Это о погоде. Со всеми ее прелестями. Служившие за полярным кругом знакомы с ними не по наслышке. И чего только не бывало в «небесной канцелярии» – то ветер, то мороз, а то и снег летом. Причем, в самое неподходящее для этого время. Представьте – лето. Полярный день (то есть солнце вообще не заходит за горизонт), температура зашкаливает за двадцать градусов. Объявленная форма одежды – тужурка. Топаешь на службу, потом обливаешься. И тут на горизонте появляется такое маленькое облачко. Которое, в момент, когда ты находишься на половине пути к казарменному городку тебя накрывает, разряжаясь снежным шквалом. С не менее противным ветром. За пятнадцать – двадцать минут может выпасть сантиметров десять снега, шлепать по которому в военных полуботинках не очень приятно. А спустя полчаса тучка проноситься, снова выглядывает солнышко и наступает процесс снеготаяния. Обычно через час уже не остается и следов от недавней непогоды, кроме мокрых ног и сырой тужурки.
Впрочем, на фоне часто задувающих ветров летний снег – так, мелкая неприятность. Скорость передвижения воздушных масс оказывает непосредственное влияние на службу личного состава ПЛ. Данный факт находит свое отражение в руководящих документах, устанавливающих, в зависимости от скорости ветра, три вида штормовых готовностей. В служебных разговорах подводники обычно используют термин «Ветер» с соответствующей цифрой. Объявление сигнала «Ветер» означает, что на корабле должны быть выполнены определенные мероприятия, призванные обеспечить безопасную стоянку лодки у плавучего пирса.
Например, сигнал «Ветер-3» объявляется при усилении ветра до 12-17 метров в секунду (море соответственно – 6 или 7 баллов). В гражданских организациях данные ГМУ (гидрометеорологические условия) носят название «штормовая готовность номер три». По этому сигналу на ПЛ остается одна боевая смена (то есть тридцать процентов личного состава), заводятся дополнительные швартовы, связисты (БЧ-4) устанавливают на УКВ связь с оперативным дежурным, а на мостике выставляется вахтенный офицер. Последний отвечает за регулярные замеры скорости ветра и ведение соответствующего графика. Кроме того, стоящий на пирсе верхний вахтенный переходит на надстройку ПЛ, облачается в спасательный жилет и пристегивается к поручням рубки.
Сигнал «Ветер-2» (штормовая готовность номер два) объявляется при усилении ветра до 18-24 метров в секунду и волнении моря 8-9 баллов. При его поступлении на корабль прибывает весь экипаж. В зависимости от времени суток на вахту заступает одна боевая смена, вахтенный офицер которой ведет контроль скорости ветра и давления. В корме запускают дизель и начинают функциональную проверку ГЭУ (данное мероприятие предшествует вводу ГЭУ). А штурмана запускают гирокомпасы. В случае если сразу объявляется «Ветер-2», мероприятия по сигналу «Ветру-3» выполняются также.
С объявлением сигнала «Ветер-1» (штормовая готовность номер один), что соответствует усилению ветра до 25 метров в секунду и более (море – 10 баллов и более), на корабле объявляется учебная тревога (боевая готовность номер один) и начинается ввод ГЭУ. Фактически, ПЛ находится в немедленной готовности к отходу от пирса. И к этому имеются волне реальные основания – в начале 80-х годов на одном из подводных крейсеров не выдержали швартовы и его ветром вынесло на осушку. При разборе причин происшествия особое внимание было уделено тому обстоятельству, что на корабле находился не весь личный состав. Как впоследствии ехидно вспоминал командир, отсутствие коков на борту не позволило «этим» завести дизель.
Здесь мы немного отвлечемся и поговорим собственно о ветре. Как ни странно, северные ветра редко имеют силу до 20 метров в секунду. Поэтому подводники, имеющие за плечами некоторый опыт службы, первым делом интересуются направлением ветра. Если ветер северный, то значительного усиления обычно не предвидится – как правило, он дует ровно, практически без порывов. Другое дело – южные ветра. Вот это настоящая беда. Зимой это обычно сопровождается повышением температуры и гололедом, что делает передвижение по земной поверхности неудобным. А если еще идут и снежные заряды (с мокрым снегом), то нахождение вне прочного корпуса ПЛ становится и вовсе мучительным. Как правило, южный ветер – порывистый, резкий, зачастую достигающий шквальной силы. Под его воздействием лодка как бы «танцует» у пирса – то ее прижмет, то наоборот – отожмет, причем с такой силой, что швартовы напоминают натянутые струны.
