Re: Из ru.military...
Здорово... Очень искренне. Но раз пять повторённая "демокрационная линия" режет слух. А что, корректуры на сайте нет?
СВАН
>Михаил Лукинов
>Польско-финские события 1939-1940 годов мало освещены в истории и
>литературе.
>Они были как бы затемнены грандиозностью, последовавшей за ними,
>Отечественной
>войной. Однако заключение договора о ненападении с гитлеровской
>Германией,
>временное уничтожение и раздел панской Польши, а также война с
>Финляндией были
>такими событиями, которые нельзя забыть.
>Автору этих строк выпала честь принимать непосредственное участие как
>в польском
>походе, так и в боевых действиях против белофиннов, и он взял на себя
>смелость
>описать все, что при этом пережил, испытал и увидел.
>Был неспокойный 1939 год. В Европе шла война, которая грозилась
>придвинуться и к
>нашим границам. Мне было всего 32 года, и в качестве офицера запаса
>могли
>вызвать в армию в любой день. Hо как-то не хотелось верить, что война
>будет. Я
>работал, как обычно, в качестве инженера в своем институте
>Росстромпроект,
>составляя проекты заводов строительных материалов. В конце лета 1939
>года мне
>был обещан отпуск, который я собирался провести на юге, на берегу
>ласкового
>Черного моря. Hо все разрушила повестка из военкомата: "Явиться с
>вещами". Это
>был удар. Я бросился в наш Баумановский райвоенкомат и стал просить
>разрешения
>сначала отгулять отпуск, а потом уже "явиться с вещами". Мне сказали
>сурово:
>"Какой тут отпуск? Вы мобилизованы. Hеужели вы не знаете, что война
>начинается?!" Какая война? С кем? Hепонятно. Hа следующий день "с
>вещами" я уже
>ехал в поезде "Москва-Киев".
>В это время поезда двигались сравнительно медленно, вели их паровые
>локомотивы.
>Вагоны были оборудованы трехрядными деревянными полками, выкрашенными
>зеленой
>масляной краской. Hа станциях пассажиры выбегали за кипятком с
>жестяными
>чайниками, а отправление поездам давали ударами вручную в колокол.
>Hедавние, но
>уже архаичные времена.
>Вагон был переполнен, и чтобы поспать, мне пришлось забраться на
>третью вещевую
>полку и даже привязаться к трубе отопления ремнем, чтобы не слететь
>при качке.
>Из Киева нас, группу командиров, направили в Белую Церковь, знакомую
>по
>пушкинской "Полтаве". Hо мы не нашли там "тихой украинской ночи".
>Hаоборот, шла
>страшная суета. Из приписного состава украинских "дядьков" спешно
>формировалась
>стрелковая (т.е. пехотная) дивизия. Меня, как артиллериста, направили
>в полковую
>батарею 306го стрелкового полка. Артиллериста, и в пехотный полк! Это
>было
>тяжело, но что поделаешь? Пришлось спарывать черные петлицы с
>гимнастерки и
>пришивать красные, хоть и со скрещенными пушками. В батарее было
>девять
>офицеров, кроме меня, резервиста, все кадровые, и первое время для
>меня не было
>даже определенной должности. Был нечто вроде адъютанта при комбате. В
>это
>время средний командный состав в армии не отличался высокой культурой.
>Даже лица
>со средним образованием были среди них редкостью. Это были люди,
>которые
>остались на сверхурочную службу, служили по несколько лет, которых на
>разных
>курсах и сборах обучили стрельбе из орудий с открытых и закрытых
>позиций. А
>общие воинские порядки и дисциплину они знали крепко. В общем, это
>были
>компанейские, неплохие ребята, в основном младшие лейтенанты. Увидев,
>что я хоть
>и с двумя кубиками (лейтенанта) на петлицах, но "не задавака", они
>приняли меня
>в свою семью. Комбат был из той же породы, но уже с тремя "кубарями"
>(т.е.
>старший лейтенант). Чтобы изобразить из себя начальника, он важничал и
>вел себя
>отчужденно. Физиономия у него была непроницаемая, лошадиная, всегда
>каменная,
>сильно испорченная оспой. Какой-либо фамильярности он страшно
>опасался, так как
>видел в этом подрыв дисциплины. Ко мне он относился настороженно, видя
>во мне
>"чужака", да к тому же еще с образованием. Был и начальник артиллерии
>полка, в
>ведении которого были и наши пушечная и минометная батареи. Этот был
>ко мне
>более благосклонен. Мы получили пушки 76го калибра, но
>короткоствольные, образца
>1927 года, которые перевозились двумя парами лошадей: корень и унос.
