|
|
От
|
eugend
|
|
|
К
|
Comte
|
|
|
Дата
|
19.04.2005 09:49:19
|
|
|
Рубрики
|
Флот; Артиллерия;
|
|
Re: Вероятности попадания...
Новый принцип, вдобавок, сделал возможным принятие на вооружение оптического прицела; предыдущие эксперименты французов и американцев с подобными устройствами приводили к провалу, так как из-за качки цель появлялась в прицеле с его узким полем зрения на очень короткое время. Принятие же оптического прицела не только давало лучшее изображение цели, но и упрощало работу наводчика: вместо того, чтобы ждать, пока три точки окажутся на одной линии, ему оставалось лишь совмещать две точки: перекрестье прицела и мишень. Благодаря системе Скотта практически любой человек с хорошим зрением и координацией мог наводить тяжелое орудие — и благодаря ей эффективность стрельбы британского флота (измеряемая в количестве попаданий в мишень за отведенное время) выросла почти вдвое.
Взято отсюда - здесь достаточно много про разработку систем управления огнем в совокупности:
http://militera.lib.ru/science/ropp/index.html
Ропп Теодор | Ropp Theodore
Создание современного флота: французская военно-морская политика 1871–1904
Глава XVI.
Упадок французской военно-морской техники
Кусок главы на эту тему:
"Артиллерия и торпеды, 1895–1905
Проблема поражения движущейся цели с корабля была столь сложна, что весьма компетентный британский автор смог идентифицировать и обсудить одиннадцать возможных источников серьезных ошибок{818}. Из всех связанных с попаданием в цель проблем к середине 1890-х была удовлетворительно решена только проблема с пушками. Совершенствование их конструкции и производства привели к тому, что при использовании конкретных снаряда и заряда новые пушки будут способны выпустить снаряд в нужном направлении. Вопрос о том, как следует изменить прицел, чтобы скомпенсировать ветер и перемещение цели был также более-менее решаем.
Наиболее сложным представлял вопрос с определением дистанции до цели и стрельбой с качающегося корабля — так, чтобы угол вертикального наведения орудия позволил выпустить снаряд именно на эту дистанцию. Ни одно из сотни с лишним устройств, используемых в 1890-х годах для измерения расстояния до вражеского корабля не было удовлетворительным.. (Наиболее распространен был секстан, используемый для измерения угла между линиями проходящими через точку наблюдения и клотиком мачты корабля — и его ватерлинией, или — через ватерлинию и горизонт. Вдобавок, дистанция за пятнадцать минут, требуемых для заряжания и наведения старых пушек, могла измениться столь значительно, что для каждого выстрела ее требовалось бы измерять заново{819}.
Обычной практика была такова: орудие наводилось по горизонтали и вертикали на требуемый угол, после чего артиллерист осуществлял выстрел в тот момент, когда линия прицеливания благодаря качке корабля совпадала с мишенью. Сложность заключалась в осуществлении выстрела именно в этот момент, а не мгновением раньше или позже, и именно здесь крылся источник наибольших погрешностей. Ошибка в десятую долю секунды на корабле, раскачивающемся с амплитудой десять градусов, означала, что снаряд пройдет на 30 футов выше или ниже цели, находящейся на расстоянии 1000 ярдов. Скорость реакции различных артиллеристов колебалась от четырех до восьми десятых секунды, и могла меняться в зависимости от их здоровья и возбужденности. Каждый артиллерист должен был бесконечно тренироваться в осуществлении выстрела именно в тот момент, когда три точки — прорезь целика, мушка и мишень — окажутся на одной линии. Некоторые могли достичь совершенства поле долгих тренировок — но общим было мнение, что хорошими артиллеристами рождаются, а не становятся. Даже после всех возможных тренировок погрешности были столь велики, что в среднем считалось невозможным осуществлять в бою сколь-нибудь точную стрельбу с дистанции более 1000 ярдов.