Наличие сильного ветра не предполагает особой активности подводников и служб, их обеспечивающих. Все стремятся расползтись по «шхерам» и заниматься там своими делами в относительном тепле и уюте. По «Ветру-2» питание личного состава всех категорий переносится на корабль, так что потребность отлучиться с корабля у отдельных, особо озабоченных личностей в области межполового общения, возникает обыкновенно поздним вечером. Лишь курильщики позволяют себе подняться наверх, впрочем, не выходя на пирс. Именно они скрашивают тоскливое несение службы вахтенным офицером по ветру.
Последний, вооруженный «анемометром» – прибором для замера скорости ветра, вынужден каждые полчаса выбираться из-под козырька ходовой рубки на «горб» ракетной палубы с целью производства измерений. Особо «сообразительные» вахтенные офицеры захватывают с собой наверх из центрального поста еще и барометр, дабы вести график учета скорости ветра и давления, не вынимая изо рта сигарету. Впрочем, и тут бывают разные казусы. К примеру, у одного нашего вахтенного офицера в сильный порыв ветра «завелась» и «улетела» в сторону Северного полюса вертушка анемометра. Следствием этого стало нудное брюзжание штурмана, у которого вышел из строя «прибор», находящийся в его заведовании. Примерно полдня штурман донимал незадачливого «замерщика», после чего последний, получив у своего командира БЧ положенное количество спирта-ректификата, выкатил штурману «штрафную санкцию». Спрятав пузырь в сейф, штурман, на глазах удивленного вахтенного офицера, из какого-то закутка вытащил другую коробку, в которой оказался вполне целый и исправный анемометр. Со словами «Нате, пользуйтесь, от сердца отрываю» – штурман сунул ящичек в руки потерявшего дар речи офицера и вытолкал того из штурманской рубки.
Несколько иначе южный ветер воспринимается непосредственно в жилом городке. В связи с видимым отсутствием логики строительства жилых домов в поселке, ветер здесь разделяется на ряд потоков, которые зачастую совершенно не соответствует истинному направлению. Поэтому, выходя из-за угла дома, следует соблюдать особую осторожность, дабы не быть сдутым в какую-нибудь яму или траншею, на которые так горазды зимой военные строители. Особенно, в свете сопутствующего гололеда. Обычно народ по городку передвигается рывками, выбирая заснеженные участки, ловко управляя «парусностью» шинели. Кстати, ношение шинели в сильный ветер требует особого искусства от военного – ее развевающиеся полы норовят обмотаться вокруг ног хозяина и уронить того наземь. Впрочем, поскольку ветра дуют весьма часто, практики у живущих здесь – хоть отбавляй.
Северный ветер, как правило, сопровождается пургой. То есть снегопадом с сильным ветром. И снегопадом довольно обильным. С учетом всех вышеприведенных факторов на неровной поверхности все выбоины и низкие места забиваются снегом, а излишки сдуваются. В условиях пересеченной местности это обстоятельство может привести к некоторым затруднениям жителей. Например, в плане выхода из подъезда. Однажды ранним утром в квартире Тесемкина раздался телефонный звонок – звонил дежурный по части, оповещающий по телефону личный состав (согласно имеющегося плана оповещения) об объявлении сигнала «Ветер-2». То есть Тесемкину предписывалось в кратчайший срок прибыть на корабль. Наскоро умывшись, хлебнув кофе и схватив «тревожный» чемоданчик (типа саквояж) наш герой быстренько облачился в соответствующую форму одежды и выскочил из квартиры. Как и положено, на всей лестнице царил кромешный мрак. Вытянув левую руку, Тесемкин нащупал стену и начал осторожно спускаться вниз, пробуя ногой каждую ступеньку. Заглушая все звуки, до его ушей доносился лишь вой ветра. На площадке между первым и вторым этажами Тесемкин предусмотрительно убрал руку – здесь, справа от окна висел подъездный электрощит с открытой крышкой, перенесенный сюда из-под лестницы находчивыми электриками (наверное, чтобы не ковыряться в царящей там темноте на ощупь).
Миновав площадку первого этажа Тесемкин, нащупывая очередную ступеньку, неожиданно уткнулся ногой во что-то мягкое, подвижное. Как оказалось, это был сидевший на верхней ступеньке мичман, живший этажом ниже. Он сидел и готовился закурить, когда нога Тесемкина вошла в соприкосновение с его спиной. Из завязавшегося разговора выяснилось, что мичмана тоже вызвали на корабль, но выйти из подъезда он не может, по причине не открывания входной двери. Тесемкин, лично убедившись в данном факте, предложил попробовать открыть вдвоем. Попробовали – не вышло. Решили подождать еще кого-нибудь.
Спустя минут десять у выхода из подъезда скопилось уже пять человек, однако дверь решительно не хотела открываться. Дело, естественно, было в том, что сам подъезд размещался ниже уровня земли примерно на полтора метра, и за ночь это естественное «снегохранилище» наполнилось этим делом под самую завязку. То есть почти на высоту человеческого роста. Поскольку всем нужно было на корабли, стали размышлять о мерах по преодолению сложившейся обстановки. Вначале хотели открыть окно на площадке между первым и вторым этажами, в которое намечалось десантировать кого-либо из присутствующих. Однако окно оказалось забито, насколько удалось установить при тусклом свете зажигалок.