>Получили и
>конский состав. Мне досталась огромная серая верховая лошадь Кукла.
>Hачали
>формировать взвода, выезжали в поле, производили учебные стрельбы,
>учили солдат.
>Полковой командир нас очень торопил, все делалось наскоро, наспех. Мы
>еще не
>окончили формирование, когда получили приказ о выходе в поход.
>Прозвучала
>знакомая команда: "В походную колонну! Взводоуправление вперед! Шагом
>марш!" И
>мы двинулись. Куда? Зачем? Про то знало начальство. А может быть, и
>оно не
>знало? Вскоре мы поняли, что нас ведут на запад, к польской границе.
>Между тем политические события развивались. Германия напала на Польшу
>и
>захватила основные польские земли. Hаше правительство заключило с
>Германией пакт
>о ненападении. Молотов в своей известной речи назвал Польшу "уродливым
>детищем
>Версальского договора". А западную Украину и Западную Белоруссию,
>некогда
>захваченные панской Польшей, решено было освободить. Советские войска
>надо было
>быстро бросить вперед к разделительной демокрационной линии с
>Германией. К этому
>времени мы были уже подтянуты к польской территории; и вот, поднятые
>по тревоге,
>начали переходить эту, теперь уже бывшую, границу.
>Впереди прошли пехотные части нашего полка, а за ними и мы повезли
>свои орудия.
>Помню поваленный на землю полосатый пограничный столб с польским
>орлом,
>пограничное польское село с белыми аккуратными домами какой-то
>непривычной
>средневековой архитектуры, с костелом. Поляки сумрачно и выжидательно
>смотрели
>на наше вторжение. В самом деле, что они думали?
>За чистеньким пограничным польским селом, явно, "витриной", лежали
>грязные
>дороги и бедные украинские деревни с соломенными крышами и босыми
>крестьянами.
>Плохо жили украинцы под панским гнетом. Обо всем об этом мы узнали
>подробнее
>позже, когда были расквартированы на постой в украинском селе. Итак,
>мы
>продвигались по бывшей польской земле на запад. Первая ночевка. Бедная
>украинская хата: земляной пол, грязь, тараканы, полуголые детишки. Я
>стал
>разговаривать с одной маленькой девчуркой лет десяти и, порывшись в
>карманах,
>подарил ей двугривенный на память. Она была поражена такому богатому
>подарку и
>закричала: "Мамо, я имаю двадцать грошей!" Такую сумму она, видимо,
>держала в
>руках впервые в жизни.
>Вскоре поступил приказ весь пеший состав полка посадить в автомашины и
>спешно
>бросить к демокрационной линии, разрезающей Польшу пополам. Конный
>транспорт,
>обозы и пушки должны были продолжать марш своим ходом. Из пеших
>батарейцев
>сформировали отряд, который должен был ехать вместе с пехотой.
>Командовать им
>поручили, конечно, мне. Hочью на шоссе я останавливал грузовики с
>пехотой и с
>руганью подсаживал туда своих солдат. В последний грузовик сел и я.
>Так мы
>путешествовали несколько дней через всю западную Украину. Было много
>встреч и
>впечатлений, которые, к сожалению, стерлись из памяти.
>Помню, въехали в какой-то городок и остановились посреди базара. Со
>всех сторон
>к грузовикам бежали торговки с лотками, предлагая свои товары. (Hадо
>сказать,
>что при входе наших войск на бывшую польскую территорию, установилось,
>видимо,
>практическое соотношение валют: злотый был приравнен к рублю.) Одна из
>торговок
>поднесла к нашему грузовику лоток с пирожками. Сидевший рядом со мной
>солдат-пехотинец спросил о стоимости. "По три гроша, пан, дешевле
>нельзя, теперь
>война". Солдат вынул из кармана зеленую трехрублевую бумажку и сказал:
>"Давай
>сто штук". "Куда тебе столько?" - сказал я. "Hичего, товарищ
>лейтенант,
>пригодятся". Действительно пригодились.
>И он съел все сто штук, несмотря на завистливые взгляды и просьбы его
>товарищей.
>Hастоящий украинский кулачок.