Естественно, если качка была слабой, а дистанция — точно известной, то на стрельбах достигались очень хорошие результаты. Только такие условия — типичные, скорее, для сухопутной артиллерии — не позволяли качке свести на нет точность новых пушек. При Обе такие устойчивые артиллерийские платформы, как «Редутабль» и «Амираль Дюперре», провели расстрел старого броненосца-стационера «Армид» (Armide), стоящего на якоре, при практически полном штиле. Выпустив с дистанции около 3000 ярдов 625 снарядов, они достигли 23.2 процентов попаданий. Но условия были столь исключительными, что испытания не позволили оценить эффективности стрельбы по-видимому лучших морских артиллеристов мира того времени в реальных условиях{820}. При Сантьяго — во время Испано-американской войны — неплохо подготовленные американские артиллеристы в практически полигонных условиях выпустив с дистанции 2000–6000 ярдов около 6000 снарядов добились лишь 130 попаданий (2.2 процента){821}.
Настоящая революция в морской артиллерии произошла тогда, когда для стрельбы из орудий крупного и среднего калибра были применены принципы стрельбы противоминных скорострельных пушек. Последние были скорее не пушками, а крупнокалиберными пулеметами, и огонь из них вели не артиллеристы, а стрелки. Они определяли дистанцию опытным путем, по всплескам от падающих снарядов. Также они старались держать свои пушки постоянно нацеленными на мишень: вместо того, чтобы ждать, пока качка корабля позволит совместить линию прицеливания с вражеским кораблем, они пытались скомпенсировать движение корабля изменением углов наведения пушки{822}. Благодаря размерам новых скорострельных пушек среднего калибра первым был применен принцип определения точной дистанции по всплескам от снарядов, и только потом — непрерывного наведения.
В 1891 году французы начали изучать проблему управления стрельбой новых скорострельных пушек. Они поняли, что с отказом от дымного пороха дым, временами полностью скрывавший цель, почти совершенно исчез, и что теперь огонь скорострельных пушек может быть достаточно частым, чтобы дать число всплесков, достаточное для определения дистанции. Под руководством адмирала Огюста-Элеонора-Мари де Пенфентеньо де Керверегена (Auguste-Eleonore-Marie de Penfentenyo de Kervereguin) они взялись за решение проблем наблюдения за падением снарядов и управления огнем корабля для того, чтобы сделать наблюдение возможным.
Предварительные инструкции от 27 февраля 1898 года установили основы современных систем управления огнем: корабль более не был платформой, на которой устанавливалось некоторое число самостоятельно действующих пушек, но боевой единицей, использующей свою артиллерию согласно специальной системе команд, посредством которой один наблюдатель управлял огнем артиллерии одного борта. В начале боя наблюдатель на мачте определял дистанцию до противника настолько точно, насколько это позволяли сделать приборы того времени. Затем открывался огонь из пушек среднего калибра на дистанцию, заведомо меньшую, которая затем постепенно увеличивалась — к примеру, 1000 ярдов, затем 1050, и так далее — пока наконец два выстрела не брали корабль в «вилку». После этого все пушки открывали огонь на уточненныую таким образом дистанцию. Дальнейшее наблюдение за всплесками позволяло вводить уточнения. Дистанция, курс и скорость врага передавались наблюдателем на центральный пост (на случай выхода из строя из-за огня противника, система постов дублировалась), откуда автоматически передавалась к пушкам. Артиллеристы должны были вести огонь на дистанцию, указанную на циферблате автоматического передатчика команд, и только если он выходил из строя, отдельным пушкам разрешалось вести огонь самостоятельно. Хотя пушки и не стреляли залпами — как это стало принято впоследствии — все они вели огонь на дистанцию, указанную наблюдателем{823}.