Тогда поступило предложение о его взломе, против чего решительно восстали остальные. Во-первых, мешал электрощит. Во-вторых, если его ломать, то нужно было сразу после этого его заделать, поскольку крышка щита не закрывалась и попадание туда снега (то есть воды) привело бы к самым печальным последствиям для жильцов подъезда. То есть к короткому замыканию.
Развивая творческую мысль, Тесемкин предложил попробовать попасть в одну из квартир первого этажа, чтобы «выйти» через окно. Но, дверь квартиры в пять утра пожелала открыть только одна домохозяйка, с порога заявившая о том, что окна у нее не открываются. Только форточки. Осмотрев друг друга в свете коридорного светильника, присутствующие убедились в невозможности покидания дома через форточку (разве только по частям, в расчлененном виде). Со словами извинения они покинули гостеприимную хозяйку и вновь закурили на площадке первого этажа.
Живущий на втором этаже предложил подняться к нему и, открыв окно (которое открывалось!) попробовать докричаться до кого-нибудь, идущего на службу. Действительно, окна его квартиры выходили на противоположную сторону дома, под которыми проходил основной маршрут движения военнослужащих в сторону КПП. Поскольку открывающееся окно находилось в большой комнате (на кухне не открывалось), хозяин разбудил жену и отправил ее в соседнюю комнату к ребенку. Затем, с помощью остальных, от окна были отодвинуты телевизор и тумба с бельем, а лежавший на полу палас свернут до середины. Лишь после этого окно было открыто.
Действительно, в свете уличного фонаря были видны фигуры в шинелях, спешившие на службу. Однако первые же попытки до кого-либо докричаться показали, что дело это безнадежное – ветер надежно заглушал все крики. И тогда хозяину пришла в голову мысль подавать сигналы каким-либо устройством. Музыкой? Нет, на это могли и не отреагировать – мало ли, народ «гуляет»? Тогда один из присутствующих вспомнил, что у него где-то дома валяется свисток, снятый со спасательного жилета. Он мигом сгонял за ним и вскоре улицу огласили пронзительные свистки. Увы, какой-либо положительной реакции у «прохожих» они не вызвали. Напротив, один из проходящих, видя в окне толпу мужиков, дующих в свисток, покрутил пальцем у виска (совсем, типа, допились).
И тут осенило Тесемкина – блин, у него же есть телефон! Он тут же помчался домой, однако, никого из сослуживцев, чьи телефоны он знал, уже не было дома. Ну не звонить же кому-либо из флотилийского или дивизионного начальства. Дескать, приезжайте и откапайте нас. Выскочив на площадку он столкнулся с комиссией «по встрече» – в руках у них горела свеча (неизвестно где раздобытая), и они с надеждой смотрели на счастливого обладателя телефонного аппарата. Увы, ничего хорошего он им сообщить не мог. И тут! И тут, наконец, было найдено решение.
В доме напротив располагался пункт связистов, которые «управляли» установленной на крыше этого здания сиреной (гудящей, между прочим, почти прямо в окна Тесемкина). У одного из присутствующих как раз оказался городской номер телефона этого «поста», который немедленно был набран. Спустя минут пять нервного ожидания в трубке послышался чей-то сонный голос, невнятно доложивший, что вахта идет без замечаний. И тогда Тесемкин, проявил то, что в уставах обычно называется военной хитростью и смекалкой – он заорал в трубку: «Через минуту быть у соседнего дома в первом подъезде! Начальник связи». И положил трубку. На его вопль из двери зала показалась взлохмаченная голова сонной супруги с возмущенным лицом. Возмущение, впрочем, немедленно сменилось изумлением, когда она увидела супруга с телефоном в руках в окружении четырех мужиков в шинелях. Не вдаваясь в объяснения со своей половиной, Тесемкин быстро накинул на плечи шинель и вслед за остальными покинул квартиру. Спустившись вниз все ожидали результата.
И он появился спустя пять минут у открывшейся двери в виде запыхавшегося матроса с красным от ветра лицом и лопатой в руках. Приложив руку к головному убору, Тесемкин от лица командования поблагодарил личный состав за образцовое несение дежурно-вахтенной службы, после чего, сунув оторопевшему моряку в руку пачку предусмотрительно захваченных сигарет, откланялся. То есть поскакал вслед за остальными к пирсам. И, что характерно, даже не был последним. Что констатировал сидящий в центральном посту лодки с графиком контроля прибытия личного состава по оповещению дежурный по части.
Вот и скажите, разве может ветер как-то повлиять на службу? Естественно…
