ВИФ2 NE

	От	ID
	К	Николай Манвелов
	Дата	06.12.2004 19:05:24
	Рубрики	WWI; WWII; Флот; Армия;

Вторая статья

Приветствую Вас!

“НАРОД НЕ БОГ, И СЛУЖУ Я НЕ ЕМУ, А СЛУЖУ РОССИИ…”

Из дневника контр-адмирала В.К. Пилкина. 1919г.

Благодаря многолетним усилиям историков Н.Н. Рутыча и Н.С. Сокольского (Фонтенбло, Франция) в редакцию поступил для публикации ценный источник - дневник контр-адмирала Владимира Константиновича Пилкина периода Гражданской войны. Много лет его хранила дочь адмирала Вера Владимировна Пилкина. Значение этого документа станет понятным, если вспомнить, что автор его был морским министром в Северо-Западном правительстве, человеком, близким к генералу от инфантерии Н.Н. Юденичу.
Владимир Константинович родился 11 июля 1869* года в Санкт-Петербурге в семье капитана 1 ранга. Его отец, впоследствии полный адмирал К.П. Пилкин (26 января 1824 - 12 января 1913 г.), лейтенантом участвовал в обороне Петропавловска-Камчатского от англо-французской эскадры (1854), затем много сделал для развития в русском флоте торпедного оружия. Владимир, старший из пяти его сыновей, избрал морскую службу. Он получил прекрасное образование: в 1890 году окончил Морской кадетский корпус, в 1898-м - Минный офицерский класс, наконец в 1908 году - курс военно-морских наук Николаевской морской академии. Не раз находился в дальних плаваниях, в качестве старшего минного офицера участвовал в приемке от французской верфи новейшего эскадренного броненосца “Цесаревич” (командир - капитан 1 ранга И.К. Григорович, будущий морской министр).
В ноябре 1903 года “Цесаревич” и броненосный крейсер “Баян” прибыли в Порт-Артур, став последним подкреплением для эскадры Тихого океана. Вечером 26 января 1904 года, в первые же минуты развязанных Японией боевых действий корабль получил тяжелую торпедную пробоину и вступил в строй после ремонта лишь в конце мая. Служивший в те дни на броненосце молодой мичман Д.И. Дараган в письме к родным дал своему сослуживцу такую характеристику: “Минер Пилкин - сын адмирала. Немного загадочная для меня личность. Хороший специалист, умный, кажется, человек, холостой, довольно красивое лицо. Говорит мягко и приятно, очень любезен. Изредка проскакивает фраза: "когда у нас будет республика или конституция". Вот тут-то я его и не понимаю. В общем, очень милый господин. Артиллерист Ненюков - покладистый, покойный русский человек. Большой друг Пилкина. Вместе читают французские романы”.
Во время решающего сражения с японским флотом, когда находившиеся на “Цесаревиче” командующий эскадрой контр-адмирал В.К. Витгефт и чины его штаба уже были убиты или тяжело ранены, осколки очередного снаряда влетели в прорези боевой рубки, выведя из строя всех в ней находившихся. Первыми пришли в себя Пилкин и Ненюков, оба имевшие серьезные ранения (у первого осколок пробил лобную кость). Им и пришлось срочно восстанавливать управляемость корабля, вышедшего из строя и кружившегося под огнем боевых отрядов адмирала X. Того. В ночь после сражения серьезно поврежденный броненосец ушел в германский колониальный порт Циндао, где и был интернирован до конца войны. За отличие лейтенант В.К. Пилкин был удостоен ордена Св. Георгия 4 степени.
После возвращения в Россию офицер служил на балтийских миноносцах, в 1906 году поступил в Николаевскую морскую академию, с того же года состоял членом Санкт-Петербургского военно-морского кружка, где сблизился с А.В. Колчаком и другими молодыми офицерами, прилагавшими все усилия для возрождения флота. Возможно, именно с “подачи” Колчака был принят в незадолго перед тем созданный Морской генеральный штаб - “мозг флота”, где трудился с декабря 1907 по октябрь 1909 года. Состоял в комиссии по пересмотру положения о морском цензе и в комиссии по выработке правил и инструкций по технической и организационной части минного дела при Морском генеральном штабе. Тогдашний начальник Морского генерального штаба контр-адмирал А.А. Эбергард в аттестации, данной им Пилкину 9 ноября 1909 года, писал: “Всецело предан флоту, любит морское дело и этим объясняет оставление службы в Морском генеральном штабе. Минный офицер, всесторонне образованный по всем отраслям военно-морского дела... По своим качествам рекомендуется мною как офицер, способный командовать боевым кораблем и руководить подчиненными, которых всегда сумеет подчинить своей воле и увлечь своим примером на подвиги”1.
В 1909-1911 гг. Пилкин командовал эскадренным миноносцем “Всадник”, сполна пройдя школу вице-адмирала Н.О. фон Эссена. В ноябре 1911 года Владимир Константинович за отличие был произведен в капитаны 1 ранга и назначен командиром строившегося линкора “Петропавловск”, одного из четырех дредноутов типа “Севастополь”, призванных стать ядром возрождавшегося Балтийского флота. Более чем лестное назначение! Корабль вступил в строй уже после начала Первой мировой войны, а до того В.К. Пилкин совмещал наблюдение за его строительством с продолжением деятельности в Морском генеральном штабе, где разрабатывал судостроительные программы. В 1913 году для приобретения опыта в управлении большими кораблями в течение нескольких месяцев временно командовал столь знакомым ему “Цесаревичем”, уже переклассифицированным в линейный корабль.