Постепенное увеличение дистанции стрельбы при пристрелке и непрерывный быстрый огонь стали основами новой системы управления огнем. Стрельба на некую определенную дистанцию — создание своего рода завесы, через которую враг должен был пройти, применялась тогда, когда дистанция менялась очень быстро. Скорострельность пушек была важна не только для подавления врага — но и для обеспечения большого количества всплесков, чтобы помочь определить и сохранить дистанцию до противника{824}.
Последние испытания, предшествовавшие принятию новых инструкций прошли в 1897 году на эскадре, корабли которой были полностью укомплектованы новыми передатчиками команд. Эти испытания вызвали определенное разочарование (которое, наряду с другими разочарованиями, предшествовало Фашодскому кризису). Основной проблемой было то, что такой метод определения дистанции был слишком медленным, и при стрельбе нескольких кораблей эскадры по одной цели вел к неразберихе. Кроме того, было непросто найти подходящие мишени для стрельб — одиночные корабли обычно практиковались на скалах, но найти эскадру из скал, выстроившихся в кильватерную колонну было непросто{825}.
Новые правила, однако, были приняты, и принятию их сопутствовал приказ о проведении ежегодно минимум трех больших практических стрельб. Результатом стали меры, направленные на подготовку артиллеристов и успешные стрельбы на дистанциях до 4000 ярдов. «Бреннус», «Нептюн» и «Марсо» проведя стрельбы по новым инструкциям достигли в 1897 году 26 процентов попаданий на дистанциях от 3000 до 4000 ярдов{826}. Кроме того, французы разработали подробные правила относительно того, какой тип снарядов должен использоваться против различных частей английских кораблей{827}. Высокая начальная скорость французских снарядов, и их пологая траектория должна была обеспечить высокую бронепробиваемость тяжелых пушек на коротких дистанциях, и засыпать врага градом легких снарядов — также наиболее эффективных на этих дистанциях.
Тем не менее, французы так и не разработали достаточно удачного дальномера, их прицелы являлись усовершенствованными вариантами прицелов старого типа, и они так и не приняли на вооружение принцип непрерывного наведения. Французские артиллеристы по прежнему стреляли «когда в середине размаха цель показывалась в прицеле»{828}. Подводя итог, можно сказать, что они не решили задачи ведения огня на дальние дистанции. Для крейсеров Фурнье и вооруженных преимущественно пушками средних калибров корабли наподобие «Кайзера Фридриха III» новые методы управления огнем были эффективны на малых дистанциях, но из-за методов стрельбы применить их на дальних дистанциях было невозможно.
В Англии в конце 1890-х годов помешательство на чистке и полировке достигло предела. Командиры кораблей считали едва ли не главнейшей своей задачей доведение их внешнего вида до идеала — и это достигло кульминации перед парадом в Спитхэде в 1897 году, который должен был показать королеве Виктории и британскому обществу, что деньги, предусмотренные Актом о морской обороне, тратятся не впустую. В те годы «нарядный вид был необходим для продвижения по службе»{829} и среди моряков ходила шутка, что французы всегда смогут узнать о приближении британского Средиземноморского флота по исходящему от его кораблей сиянию. Водонепроницаемые двери британских кораблей часто начищались до того, что теряли свою водонепроницаемость, дульные части стволов орудий полировались, все плоскости гаек и головок болтов блестели, словно позолоченные, и даже измерительные приборы, место которым было в машинном отделении, выводились на верхнюю палубу для более тщательной полировки, образуя длинные сверкающие линии. Матросы были настолько заняты полировкой и чисткой, что даже незначительный ремонт осуществлялся на верфях, а офицеры даже покупали на свои деньги дополнительную белую краску.