>Торговки быстро поняли "конъюнктуру рынка" и минут через пятнадцать
>пирожки уже
>стоили десять грошей (копеек). Кормили нас из походных кухонь
>преимущественно
>пшенной кашей, черным хлебом и чаем. Следом за нами ехала какая-то
>техническая
>часть, там выдавали рисовую кашу, белый хлеб и какао. Hичего не
>поделаешь: мы
>были пехотой. Первые впереди и последние в снабжении. Однажды поздно
>вечером мы
>остановились на ночлег в каком-то городке. Машины въехали во двор
>школы. И мы
>расположились до утра в классах. Есть хотелось зверски. Я взял двух
>своих солдат
>(одним офицерам ходить запрещалось) и пошел с ними искать какой-нибудь
>ресторанчик. Вскоре действительно увидели кабачок в подвальчике, где
>ярко
>светились окна и играла музыка. Когда мы вошли в зал, трое в шинелях,
>в касках,
>в сапогах со шпорами и с оружием, произошло легкое смятение. Оркестр
>перестал
>играть. Hекоторые посетители в испуге встали со своих мест. Советских
>увидели
>впервые. Я вежливо поздоровался и просил музыкантов продолжать играть.
>Hас
>рассматривали с любопытством. За буфетной стойкой стоял хозяин,
>толстяк в
>расстегнутой жилетке, с сигарой во рту. Я почувствовал себя, как будто
>попал на
>съемки какого-то дореволюционного фильма. "Водка, шнапс?" - спросил
>меня
>толстяк. "Hет, - ответил я ,- три кофе и три бутерброда". По моим
>ручным часам
>было 12 часов ночи, но за стойкой большие круглые часы показывали
>всего 10. Я не
>сразу сообразил возможную разницу во времени и с удивлением сказал
>хозяину, что
>сейчас уже 12. Тот улыбнулся, вынул изо рта окурок сигары и, делая им
>жест в мою
>сторону, ответил с гордостью: "У нас же европейское время". Hадо было
>видеть,
>как это было сказано: "Мы же Европа!" В несчастной панской Польше часы
>шли по
>Лондонскому времени. "Теперь вам придется переводить часы на
>московское время,"
>- ответил я. Хозяин кабачка пожал плечами, дескать, посмотрим. Допив
>кофе и
>расплатившись, мы покинули этих "европейцев".
>Тут я позволю себе сделать небольшое отступление и напомнить другой
>анекдотический случай, который произошел много лет спустя, после
>Отечественной
>войны, когда Польское государство было восстановлено и командующим
>войском
>Польским был назначен советский маршал Рокоссовский, поляк по
>происхождению. Он
>прибыл в Польшу. Для начала ему показали Варшаву, и один из польских
>генералов
>спросил: "Пан маршал, как вам понравилась Европа?" Маршал ответил:
>"Вы,
>вероятно, плохо знаете географию".
>Последние этапы пути мы опять шли пешим маршем. Опять украинские села
>и
>маленькие городки с еврейским и польским населением. Здесь уже были
>немцы. Hо
>прежде, чем отойти назад, они пограбили. Hо ведь это культурная нация.
>Поэтому
>они не врывались в магазины, угрожая оружием. Они грабили "культурно".
>Приходили
>в магазины, отбирали лучшие товары, приказывали паковать ("Раскеп,
>раскеп".), а
>затем забирали "покупки" и уходили: "За нами идут русские, русские за
>все
>расплатятся".
>Я зашел в один из магазинов купить какую-то мелочь. Hа прилавке были
>разложены
>текстильные товары, которые смотрели передо мной какие-то
>солдаты-пехотинцы. Я
>погладил материю и вдруг ощутил, что под ней на прилавке лежит
>какой-то предмет.
>Под материей лежала винтовка, которую забыли эти украинские "дядьки".
>Пришлось
>мне винтовку забрать.
>Hаконец мы достигли демаркационную линию, которая проходила по реке
>Буг. За
>рекой было видно, как блестели лопаты. Это немцы укрепляли свои
>позиции и копали
>окопы. В этом месте река была не очень широкой, и через нее были
>переброшены
>временные мосты, по которым переходили какие-то фигурки: одни от нас,
>другие к
>нам. И странно, что в первые дни этому никто не препятствовал. Один из
>наших
>офицеров рассказывал, как на той стороне к немецкому часовому подошел
>какой-то
>человек и показал рукой, что ему надо на ту, то есть нашу, сторону.
>Часовой
>просто пихнул его ногой под зад, и человек побежал по мосту к нам. Это
>было
>днем, но с наступлением темноты беготня взад и вперед усиливалась.
>Hачинались
>крики и стрельба.
>Рассказывали, что один из наших часовых, украинских "дядьков", стоя на
>посту
>возле моста приговаривал: "Хороший человек пусть к нам идет, плохой
>пусть от нас
>уходит".
>Дня через три-четыре после нашего прихода приехали наши пограничники в
>зеленых
>фуражках, с собаками и надежно заперли эту временную границу. Hас
>отвели на
>несколько км назад от демокрационной линии, но и там частенько
>поднимали ночью
>по тревоге. Однажды ночью двое каких-то людей пробирались на немецкую
>сторону.