Вступление нового судна в строй было непростым - требовалось отладить множество механизмов, устранить большое число неисправностей. Роль командира
как “дирижера” офицеров-специалистов и заводских инженеров была крайне важна. Начальник 1-й бригады линейных кораблей эскадры Балтийского моря контрадмирал А.С. Максимов 1 сентября 1915 года аттестовал Пилкина так: “Отличный офицер и редкий служака, всей душой преданный службе. Отлично управляет людьми и судном. Нравственен, здоров. Твердый и решительный характер. Воспитан и дисциплинирован. Дай Бог побольше таких офицеров, честных. Самоотвержен - приятный по службе своими идеальными взглядами”2. Впрочем, не все оценивали службу Владимира Константиновича так высоко. Командующий Балт-флотом вице-адмирал В.А. Канин в письме морскому министру И.К. Григоровичу от 11 октября 1915 года раздраженно писал о В.К. Пилкине: “Этот управляется хуже всех, не только дредноутов, а вообще хуже всех кораблей. Вполне признавая в нем высокие качества доблести и военно-морские знания, даже, может быть, талант, допускаю, что из него может выйти прекрасный начальник отряда, но командир он плохой, несмотря на наибольшую практику в управлении большими судами”3. Спустя полтора месяца, когда возник вопрос о назначении капитана 1 ранга А. В. Колчака в штаб командующего Черноморским флотом, тот же Канин в письме И.К. Григоровичу от 2 декабря 1915 года возражал против планируемого перевода и предлагал вместо него Пилкина или капитана 1 ранга А.П. Зеленого: “И тот и другой прекрасны. Но Пилкин старше и более подготовлен для настоящего военного времени”4. Складывается впечатление, что В.А. Канин, несомненно, не желавший отпускать от себя чрезвычайно деятельного Колчака, в то же время предпочел бы удалить В.К. Пилкина от себя подальше.
Сразу вспоминается оценка, данная контр-адмиралом С.Н. Тимиревым: “Владимир Константинович Пилкин был самый старший из первых командиров дредноутов, но получил повышение по службе последним... Пилкин был человек очень твердых правил, без тени заискивания и подлаживания к начальству, никогда не задумывавшийся высказать всю правду, как бы она резка ни была. Обладая острым умом и серьезным образованием, он был всегда склонен к критике и сарказмам, что тоже не очень нравилось начальству. Кроме того, Пилкин был большой либерал и в дореволюционное время пользовался репутацией "красного". По складу своей натуры он, пожалуй, был скорее кабинетный человек, из которого, однако, мог выработаться прекрасный общественный и политический деятель, военная же служба к нему как-то не подходила. Тем не менее это не помешало ему быть прекрасным командиром и выдающимся адмиралом. Характерной особенностью его натуры была внутренняя порядочность...”5.
19 декабря 1915 года начальником 1-й бригады линейных кораблей Балтийского моря был назначен контр-адмирал М.К. Бахирев, поднявший флаг на “Петропавловске”. С того времени с В.К. Пилкиным его связывала крепкая дружба. Не случайно именно с Бахиревым сравнил Владимир Константинович Н.Н. Юденича, описывая в дневнике 6 января 1919 года свое знакомство со знаменитым героем взятия Эрзерума (“...по типу, конечно; так они вовсе не похожи”).
В ноябре 1916 года Пилкин получил новое назначение - начальником 1-й бригады крейсеров, а 6 декабря был произведен в контр-адмиралы. На этом посту ему пришлось пережить тяжелые дни Февральской революции, когда он вместе с контр-адмиралом Д.Н. Вердеревским всеми силами старался не допустить пролития крови в Ревеле, затем - тягостное ощущение постепенного развала флота. После Моонзундского сражения, в октябре 1917 года ему пришлось передать управление бригадой С.Н. Тимиреву. Диагноз врачей был страшен - чахотка.
Почти весь 1918 год бывший адмирал провел в туберкулезном санатории Нумнеека (Numneeka) под Гельсингфорсом. Выздоровления достичь так и не удалось. С конца 1918 года он с семьей проживал в Гельсингфорсе, почти без средств для жизни и лечения, страдая от болезни и морально - от трагедии России, родного флота, редких, но страшных сообщений о судьбе оставшихся в Петрограде родственников, прескверного отношения финнов к “застрявшим” на их территории русским. Вокруг него как старшего по чину стали группироваться бывшие морские офицеры. Их положение простым не назовешь - уехать к Деникину, к Колчаку или в Архангельск было почти невозможно. Правда, бои с красными велись в Прибалтике, но действовавшие там силы - национальные формирования вновь образованных государств, остатки немецкой армии и русско-немецкие полу-ларшзанские отряды - симпатии вызывали не у всех. Можно ли, например, служить в армии Эстонии, если она отделилась от России самовольно? Даже если последняя в данный момент находится под властью большевиков? Эти и другие вопросы мучили В.К. Пилкина и его товарищей.