Стрельба из пушек была для этих прекрасных кораблей настоящей катастрофой. Когда флагманские офицеры сходили на берег, чтобы избежать участия в стрельбах, на кораблях стремились израсходовать положенное количество боеприпасов настолько быстро, насколько это возможно, причинив как можно меньше вреда краске. Практические стрельбы на учебном артиллерийском корабле «Экселлент» (Excellent) еще в 1884 году велись из гладкоствольных пушек, и «идея о том, что следует обучать артиллеристов заряжать пушки и попадать хоть во что-то, пришла бы головы в последнюю очередь. Было так много боеприпасов, которые следовало истратить. На некоторых кораблях добросовестно переправляли снаряды в море посредством стрельбы, на других же это делали не осложняя себе жизнь использованием для этой цели корабельных орудий»{830}. Флагман Средиземноморского флота, самый красивый корабль флота, занимал на стрельбах предпоследнее место, и недостаток практики был превзойден только при адмирале Чарльзе Бересфорде{831}.
Начало новой эры британской артиллерии было положено в 1899 году. В то время средний процент попаданий на призовых стрельбах (который нельзя напрямую сравнивать с процентом попаданий, достигаемым на французских стрельбах) был около 30. Крейсер «Сцилла» (Scylla), которым командовал Перси Скотт (Percy Scott), пятидесятилетний кэптен, должный уйти в отставку в пятьдесят пять, добился 80 процентов попаданий. Годом позже, на гораздо большем по водоизмещению крейсере «Террайбл» ему удалось добиться такого же результата. «Никто не может сказать, что именно случилось в Англии, но благодаря давлению общественного мнения произошла настоящая революция»{832}. К 1902 году, благодаря искусному использованию любви английских моряков с соревнованию, весь британский флот направил все свои силы на совершенствование в артиллерийском деле — подобно тому, как недавно направлял их на наведение лоска и смотры.
Три самых известных устройства, разработанных Скоттом — доттер, прибор для внесения поправок и станок для тренировки заряжающих (макет орудия, благодаря тренировкам с которым команды кораблей с Китайской станции выиграли состязания в Гонконге и Сингапуре) стали важнейшими составляющими обеспечения быстроты заряжания, и точности стрельбы. Благодаря им стало возможным применить принцип непрерывного наведения и на тяжелых пушках.
Скотт использовал устройства для тренировок расчетов на «Сцилле» — с превосходными результатами, пока наконец однодневные учения в бурном море не привели к тому, что все артиллеристы — кроме одного — не показали совершенно отвратительную стрельбу. Наблюдения Скотта за этим артиллеристом предоставили ключ к решению проблемы: этот матрос инстинктивно вращал маховик вертикального наведения так быстро, что орудие — несмотря на качку «Сциллы» — оставалось все время наведенным на цель{833}. В итоге, в предложенной Скоттом системе для тяжелых пушек один человек был поставлен к маховику вертикального наведения, второй — к механизму горизонтального наведения, а наводчик обеспечивал постоянное наведение орудия на цель.
Новый принцип, вдобавок, сделал возможным принятие на вооружение оптического прицела; предыдущие эксперименты французов и американцев с подобными устройствами приводили к провалу, так как из-за качки цель появлялась в прицеле с его узким полем зрения на очень короткое время. Принятие же оптического прицела не только давало лучшее изображение цели, но и упрощало работу наводчика: вместо того, чтобы ждать, пока три точки окажутся на одной линии, ему оставалось лишь совмещать две точки: перекрестье прицела и мишень. Благодаря системе Скотта практически любой человек с хорошим зрением и координацией мог наводить тяжелое орудие — и благодаря ей эффективность стрельбы британского флота (измеряемая в количестве попаданий в мишень за отведенное время) выросла почти вдвое.
Французы были ошеломлены результатами революции в британской артиллерии не меньше, чем Актом о морской обороне. В 1903 году — по наиболее аккуратному сравнению призовых стрельб двух флотов — количество попаданий в минуту с английских кораблей, вместо того, чтобы уступать на четверть, а то и быть вполовину меньше, чем у французов, оказалось едва ли не вдвое выше. В смысле подготовки артиллеристов, система Скотта стала весьма важным элементом британской морской мощи{834}.
