерских имелись портные, которые тем и занимались, что вырезали фабричную ткань в форме квадрата, обнажая ватную подкладку. Беглый зек не мог скрыть это клеймо и выдать себя за вольняшку. Бывало, что место под номер вытравливалось хлоркой. Служебная инструкция требовала окликать спецконтингент лишь по номерам, забывая фамилию или, того хуже, имя и отчество. Начальники отрядов часто сбивались, путались в трехзначных метках и порой переходили на фамилии. В помощь надзирателям на каждом спальном месте зека прибивалась табличка с номером и фамилией. "Вертухай" мог зайти в барак среди ночи и, обнаружив пустую койку ("чифирит гдето, падла"), просто записать номер, а не пускаться в расспросы.

В концентрационном ведомстве Генриха Гимлера узникам лагерей порядковый номер выкалывался на руке. Для этого в санпропускнике имелись татуировщики, как правило, с уголовным прошлым. Содрать пяти или шестизначное клеймо можно было лишь с кожей. На одежде заключенных, помимо номера, нашивался символ национальности: русский буква "К", поляк "Р" и т.п. На полосатой спине штрафников или потенциальных беглецов крепился красный круг, который должен был помочь конвою в прицельной стрельбе. Если узник тайком отпарывал красную метку, его ждала печь местного крематория.

В конце 80х годов с началом исправительнотрудовых реформ нумерация зеков отошла в прошлое. "N Г215" стал "осужденным Петренко", а "гражданин начальник" мог называться "Николай Алесаныч" или както в этом роде.

Тайное свойство гемоглобина

Эта любопытная история произошла в 1976 году в одной из ИТК Казахстана. О том, как зеки ухитрялись выбраться из камеры под видом трупа (почти по графу МонтеКристо), я уже рассказывал. Дальше морга или зоны симулянту уйти не удавалось. Но в случае, приведенном ниже, беглец вырвался из зоны под видом тяжелобольного, готового в любую минуту закоченеть.

Ранним утром две тысячи зеков, окруженных солдатамиавтоматчиками, двинулись в промышленную зону. Она располагалась в трех километрах от колонии и представляла собой громадное трехэтажное здание, которое к весне должно было называться ремонтномеханическим заводом. Успела ли братва к сроку неизвестно, да и не столь важно.

В девять утра работа уже кипела вовсю: кран таскал блоки, сверху доносилась матерщина по поводу отсутствия цемента и неосторожного обращения с кирпичом, внизу мерно расхаживали бригадиры синие от наколок рецидивисты в наутюженных брюках и без маек. К одному из них подошел молоденький лейтенант, прибывший в ИТК лишь три дня назад:

* Почему вы одеты не по форме?

Бригадир повел глазом в сторону офицерского погона и кратко, явно делая одолжение, выдавил:

* Так надо.

Спустя мгновенье он уже орал в толпу:

* На хера ты битый камень грузишь! Отваливай назад.

Лейтенант растерянно открыл рот, но похожий на иконостас зек уже отошел прочь. Новичок вопросительно взглянул на начальника конвоя, но тот лишь махнул рукой: не мешай, мол. Второй из бригадиров вдруг начал рвать чертежи и высказывать инженеру:

* Что ты начиркал, а? Ты потом здесь трубу не отведешь, мать твою.

Дай сюда!

Блатарь отобрал у инженера лист бумаги, вынул из его кармана карандаш и начал чтото рисовать. Потом бросил:

* Давай на этаж три тонны цемента, понял?

Всю эту строительную потеху внезапно оборвали крики. Это упала балка перекрытия. Стальной швеллер и десятка три кирпичей сорвались с третьего этажа, сбив по пути одного из строителей. На крики и стон бросился офицер и двое солдат. Их взору открылась картина не для слабонервных. Грохнувшийся со второго этажа зек лежал так, будто бы рухнул позвоночником прямо на кучу кирпичей. Он, не мигая, смотрел вверх и, казалось, уже ни на что не реагировал. Раненый даже не стонал. Начальник конвоя с побелевшим лицом и дрожащей нижней губой еле слышно выжал:

* Врача.

Затем закричал:

* Есть тут врач?

Доктора, разумеется, не было. Поглазеть на ЧП пришли еще три солдата.

* По местам! заорал на них капитан и приказал молоденькому лейтенанту разогнать всех любознательных. Через десять минут прибежала врач из санчасти и склонилась над телом. Зек впервые подал признак жизни, медленно скосив глаза. Живой! Жертвой оказался трижды судимый Тупайло, который лишь приступил к отбытию своего семилетнего срока за грабеж. Сорокалетняя женщина, которая даже не успела накинуть белый халат, взглянула вверх, туда, где еще недавно покоилась балка, и с ужасом перевела взор на груду кирпичей, на которой плашмя распростерся зек. Веки раненого затрепетали, он повернул голову, пытаясь чтото сказать. В следующую секунду из его приоткрытого рта потекла струйка крови. Женщина отпрянула. Офицер спросил:

* Что с ним?

* Может быть все, что угодно. Нельзя терять ни минуты. Срочно в машину.

Для госпитализации умирающего строителя выделили "РАФ". Укладкой тела на носилки руководил капитан. Загорелые блатные бригадиры вновь погнали зеков на стройработы. Когда передний край носилок приподнялся, чтобы войти в салон, изо рта зека вновь хлынула кровь.

* Осторожнее! закричал впечатлительный лейтенант.

С горем пополам носилки запихнули в автомобиль. Рядом с жертвой присела врач, которой ктото уже принес белый халат и саквояж. За руль сел сержант внутренней службы. В пути прыгающий на кочках Тупайло издал первый стон и широко открыл глаза. Затем забулькал и начал похрипывать. Врач сразу же приказала сбросить скорость, но зек не унимался. Наконец он беспомощно откинул голову и затих. Врач бросилась к саквояжу. В эту секунду Тупайло вскочил. В его руках блеснул нож и уперся в горло шофера. Движенье было настолько стремительным, что острие клинка глубоко царапнуло горло.

* Сидеть, падла вонючая! Заколю, как собаку.

Зек явно пошел на поправку. Его вид кроме ужаса вызвать уже ничего не мог. Окровавленное лицо, перекошенное злобной гримасой, изрыгало такие угрозы, что сержант даже боялся шелохнуться. От такой неожиданности врач едва не потеряла сознание. Она забилась в угол и дрожала всем телом. Ее руки продолжали судорожно перебирать пакеты и флаконы в открытом саквояже. Тупайло потребовал остановить машину, большим и указательным пальцами сдавил сержанту глазницы и, продолжая давить ножом, крикнул:

* Передай мне свой шпалер. Рыпнешься подохнешь. И ты, сучка, тоже.

Сержант послушно и поспешно схватил автомат, лежавший на переднем сидении рядом с ним, и передал прикладом вперед. Оружие свалилось за спинку, на дно салона. Зек с размаху ударил шофера лбом об руль, затем схватил автомат и отпрянул назад. Рука передернула затвор. Врач затряслась и завопила. Не меняя положения, Тупайло открыл ногой дверь и, целясь сержанту в затылок, медленно выполз из салона.

* Выходите.

Никто не двинулся с места. Зек рванул дверь кабины и ударил бойца прикладом по лицу.

* Выходите!

Врач, готовая в любой миг рухнуть в обморок, покинула автомобиль. За ней влез сержант, держась за сломанную переносицу...

Тупайло задумал побег еще месяц назад, но блестящий план созрел лишь позавчера. Он не стал рисковать, продираясь сквозь проволочные заросли ИТК и нарываясь на пулю часового. Испытать свою судьбу зек решил на строительстве гражданских сооружений, где конвою можно было навязать свои правила игры. Когда кореш по кличке Репа шумно оторвал балку, Тупайло работал не на втором этаже, как заверяли охранников два каменщика, а внизу, в двух метрах от груды кирпичей, которую и выбиратьто не приходилось. Кирпичные обломки валялись сплошь и рядом. Комбинация оказалась сложнее, чем казалось вначале: перекрытие могло не рухнуть или же рухнуть не так, рядом мог оказаться невольный свидетель, который рано или поздно поделился бы своими наблюдениями с оперчастью, и, наконец, сам герой аварии должен был проявить потрясающую выдержку, с полчаса, а то и больше, валяясь перед врачами и циничными "вертухаями". Обдумывался и вариант, когда Тупайло имитировал падение с третьего этажа безо всяких трюков и разрушений, но эта идея была слишком тривиальной. Требовался микрошок, шум и пыль, кровь и переломы.

За день до побега Тупайло добыл в мастерской пузырек красной акварели, которой в былые годы лагерный художник выводил плакаты типа: "Сам прочти, скажи другому: честный труд дорога к дому". Смастерив из целлофановой обертки от сигаретной пачки небольшой пакетик, он наполнил его краской и заклеил сверху. Герметичный мешочек был пронесен в промышленную зону и хранился в укромном месте. После очередного перекура, который великодушно разрешил бригадир, Тупайло перемигнулся с Репой и не спеша направился к своему скромному творению, сыгравшему едва ли не главную роль. Выжидать пришлось довольно долго, создавая видимость энергичной работы. Тупайло то помешивал цемент, то помогал засыпать песок, то укладывал арматуру. Улучив момент, когда братва лениво двинулась на очередной перекур, он подал знак Репе, маячившему гдето под крышей. Еще секунда и тяжелая балка с грохотом полетела вниз, цепляясь за стены и выступы. Едва она приземлилась в метре от кирпичей, как Тупайло, уже сжимая во рту пакетик с "кровью", рванул из своего укрытия и бросился навзничь на груду обломков. Пришлось слегка пожертвовать спиной и бросить тело на острые кирпичные края. В глазах сразу же потемнело, затем поплыли цветные круги. Мешочек во рту от секундной спазмы дал течь, и появился омерзительный привкус старой краски. Отступать было поздно.