Впоследствии В.К. Пилкин, ставший весьма близкой к Н.Н. Юденичу фигурой, являлся морским министром в Северо-Западном правительстве, участвовал в осеннем походе на Петроград, подготовке восстания в бывшей столице. Вместе с армией испытал прилив надежды, когда передовые части уже видели в дымке купол Исаакиевского собора. А затем пережил отчаяние и горечь поражения. Ноябрьские и декабрьские записи 1919 года передают подлинную картину положения в Нарве, где находился штаб армии. Войска с трудом удерживали фронт. Холод, голод, страшная эпидемия тифа, и на фоне всего этого - открытый грабеж эстонскими солдатами не только отступавших обозов, но и офицеров при разоружении частей, оказавшихся на эстонской территории. В самой Нарве, выходя на улицу, адмирал Пилкин, опасаясь встречи с эстонскими патрулями, не только брал с собой револьвер, но и клал в карман ручную гранату (“бомбу”). Далее последовала трудная деятельность в Ревеле, где Владимир Константинович, входя в состав ликвидационной комиссии, старался помочь бывшим товарищам по оружию. Затем - эмиграция, скромная жизнь в Ницце. Средиземноморский климат благоприятно сказался на его здоровье, он дожил до 80 лет, скончавшись 6 января 1950 года.
Отобранные для данной публикации фрагменты дневника относятся к периоду января-марта 1919 года. В целом о дневнике следует сказать следующее. Это преимущественно толстые тетради размером 20 х 13,5 см. Разлинованные в клетку листы покрыты мелким, очень трудно читаемым почерком. Ценность дневников В.К. Пилкина неоспорима. Автор дает интересные характеристики Н.Н. Юденича и его сподвижников, рассказывает о перипетиях организации “белого фронта” под Петроградом, о наступлении Северо-Западной армии, а затем о ее трагедии, невыразимо унизительном разоружении ее эстонцами после отступления за р. Нарову. Важность информации тем более велика, что В.К. Пилкин являлся одним из наиболее доверенных лиц Н.Н. Юденича, принимал участие во многих важных встречах и беседах. Так, например, государственный контролер в Северо-Западном правительстве, меньшевик-плехановец В.Л. Горн вспоминает, что каждый раз, когда возникала дискуссия с генералом Юденичем, он “старался меньше высказываться и старательно прибегал к содействию своего коллеги адм[ирал]а Пилкина, человека тонкого, умного и весьма хитрого...”. “Всякий раз, - продолжает В.Л. Горн, - как я начинал переговоры с генералом Юденичем, адм[ирал] Пилкин мгновенно появлялся в комнате, как из-под земли”6.
Напомним, что подавляющее большинство воспоминаний высшего командного состава белых армий (в том числе и таких талантливых, как “Записки” генерала П.Н. Врангеля) написаны после самих событий Гражданской войны, в которых они участвовали. Их авторы уже знали ее итог на том или ином фронте или, говоря попросту, писали задним числом.
В отличие от них дневник, или “журнал” адмирала Пилкина, как он его сам называет, передает переживания, надежды и оценки действий участников в ходе самих событий. Поэтому он дает возможность представить подлинную картину или, вернее, панораму того, что автор видел и знал на данный момент. Все это погружает читателя в атмосферу белой борьбы на Северо-Западе России в 1919 - 1920 гг.
При публикации пунктуация приведена к современным требованиям, также исправлены архаичные окончания слов. Места, где отдельные слова разобрать не удалось, указаны в квадратных скобках: [нрзб], сделанные при публикации сокращения отмечены угловыми скобками: <...>. Помещенный после слова знак вопроса в круглых скобках означает прочтение лишь предположительное. Часть фрагментов текста в тетрадях вырезана, судя по всему, самим В.К. Пилкиным; такие случаи оговорены с указанием на примерное число утраченных знаков. При комментировании не делались пояснения к общеизвестным историческим фигурам - Колчаку, Деникину и т.п. Развернутые биографии действующих лиц будут приведены в отдельном издании дневников В.К. Пилкина.
1.1. [19] 19 г[ода]. Ясный морозный день; море начинает замерзать. В воздухе тишина. Двадцать лет тому назад я начал в этот день, 1 января, вести мой журнал-дневник. Это было на клипере “Разбойник”; мы подходили под парусами к Буэнос-Айресу. Помню, что с 4 часов утра я вступил на вахту, и мне пришлось ложиться в дрейф, что бы принять лоцмана. Рядом шло много купцов; один из них, что приходится редко видеть, был с лиселями. Некоторые из купцов тоже ложились в дрейф. Эта картина так живо встала перед моими глазами, как будто я ее видел вчера. <...>
Обедала Фанни Александровна Лурье, очень интересная еврейка. Она уже не молода, ей под сорок, лицо иногда очень серьезное, иногда злое и противное, особенно рот. Видно, что в человеке борются два начала. Разговор, замечания очень тонкие. Все понимает с полуслова. Но зачем она к нам ходит? Уроки рисования нашим девчонкам и еще бесплатно! Может быть, для них она готовится стать настоящей преподавательницей рисования, может быть, действительно бескорыстно заинтересовалась несомненными способностями девочек, а может быть... Как думает Маруся, чтобы уговаривать ее продать подешевле антиквару, у которого она служит, нашу мебель и другие вещи. Кто знает? Темна душа человека!
