От Майор Харченко Ответить на сообщение
К Настасья Ответить по почте
Дата 15.10.2004 09:45:37 Найти в дереве
Рубрики Современность; Версия для печати

Обещанный документ о Владимире Карпове

>>Кстати, что касается Карпова. Есть информация, что отбывал он не по 58-й, а по вполне уголовной статье. >Не в первый раз вижу упоминание об этом.
>А можно поподробнее - откуда такая информация?
>Сам Карпов ее назвал выдумкой, я спрашивала.

«Из выступления на открытом партийном собрании секции прозаиков и критиков Московского отделения Союза писа-телей РСФСР в Большом зале ЦДЛ 19 марта 1987 года

Наше собрание посвящено январскому Пленум ЦК, на котором были рассмотрены вопросы кадровой политики. Думается, в свете того, что говорилось на пленуме, небезынтересно пронаблюдать, как порой у нас в литературе под влиянием служебного восхож-дения писателя трансформируются некоторые непустячные обстоятельства их биографии, в свою очередь, естественно, оказывая воз-действие на их дальнейшее восхождение.
Так, об одном писателе, когда он делал первые шаги в литературе и жил за тысячи верст от Москвы, журнал «Советский воин» писал, что он храбро воевал и «не однажды возглавлял дерзкие вылазки наших разведчиков в тыл врага». Надо думать, что «не однаж-ды» — это раз 5-8-10, не больше. Но вот писатель переехал в Москву, получил не большую, но все же реальную должность в Союзе, и о нем уже пишут иначе: «много раз пробирался в тыл врага». Это уже, вероятно, раз 20-30. Человек поднимается на новую служебную ступеньку, и присутствующий здесь Владимир Шорор уверяет нас на страницах «Литгазеты»: «ходил в тыл врага 36 раз». Коли названа определенная цифра, то можно было полагать, что она окончательная. Но нет! Писатель этот становится членом редколлегии «Нового мира», и вскоре мы читаем, что он «десятки раз переходил линию обороны противника». Это уж, похоже, раз 50—60, а то и больше. Но служебное восхождение продолжалось — и продолжало расти число героических рейдов. Не буду вас утомлять всеми подробно-стями эскалации, думаю, достаточно будет узнать, что полковник А. Сгибнев писал в «Красной звезде»: «На его счету более двухсот рейдов за линию фронта». Если принять во внимание, что на фронте этот человек был полтора года, а разведчиком — около года, то выходит, что линию фронта туда и обратно он пересекал ежедневно и даже чаще. Право же, порог ЦДЛ мы и то пересекаем гораздо реже (смехезале).
Вы, очевидно, уже догадались, что речь я веду о Владимире Карпове. О нем вы могли прочитать еще и такое: «В. Карпов в годы войны один (1) захватил во вражеском тылу и доставил командованию 79 «языков». Часто (!) он делал это среди бела дня, а порой и на глазах у гитлеровских вояк». Экие недотепы были эти гитлеровские вояки! Об этом же пишет в восторженной статье писатель Александр Кулешов. Ссылаясь на личные высказывания Карпова, он уверял читателей: вот, мол, было дело — он «всего за месяц поймал 15 штук «языков». А еще был случай, за один день «поймал пять фрицев».
Вспомним других Героев — Покрышкина и Кожедуба. Первый лично сбил 59 самолетов врага, второй — 62. Это вершины на-шего летного геройства и мастерства, но были на войне летчики, боевые показатели которых в той или иной мере приближались к по-казателям двух суперасов, то есть у Покрышкина и Кожедуба были аналоги, а у тех цифр, которые фигурируют в рассказах о Карпове, аналогов нет, и рядом с ними человек, ходивший в тыл врага даже 30-40 раз, участвовавший в захвате 10-15 «языков», видимо, чувствует себя просто неловко.
Всякий разумный человек, тем более — в положении В. Карпова, должен бы выступить против этой длящейся десятилетия туфты или хотя бы отринуть ее от своего имени. Но Карпов, увы, сам множит туфту, причем — на всем протяжении своей военной биографии, с самого начала до конца. Пишет: «Мне было 19 лет, когда впервые оказался на поле брани». На самом деле это произошло, когда ему давно уже шел 21-й год. В одной статье, написанной на основе встреч и бесед с ним, читаем: «Разведчиком, КАК РАССКА-ЗЫВАЕТ САМ Владимир Васильевич, он стал неожиданно. Случилось это в морозную декабрьскую ночь 1941 года под Москвой. Пе-хотный взвод, которым командовал лейтенант Карпов, находился в боевом охранении...» И далее идет захватывающий рассказ о том, как он «открыл счет своим «языкам». Читаешь — не оторвешься. Но однако же доподлинно известно, что, во-первых, в декабре 41-го (как, впрочем, и в декабре 42-го) Карпов лейтенантом не был; во-вторых, взводом он тогда не командовал; в-третьих, в боях под Моск-вой не участвовал; в-четвертых, в ту страшную зиму вообще в армии не служил; в-пятых, он находился тогда за тысячи верст от фронта, в лагере общего режима.