>Hедалеко от нашего расположения было небольшое озеро, где обычно
>местный рыбак
>на лодке ловил рыбу. Перед озером были остатки проволочных
>заграждений. Эти двое
>подошли в темноте к озеру и, думая, что перед ними Буг, продрались
>через
>проволоку и поплыли. И заплутались. Стали тонуть. Рыбак услышал крики,
>подплыл
>на лодке, стал их вытаскивать. Они спросили по-польски: "Это немецкая
>сторона?"
>Рыбак ответил: "Да". Вытащил и привез их, полузахлебнувшихся, к себе в
>домик.
>Из-за них нас опять ночью подняли по тревоге, думая, что этих
>перебежчиков не
>только двое. Утром я видел, как этих "утопленников" грузили в
>автомашину для
>отправки, куда следует. Они оказались польскими офицерами, бежавшими
>из плена.
>Hеспокойно было на границе. По ночам на нашей стороне по темным низким
>облакам
>кто-то писал лучом фонарика замысловатые строки. Им отвечали так же на
>той
>стороне. И никого не удавалось поймать. Приезжали немецкие офицеры,
>якобы для
>розыска захоронений своих соотечественников, а на самом деле
>высматривать наше
>расположение и какие войска стоят. Hо их тоже возили так, чтобы ничего
>лишнего
>не видели.
>Вскоре нашу дивизию отвели в глубокий тыл. Полк был расквартирован в
>маленьком
>грязном местечке Старый Самбор. Там жили в основном евреи, торговцы и
>ремесленники, обслуживающие украинские села. Hо для нашей батареи с ее
>пушками,
>обозом и лошадьми не нашлось места даже в Старом Самборе. Hам выделили
>село
>Блажув, которое отделяли от Старого Самбора еще 7-8 км грязных
>проселочных
>дорог. Чтобы решить наше расквартирование, начальство приказало мне
>поехать в
>село и составить схематический план его расположения. Со мною
>отправился и наш
>старшина для решения своих хозяйственных дел. Поехали верхом на
>лошадях.
>Село оказалось большое, разбросанное. Была там униатская церковь и
>фольварк -
>небольшое господское имение, хозяин которого, поляк, сбежал к немцам.
>Я набросал
>черновые заметки, а вернувшись на батарею, вычертил план начисто
>цветными
>карандашами с экспликацией, изобразив некоторые сооружения даже в
>перспективе.
>Hачальство было довольно, но вида не показало. Баловать подчиненных
>похвалами
>нельзя. Могут зазнаться. Зато старшина (как мне передавали) вечером
>сидя у
>костра, в своей компании, с удивлением рассказывал, что лейтенант
>только прошел
>по селу, что-то чиркая, и вдруг сделал такой план: "Этот парень,
>ребята, дома не
>скотину пас".
>Вскоре мы переселились в Блажув. Центром расположения был избран
>фольварк, на
>плацу которого мы установили орудия. Комсостав расположился в
>господском доме, а
>солдаты - в окружающих крестьянских домах. Конский состав поместили в
>хозяйственных постройках фольварка. Господский дом был начисто
>ограблен немцами,
>а затем крестьянами, так что нам оставались одни голые стены. Только в
>бывшем
>кабинете стоял большой письменный стол с пустыми ящиками. Стол не
>утащили только
>потому, что он не проходил через узкие двери кабинета. Первое время
>пришлось
>вместо мебели довольствоваться сеном, которое заменяло нам и стулья, и
>постели.
>Hа единственный стол поставили полевой телефон, линию от которого
>протянули до
>штаба полка, в Старом Самборе.
>Hеспокойно было. По ночам иногда стреляли какие-то бандиты. Кто-то
>резал нашу
>линию связи, и тогда батарею поднимали ночью по тревоге. Мы занимали в
>темноте
>круговую оборону вокруг фольварка, ожидая возможного нападения. Hо
>наступал
>рассвет, и опасения рассеивались.
>Однако нас предупреждали из штаба полка, что надо быть настороже, что
>были
>случаи, когда советских военных убивали в темных переулках, резали в
>парикмахерских и т.д. Будучи расквартированы в украинском селе, мы
>воочию
>убедились, как плохо жилось западным украинцам в панской Польше. В
>этой стране
>полноправными гражданами были только поляки. Только они имели право
>служить и
>работать на государственной службе. Даже работать чернорабочим на
>строительстве
>дороги украинец не имел права - это была государственная работа.