Британцы сделали упор на подготовке «человека у пушки», ведя стрельбы на фиксированных дистанциях. Но состоявшийся в 1900 для изучения воздействия снарядов расстрел «Маджестиком» старого броненосца «Бельайл» (Belleisle) проводился на неизвестной заранее дистанции. В то же время было «маловероятно, чтобы «Бельайл» получал попадания слишком часто»{835}. Когда командир башни хотел узнать дистанцию, он отправлял посыльного к гардемарину, который измерял дистанцию при помощи дальномера с фиксированной базой (которые впервые был принят именно английским флотом), а затем отправлял другого посыльного к командиру башни. В порядке эксперимента броненосец «Канопус» был оборудован автоматическими передатчиками команд, но в 1902 году единственными средствами сообщения на английских кораблях были бронированные переговорные трубы. В 1894 году при Ялу они продемонстрировали свою полную бесполезность: люди были временно оглушены стрельбой, и приказы приходилось писать мелом на палубе.
Хотя некоторые командиры английских кораблей и пытались ввести систему централизованного управления огнем, по правилам 1902 года стрельба должна была вестись группами орудий раздельно — подобно тому, как у французов после того, как система передачи приказов выходила из строя. Командир каждой группы узнавал дистанцию, и управлял огнем вверенных ему пушек. Эта система делала невозможным контролирование дистанции по всплескам от снарядов — как это происходило у французов на испытаниях 1897 года в случаях, когда несколько кораблей открывали огонь по одной цели. Основным поводом для принятия централизованного управления стрельбой было то, что всплески ничего не значили для наблюдателя, если он не знал, какая именно пушка выпустила снаряд, давший этот всплеск{836}.
В 1902 году состояние дел с артиллерией в сильнейших флотах было примерно таким же — если не считать итальянцев, использовавших британскую систему стрельбы пушками независимо друг от друга, но пренебрегавших британской подготовкой артиллеристов. Русские и германцы (последние, не располагая сведениями о французских методах стрельбы, самостоятельно разработали сходные принципы управления огнем) использовали французскую систему{837}.
«Дредноут», первый корабль построенный по принципу «all-big-gun», стал результатом соединения вместе двух принципов — определения дистанции по всплескам от снарядов и непрерывного наведения. Американцы, совершенствуя свою артиллерию после Испано-американской войны, были близки к тому, чтобы соединить эти два принципа на своих броненосцах{838}. В 1903 году британцы опубликовали идею первой системы управления огнем, в которой помимо акцента на «человек у орудия» указывалось, что «корабль не должен быть батареей независимых друг от друга орудий, но единой боевой единицей флота»{839}. Далее почти полностью воспроизводились французские инструкций 1898 года — вплоть до «пошагового» метода определения дистанции.
Благодаря методу определения даже больших дистанций, и совершенствованию способов наведения орудия стало возможным вести огонь на немыслимые прежде 8000–10000 ярдов. Это позволило создать корабль, вооруженный только крупнокалиберными пушками. «Дредноут» мог уничтожить любой корабль, вооруженный скорострельными пушками среднего калибра — наподобие тех, что предлагал построить Куниберти, или германских броненосцев — не позволяя им даже выйти на дистанцию, с которой их легкие снаряды попадали бы в противника — а если бы и попадали, то не пробивали бы брони. В «Дредноуте» нашли воплощение лучшие идеи последних тридцати лет. Скорость, позволявшая уничтожать врага, не подпуская его на выгодную дистанцию, но расстреливая его из своих пушек, была предложена Брином. Вооружение, состоящее из пушек одного калибра, позволяло наиболее удачно применять систему управления огнем, разработанную французами. Использование крупнокалиберных пушек на дальних дистанциях стало возможным благодаря Перси Скотту. Наконец, большое водоизмещение — как у «Дуилио» в 1870-х годах — понадобилось, чтобы воплотить эти идеи в одном корабле.