Рассказывала Фанни Александровна о своем недавнем посещении Репина. Он ей показывал свои последние картины. По словам Ф.А., ужасно слабые. Портрет Керенского очень похожий, но в очень неприятных тонах и грубый, как фотография. Затем “Илья-пророк”, списанный со старого складня, непреодолимо слабейший, чем этот складень, но Репин не понимает и ходит кругом, как павлин, и ждет, чтобы его хвалили. Бедняга! Ужасно пережить свой талант и не суметь уйти вовремя. <...>
4.1. [19] 19г [ода]. Узнал, что приехал Коломейцов7, т.е. прибежал из Петербурга; пошли к нему с Вилькеном8 и Ламкертом9, но по дороге встретились с ним. Он похудел, но держится молодцом, щеголем, с бинтами на ногах, в каком-то козыре. Решили зайти к Фагеру(?) выпить чаю. Там Коломейцов рассказал нам свою эпопею. После того как он был списан Эссеном10, он командовал речной или, точнее, озерной флотилией на Чудской позиции. Там его застала революция. Сначала все шло хорошо, команда была хорошая, но затем приехали агитаторы, а тут еще он приказал (сколько человек на этом свернулось?) снять красные банты как нарушающие форму. Его тогда арестовали и отвезли в Следственную комиссию Государств[енной] думы по обвинению в контрреволюционности и склонности к рукоприкладству. Ник[олай] Ник[олаевич] признался, что, вообще не дерясь, он ударил какого-то сигнальщика. В Думе его расспросили и выпустили. Он поселился с женой в доме у своего родственника Набокова11. Через несколько времени он получил весьма любезное письмо от Дудорова12, в котором тот благодарил его за службу от имени флота и “ввиду чрезвычайных обстоятельств” и перепроизводства адмиралов просил подать в отставку. Коломейцов так и сделал, но попросил Вердеревского дать ему при отставке чин вице-адм[ирала]. Просьбу его исполнили. Дом Набокова постепенно наполнялся посторонними жильцами, распродававшими вещи, серебро, картины, а вскоре Н.Н. с женой и вовсе оттуда выселился. Прошло еще несколько времени, и его арестовали в качестве заложника. Следователь, господин как будто бы и интеллигентного вида, сказал ему в объяснение (в то время еще допрашивали арестованных): “Интеллигенция против большевиков и в союзе с буржуазией. Их поддерживают старшие офицеры, кругом которых группируется молодежь. Это круговая порука”. И вот Коломейцова посадили в П[етропавловскую] крепость. В одиночной камере помещалось 16 человек. Два месяца он сидел, и ни разу его из камеры не выпустили подышать воздухом, на прогулку. Камера не проветривалась, а так как они тут же выполняли свои потребности, то воздух был ужасающий. Кормили их настоем из селедки и кусочками воблы раз в сутки. Все помирали с голоду. Все попытки доставить им пищу со стороны оканчивались неудачно: комиссары и караул съедали все сами. Только то, что присылалось из германского посольства (это стоит отметить), доставлялось не раскраденным. С Коломейцевым сидели К[онстантин] Вас[ильевич] Стеценко13, Дюшен14, князь Васильчиков. Жена Н[иколая] Ник[олаевича] хлопотала, чтобы его выпустили, и у немцев, и у комиссаров. Давала взятки и, наконец, когда была комиссия, его освободили. Сыграли ли тут что-нибудь деньги или нет - он не знает. Они решили бежать. За себя и за жену и за 4 чемодана им было заплачено проводникам 10 тысяч рублей. Шли они лесом, глубоким снегом. Мадам Коломейцова, у которой не в порядке почки и, кроме того, жар, несколько раз ложилась в снег и просила оставить ее умирать. Каждые пять минут у нее была рвота, но Коломейцов силой заставлял ее идти. Теперь он достает визы, чтобы ехать в Лондон, куда его приглашает директор Вост[очно]-азиатского пароходства, что ли!
Узнал, что Юденич приехал. Я просил через Полушкина15, генерала Горбатовского16 предупредить Юденича о моем посещении. Зашел сам к Горбатовскому, потом к Полушкину, потом к Бунину17, но никого не застал дома!
5.1.[19]19 г[ода]. Написал письмо Кнюпферу18, просил сообщить его условия приема русских офицеров на миноносцы19. Вместе с тем я ему сообщил, что если бы удалось иметь на миноносцах Андреевский флаг, то пошло бы служить гораздо больше офицеров. Теперь многие думают, что, служа под эстляндским флагом, они как бы признают независимость от России этой области, делаются участниками измены по отношению к России. С другой стороны, если мы не пойдем на миноносцы, они будут окончательно потеряны для нас. В случае, если большевики возьмут Ревель, миноносцы эти будут проданы или переданы кому-нибудь, Финляндии, например. Если русских офицеров на миноносцах будет много, то от них будет зависеть в нужную минуту поднять Андреевский флаг, присоединиться к англичанам и т.п. и вообще контролировать эстляндцев.