Но как бы то ни было, а счет открыт, и Карпов пишет об этом иногда так: «когда на моем счету было 20 «языков»... «теперь на моем счету 72 штуки»... «на моем счету около восьмидесяти взятых «языков»... Рассказав о взятии одного «языка» во вражеском распо-ложении, заключает так: «Много пришлось мне выполнять подобных заданий, может быть, двести, а может быть, триста». Этой цифры — триста! — никто, кроме него самого, назвать не отваживался.
В повести «Полководец», знакомя читателя с «умелыми действиями своими на фронте», автор тут же так пишет о своих звани-ях и наградах: «Я прошел путь от рядового до полковника. Награжден всеми боевыми наградами, доступными солдату и фронтовому лейтенанту». Это не совсем так. Карпову были «доступны», например, ордена Александра Невского, Богдана Хмельницкого и некото-рые другие, а их у него нет. Даже в рассказе о присвоении звания Героя не все аккуратно. Уверяет, что его представили к почетному званию лишь после 45 «языков», но Героя не дали — так были к нему несправедливы. На самом же деле, как свидетельствует наград-ной лист, Карпова представили к Герою после того, как со своим взводом он «взял 35 пленных». Как видим, прибавил 10 и всех плен-ных превратил в «языки».
В беседе с корреспондентом, посвященной 40-летию Победы, Карпов вспоминал о том, как кончил войну: «В последние дни войны был в Берлине, видел, как на куполе рейхстага взвилось Красное знамя». Увы, это опять неточно. В мае 1945 года Карпов нахо-дился в Москве, учился в военной академии.
Полную волю своей склонности к титаническому самообожанию Карпов дал в повести «Полководец». Там есть места, где на трех страницах автор воспроизводит свое драгоценное имя 25 раз, то и дело сочетая его с такими словами, как «известный», «выдаю-щийся», «беспримерный», «написал очень хороший роман»... Ничего подобного наша литература раньше не знала. Особенно если учесть, что ведь это все печаталось в журнале, где автор был главным редактором.
Но мало того что Карпов изобильно проделывает все эти странные дела, он еще и пытается заткнуть рот тем, кто хотя бы лишь выражает недоумение по поводу туфты, разведенной вокруг его имени. Герой Советского Союза генерал-полковник Кузовков И. А., прочитав в «Красной звезде», что Карпов более двухсот раз ходил в тыл врага и, случалось, брал в месяц 15 «языков», даже в один день — пять, не выдержал и позвонил в газету: как, мол, вам не стыдно, вы же профессиональная военная газета! Сотрудники редакции сообщили о звонке Карпову, и тот через несколько дней позвонил поздно вечером домой Кузовкову и сразу повел разговор в агрессив-ном тоне: «Вы что, хотите меня Звезды лишить?» Потом начались угрозы: я, мол, заставлю вас отвечать за ваши слова в ЦК. Кузовков ответил, что ли- шать его Звезды он не собирается, но газета пишет вздор, притом вредный, и на сей счет он готов дать объяснение в любой инстанции, а если в ЦК, то тем лучше. Придя в экстаз, но все же сообразив, чем это для него может обернуться, Карпов ни в какой ЦК, разумеется, Кузовкова не потащил, а через несколько дней явился к нему в служебный кабинет с ворохом газетных вырезок и других бумаг. Все это ничуть не поколебало уверенности И. А. Кузовкова. Тогда, рассказывает он, произошло нечто поразительное. Визитер отошел от стола, вздернул рукава пиджака, принял боевую стойку и сказал:
— Учтите, я боксер и умею упреждать удары.
Ведь в это время он уже сидел в кресле Твардовского и Симонова, был депутатом Верховного Совета, секретарем Союза писа-телей...
Кузовков сказал, что ему уже перевалило за восемьдесят, и по этой причине он боксировать не будет, но свою точку зрения го-тов отстаивать где угодно. Потом попросил боксера-визитера забрать свое автодосье и очистить помещение. Тому ничего не остава-лось, как последовать разумной рекомендации. Правда, перед тем как уйти, он признал, что 79 — это и «языки» и пленные, как и ука-зано в наградном листе. Я думаю, что кулаки перед лицом старого генерала и весь этот эпизод свидетельствуют о явной морально-психической нестабильности нашего первого секретаря. Однако и этим дело не исчерпывается.
В обстановке развернувшейся ныне борьбы с разного рода прохиндеями и несунами нельзя умолчать и о той особенности твор-ческой манеры В. Карпова, что обнаруживается при сопоставлении хотя бы таких фактов:
Е. Самойлов. От белой гвардии к фашизму. Москва, 1974.
«...гитлеровское командование предприняло шаги к формированию так называемых «добровольческих» национальных частей из числа военнопленных, изменников и контрреволюционеров всех мастей и окрасок...» и т. д.
В. Карпов. Полководец. Москва, 1982-1984
«...гитлеровское командование предприняло шаги к формированию так называемых «добровольческих национальных частей из числа военнопленных,изменников и контрреволюционеров всех мастей и окрасок...» и т. д.