Я счел, что это важно пояснить — просто потому, что ни один поворотный момент в истории создания кораблей не является настолько непонятым. «Дредноут» не был результатом мегаломании сэра Джона Фишера, и не родился целиком и полностью в его голове{840}. Ни одна из упомянутых идей не принадлежала ему — а его основным вкладом стала решительность, проявленная при их синтезе. В этом случае, равно как и в случае с прочими нововведениями (реформы дальних станций, новой тактики, системы уменьшенных экипажей) Фишер, этот крайне энергичный человек со склонностью к саморекламе, представлял идеи группы людей, имена которых он не считал нужным даже упоминать. Оригинальность Фишера (исключая крайне легкомысленную схему действий на Балтике, предложенную им в Первую мировую войну) и его влиятельность привели к тому, что его заслуги были преувеличены. Поспособствовал созданию легенды и его биограф, адмирал сэр Реджинальд Бэкон (Reginald Bacon), даже не упомянувший Скотта в статье о проектировании «Дредноута»{841}. Люди типа адмирала Бересфорда были способными пропагандистами, Фишер, благодаря своей энергии, воплощал идеи в жизнь, но своей мощью британский флот обязан таким людям, как адмиралы Трайон, Уилсон, Роусон, и кэптен Скотт (здесь упомянуты лишь те, кого французы считали наиболее способными), по крайней мере не меньше, чем более эффектным личностям.
Одним из факторов, ускоривших увеличение дистанции стрельбы (хотя и не самым важным) стал рост дальности действия торпед{842}. С 1898 по 1905 дальность эффективной стрельбы из пушек возросла с 1000 до 8000 ярдов, дальность пуска торпед — с 400 до 3000 ярдов.
Как обычно, усовершенствования были сделаны фирмой Уайтхеда — где Людвиг Обри (Ludwig Obry) применил на торпедах принцип гироскопа. Разработанный им в 1894 году простой прибор весил восемь фунтов, и стоил 1000 франков — из которых 750 уходили на оплату прав изобретателя. Он мог быть установлен на любую торпеду для снижения отклонений от курса самой торпеды, или возвращения на прежний курс после отклонения, вызванного падением торпеды в воду при запуске. На испытаниях, проведенных австрийским флотом в 1896 году, торпеды, выпускаемые на скорости 25 узлов не отклонялись от курса более чем на 12 градусов. Торпеда могла быть выпущена из подводного аппарата на любой скорости под любым углом, а прибор Обри вернул бы ее на нужный курс, с весьма высокой точностью. Оснащенные им новые торпеды Уайтхеда с дальностью хода 2000 ярдов отклонялись от цели не более чем на пятнадцать ярдов. Причем не было необходимости ждать новых торпед — достаточно было купить и отрегулировать приборы Обри. В 1898 году оставался неустраненным один недостаток: хорошо отрегулированный прибор работал безошибочно, но те, которые не были отрегулированы должным образом (около трех процентов на время первых испытаний) обеспечивали движение торпеды по окружности, в результате чего она попадала в борт выпустившего ее корабля{843}.
После того, как в 1898 году приборы Обри получили признание, торпеда подобно пушке стала надежным, предсказуемым оружием, способным — в случае правильного сделанного выстрела — попасть точно в цель. Кроме того, дальность стрельбы, остававшаяся неизменной с середины 1880-х годов, могла быть теперь увеличена обеспечением большего запаса сжатого воздуха.
Схожий прогресс был достигнут и в минном деле, благодаря принятию на вооружение австрийской автоматической мины, которая могла быть установлена с крейсера, или другого быстроходного корабля на неизвестной глубине. Ранее установка мин в наступательных целях была непрактичной из-за необходимости точно определить глубины перед установкой мин{844}. В начале 1900-годов, когда была открыта новая эпоха в артиллерии, усовершенствование мин и торпед позволило им остаться важной составляющей морской войны."