Я писал еще Кнюпферу, что если командный состав будет назначаться некомпетентным лицом, то многие офицеры затруднятся вверить свою репутацию и жизнь неизвестному и неопытному командиру. Желательно было бы найти какой-нибудь компромисс. Например, чтобы мы выставили своих кандидатов или, чтобы, если они назначат командира, старш[ий] офиц[ер] был бы наш, или чтобы при нашем командн[ом] составе был бы их комиссар. Я мало надеюсь на то, что эстляндцы пойдут на уступки, но надо сделать попытку обеспечить(?) дело комплектования наилучшим образом. Надо бы также несколько увеличить сумму, отпускаемую для обеспечения семейств. На 100 рубл[ей], ассигнуемые эстл[яндским] правит[ельством], в Гельсингфорсе, да и вообще в Финляндии прожить нельзя. Если семьи обеспечены не будут, то запишутся на миноносцы только холостые, а женатые не пойдут. Через несколько времени эстляндцы убедятся, что если на миноносцах будут служить опытные техники, то это обойдется дешевле, т[ак] к[ак] их потребуется менее, чем серых мужиков.
Затем я просил навести справку, какие вакансии свободны? Каков паек? Какое обмундирование? С кем заключаются и заключаются ли контракты и т.п. <...>
6.1.[19] 19 г[ода]. Все тает, снег сошел, дышать тяжело. Днем были у меня Вилькен и Лушков20, для совещания по делу комплектования миноносцев. Мы вызвали П.Н. Бунина, который поедет в Ревель узнать подробные условия записи и предложит наши условия. Ультиматумов мы никаких не будем ставить, но укажем, что в одном случае, т.е. с их условиями, поедет мало народа, а с нашими много. Я обратил внимание Бунина на необходимость осторожно касаться тех вопросов, которые могут возбудить их подозрительность. Они, наверное, страшно чувствительны во всем, что касается их прерогатив самостоятельного государства. Надо быть также осторожным с Вейгелиным21, чтобы не возбудить его против нас, и с... Кнюпфером, который, по-видимому, хотел бы командовать одним из миноносцев. Ну и пусть командует. Бунин сделает ему от моего имени предложение.
Целый день ждал указаний, в котором часу меня примет Юденич, которому я послал карточку с просьбой назначить мне время для разговора. Наконец мне передали, что он будет ждать меня в 6 [часов] 30 минут. В 6 час[ов] мы только кончили наше совещание. Накурили все так, что плавали в сизо-синем дыму. Я очень торопился поспеть в “Societe”, где остановился Юденич, но ровно в половине седьмого я входил к нему в номер.
Юденич - это второй Мих[аил] Коронат[ович] Бахирев22, по типу, конечно; так они вовсе не похожи. Небольшого роста, коренастый, со взглядом исподлобья. По-видимому, очень осторожный, не без лукавства, несколько застенчивый, как и Мих[аил] Коронатович. Вероятно, упрямый, наверное, умный. Помнится, Мих[аил] Коронат[ович], глядя на его портрет (кстати, мало похожий), промолвил с одобрением: “Не дурак выпить”. Может быть, и не дурак! На это намекает отчасти нос, хотя и не сливой и не красный, но в очертаниях его есть что-то... обещающее, что ли! Усы седые, длинные. Одет в пиджак и цветную рубашку. Когда я вошел к нему, у него был какой-то плотный, неопределенных лет курчавый господин, со ртом акулы и с ласковым взглядом... Буксгевден, оказывается. Мы пожали друг другу руку, и он вышел. Я одно мгновение боялся, что он останется.
Мы сели с Юденичем друг против друга, и я начал, взвешивая каждое слово, свой доклад, что ли?! Я ему сказал, что беспокою его своим посещением, потому что являюсь старшим из морск[их] чинов в Финляндии, что на мне как на старшем лежат, согласно Морскому уставу, юридические обязанности по отношению к находящимся морск[им] офицер[ам], не говоря о нравственных. Ко мне обращаются за советами, обращаются с просьбами, обращаются за руководством, но, не зная обстановки, я не могу руководить моими сослуживцами. Они не знают, что им делать, и я не знаю, что делать. Офицерство терпит нужду и офицерство желает принять участие в общем деле освобождения России от большевиков. Обе эти причины заставляют офицеров стремиться на какой-нибудь из действующих фронтов. Но пробраться к Колчаку или Деникину почти невозможно, на Мурман сперва было сравнительно легко, но теперь и туда путь закрыли. Остается идти на южный берег, в Ревель. Но наша цель свергнуть большевистскую власть. Достигается ли эта цель записью в эстляндские войска? Не будет ли это трата наших сил, которые могут еще пригодиться, когда потребуется напрячь разом все силы России? Недаром Деникин предупреждал, что, покушаясь с негодными средствами свалить большевиков, офицерство потеряло 30 тысяч человек и таких генералов, как Алексеев, Корнилов, Марков.
Если союзники не намереваются в ближайшем будущем начать на сев[ерном] театре операции против большевиков, то офицерству здесь, по-видимому, придется помириться с мыслью, что они только косвенным путем, притягивая большев[истскую] арм[ию] к Эстл[яндскому] фронту, примут участие в общем деле.