Сжав зубы и чувствуя, что пакет вотвот лопнет, зек лежал с приоткрытыми глазами и слушал отчаянный крик Репы. Кореш чтото кричал конвою, указывая то на крышу, то вниз. Рядом послышались голоса и замелькали лица. Несмотря на сильную боль в спине, зеку удалось расслабиться. Он отрешенно взирал вверх, пытаясь предугадать, когда же он начнет захлебываться краской. Он боялся переиграть и изрыгнуть столб "крови". Наконец среди обветренных ненавистных физиономий появилось женское лицо. Это была врач. Теперь Тупайло решил выпустить струйку краски, которой уже набился полный рот. Он попытался представить себя со стороны, но ничего не получилось. Теплая, нагретая небом и языком струйка побежала по щеке. Когда перетаскивали зека на носилки, он даже не стонал. На спине с удовольствием чувствовалось чтото липкое. Кровь на спине не могли не заметить. Это хорошо. Главное достоверность, полная достоверность. Перед погрузкой в салон "пациент" позволил себе вновь смочить краской щеку и подбородок. Теперь кричал уже молоденький лейтенант, которого братва с первых же дней почемуто окрестила Гаврюшей.

...Тупайло смотрел на бледного сержанта и трясущегося врача. В его мозгу роилась вечная дилемма: стрелять или не стрелять. Наконец он приказал:

* Раздевайся. Да не ты, дура.

Сержант в нерешительности замер и продолжал сверлить зека глазами. Кровь из разбитого носа залила ему подбородок, и он тщетно пытался ее остановить.

* Рубаху не запачкай, гнида. Вытряхивайся до трусов.

Немного помешкав, боец начал снимать форму. Врач тактично отвернулась. Вскоре сержант стоял в одних трусах. Тупайло приказал ему отойти на два шага назад. Он забрал брюки и рубаху и скомандовал:

* Мордой в землю, быстро.

Ствол вновь угрожающе посмотрел на жертв, которые поспешно упали в придорожную пыль. Зек положил автомат на землю и стал быстро переодеваться. Внезапно его лицо перекосилось. Он отодрал майку от спины и подозвал врача. Женщина достала из саквояжа вату и флакон спирта. Очень осторожно, боясь причинить нервному зеку лишнюю боль, врач обработала раны. Тупайло стонал, корчился, но процедуру выдержал до конца. По его просьбе на кровоточащие раны был наложен пластырь. После этого жертва вновь опустилась на землю рядом с голым бойцом. Облачившись в форму сержанта внутренних войск, зек с радостью нашел в кармане пачку сигарет. Захлопнув заднюю дверь салона, он забрался в кабину и надел фуражку с красным околышем. Наконец врач и боец получили последнюю команду:

* Лежать и считать до тысячи. Иначе вернусь и заделаю начисто.

"РАФ" загудел и двинулся пыльной дорогой. Тупайло надеялся добраться до города, где бы он мог перехватить бензина. На долгое путешествие он не рассчитывал. Максимум через два часа на всех дорогах будут выставлены ВРП временные розыскные посты, обойти которые по казахским степям очень сложно. Если удастся достичь Караганды и сесть на любой дальнобойный эшелон, это можно было расценить как небывалый фарт. А сейчас... Сейчас бензина хватит лишь на десятьдвенадцать километров.

"Сержант" привстал, глянул в зеркало заднего вида и в ужасе отпрянул:

на него глядела дикая, перепачканная кровью морда. Лишь теперь он почувствовал жжение засохшей краски. Тупайло притормозил, нашел в саквояже знакомый флакон со спиртом и принялся отдирать и вытирать отвердевшие струпья. Очистив лицо, он в раздумье поглядел на спирт и опрокинул остатки жидкости в рот. Пересохшее горло запылало еще больше. Зек трижды шумно выдохнул, смахнул слезы и вновь сел за руль. Через десять минут показался пригород, замаячил пост ГАЙ. Не сбрасывая скорость, Тупайло снял автомат с предохранителя и уложил ствол на правое колено. Небрежно сдвинув фуражку на стриженый затылок, он напрягся и приготовился к самому худшему. Лицо пылало, во рту стоял противный привкус, голова слегка кружилась. И все же он уверенно вел "РАФ" с войсковыми номерами.

Потный старшина на посту, трудясь под степным зноем, лениво встретил автомобиль и слегка кивнул бойцу в форме сержанта. Второй инспектор пристально сверлил "РАФ" и, казалось, вотвот взмахнет жезлом. Тупайло до боли в кистях сжал руль и натянуто улыбнулся инспектору. Дуэль глазами длилась секунды, зеку же почудилось, что прошли минуты. Автомобиль благополучно миновал пост и, провожаемый бдительным инспекторским оком, въехал в город. Под прикрытием формы можно было оставаться еще (или всего лишь) часполтора. Зек решил не рваться автомобилем в Караганду, а сесть на товарный или пассажирский поезд здесь. Он припарковал "РАФ" в глухом дворе и вновь обследовал салон. Под сиденьем нашлась заношенная дорожная сумка, в которую лег автомат с отсоединенным прикладом. Из саквояжа появились упаковки анальгина, ампула с промедолом, шприц. Спина ныла и мучила при каждом движении. Тупайло без колебаний зарядил "баян" и впрыснул промедол. Через несколько минут боль утихла, но возникли тошнота и гул в голове. Он взял сумку и вышел из автомобиля. В пяти минутах ходьбы находилась железнодорожная станция.

Почти не скрываясь, Тупайло шел по дороге, опустив голову и не глядя на встречных прохожих. Торжествовать победу было рано, однако зек чувствовал некоторое облегчение. Возможно, сказалось действие наркотика. Он даже не подозревал, что жить ему осталось не более получаса...

Когда "РАФ" скрылся за воротами промышленной зоны, один из зеков, грузивших Тупайла на носилки, а затем и в салон, заметил странность. Кровавое вещество, которым раненый обильно испачкал его руки и которое он пытался смыть под краном, не сворачивалось. Оно липло, засыхало, но ничуть не темнело. Вскоре оно перестало напоминать кровь даже цветом. Своим открытием зек поделился с братвой, и спустя пять минут о "чудогемоглобине" знал начальник конвоя. Он лично осмотрел руки зека и даже понюхал. Казалось, еще секунда, и он снимет пробу языком. Капитан подозвал к себе одного из бригадиров предводителя лагерного актива и отошел с ним в сторону. Спокойной беседы не получилось. Офицер чтото зло бросал бригадиру, а тот морщился и отворачивался. Наконец зек отошел в сторону и быстро зашагал в глубь стройки. Еще спустя несколько минут выяснилось, кто работал под перекрытием и кто первым завопил о страшном ЧП. Прапорщик и сержант повели Репу к двухэтажному зданию, где помещалась администрация строительных работ. Следом шел начальник конвоя.

Репу затащили на второй этаж, в отдел транспортных перевозок. Капитан попросил служащих оставить его всего на пять минут. Он был уверен, что этого времени ему вполне хватит. Когда закрылась дверь, прапорщик ударил Репу в пах. Зек взвыл и затанцевал по кабинету. По кивку капитана сержант отстегнул с пояса наручники и заковал руки Репы. Капитан смахнул со стола чейто ворох бумаг, освобождая место для осужденного. Репу уложили животом на стол и оголили спину. Прапорщик выдернул из электрочайника шнур, сложил вдвое и приготовился к экзекуции. Капитан рванул голову зека за подбородок и прошипел:

* Это побег?

Потеть прапорщику со шнуром не пришлось. Перепуганный Репа благополучно сдал кореша. Сообщение о побеге ушло начальнику полка конвойной службы. В считанные минуты были оповещены милицейские посты, армейские подразделения, созданы ВРП и выслан отряд по следу "РАФа". К тому времени врач и сержант уже брели обратно к зоне.

Из оперативной ориентировки:

"Из мест лишения свободы совершил побег Тупайло Виктор Владимирович, 1947 года рождения, уроженец города Котовск Тамбовской области, не женат, трижды судимый. Последний срок отбывал за грабеж. Может быть одет в форму сержанта внутренних войск, вооружен автоматом АК N 326791, при задержании способен оказать сопротивление. Рост 175 сантиметров, среднее телосложение. Лицо овальное, глаза серые, слегка навыкате. Особые приметы шрам над левой бровной дугой, татуировка на плече (череп с сигаретой в зубах)... "

Тупайло подходил к станции. В ста метрах слышались паровозные гудки и монотонный стук колес. Дорога упиралась в двухэтажное белое здание, за которым лежало железнодорожное полотно. Тупайло машинально уже в третий или четвертый раз обшарил карманы брюк и рубашки. Кроме сигарет в них ничего не было. Зек с напускным равнодушием постоял возле расписания и вышел на перрон, где спустя десять минут ожидалась электричка. Он стоял в тени дерева, с приоткрытой сумкой между ногами. Отсюда были хорошо видны весь перрон и подъездная дорога к станции. Ничего подозрительного Тупайло не заметил. Впервые за последний час он закурил. Свой маршрут ему представлялся туманно. Мозг как бы отдавал приказы: в поезде нужно добыть чьюто одежду, выпрыгнуть на ходу возле населенного пункта, где электричка не делает остановок. Дальше... Дальше будет видно.

Хриплый репродуктор объявил посадку. Перрон оживился, занервничал, ктото зацепил его сумкой. Тупайло взял в руки сумку, но остался на месте. Он внимательно осматривал перрон. Внутреннее чувство, скорее напоминающее животный инстинкт, оголенная интуиция вдруг уловили опасность. Она бродила гдето рядом, но где? Нервы напряглись до предела, мгновенно выступил холодный пот, задрожали колени. Тупайло отбросил сигарету и быстро присел. Руки внешне лениво опустились в сумку и коснулись нагретого за день металла. В который уже раз бесшумно сработал предохранитель. В воспаленной голове пульсировал единственный вопрос: кто? Те два мужика, прощающиеся на перроне? Три солдата со скрещенными ракетами на петлицах? Веселая компания узкоглазых парней со спортивными сумками через плечо? А может, все разом?

Зек огляделся. Он не мог заметить в окне второго этажа винтовку СВД с едва мелькнувшим бликом оптического прицела. Перрон быстро пустел. Тупайло скорее интуитивно, чем осмысленно присоседился к двум пожилым женщинам и двинулся к поезду. Он нес сумку перед собой, правая рука лежала в сумке на курке. Он был готов стрелять через ткань. Первую женщину пропустил вперед, затем сам шагнул на подножку. Тупайло на миг вытащил руку, чтобы ухватиться за поручень. Спустя секунду раскаленная боль ворвалась под правую лопатку, бросила в сторону. Звон в ушах мгновенно забил женский визг. Зек приземлился на правую руку, но та предательски подогнулась, и он врезался подбородком в дверь вагона. Чьято жесткая подошва уперлась ему в шею, едва не сломав кадык. Крючковатые пальцы вырвали сумку, и сверху раздался хриплый голос: "Лежать, сука!".