Е. Самойлов. От белой гвардии к фашизму. Москва, 1974.
«Мечтая об уничтожении социализма, П. Краснов пошел на службу к германскому фашизму и развил энергичную деятельность по сколачиванию бело-казачьих и иных сил. Атаман П. Краснов явился «идейным отцом» борьбы всей белоказачьей массы» и т. д.
В. Карпов. Полководец. Москва, 1982-1984
«Мечтая об уничтожении социализма, атаман П. Краснов пошел на службу к германскому фашизму и развил энергичную дея-тельность по сколачиванию белоказачьих и иных антисоветских сил, он был «идейным отцом» борьбы белоказаков» и т. д.

Е. Самойлов. От белой гвардии к фашизму. Москва, 1974.
«Уже в первые месяцы войны Шкуро по заданию фашистов приступил к формированию «русского охранного корпуса» из бе-локазаков и других белогвардейцев» и т. д.
В. Карпов. Полководец. Москва, 1982-1984
«Уже в первые месяцы войны он (Шкуро) по заданию немцев приступил к формированию «русского охранного корпуса» из белоказаков и других белогвардейцев» и т. д.
Похожую картину мы увидим при сличении текста повести В. Карпова с текстом воспоминаний маршала Н.И. Крылова, адми-рала И. И. Азарова, книги Я.Я. Васьковского «Стойкость» и некоторых других произведений.
После этого что ж удивляться тому, что в своей повести Карпов так же обирает умерших генералов, порой приписывая их бое-вые заслуги своему герою. Дело тут не только в атмосфере вседозволенности и бесконтрольности, в которой он слишком долго пребы-вал, но, видимо, и в старых склонностях: как известно, в юности наш первый секретарь был осужден и отбывал лагерный срок за ограб-ление. Судимость с него давно сняли, и я его ею не корю, но, придя в литературу, надо же, наконец, преодолеть свои замашки. В этом и будет персональная перестройка нашего руководителя.
Вычитанный и уточненный текст выступления передан 3 апреля 1987 года оргсекретарю правления МО СП РСФСР В. П. Ко-бенко».

Несколько пояснений. Данное выступление является не элементом какой-то «травли» на партсобрании, а попыткой призвать к порядку высокопоставленного функционера. Принадлежит оно В.С. Бушину (часто публикуется в «Завтра» и т.п. изданиях). Кроме того, что дяденька до сих пор находится в здравом уме и твердой памяти, с фактологией у него тоже все в порядке; собственные логи-ческие построения от фактов отделяет. На фронте был с 1941, ушел добровольцем с сердечной недостаточностью и близорукостью, завершил я Японии, демобилизовался старшим сержантом. Ранения, ордена, медали – все наличествует (это я к тому, что тоже не «сва-дебный ветеран»).