Затем я ему рассказал про намерение наше идти на миноносцы, переданные Эстляндии, и [указал] на сомнения наши - не будет ли служба под эстляндским флагом компрометировать русских офицеров. Вместе с тем я ему высказал и свой взгляд на этот вопрос, заключающийся в том, что нам необходимо в возможно большем числе идти на миноносцы.
Юденич слушал меня, изредка движением головы соглашаясь с моими словами. Когда я кончил изложение положения дел, как оно мне представлялось, я поставил Юд[еничу] вопрос: может ли офицерство надеяться, что на севере начнутся широкие операции против Петербурга? В ответ Юденич рассказал следующее: он виделся в Стокгольме с представителями американского, английского, французского п[равительст]в. Всем им он изложил свой взгляд на необходимость активного вмешательства в русские дела, и вмешательства в первую голову, раньше, чем в германские. Кроме французского посланника, согласившегося со взглядом Юденича, остальные посланники высказались против вмешательства “во внутренние дела России”. Они ссылались так же на усталость войск после 4 лет войны, на заслуженный войсками отдых и т.п. Тем не менее они взялись передать своим п[равительст]вам записку Юденича и сообщить ему ответ п[равительст]в. Юденич прожил после того 3 недели в Стокгольме, и ответа ни от кого не пришло. Затем он имел разговоры с представителями финансов и промышленности, главным образом английскими, которые высказались тоже против активного вмешательства, но за материальную помощь русским добровольческим армиям. Однако чего-нибудь конкретного никто не предложил. Там же, в Стокгольме, к Юденичу обратились направленные к нему англ[ийским] посл[анником] представители лифляндского правительства. Они предложили Юденичу принять на себя командование войсками Лифляндии, Эстляндии, с которой заключено соглашение, и, может быть, Финляндии, с которой ведут переговоры.
Юденич в принципе согласился на предложение, но поставил следующее условие: не ограничиваться защитой границ, а идти на Петербург. Допустить без ограничения образование русских дружин. Допустить сформирование иностранных отрядов. Представители лифл[яндского] правительства сказали ему, что не уполномочены дать ему ответ и снесутся со своим п[равительст]вом. А между тем, заметил Юденич, база “все уменьшается и уменьшается”.
Юденич не скрывает от себя, что войска, которыми ему, может быть, придется командовать, очень плохи. Он сказал мне, что, может быть, в ближайшем же будущем будет разрешено Финляндией формировать русские дружины в самой Финляндии, что значительно облегчит дело.
На мой вопрос, находится ли он в контакте с генералом Деникиным, Юденич ответил отрицательно. Он только встретил в Стокгольме Нобеля, который в ноябре видел Деникина. По словам Нобеля, у Деникина нет недостатка людей, но нет снабжения, нет патронов, нет сапог...
Что же, значит, сообщение газет о высадке на юге 100 армий союзников и полной поддержке Деникина - bleff? “Значит!” - заметил Юденич. Он еще сказал: “Я не соперник Деникину!”.
Мы поговорили с ним о танках. Полторы тысячи офицеров с ружьями - ничто, с танками же это целая армия. Мы, морские офицеры, могли бы взяться обслуживать танки, если бы их удалось достать. У нас есть механики, есть шоферы, не говоря уже об артиллеристах.
“Не может ли генерал просить о танках у союзников?” Генерал не может. “Не может ли генерал просить помощи у богатых русских людей?” “Они ничего не дадут”, - был меланхоличный ответ.
Весь наш разговор с Юденичем носил по форме глубоко старорежимный отпечаток: ваше высокопревосходительство намеревается... ваше превосходительство полагает... и т.п.
Я просидел у него около часу все-таки!
Все ли он мне сказал? Я думаю, что все. Я его предупредил, что понимаю, что с совершенно ему незнакомым человеком говорить трудно, но он любезно заметил, что “мое превосходительство” ему известно уже, и известно, что я будто бы объединил в Финляндии м[орских] офицеров. Это, разумеется, слова, и никого я не объединял здесь.
Ну какое же общее впечатление произвел на меня Юденич? Хорошее и немного странное. Он не совсем обыденный человек, не то чудаковат, не то просто сильно себе на уме, неладно скроен, да крепко сшит, вероятно, очень цельный характер... <...>
7.1.[19]19 г[ода]. Собрались у меня Вилькен, Лушков, Вильсон23, Леонтьев24, и я сообщил им о том, что мне говорил Юденич. От союзников ждать нечего (а я все-таки жду), Юденич благословляет идти на миноносцы - значит, надо хвататься за единственное, что нам остается. (Мне кажется, все-таки есть некоторая нелогичность между образом действий Юденича, идущего воевать на условиях, что воевать будут не только за границей Эстляндии и Лифляндии, и благословением его идти в Эстляндию без выполнения этих требований.) <...>
Все тает! Южный ветер, дышится тяжело; я очень похудел за последний месяц.
10.1.[19]19 г[ода]. Пригласили меня на совещание русских начальников в консульстве. В 11 час[ов] собралось человек 25. Тут и полковники, тут и врачи, тут и наша морская группа: Вилькен, Лушков, я. Меня звали председательствовать, но я отклонил эту честь, и председательствовал Витенберг. <...>
Делал доклад молодой момент, полковник ген[ерального] штаба Крузенштерн25; страшно был туп, сам себя слушающий и распевающийся по-ярому соловьем. На меня произвел впечатление пустобреха.