Он барахтался в тяжелой вязкой боли, тонул в ней, захлебываясь собственной кровью. Время остановилось, красные волны все накатывались и накатывались, но потерять сознание не удавалось. Принятый промедол отсрочил спасительный болевой шок, за которым начинался покой. Перед глазами замелькали зеленые одежды, кто-то закричал: "Машину на перрон!". Второй раз за день зека погрузили в салон, но теперь над ним нависли не теплые глаза врача, а гориллоподобные физиономии конвоя. Годами натасканные бойцы сковали его "браслетами", подложив под голову пропахший потом сапог.



"Звонок"

В жизни любого зека наступает момент, когда отсижено уже больше, чем предстоит отсидеть. Это, естественно, половина срока... В зависимости от общего срока зек начинает загодя готовиться к дню "звонка". В советское время большинству освобождающихся просто некуда было податься.

Существовал список населенных пунктов (столицы союзных республик, городагерои, погранзоны, портовые города и т.д. и т.п.), куда бывшему зеку путьдорожка была заказана. Многие прописывались за так называемым "сто первым километром" или маялись по паспортным столам, исполкомам, приемным всяких "Президиумов" в тщетной надежде получить разрешение жить в родном доме с отцом и с матерью. Чем строже режим, тем больше было ограничений на прописку. А если у зека, независимо от режима, вообще не было родных, то жилплощадь его переходила в ведение государства и отдавалась нуждающимся например, молодым специалистам Угро и ОБХСС.

Нынче все поиному. Ограничения сняты, но затруднений для зека в вольной жизни меньше не стало. Вечно нуждавшиеся в рабсиле заводы стоят, а коммерческие структуры весьма неохотно берут на работу судимых. Если же берут охотно, то это просто подозрительно. Сергей Т., например, отбывал срок (1,5 года) за хулиганство 25 лет назад. А при устройстве на работу в некую фирму скрыл этот ужасный факт своей биографии. Отработал пятницу, а к понедельнику все вскрылось (благодаря бдительному кадровику бывшему комитетчику), и Сергей был с позором изгнан с престижного "поста" водителя персонального "джипачероки". А ведь он просто забыл об этой судимости ведь не год назад освободился!

Чем ближе "звонок", тем медленнее сменяются дни. Время замедляет ход. Последний год длится как два предыдущих, а последняя неделя как три месяца...

В ночь перед освобождением зек, уважая кентов и соседей по бараку, заварит несколько банок крепчайшего чифира и просто "купеческого" чайку.

Это проводы. Путевый зек, конечно, выполнит обещания, данные братве: чтото передаст, комуто позвонит. Но многого обещать не будет, это дело несерьезное... Когда ктото, в возбуждении от предстоящего, кричит:

"Братва! Выхожу за ворота и в магазин! Обязательно переброшу чай, сгущенку..." то обязательно ктонибудь вставит ехидно: "Каскито надевать?" "Зачем?" "Чтоб банками не убило". Так что не надо давать непосильных обещаний: не исполнишь помянут недобрым словом, а сядешь еще раз припомнят и предъявят.

Освобождающийся часто идеализирует предстоящую жизнь. Это связано, конечно, с опьянением свободой, вольным воздухом. Многие с трудом вписываются вообще в жизнь, не говоря уже, в частности, о жизни семейной или трудовой. Чем больше срок, тем труднее адаптация. "Модель общества" (тюрьма и зона), в которой сколькото лет существовал зек, растягивается в пространстве до размеров Общества в натуре. В зоне зек мог дотянуться до врага заточкой в Обществе враг строит свои козни на огромном расстоянии. "Петухи" свободно гуляют по улицам, хватают за рукава прохожих, слово "козел" в повсеместном обиходе. Все посылают друг друга на... и поминают нехорошим словом мать. Как жить в таком мире, где смещены все понятия, сняты запреты и пахнет беспределом? Многие попадают в безвыходное положение, оставляя, на выбор, два пути: назад, в тюрьму и зону или к братве, "блюдущей принципы". Но и второй путь ведет в конце концов туда же.

Но не будем, подобно конвою, "нагонять жуть" на читателя. Кто был там тот этой жути не боится, а кто не был пусть лучше вспомнит страницы повеселее...

Нынче во многих зонах всех режимов, в тюрьмах строятся и восстанавливаются храмы в основном силами самих заключенных. Одним из первых тюремных священников (Бутырская тюрьма) был протоиерей Глеб (Каледа), ветеран войны, награжденный шестнадцатью орденами и медалями, а также известный в прошлом ученый, профессор геологии. По словам А. Дворкина, "отца Глеба любили все: и охрана и заключенные. Нужно было видеть, как ждали обитатели камер его визита, как трепетно и с каким уважением относились к нему и как упрашивали его побыть с ними еще немножко". С 1991го по 1994 год длился пастырский путь отца Глеба в Бутырской тюрьме. Он скончался 1 ноября 1994 года после тяжелой болезни. На отпевание собралась вся церковная Москва, друзьягеологи, бывшие зеки и работники тюрьмы.

Кто еще, кроме Церкви, может сказать слова утешения приговоренному к смерти, кто может примирить преступника с со всем миром сразу и благословить его последний путь, выслушав слова покаяния? Два разбойника были распяты слева и справа от Господа Христа. Проклинавший его слева стал обитателем ада; уверовавший справа первым из людей вошел в рай вместе с самим Христом. Быть справа или слева вот проблема выбора для любого из современных разбойников и мытарей, богатых юношей и блудниц, и тем более для тех, кто уже находился в земном заточении, искупая вину перед земным законом.

Зеки строят храмы. Один из них запечатлен на фото; умилительная архитектура, фонтан с ангелочками; комуто покажется чуть ли не пошлым, а на самом деле пронизано искренней любовью и священным почтением к тому, что выше лагерных вышек, штрафных изоляторов, картежных разборок и каторжного труда.

Любимая татуировка 90% российских зеков крест. Он накалывается на груди, на цепях и без цепей, на пальцы и запястья; он присутствует на символических соборах, украшающих спины бывалых "босяков". Скорее всего, крест как татуировка появился с началом безбожной пропаганды в 20х годах нынешнего века, когда ретивые коммуночекисты трактовали "крест натуральный (на цепочке или тесьме)" как контрреволюционную пропаганду и срывали его с православных (пусть даже и преступивших закон!) иногда и вместе с головой. Наколотый крест сорвать было нельзя, но и ответ за него, видимо, приходилось держать жестокий... Поэтому и стал он символом первой отрицаловки жиганов, уркаганов, босяков, воров в законе.

По рассказам старых лагерников в сталинские времена почти без исключения было достойным поведение "религиозников" (так называл священнослужителей В. Шаламов). А их сидело без счета. Выпускать стали лишь в годы войны...

Все равны перед Богом. Абсолютное неравенство надсмотрщика и заключенного вне храма; в храме стоят и пупкари и зеки перед одним иереем, одним Крестом, стоят перед Единым Богом, пришедшим в этот мир, как мы знаем, не ради праведников, а ради грешников.

Св. апостол Павел говорит: "Ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники Царства Божия не наследуют. И такими были некоторые из вас; но омылись, но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего". (1 Кор. 610,II)

Даст Бог, омоемся и мы все... У нас же крест на груди у кого на тесьме, у кого на золотой цепи, у кого вбитый под кожу стальной иглой.

КТО СИДИТ?

Некоторые типы. Одни...

В 1970 году Валерий 3., непутевый четырнадцатилетний подросток из южного города М, натянул на ноги хромовые офицерские сапоги, накинул на плечи черную ватную телогрейку, повязал на шею белый шелковый шарф из отцовского гардероба, нахлобучил на затылок кепкувосьмиклинку и отправился в путешествие на пригородном поезде по ближайшим населенным пунктам. Изза голенища сапога выпирал до блеска наточенный армейский штыкнож, купленный у пьяного дембеля одной из воинских частей.

Путешествие оказалось коротким. В тамбуре пригородного поезда Валерий

3. "тормознул" прилично одетого сверстника и, приставив к солнечному сплетению жертвы штыкнож, затребовал всю наличность. Сверстник, разумеется, немедленно передал Валерию 3. имевшиеся у него на два кармана 67 копеек. Вернувшись в вагон, потерпевший подросток поведал о случившемся отцу и старшему брату оперуполномоченному районной "уголовки". Валерий 3. был задержан немедленно и на ближайшей платформе передан наряду милиции.

Образцовопоказательный процесс завершился выездным заседанием по месту учебы Валерия 3. в актовом зале средней школы. Из тюрьмы (СИЗО) Валерия привезли, для устрашения, остриженного под "ноль", в брюках х/б 52го размера, подвязанных веревкой, и в укороченном сером свитере из верблюжьей шерсти. В присутствии педагогов и учащихся с четвертого по десятый класс подсудимому было предоставлено последнее слово. Все чаяли условный приговор.

* Дорогие граждане судьи! начал свою короткую речь Валерий, предварительно отерев со щеки воображаемую слезу. А также дорогие учителя, одноклассники и одноклассницы!.. Если у вас есть желание, то...

На этом месте Валерий сделал чуть ли не минутную паузу, во время которой несколько раз сентиментально шмыгнул носом, а затем неожиданно заорал дурным голосом:

* Дуньте мне в х... я хочу по залу полетать! после чего потянулся расстегивать показательные холщовые штаны для демонстрации. Конвойные милиционеры быстро заломали подростка; он, в свою очередь, выкрикнул еще несколько оскорблений в адрес суда и педколлектива школы... После этого был объявлен приговор: шесть лет лишения свободы в воспитательнотрудовой колонии; именно на этот срок Валерий 3. погрузился в мутные и тревожные пучины исправительнотрудовой системы МВД СССР, став в городе М не менее легендарной личностью, чем, например, местный геройподводник, потопивший в годы войны шесть фашистских кораблей.

Четыре месяца, проведенные Валерием 3. в следственном изоляторе, не прошли даром: шуткалегенда про дутье и полет по залу была реализована словесным образом легко и непринужденно, как и многие другие приколы тюремной жизни.

Валерий 3., проводивший большую часть детства и отрочества на городских пляжах в паре метров от взрослых загорелых тел, густо покрытых изображениями соборов, тигров, цепей и других символов трудной жизни, впитывал неокрепшими извилинами щемящие семиструнные "восьмерочки" и унылые запевы типа "загубили, суки, загубили", "ах, зона, зона в три ряда колючка", "я сижу в "одиночке". Татуированные спины наконец стали посылать пацана за сигаретами, передавать через него приглашения пляжным "манюням" и т.д. и т.п. У Валеры появился первый складной ножик, подаренный Васей Крюком; впоследствии ножик сменился вышеупомянутым штыкножом, ставшим основным вещдоком дела N... по статье 146 ч. 2 УК. Жизнь Валерия 3. протянулась через суровый отбор ВТК; через четыре года он поднялся на "взросляк" (ИТК общего режима), где, кочуя из барака в ШИЗО (штрафной изолятор), а из ШИЗО в БУР (ПКТ помещение камерного типа), "благополучно" дождался "звонка" (конца срока) и вышел на волю под гласный надзор районных органов внутренних дел с запретом на посещение общественных мест типа: рестораны, вокзалы и т.п. От хронического недостатка жиров и белков тело его своеобразно задубело, либо под воздействием чифира потемнело, а спина обрела желанные рисунки, за которые Валерий 3. был готов дать ответ в любое время и кому угодно.

Свобода терпела его; Валерий не терпел надзор и за нарушение оного был автоматически приговорен к 1,5 года лишения свободы в ИТК строгого режима. Томясь в ожидании этапа на зону, Валерий 3. позволил себе развлечься: во время вывода на прогулку запрыгнул на спину пупкарю (надзирателю), крепко обхватил его руками и ногами и истошно заорал: "Нноо, козел! Поехали!.." Отскребали седока от спины перепуганного тюремщика спецбойцы СИЗО, и ушло на это не менее получаса... Снова ШИЗО (карцер): мокрые полы и стены, пониженное питание (ниже какого?). У одного из надзирателей ШИЗО была привычка поливать через раздаточное окошко ("кормушку") холодной водой из шланга проштрафившегося бедолагу. Валеру 3. поливали в день по нескольку раз; это обернулось для него хроническим нефритом и бронхиальной астмой, но, впрочем, нисколько не повлияло на общее настроение смесь куража с веселым отчаянием и презрением к внешним раздражителям, каковыми являлись все, без исключения, тюремщики и их тюремная практика.

В зоне и в тюрьме Валерий 3. мужиком слыл "путевым", однако работать умел, но не хотел. Охотно мастерил какието шкатулочки, записные книжки, "отметаемые" генеральным шмоном (обыском), "шпилил" в азартные игры под небольшой интерес; свято чтил "каторжанскую веру"; проткнул бригадирубеспредельщику горло гвоздемсоткой и, получив. добавочные шесть лет, отправился в другую зону разматывать новый виток своей неудавшейся жизни. И жизнь эта закончилась в 1987 году через три месяца после окончания срока на больничной койке с привязанным к туловищу резервуаром для мочи и с аляповатым, лагерной отливки крестом из технического серебра на тонкой шее.

Другой преступивший закон Валерий вырос в глухом селе Калининской области (Тверской ныне). Учился на "хорошо" и "отлично"; после окончания десятилетки поступил в Высшее мореходное, проблем с учебой не имел, побывал в ходе морпрактики в Канаде и в США, в Бразилии и Панаме. Закончил мореходку с "красным" дипломом, через пять лет уже ходил вторым помощником капитана сухогруза.

Деревенской сестре Валерия К. Зинаиде тоже привалило счастье: нашелся наконец жених добрый молодец из райцентра с редкой специальностью библиотекаря...

Валерий К. получил радиограмму о свадьбе, будучи на погрузке в Гамбурге; через неделю сухогруз швартовался уже в Клайпеде, и Валерий, отоварившись подарками в "валютке", с туго набитым чемоданом прибыл в родную деревню.

...Свадьба пела и плясала; столы ломились более от спиртного, нежели от закуски. Уже начались и кончились три драки, никто серьезно не пострадал, обошлось без милиции в лице участкового Будякина, который, впрочем, находился тут же в качестве почетного гостя и дальнего родственника.

...Захмелевшего Валерия усадил в коляску мотоцикла "Урал" двоюродный брат Миша: решено было отправиться в райцентр смотреть Мишиных кроликов и нутрий.

Прибыли благополучно; у Миши пилиели; не хватило бутылки до полной кондиции; отправились в магазин.

Метров за сто до магазина двоюродных братьев окликнул гражданин, довольно плюгавый, в шапкеушанке и в пальто с мерлушковым воротником.

* Эй, огурцы! крикнул плюгавый. Добавьте на белую!

* Я те добавлю щас... огурец... бормотнул Миша.

* Сколько тебе? полез в карман "канадки" Валера.

* Сколь не жалко, ответствовал плюгавый, не приближаясь ни на шаг.

Валерий сам подошел, протянул мужичонке рубль. Тот рубль взял левой рукой, аккуратно сложил пополам и, размахнувшись, врезал Валерию правой по уху.

От неожиданности Валерий упал боком в сугроб, а плюгавый, гад, еще несколько раз врезал ему ногой по ребрам и немедленно отбежал подальше метров на пятьдесят.

Немного ошалевший Миша сообразил наконец, что брата бьют, и рванулся догонять обидчика. И догнал, схватил за ворот, дожидаясь Валерия.

Разгневанный Валерий с разбегу провел плюгавому боковой слева (был чемпионом училища по боксу), но промазал: удар пришелся по носу, раскровянил его. Мужичонка сел в снег и сказал:

* Ну, все, козлы. Вам звиздец.

* Сам ты козел, гад! стукнул его Миша по спине ногой. Скажи еще спасибо...

* Ладно, пошли... потянул его за рукав Валерий.

Через полтора часа они уже забыли про инцидент: допили взятую бутылку и дремотно дотягивали жизненный разговор.

Вдруг на улице послышались возбужденные голоса; затарахтела машина.

* "Бобик", знающе кивнул Миша. Я в армии на таком майора возил...

Машина хорошая, но...

Договорить он не успел. В дверь сначала позвонили, а затем застучали руками и ногами.

* Открой, мать! крикнул Миша.

В сенях послышались топанье и толчки, и в комнату ввалились три милиционера разных званий. Раздвинув их, вперед протиснулся человек с густо вымазанным кровью лицом. На трех нитках болтался мерлушковый воротник. Шапки не было.

* Это они, мерзавцы, заявил человек. Арестуйте их!

В ходе следствия выяснилось, что, находясь в нетрезвом, состоянии, штурман дальнего плавания Валерий К. и его двоюродный брат Михаил Н. напали с хулиганской целью на гражданина Паскудина Б.Б. нанесли ему несколько ударов руками и ногами (легкие телесные повреждения), сорвали с головы шапку из нутриевого меха (не найдена); все это подтверждается показаниями свидетелей Буева и Раскорякиной, находившихся в непосредственной близости от места происшествия.

Районный народный суд приговорил Валерия К. к двум годам лишения свободы в ИТК. общего режима, а Михаила Н. к двум годам лишения свободы в ИТК строгого режима (уже сидел).

На этом история не закончилась. В 1985 году, отбыв чуть более полугода в зоне, Валерий К. был амнистирован (в связи с 40летием Победы) и отправлен "добивать" срок на стройки народного хозяйства ("химия"). Миша под амнистию не попал: плохо вел себя в местах лишения свободы, не вылезал из ШИЗО, ПКТ, готовился к переводу в "крытку" с добавкой срока (1984 г. статья 188). На второй день пребывания Валерия К. в общежитии "химиков" отпраздновать "почти свободу" приехал его отец Иван Петрович, агроном с двадцатилетним стажем.

Выпили, закусили. Запели песню "У ручья у чистого": на шум появился инспектор Кобельков, попросил не буянить, а Ивану Петровичу предложил освободить помещение ("Дергай домой, старый козел, пока я добрый!"). Валерий К. в ответ на эти слова схватил Кобелькова за поясницу и вынес его из комнаты в коридор общежития.

Утром Валерий К. был арестован как подозреваемый в совершении преступления, предусмотренного ст. 191 УК РСФСР (сопротивление работникам милиции и т.д. и т.п.). В качестве орудия сопротивления был предъявлен столовый нож с отпечатками пальцев Валерия К. (этим ножом они с отцом резали домашнюю колбасу). Отца решили не трогать, а Валерию К. суд добавил к оставшимся 1,5 годам по 106 ч. II еще 4 по 191й. Итого пять с половиной лет в ИТК. строгого режима; этап на Красноярск через угрюмую и беспредельную Новосибирскую пересылку.

Иван Петрович не вынес этих "итогов": хлобыстнул полтора литра самогона и повесился в сарайке для поросят. Мать Надежда Павловна долго болела, потом и померла на руках у дочери Зинаиды (той самой, на чью свадьбу и прибыл зимой 1984 года Валерий К., прямо, так сказать, из Гамбурга, с корабля на бал).

След его затерялся. С кличкой Боцман он жил "мужиком" на одной из "строгих" зон Краслага. Потом зону расформировали; были еще какието амнистии, но мог ли он попасть под них? Срок закончился, а в родной деревне Валерий так и не появился. Не мог он конечно же появиться и на палубе сухогруза... Погиб ли он на лесоповальной зоне? в одной из "крытых"? Или, откинувшись "по звонку", отправился пытать счастье в дальневосточных, северных или иных краях? Неведомо.

Виталий Р., инвалидмариец из вятского села ТюмТюм Уржумского района, мечтал побывать в Москве посмотреть на полотна Третьяковской галереи, сходить в настоящий театр, послушать "вживую" какогото известного на весь мир баяниста (не припомню фамилии). Вместо этого ему пришлось ударить поленом по голове родного отца в тот самый момент, когда отец, перебрав томатного самогона, бил в огороде свою жену мать Виталия, естественно... Отец умер в больнице от кровоизлияния в мозг.