Дело шло о формировании русских частей для отправки на фронт. Оказывается, что Маннергейм как будто бы разрешил начать формирование русских частей здесь же, и Финляндия будет оказывать содействие. Части формируются для эстл[яндского] п[равительст]ва, но, кажется, на счет Финляндии. Все русские добровольцы будут получать то же, что и добровольцы финские. Финл[яндское] п[равительст]во даст во временное пользование пулеметы, кажется, 5 штук. Это для пулеметной команды. Формируется в первую очередь еще полубатарея, т.е. не формируется, а будет формироваться. Пулеметная команда придается к кавалерийскому отряду какого-то Бибикова26, у которого, по-видимому, Крузенштерн собирается быть н[ачальни]ком штаба. Все это решится будто бы в ближайшие дни.
Для содействия формированию русских частей старшие чины просили 6 лиц составить комитет и обсудить необходимые мероприятия. В комитет попал и я, и вечером под моим председательством состоялось совещание этого комитета. Он состоит из Витенберга, Покидова, Буксгевдена, еще кто не помню. На совещании нас заговорил... да, вот кто еще... Крузенштерн, а я [нрзб]... После долгих прений решили пригласить Юденича взять на себя возглавление т.н. военной организации, затем (это предложение Буксгевдена, поддержанное всеми, кроме меня) образовать союз офицеров в Финляндии и... просить Юденича быть его председателем, что ли. По-моему, этот союз - мертворожденное собрание, и при настоящих условиях его не учредить. Говорят, Энкель27 согласен... Посмотрим! Объем же в этой задаче большой, не потонула бы задача момента, формирование. Я бы спросил: кто будет командовать пулеметной командой? Такой-то! Ему и поручить формирование, предоставить ему выбор помощников и т.п. Мы же должны только всячески помогать. Ох, устал я! И закуривают же меня!
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 873. Оп. 15. Д. 197.
2 Там же.
3 Там же. Ф. 418. Оп. 1. Д. 429. Л. 49-49 об.
4 Там же. Л. 60.
5 Тимирев С.Н. Воспоминания морского офицера. СПб., 1998. С. 64.
6 Горн В.Л. Гражданская война на Северо-Западе России. Берлин, 1923. С. 121.
7 Коломейцев Николай Николаевич (16 июля 1867 - 6 октября 1944 г.) - вице-адмирал в отставке (6 октября 1917 г.). Участник экспедиции Э. Толля, в Цусимском сражении спас вице-адмирала З.П. Рожественского и его штаб. Считался очень храбрым и решительным офицером, но в первые месяцы Первой мировой войны его действия в должности начальника бригады крейсеров Балтийского моря были осуждены командованием. Командующий Чудской военной флотилией (1915 - 1917). Сбит американским грузовиком в Париже.
8 Вилькен Павел Викторович (12 июля 1879 - 31 января 1939 г.) - капитан 1 ранга (30 июля 1916). Участник обороны Порт-Артура (1904), спасения жителей разрушенной землетрясением Мессины (1908), Первой мировой войны. В 1919 г. - ближайший помощник В.К. Пилкина. Умер в Хельсинки.
9 Ламкерт Александр Оскарович (31 мая 1889 - 9 октября 1966 г.) - лейтенант (6 апреля 1914). В годы Первой мировой служил на кораблях Минной дивизии Балтфлота. Умер в эмиграции в Стокгольме.
10 Эссен Николай Оттович фон (11декабря 1860 - 7 мая 1915 г.) - адмирал (14 апреля 1913). Герой Русско-японской войны. Командующий Балтийским флотом (1908 - 1915). Внес неоценимый вклад в подготовку к боевым действиям.
11 Женой Н.Н. Коломейцова с 12 июля 1909 г. являлась Нина Дмитриевна Рауш фон Траубенберг, ур. Набокова (14 октября 1860 г., С.-Петербург. - 28 сентября 1944 г., Париж), дочь министра юстиции, действительного тайного советника Д.Н. Набокова (1826 - 1904). В первом браке (1880 - 1909) она была за генерал-лейтенантом Е.А. Рауш фон Траубенбергом (1855 - 1923), командовавшим в 1894 - 1899 гг. л.-гв. Кирасирским ее императорского величества полком. Младшим братом Н.Д. Коломейцовой являлся известный конституционный демократ В.Д. Набоков (1869 - 1922), а племянником - известный писатель В.В. Набоков (1899—1977).
12Дудоров Борис Петрович (29 июля 1882 - 11 октября 1965 г.) - контр-адмирал (3 сентября 1917). Участник обороны Порт-Артура (1904) и Первой мировой войны. С 1 июня по 3 сентября 1917 г. - помощник морского министра. Умер в США.
13 Стеценко Константин Васильевич (21 мая 1862 - ?) - адмирал в отставке (15 июня 1917). Участник Русско-японской войны. Начальник Главного морского штаба (1914 - 1917). В 1918 г. сидел в тюрьме, затем работал в морском архиве.
14 Дюшен Сергей Петрович - генерал флота (1915). Начальник Главного управления кораблестроения и снабжений (с 1909), член, а с 1915 г. - председатель Главного военно-морского суда. В 1918 г. умер в тюрьме.