Суд, конечно, учел смягчающие обстоятельства, но все равно по ст. 108 Виталий Р. схлопотал шесть лет усиленного режима. Отбыл он их достойно:

в лагере спуску никому не давал (весу в Виталии было 48 кг; он как будто приседал при ходьбе на левую ногу остеомиелит), потому что в нем было достаточно "духу", как говорят в зонах. Отменно играл в шашки, виртуозничал на баяне если удавалось выпросить оный в "козлятнике". Шашки, а также вязание сетей и авосек добывали ему чай, столь необходимый для жизни. А Виталий был жизнелюб это при давлении 90/20!!! "Понятия каторжанские" принял как свои; о свободе забыл, как о родине; мечтал лишь о Третьяковке, выспрашивая редких на местной зоне москвичей. Впрочем, убедился вскоре, что никто из них в знаменитой картинной галерее не бывал; воспоминания сводились к какойто пивной на Новокузнецкой, рюмочной на Якиманке и, естественно, прокуратуре на Б. Ордынке.

Срок его закончился. Виталий К. вернулся в родной ТюмТюм с казенной десяткой в кармане добротного лепня (пиджака), выхлопотанного в каптерке уважительной братвой.

* Приоделся, гаденыш, приветствовал его в доме старший брат. И, перегнувшись через стол, ударил Виталия тяжелым кулаком в лицо. Виталий упал, долго барахтался на полу, а поднимаясь, заметил на тумбочке небольшие ножницы для стрижки ногтей. Через несколько мгновений они вонзились старшему брату чуть повыше печени. Вошли неглубоко: сантиметра на 23; удар, однако, был признан опасным для жизни косвенно. На суде прокуратура доказала, что Виталий воскликнул перед ударом "Убью!", следовательно, угрожал убийством. И поехал на строгий режим с четырьмя годами, пробыв на свободе семьдесят восемь часов, включая дорогу.

"А ведь хотел поговорить по душам, рассказывал Виталий впоследствии автору этих строк, я ведь отца не хотел убивать, так получилось... попал по голове случайно. А без шести предыдущих лет не было бы и этих ножниц проклятых. Брат злой был, написал заявление, потом забрать хотел ан нет, сам знаешь, кто его отдаст?"

Виталий отбыл и эти четыре года так же достойно. На моей памяти одна лишь его стычка с новым завхозом изза нижнего места (шконки). Завхоз принял Виталия за "овцу" или "мыль" (инвалиддоходяга, толстые стекла очков, умные "базары"). "Слышь, ты, очки, завтра ляжешь там", сказал завхоз "наезжающим" тоном и показал где. Шконка была верхняя. Нижняя предназначалась сомнительному во всех отношениях "айзеру", прибывшему этапом из Питера.

Виталий посмотрел на завхоза ("козла") поверх очков (он был похож на "умного японца") и сказал равнодушно, но с обволакивающей угрозой: "До завтра дожить надо".

Завхоз больше всего боялся такой вот неожиданной бессонной ночи. "Козлячью" марку свою тоже терять не хотелось, поэтому он решил вообще не залупаться: отошел молча и как бы забыл о существовании Виталия. Тут же он нашел настоящую "овцу" какогото дедамухомора без заступы; загнал его на верхнюю шконку, а азербайджанца уложил на нижнюю... тот, впрочем, жил внизу недолго: напорол косяков с игрой в "двадцать одно" (двинул фуфло) и сломился сначала в ШИЗО, а затем и вовсе в ПКТ.

Виталик же продолжал играть в шашки, вязать рыболовные сети за столь любимый им чай (чифир) и сигареты. За сутки до его "звонка" мы заварили трехлитровую банку и выпили ее (по два глотка) "кругом" под неспешный разговор о предстоящем житьебытье ему, Виталику, в русскомарийском селе ТюмТюм, а нам здесь: кому месяцы, а кому долгие годы...

Вот что он писал из ТюмТюма:

"Занятий много... 30 декабря был приглашен играть в детсад на елку, до этого ходил на репетицию. 29го ездил в уржумское гестапо на отметку (надзор). Сходил в библиотеку, привез на салазках Лескова, Аксакова, Булгакова, Дени Дидро, пару томиков А. Платонова... Амуниция моя сборная шкидовская, а копейкой ребята поддержали... Праздники был дома, смотрел телик, благо, братья оставили мне старый, но кажет обе программы. Есть радиола, газплита с баллоном, на ходу, утюг, кровать, диван, шесть стульев, пара подушек, перина, шифоньер без полок и зеркала, баян... Вот такие дела не было ничего, а тут вдруг целое имение! День прошел и слава Богу, утром проснулся опять праздник... А еще чифирнул вообще весело, песни пою, живу и радуюсь... Желаю и тебе быть жизнелюбивым и радоваться тому, что есть, а даст Бог будет еще лучше, на том и слава Ему...

Остаюсь Виталий, лугоболотный чемерин".

Виталик умер через несколько месяцев после освобождения: письмо вер

нулось с отметкой "по смерти адресата". Как, что? Забыли ли его в вятских снегах "ребята"? Или не проснулся он в какойто из днейпраздников, чтобы вновь заварить крепчайший чифир, закурить сигаретку и читать под вьюжный свист Аксакова и мечтать о Третьяковской галерее?

Вывод:

...Валерий 3. был готов к тюрьме и зоне; более того, предполагаемая отсидка являлась для него такой же закономерностью жизни, как институт для золотого медалиста: не сесть было нельзя. Человеческий "круг" отторгал не обозначенного судимостью индивида тот круг, в котором вращалась с малолетства жизнь Валерия 3.

Однако вместе с ним оказались в полной мере готовы к лишению свободы и двое других: штурман дальнего плавания и инвалид детства. Штурман обладал изрядным здоровьем, мог дать достойный кулачный отпор любому беспредельщику; инвалид Виталик вряд ли был способен одолеть двенадцатилетнего ребенка; все трое благополучно (если подходит это выражение) и достойно отбывали свои срока: даже отчаянный кураж Валерия 3. не выходил за рамки "понятий", а отсутствие здоровья не мешало Виталикумарийцу быть уважаемым зеком. И штурман, ставший Боцманом, присоединился к компании "путевых мужиков" со всеми вытекающими из этого факта правами и последствиями... А если короче и позековски их объединяло одно: "дух".

...иные

Проворовавшийся директор небольшого заводишки Виктор Петрович Г. был заключен под стражу в зале нарсуда. В двухдневный срок преодолел КПЗ; две недели тюрьмы и вот она, зона общего режима, в которой предстоит отбыть четыре долгих года. Слегка обвисло номенклатурное брюшко; в "боксе" отобрали бостоновый костюм какието ужасные личности в полосатых робах. А здесь, в зоне, после карантина, выдали серый костюмчик х/б на два размера меньше и странную, похожую на фашистскую, кепку, именуемую "пидоркой".

Когда распределяли на работы по отрядам, Виктор Петрович не забыл с достоинством упомянуть о своем высшем образовании и предыдущей должности, на что начальник производства майор Ухов заметил:

* Я тя, бля, специальность спрашиваю, мудило штопаное? Нету! Пойдешь, бля, на циркулярку дощечку пилить! Следующий!..

Виктор Петрович попал в 10й отряд, занимавшийся сколачиванием ящиков под фрукты и винноводочные изделия. Работа на "циркулярке" была намного "блатнее" сбивания ящиков, однако Виктор Петрович оплошал: "циркулярку" видел впервые. Да и норма показалась странной: трудно было распилить столько "доцечек" и за неделю, не то что за 8 часов рабочего дня.

В бараке жизнь тоже не складывалась: вначале Виктора Петровича, как перспективного (в смысле "перегона" с воли хороших денег), подтянули отрядные блатари Груша и Конверт. Его положили поближе, неделю обхаживали, но убедившись, что это голимый "Укроп Помидорович", скравший случайно и все отдавший "мусорам", назвали его "демоном" и "мухомором" и указали новое место: поближе к выходу и наверху.

Виктор Петрович очень сильно уставал на работе, но норму выполнить не мог. За это бригадир Ляпа бил его за полчаса до съема в жилую зону: сначала кулаками, а потом круглым метровым колышком толщиной не менее 5 см. От побоев Виктор Петрович стал уставать еще больше; не было сил даже снять с себя х/б: так и ложился спать в опилках, накрывшись с головой тонким "гнидником" (одеялом).

Вскоре он перестал снимать и ботинки; это заметили; и в один прекрасный день Виктор Петрович очутился в совсем другой бригаде. Там ему дали ложку с пробитой дырочкой, такую же миску и запретили без спросу приближаться к остальному населению зоны. А вечером бригадир Катя и его помощник, отвратный старикашка, называвшийся Василисой Премудрой, позвали Виктора Петровича в каптерку и под покровом ночи надругались над ним самым ужасным образом. С кличкой Вика он, впрочем, протянул коекак свои четыре года, показавшиеся ему в первый день свободы пожизненным сроком. Да так оно и было: началась новая, третья жизнь, без жены, детей, квартиры и машины, с клеймом гомосексуалиста, каковым Виктор Петрович был и не был одновременно. Поэтому он через несколько месяцев уехал из родного города в неизвестном направлении кажется, подался на какуюто стройку, завербовавшись по оргнабору...

Михаил К., таксист, отбывал в этой же зоне пятнадцатилетний срок за "аварию". Суть "аварии": около полуночи проезжал мимо автобусной остановки за городом, сшиб велосипедиста (насмерть). Проехал километра два и вспомнил, что на остановке стояла "баба", наверняка запомнившая номер. Вернулся и прижал "бабу" к бетонной стене. "Баба" умерла в больнице; еще раньше бампером был раздавлен восьмимесячный "пацан", которым она была беременна. К несчастью для Михаила К., нашелся еще один свидетель: мужчина, отошедший с остановки "отлить" в кусты...

Дали Михаилу 15 лет. На одном из заседаний суда его пытался убить муж потерпевшей, но неудачно: сам схлопотал два условно...

В зоне Михаил К. задался благородной целью: встать на путь исправления и освободиться условнодосрочно. Благо, что для "аварийщиков", в отличие от закоренелых преступников, существовали и существуют всевозможные льготы, поблажки. Михаил К. прошел свой путь от шныря (уборщика) столовой до бригадира цеха, в котором собирались и красились борта для тракторных прицепов. Норма 80 бортов в смену с бригады. При Михаиле К. она выполнялась неукоснительно. Приближалось 60летие Великой Октябрьской социалистической революции, а с ним и амнистия, а с амнистией комиссия по освобождению, и все совпадало с почти 8 годами (более половины) срока, отбытого Михаилом К.

Михаил до ареста занимался самбо, подкачивал мышцы: в общем, был в форме. И в зоне эту форму поддерживал: с одного удара вышибал сознание из ретивого "волынщика". Бригада старалась, как могла...

На общую беду комуто гдето срочно понадобилось очень много бортов для тракторных прицепов. Майор Ухов "подтянул" к себе начальника цеха. Тот "подтянул" бригадира Михаила К. А тот больше никого не стал "подтягивать": просто на доске объявлений возле вахты стали появляться "боевые листки": бригада Михаила К. берет обязательство собрать и покрасить 110 бортов в смену... собрать и покрасить 130 бортов... 160 бортов... 180...

Когда обязательства превысили 200 бортов и у "мужиков" заболели уже не кости и мышцы, а головы, то к блатным была отправлена депутация в лице одного человека Васи С., слывшего "путевым" и "духовитым".

* Да замочи его, волка! сказали Васе. Вася воспринял это как приказразрешение и в эту же ночь попытался ткнуть Михаила К. заточкой. Неудача постигла исполнителя: бригадирсамбист заточку выбил, Васю искалечил и продолжил свой славный трудовой подвиг.

На внеочередной сходняк собралось около тридцати человек блатные, "мужики"... Предстояло выделить четверых для внушения Михаилу К. хотя бы полупонятий лагерной жизни. Скрутили в трубочку бумажки, среди которых четыре были помечены крестиками, и пустили по кругу "пидорку" с жребием.

Около одиннадцати утра следующего для "избранные бойцы" во главе с Грушей отправились в угольную котельную рабочей зоны. Осень стояла теплая, но печи подтапливались: требовалась теплая водичка для ежедневной обмывки запотевших бригадирских тел.

Истопник Семеныч уже с утра заложил в одну из печей четыре тяжелых металлических лома; концы раскалились чуть ли не добела.

В одиннадцать часов тридцать минут в котельной должен был появиться Михаил К., приглашенный Семенычем испить "купеческого" чайку с "козырными" шоколадными конфетками (блатные не пожалели, выделили из общака).

Когда злосчастный бригадир, бывший таксист Михаил К. появился в котельной, изза одного из котлов выскочил вихляющийся в азарте Груша, выхватил из печи лом (на руках у Груши было по две рабочие рукавицы) и с криком "Мочи вафла!" нанес удар.

Михаил К. попытался поставить блок, чтобы потом свалить блатного ударом ноги в грудь, но руки неожиданно пронзила страшная и странная боль.

Бригадир завизжал и попытался вытолкнуться обратно в дверь, но не смог:

Семеныч уже подпер ее снаружи железобетонным брусом.

Изза котлов выскочили еще трое: Куня, Карат и Витя Рычагов по кличке Механизм. На руках у них тоже были рабочие рукавицы. Бойцы похватали свои ломы и деловито, как на охоте, в считанные минуты превратили вставшего на путь исправления Михаила К. в обожженную и окровавленную груду изломанных костей и рваного мяса. Груда эта копошилась в углу котельной; казалось, даже чтото пыталась сказать, но никому уже это не было интересно. Бойцы зашли за котлы: Механизм, Карат и Груша погнали по кругу чифир, а Куня, алкаш, один за другим опрокинул в себя пару заготовленных чекушек.

Семеныч отвалил от двери тяжелый брус и свистнул: мол, чисто все. Бойцы отерли губы; Куня зажевал водяру черняшкой; все встали и пошли к выходу мимо бывшего таксиста, шныря, бригадира Михаила К.

Оконцовочка этого происшествия была такова: Семеныч, козлячья масть, сдал всех; никто и не сомневался, что он сдаст. Помощь истопника требовалась лишь в момент исполнения; "раскрутка" планировалась, ибо невозможно было скрыться от законного возмездия в зоне общего режима.

"Кумовья" (оперчасть) быстро размотали лагерное дело: Груша, как якобы зачинщик, получил 9 лет, остальные по нисходящей, до пяти (срок плюсовался). Груша к тому же поехал в "крытую" на два года, чтобы духовно окрепнуть там и через (в общем) двенадцать лет выйти на свободу уважаемым авторитетом...

Михаил К. освободился условнодосрочно по амнистии к 60летию ВОСР как инвалид первой группы. Он потерял один глаз, селезенку; стала "сохнуть" левая рука (перебиты сухожилия); лишь неиспользованный резерв накопленного на зековском горбу здоровья позволил ему вообще остаться в живых и отковылять на костылях через вахту к автобусной остановке. Такова была цена ударного труда на пути исправления.

Видно, что попытки приобретения сверхблаг ведут на зоне к печальным последствиям, равно как и пренебрежение какимито общими "благами" и тем более правилами.

РАССКАЗЫ ОЧЕВИДЦЕВ

Ночь в КПЗ

Я был задержан без документов ретивыми омоновцами. Поневоле пришлось взглянуть на КПЗ и его обитателей как бы со стороны. Обитателей, собственно, было не много всего один молодой взъерошенный человек, ужасно обрадовавшийся компании. К полуночи меня стал потихоньку мучить похмельный синдром, и именно с этого момента сосед приступил к длительному рассказу о случившемся с ним. Повествование не было похоже на исповедь или на попытку разобраться, выслушать какойто совет, слова поддержки. Сумбурный поток слов; какойто труп в ванной (женщинасобутыльница), неизвестным образом (?) очутившийся в квартире; зашел отлить (совмещенный санузел, увидел труп все! посадят, ничего не докажешь). Делать нечего: позвонил приятелю; тот прибыл через час; помог расчленить труп (для удобства выноса, не более того). Выносили в полиэтиленовом мешке, в три часа ночи; на беду, сосед возвращался из кабака. Из мешка капала кровь заметил, дурак. И получил разделочным ножом в солнечное сплетение. Но не умер, гад, а дополз до двери своей квартиры, поскреб слабеющими пальцами. Жена вызвала "скорую", милицию. "Нас с Васей задержали. Вальке с сердцем плохо было, факт! Она сама умерла. А мне что делать?"

"За соседа накатят тоже будь здоров!" подумал я. Слушать эту убийственную историю было тошно, невмоготу, как смотреть какойнибудь захудало халтурный фильм ужасов. Не было жаль ни Васю, ни соседа по камере. Не было жаль в смысле законности предстоящего наказания. Чтото шевельнулось лишь тогда, когда представил их длинный "с Васей" путь: тюрьма и зона на долгиедолгие годы, несомненные косяки и попытки сократить или ослабить карательное действо. В соседе не было ни здоровья, ни "духа". Всю ночь он вращал языком, сотрясал спертый воздух КПЗ, усиливая мое похмелье и тягу к свободе. Наконец наступило утро, дежурный милиционер открыл дверь.

Я вежливо попрощался с сокамерником, добавив лишь одно: "Спокойней, земляк, спокойней".

Но "земляк" уже вычеркнул меня из своей жизни, метнулся к двери и забормотал в лицо дежурному: "Выпускатьто будут скоро, а? Ну что, разобрались? Разобрались? Разобрались?"

"Разобрались, толкнул его обратно в "хату" милиционер. Сиди тихо, не галди..."

Он прошел в дежурку, получил обратно "отметенные" шмоном вещи: часы, шнурки, ремень и т.п., тут же при понятых обыскивали наркомана: какието пузырьки, шприц, ножбабочка...

* Деньги у вас были? спросил капитан у меня.

* Там все записано.

А, точно, вот: 78 тысяч 500 рублей. Штраф 25 тысяч, можете здесь уплатить. Или в сберкассу три остановки на троллейбусе.

* Да нет, я лучше здесь... да хрен с ней, с этой квитанцией...

* Положено, строго ответствовал капитан, но бумажку спрятал, четвертак бросил в ящик стола и кивнул, разрешая покинуть "заведение".

* А за что штрафто? спросил я уже у двери.

* За это... за нахождение... в общественном месте.. в этом, как его?

Нетрезвом виде... Иди, иди...

* Прощайте.

Я вышел из отделения; в ближайшем ларьке купил банку пива, которая на короткое время привела меня в нормальное состояние. В голове мелькали: труп в ванной, Вася с разделочным ножом, ползущий вверх по ступеням сосед с окровавленным животом... Ощущение было как будто побывал перед вратами, ведущими в иной мир. Не назову его "адом", ибо и в нем встречались всякие люди, попавшие туда, видимо, для испытания, а не для наказания. А КПЗ (ИВС) самое подходящее место для "предварительного" осмысления дальнейшего поведения и "маршрута пути". Ночной мой сосед явно репетировал передо мной монологи "для следователя". По их интонации чувствовалось, что он не остановится и перед симуляцией сумасшествия (шизофрении), благо, что само преступление было из разряда "диких", "маньячных". Пятьдесят на пятьдесят убил или не убил он собутыльницу. Может, и вправду, померла она от сверхдозы (уж это немудрено в нынешнее время) фальсифицированного алкоголя. Дальнейшие же действия "с Васей" вполне закономерно выходят из логики, присущей 90% российских граждан: посадить могут кого угодно и за что угодно, а уж если у тебя в квартире труп, а ты до беспамятства пьян, то, падла, не отвертишься! Не помнишь ничего? все равно "колись", подписывай... Ночному соседу уже было не отвертеться: нож в солнечное сплетение случайному свидетелю перекрывал результаты судмедэкспертизы о причине смерти женщины в ванной. Ох, сидеть им с Васей! И сидеть долго...

В гостях у Феди Гундосого

(Сохранена стилистика рассказчика, бывшего ЗК)

Хочу рассказать один эпизод... Довольнотаки смешной, может быть,

юмористичный... Не знаю... Посмеяться можно...

Когда мы на поселке жили, от нас Ухта 120 километров была. Ну, 120 по тайге. А ходили мы туда, поселенцы, естественно, как бы так сказать, контрабандой, что ли... Ну, деньги поселенцам дают на руки, и так далее, и тому подобное... Были и ружьишки, жилито в тайге... Вот мы собираемся, впятером собирались... Как раз 67 ноября, под праздники. Пойти, ну как она считается, в самоволку. Ну там побухать, и так далее, и тому подобное. В Ухту, в город. Пешком 120 верст идти. Ну, короче, собрались, шмотки путевые там, рюкзачки... Какуюто тушенку положили, чаю там, пожрать, еще чегото, ружьишко захватили. По тайгето идти. По визирам. Тайга, знаешь, не тайга непроходимая, а она полностью у нас разлинована, по визирам, по кварталам, по участкам... Ну и пошли.