15 Полушкин Александр Сергеевич (18 ноября 1877 - 19 февраля 1963 г.) - контр-адмирал. С лета 1919 г. служил в войсках А.В. Колчака. Умер в Нью-Йорке.
16 Горбатовский Владимир Николаевич (26 мая 1851 - 30 июля 1924 г.) - генерал от инфантерии. Активный участник обороны Порт-Артура (1904), Первой мировой войны (командовал 13-й, затем 12,6,10-й армиями). Умер в Ревеле.
17 Бунин Петр Николаевич (29 июня 1886 - 13 сентября 1958 г.) – старший лейтенант (28 июля 1917). После “Ледового похода” бежал из Петрограда в Финляндию, оттуда в 1919 г. уехал во Владивосток. Жил и умер в Сербии.
18Кнюпфер Мориц Георгиевич (11 сентября 1882 - 18 марта 1954 г.) - капитан 1 ранга (28 июля 1917). Участник Цусимского сражения, Первой мировой войны (сдался в плен на батарее Церель). Начальник морского управления Северного корпуса, затем Северо-Западной армии. Изобретатель. Жил и умер в Лондоне.
19 Речь идет об эскадренных миноносцах “Спартак”.и “Автроил”, захваченных кораблями британского флота 26 - 27 декабря 1918 г. во время проводившейся под руководством Ф.Ф. Раскольникова “разведки” Ревеля (Таллина). 2 января 1919 г. корабли были переданы флоту Эстонской Республики и начали комплектоваться личным составом из русских и эстонцев.
20 Лушков Александр Николаевич (23 октября 1886 - 30 ноября 1954 г.) - капитан 2 ранга (28 июля 1917 г.). Опытный артиллерист, в 1917 - флагманский артиллерист бригады дредноутов. Немало служил в подчинении В.К. Пилкина, пользовался его особым доверием. В 1919 г. — флаг-офицер морского штаба Северо-Западной армии. В эмиграции занимался сельским хозяйством. Умер под Марселем.
21 Вейгелин Георгий Евгеньевич (8 февраля 1886 - ?) - старший лейтенант (6 декабря 1915 г.). Участник Первой мировой и Гражданской войн. В эстонском флоте командовал минным крейсером “Lennuk” (бывший эсминец “Автроил”) (2 января - 17 июля 1919 г.). В Северо-Западной армии командовал батальоном, бронепоездом “Адмирал Эссен”, ротой тяжелых танков. Жил в Эстонии, с 1939 г. - на территории Польши. В 1944 г. призван в ряды фольксштурма. Предположительно погиб в 1945 г.
22 Вяхирев Михаил Коронатович (17 июля 1868 - 16 января 1920 г.) - вице-адмирал (6 декабря 1916 г.). Активный участник Русско-японской и Первой мировой войн. Командующий морскими силами Рижского залива в Моонзундском сражении. Арестован ВЧК за участие в подготовке восстания в Петрограде (17 ноября 1919 г.), расстрелян.
23 Вильсон Георгий Александрович (16 февраля 1879 - 1 января 1970 г.) - капитан 1 ранга. Участник обороны Порт-Артура (1904), Первой мировой войны. Жил в эмиграции и умер в Хельсинки.
24 Леонтьев Владимир Константинович (12 июля 1882 - 15 октября 1959 г.) - капитан 1 ранга. Участник обороны Порт-Артура (1904), Первой мировой войны. Опытный минный офицер, выпускник Николаевской морской академии. Получил отравление газами при пожаре в бомбовом погребе (1915), по выздоровлении был назначен в Ставку, однако в январе 1917 г. вернулся на флот. В 1918 г. находился в Финляндии, в марте 1919 г. уехал в Сибирь к А.В. Колчаку, у которого был помощником начальника морского штаба. В конце 1919 г. уехал в Японию, затем на Филиппины и далее в США. Умер в Калифорнии.
25 Крузенштерн Отгон Акселевич фон (21 ноября 1880 - 9 октября 1935 г.) - генерал-майор (1919). Участник Первой мировой войны. С мая 1919 г. - начальник тыла Северного корпуса. С 31 августа 1919 - начальник канцелярии военного министра Северо-Западного правительства, вел переговоры в Варшаве о финансовой помощи белым. Жил в Эстонии, с 1930 г. - в Бразилии.
26 Бибиков Георгий Евгеньевич (6 апреля 1881 - 27 сентября 1971 г.) - полковник л.-гв. Уланского полка. Участник Первой мировой и Гражданской войн. С октября 1918 г. командовал конным партизанским отрядом, с декабря - заместитель командующего отдельным псковским добровольческим корпусом, с января 1919 г. - командир конного отряда, с мая – на тыловых должностях. В эмиграции жил в Германии, Франции, США.
27 Вероятно, речь идет о Карле Карловиче Энкеле, министре иностранных дел Финляндии в 1918 - 1919 гг. и в 1944 - 1946 гг. Видную роль играл также его брат Оскар Карлович Энкель (1878 - 1960) - полковник русской и генерал-лейтенант финской армий, возглавлявший финский генеральный штаб в 1919 - 1924 гг.

* Все даты до 14 февраля 1918 года — по старому стилю, далее — по новому.

С уважением, ID