Приходим в Ухту. Бабушку какуюто, знаешь, на окраине надыбили. А там дома только частные такие, свои... Остановились. Бабуля там старая какаято вышла.

* Можно, ребята говорят, рюкзачки положить, ружьишко...

А денег чтото у нас по тем временам, значит, гдето 79й год, в общем. Гдето, ну... на всех вот, на пятерых, гдето рублей, наверно, 700... Ну и мы, значит, это все оставляем и идем.

Город незнакомый, представь себе, из нас здесь ни разу никто не был. Потому что двое у нас были из Татарстана, потом, значит, был земляк мой, клинский, Витька. И этот... Как его?.. Сережка изпод Челябинска, там город Советск такой есть. Вернее, изпод Свердловска. Изпод Свердловска, вот... Советскто. Ну мы, значит, заходим в город этот, не знаем ничего... Ну а как раньшето было, где искать чего? Винные магазины в основном. Там около винных можно найти все концы. Хаты и тому подобное... А там городишко такой старый, в общемто. Дощатый весь, вот... Ну мы, значит, подходим магазин винный. Там, значит, такая арочка... Прошли.

А тут чтото перед праздником было, четвертое?.. Да, 4 ноября. По снежку шли. А снег небольшой еще, но это хорошо. Не жарко, ниче, ни комаров... В тайге ночевали... Трое суток шли.

Чето набрали в магазине, я не помню, ящик водки, помоему. Полную сумку взяли. Как раз колбаса чайная была по рубль десять, помоему. Набрали ее там, я не знаю, килограмм пять или шесть. Сам знаешь, с устатку... Вроде как по тайге, знаешь, там консерванты все ели, пока шли. И значит, под эту арочку... Ну и стоит такой хрюч, весь из себя, знаешь, тут шинель на нем железнодорожная, кепка какаято, значит, все это на понтах, он:

* Братва! гнусавит, в рот меня е... Что вы здесь как быки стоите?

Пойдем на мою хату, культурно отдохнем, телик посмотрим, в ванной помоемся...

Ну мы, значит, сразуто, купилисьто...

* А как? Че тебя звать?

* Да Федя меня Гундосый зовут... Тут каждая собака меня знает. Туда молодых б... багром лес утяну, подпалю, на х...

Ну мы, значит, это... Ну, мол, Федя, Федя... Ну а где, че там, хата, мол, будет?

* Да б... будет, тудысюды! Каких вам нужно? Блондинки, брюнетки, шатенки, любую, на х... Пойдем...

Ну что ж, лучше и не придумаешь, все на месте, все... Ну идем. Он:

* Братва, на х... Тудысюды, наливай на х...

Ну мы ему стакан накатываем. Он этот стакан загубил, рукавом утерся, тут сопли потекли. И опять гнусавит:

* Вы че, думаете, я всю жизнь таким был? X... на рыло, я сам срок мотал, на Севере... Приехал в эту подлую Москву в зверинец, в зоопарк, знаете?

* Да конечно, знаем...

* Зашел там... А там школьники в галстуках заместо конфеты гайку антилопе кинули, она клык обломила, сука, мне пятеру, я поехал...

Ну мы это вроде: "Федя, Федя, тудысюды, давай вроде, веди..."

А там, значит, спуск такой, мимо типа таких вот домов, которые здесь,

а частные дома внизу и тротуарчик, и забор мелкий, и собака там гавкает.

Прямо, значит, перед нами... Он к ней:

* Ты че там, сучара, куда глядела, менты приехали, машину увели, пуговицы с шинели золотистые срезали...

Думаем, машина была... Ну, машину увели. А он продолжает:

* Ну, братва, придется врезать ей пару упаковок...

Думаем, вишь заправили, ну пару упаковок врежет... А там собака гавкает. Ну, значит, он к ней:

* Молчи, сука, замолчи, в рот тебя е... Нука отвечай...

На собаку, значит, на эту.

А мы:

* Федь, ну ее. Пойдем, тудысюды...

* Я знаю, че делаю...

Ну а собака гавкает, зверь, ей не прикажешь. А забор мелкий. Ну мы это тут чето между собой... Ну а он стакан, значит, еще залудил... И до этого. Он через этот забор и к собаке. А тато умней его оказалась, она в будку заскочила и из будки гавкает. Вот он к ней подлетает, харю в будку сунул:

* Ну че, в рот тебя е...

Как она его за харю цапанула. Он:

* Брысь! Брысь, кому говорят... Отпусти... Тут соседи выскочили, у него харя эта прокушена. Весь в кровище. Выпуливается, значит. Мы его под белые руки:

* Пойдем, короче говоря, веди...

А там, значит, дом такой паровозиком. Заходим туда. Туда, значит, зашли. Он:

* Вот моя хата. Располагайся, братва...

А там одна такая маленькая комнатушка, другая чутьчуть побольше, кухонька такая вот... Ну, правда, телик стоит.

* Давай, братва, все на стол!

Ну мы, вроде, ну, короче, хата есть хата... Достаем. Всю водку... Ну, может, не всю, но большую часть на стол. Будем пить. Колбасу там в миски побольше нашинковали... Вроде там пошли, кто на кухню, кто еще...

Вот он сидит:

* Ну давай, наливай.

Ну мы ему, значит, налили. Он еще вмазал, короче... А там Дамир этот, он по бабам с ума сходил. Вот он:

* Так, Федя. Ну иди, кого ты там обещалто...

* Вам троих хватит?

А нас пятеро.

* Да хватит, хоть троихто приведи. Там уж разберемся, что к чему.

Короче, пошел... А, нет, не пошел еще, сидит. Ну, значит, еще налили. И он, значит, как сейчас помню, колбасу эту вот так берет, выпил, занюхал. Потом вот так вот бросает и орет:

* Дарья, сука!..

Да вроде, ты знаешь, когда мы заходили, никого в хате не было. А он:

* Дарья! Дарья, в рот тебя е...

Тут заходит такая... Вот представляешь, в эту дверь, примерно, она бы не вошла. Боком протиснулась. Баба его:

* Черт гундосый, опять когото привел...

Нам бы хватиться тут, но мы, сам понимаешь... А он так вот сидит. Он выпил, что ему... Так вот сидит, ему все уже, понимаешь... Орет:

* Убери эту подлую колбасу! Она мне в тюрьме надоела! Принеси ченибудь... резкого...

Думаю, да где ж он на зоне колбасу, мы вообще ее, колбасыто, не видели... Я вроде хотел взять эту миску, а она у меня изпод носато эту миску, Дарьято, чуух! Умойся. И несет там вот такую вот лохань, вроде там, капусты. Года два она, наверно, уже стояла. Запах. Хлобысь на стол:

* Черт гундосый! Нате, жрите...

И мы сидим, друг на друга так поглядываем... Ну, мы ребятато молодые были, неудобно. Вот так сели, вот сидим. Девиц ждем!

* Ну че там ты, давай!..

А он:

* Сча!..

А я... Значит, че... Предыстории немножко... Я в поселке лепушок взял, ну костюм, значит. Он такой... нормальный, в общем. Но мне немножко маловат был. Вот мы когда пришли, переоделись, значит... Праздник же... Не то, чтобы как в лесуто ходить. Ну и сидим, а он ушел. Ушел...

Тут мы сидим, Дамир, значит:

* На кровать никто не заходит, кровать моя...

Девиц мы ждем. Дамир опять:

* Кровать моя, там разберемся.

А он такой, парень симпатичный... Мы тут распределились, кго где. Пока, мол, вы там трое, а после...

И вот картина. Дверь открывается с ноги, значит так, с пинка. Он так на косяк, Гундосый, стоит, мотается:

* Братва! В рот меня е... Выпуливайся! Менты на хвосту!

А мы поселенцы, ты знаешь, ну вилы, срок. Пределы у нас 100 километров... А значит, шнифт, форточка, пятьдесят на пятьдесят... Мы пять человек, мы в эту форточку... А у него, козла, гвоздь на 150, не в ту сторону, а в эту загнутый... Я так и не понял, как меня протиснули. А там, значит, нас менты подбирают и в воронок. А он вдогонку орет:

* Братва! В рот меня е... Хату не палите!

А мы там падаем, нас уже подбирают и в воронок...

Ну в воронке сидим. В КПЗ привозят. Я захожу, гляжу, там, двое лежат,

один, значит, курит, один на корточках сидит. Ну я сел. Ни сигарет, ниче.

* Дай, говорю, закурить.

Дает закурить... А! Не, он сначала, как же он?.. Дай в Москве е... не просят...

* Да хорош, говорю, дай, короче, сигарету.

Ну он дает сигарету. Прикурил. Гляжу: у меня лепушок тут вот пальцы закрывает. То он мне был короткий, а тут пальцы закрывает. Костюм. А меня как выталкивали, зацепили вот здесь вот и шов весь этот распороли, он у меня весь и сполз вот сюда вот.

А малый там, значит, лежал в углу на нарах.

* Че, говорит, у Феди Гундосого побывал?

* А с чего ты взялто?

* Да, говорит, видно.



Фан Фаныч

Эту историю я слышал раза три, причем от разных людей, но в главных деталях она совпадала один к одному, и даже имя главного героя везде было одно и тоже Фан Фаныч. (Скорее всего, имя всетаки вымышлено, потому что по блатной "фене" "Фанфаныч" означает представительный мужчина.) Не знаю, было ли это на самом деле, но все очень похоже на правду. А если учесть, что на зоне случаются вещи абсолютно невероятные, то тем более можно поверить рассказчикам. История эта поучительная, и говорит она о том, как порою человек находчивый и остроумный может приобрести уважение среди заключенных. Вот краткий пересказ от первого лица.

На одну из фаланг Бамлага, где я шестерил у нарядчика, прибыл московский трамвай. Так, ничего особенного, трамвай как трамвай, обычный. Раскидали их по баракам, вечером расписали по бригадам и объявили, кому завтра кайлом махать, кому с носилками крутиться. Утром рельс бухнул, всех на развод. Бригады построились и разошлись на работу. Моя задача пробежаться по баракам и доложить нарядчику, что к чему. Обежал кроме больных и одного со вчерашнего московского трамвая, все на работе. Иду, докладываю нарядчику:

* В четвертом бараке один отказчик. Все остальные на работе.

* Кто такой? аж побагровел нарядчик. А ты, сука, куда смотрел?

Почему не выгнал? Лоб, что ли, здоровый? Или козырный?

* Да нет, говорю, какой там лоб... Смотреть не на что. Глиста, но чудной больно. Требует, чтобы его к начальнику фаланги доставили. Без промедления, говорит...

* Ах ты, шнырь! Сейчас я ему дам начальника фаланги! Он у меня пожалеет, что его мать на свет родила! Бросил свои бумаги и мне: Пошли!

Заходим в четвертый, навстречу нам эта тощая мелюзга, ханурик. Не успел нарядчик хайло разинуть, а тот ему командным голосом:

* Вы нарядчик фаланги? Оччень хорошо, вовремя... Я уж хотел о вас вопрос ставить перед начальником. Вот что, любезный... Прошу обеспечить мне рабочее место, чертежную доску, ватман и прочие принадлежности. Еще расторопного мальца мне, для выполнения мелких технических работ!

Повернулся резко, палец ко лбу приставил, другая рука за спиной и пошел по проходу барака.

Много повидал за годы отсидки здоровенный нарядчик, но такого, чтобы его сразу, как быка за рога да в стойло, такого сроду не бывало. Обычно при виде нарядчика со сворой шестерок каждый зек норовит зашиться куданибудь, скрыться с глаз, да хоть сквозь землю провалиться. А тут нарядчику захотелось самому спрятаться. А тот, хмырьто, развернулся в конце барака и опять на нас пошел. Брови сдвинул, сурово так:

* Вас о моем прибытии сюда, смею надеяться, уже проинформировали?

* Нее... промычал нарядчик.

* Тогда почему вы до сих пор тут стоите? Я вас спрашиваю! Идите и доложите: Фитилев Фан Фаныч прибыл! Там! Фан Фаныч ткнул оттопыренным от кулачка большим пальцем за плечо и замолк.

Что означает это "там", быстро соображал нарядчик, но никак не мог сообразить.

* Там, продолжал Фан Фаныч, я занимался решением проблемы большой государственной важности. Мне дорога каждая минута, а потому прошу вас немедленно доложить обо мне.

И Фан Фаныч дружески потрепал растерявшегося нарядчика по плечу. Через несколько минут, вытирая со лба испарину, нарядчик стоял перед начальником фаланги.

* Что там у тебя стряслось? спросил "хозяин".

* Вчерашний трамвай чудного привез. Говорит, что он большой ученый и вас должны были поставить в известность о его прибытии. Начальник призадумался. Он знал, что Берия понасажал в лагеря ученых с мировыми именами, чтобы те не отвлекались, пьянствуя, заводя шашни с чужими женами и интригуя друг против дружки, от решения больших государственных проблем. Те работали в обстановке большой секретности в "шарашке" и спецбюро. За хорошее обеспечение и уход за ними, за поддержку и помощь по решению задачи создания новых типов самолетов и вооружения начальники получали внеочередную звездочку. Все это несомненно начальник мигом прокрутил в голове. Может, и мне пофартит, наверняка прикинул он.

* Веди! приказал "хозяин". Поглядим, что за птица...

Через некоторое время дверь без стука распахнулась. Так входят в кабинет начальства только те, кто знает себе цену. Подойдя к привставшему изза стола начальнику, Фан Фаныч протянул руку для приветствия и добродушно сказал:

* Да вы садитесь, Василь Василич, садитесь. И с таинственной интонацией добавил: Мы же с вами хорошо знаем, что в ногах правды нет.

Все это ошеломило и озадачило не только самого начальника, но и во второй раз нарядчика, который вошел следом и топтался возле дверей. Хозяин зоны привык к тому, что все его называют не иначе как гражданин начальник. А этот запросто, по имениотчеству. Откуда только имя узнал? И что это за намек насчет какойто правды в ногах? Кто не знает, что правда сидит, а не стоит? Что за всем этим кроется? И почему этот Фан Фаныч уселся без приглашения в мягкое кресло? Василь Васильевичу стало не по себе. А вдруг это никакой не ученый, а лагерный прохиндей.

Тем временем Фан Фаныч продолжал говорить. При этом он то кивал на телефон, то тыкал указательным пальцем кудато вверх, то большим пальцем указывал за спину:

* Так вы позвоните начальнику всех лагерей железнодорожного строительства на Дальнем Востоке Френкелю Нафталию Ароновичу. Он в курсе. Можете от себя добавить, что я прибыл и благодаря вашей заботе приступаю к работе над проектом без промедления...

Фан Фаныч верно просчитывал ситуацию и знал наперед, что с фаланги Френкелю не дозвониться, да и начальник зоны не отважится беспокоить одного из высших гулаговских чинов, к тому же крутого по жизни, по такому пустяку.

* Позвольте поинтересоваться, осторожно начал "хозяин", над чем вы работаете?

Он сам поморщился от того, что обратился к зеку на "вы".

* Разглашать не имею права. Государственная тайна. Фан Фаныч подумал и добавил, понизив голос: Только вам, как непосредственному начальнику, вкратце, в двух словах, без подробностей и деталей. Многие ученые мира бились над проблемой осушения озера Байкал, затрудняющего сообщение Дальнего Востока с европейской частью. Великому Эйнштейну, лауреату Нобелевской премии, и то проблема не покорилась. Только я уже почти нашел ключ к реализации этого проекта. Все идеи и наброски расчетов тут. Он постучал себя по лбу пальцем.

* Сколько времени вам потребуется для решения этой проблемы? спросил "хозяин".

Он прикидывал: "У него четвертак. Заломит сейчас лет двадцать. Тут ты гусь и всплывешь на чистую воду. Будь ты шарлатан, будь ты ученый, но я не дурак ждать столько лет".

* Поскольку все расчеты в основном готовы и находятся здесь, Фан Фаныч снова постучал костяшками пальцев по своей стриженой голове, то потребуется несколько месяцев. Может, три, может, четыре, ну максимум полгода...

Договорились быстро. "Хозяин" обеспечивает Фан Фанычу необходимые условия для доработки проекта, а тот через полгода сдает готовый проект, о чем "хозяин" самолично доложит наверх.

В тот же день "великий ученый" получил в свое распоряжение отгороженный угол в бараке, а уже на следующее утро там дымилась печка, сложенная для него персонально. Дабы мысли в голове не остужались. В последующие дни его "технический секретарь" то и дело бегал то за дровами, то с котелком на кухню, то к выгребной яме с парашей на одну персону.

Получив все необходимое, Фан Фаныч принялся за работу. Вскоре, получая двойную пайку, он поправился, нагулял жирок. На него с завистью приходили смотреть зеки, особенно с новых этапов. Несмотря на все отсрочки и затяжки, пришло время сдавать проект. "Великий ученый и изобретатель" сумел настоять на том, чтобы защита и передача проекта состоялась в присутствии авторитетной комиссии, и она прибыла. Фан Фаныч появился в просторном кабинете "хозяина". Поздоровавшись с членами комиссии и назвав некоторых по имениотчеству, он небрежно кинул рулон ватмана на стол начальника.

* Прежде чем приступить к изложению моего открытия, начал Фан Фаныч, я хотел бы, с разрешения уважаемой комиссии, задать присутствующим несколько вопросов, вводящих в курс дела.

Получив разрешение, он обратился к важному московскому чину:

* Скажите, много ли у нас в стране лагерей и колоний?

* Точная цифра секрет государственной важности, ответил чин, но могу сказать однозначно. Много.

* А много ли в них содержится зеков?

* Много, очень много, зашумели члены комиссии, которым не терпелось ознакомиться с величайшим открытием века.

* Поясню свою мысль вкратце, продолжал Фан Фаныч, потом у вас будет возможность ознакомиться с проектом в деталях, посмотреть чертежи, диаграммы, графики. Все пояснительные документы и расчеты в этой папке. Итак. Члены комиссии знают, это не является ни для кого большим секретом, что в обход южной и северной частей Байкала нам приходится прокладывать железную дорогу. Это для страны обходится чрезвычайно дорого, к тому же растягиваются сроки пуска участков в эксплуатацию. Приходится разрабатывать огромное количество скального грунта. Поэтому я выбрал самый дешевый и самый оригинальный вариант прокладки железнодорожных путей по осушенному дну Байкала. В чем его основная суть? К Байкалу, как по южной, так и по северной железнодорожной ветке подвозим шестнадцать миллионов вагонов сухарей. Ссыпаем в озеро. Затем ссыпаем туда же семь миллионов вагонов сахарного песку. Как известно, вода в Байкале пресная. Большой мешалкой все размешиваем. Тут у меня мешалка в деталях разработана. Фан Фаныч кивнул на папку. Свозим со всей страны зеков с ложками. Три дня и Байкал сухой.

Конечно, члены комиссии давно уже поняли, что над ними издеваются самым наглым образом, и может быть, первым понял это сам "хозяин". Он сидел и скрипел зубами от ярости. Фан Фаныч оказался классным чернушником и отменным мошенником. У Фан Фаныча четвертак. Терять ему нечего. Он взял, вернее, украл у "хозяина" хороших полгода и прожил их как человек. И при этом до конца срока заслужил уважение и авторитет у других зеков.

Тюремная энциклопедия - Часть 9-

Назад

---

От	alex
К	Офф-Топик (10.10.2001 07:49:55)
Дата	10.10.2001 11:07:48

А кто автор?

---

Вроде, стиль знакомый

---

От	dms
К	Офф-Топик (10.10.2001 07:49:55)
Дата	10.10.2001 09:36:44

Re: История Побегов...

---

Добрый день!
Не совсем понятно, какую гильзу Мадуев подбирал, если стрелял из нагана (которым он заменил ЧЗ)?

---

От	B@HO
К	dms (10.10.2001 09:36:44)
Дата	12.10.2001 02:07:39

Тут и другие неточности есть-художественное произведение (-)

---

---