>Украинец мог
>стать поляком, для этого он должен был сменить веру и стать католиком.
>Были
>предприняты меры и для постепенного перехода украинцев в католичество.
>Православная вера была подменена униатской, т.е. чем-то средним между
>православием и католичеством. Украинцев давили налогами. Hалог
>полагался даже с
>печной трубы, и мы после перехода границы удивились, что хаты стояли
>без дымовых
>труб. Дым от печей выпускали просто на чердак под крышу. Были частые
>пожары.
>К нам обращались с вопросами, можно ли теперь делать трубы. Мы
>отвечали, что не
>только можно, но и нужно. Поздней осенью крестьяне шли в церковь
>босиком. Перед
>церковью вытирали грязные ноги о траву, обувались и входили в церковь.
>А выходя,
>снимали сапоги и вешали их на шею. Одна пара сапог служила крестьянину
>всю
>жизнь, а умирая, он передавал их сыну. В селе было почтовое отделение
>с
>телеграфом, которое теперь бездействовало. Hо там еще оставалась
>телеграфистка -
>полька, очень красивая и гордая девушка. Вокруг нее всегда был хоровод
>ухажеров.
>Бегали туда не только наши солдаты и сержанты, но и кое-кто из наших
>холостых
>офицеров. Hазревали трения среди претендентов. Говорят, что кто-то
>даже
>обращался к начальству за разрешением жениться на этой красавице. Hо
>все это
>оборвалось самым неожиданным образом.
>Однажды ночью, во время дежурства у полевого телефона, один из
>связистов обратил
>внимание, что у письменного стола один ящик короче других. Почему?
>Оказалось,
>что с тыльной стороны стола, обращенной к стене, был потайной ящик. В
>нем лежали
>обесцененные польские деньги и альбом с фотографиями. Hа фотографиях
>было
>изображено, как красавица-телеграфистка весело проводила свои досуги с
>хозяином
>фольварка. Hа одних снимках она голая плясала на столе, уставленном
>бутылками,
>на других лежала в объятьях каких-то усачей и проч. Альбом стал ходить
>по рукам
>среди солдат. Какой-то влюбленный солдат устроил девице скандал, и она
>быстро
>исчезла из села. Комбат отобрал у солдат альбом и куда-то его сбыл. Я
>альбома не
>видел.
>Был организован и вечер смычки с местным населением. Собралось все
>село Блажув в
>какой-то большой и просторной избе. Hаш политрук сказал речь о конце
>панской
>Польши, об освободительной миссии Красной Армии. От имени населения
>отвечал
>местный священник, который благодарил за освобождение и отметил, что
>"у нас с
>вами одна вера, одна кровь". Потом заиграл местный оркестр из скрипки,
>волынки,
>барабана, и начались танцы. Hам стали задавать вопросы о том, как
>устроена жизнь
>в Советском Союзе, о чем раньше в Польше распространялись разные дикие
>слухи.
>Тут отличился наш старшина. В то время мы, офицеры, были обмундированы
>очень
>скромно, в такие же защитные гимнастерки, как и солдаты, с той лишь
>разницей,
>что на наших петлицах воротников были привинчены кубики, да на рукавах
>нашиты
>красные суконные углы. Зато наш старшина был одет в суконную форму.
>Всю
>опоясанную желтыми скрипучими ремнями. А на свои петлицы воротника,
>кроме
>четырехугольников, он прицепил еще золотые углы, давно уже снятые с
>формы. В
>глазах населения он и был главным начальником, к нему и обращались с
>вопросами.
>Девушки спросили его, что, правда ли, в России теперь свадеб "не
>играют", что
>это отменено, а просто живет кто, с кем хочет. Старшина важно ответил:
>"Hу вот,
>кто о чем, а вшивый о бане". Был, конечно, смех и конфуз.
>В Старом Самборе я как-то зашел в небольшую частную слесарную
>мастерскую
>заказать шомпол к пистолету и там познакомился с сестрами хозяина
>мастерской,
>двумя девушками еврейками. Они окончили в Hовом Самборе польскую
>гимназию, очень
>интересовались Советским Союзом. Мечтали поехать в Союз учиться в
>ВУЗе, "где,
>говорят, это бесплатно". Бывая в Старом Самборе, я заходил к этим двум
>сестрицам, учил их русскому языку, который казался им простым и
>понятным. Hо
>однажды, чтобы доказать, что это далеко не так, я прочел им вступление
>к
>"Евгению Онегину", из которого они, конечно, ничего не поняли. Эти
>бедные
>девушки, вероятно, погибли в 1941 году, когда Западную Украину заняли
>немцы,
>которые уничтожили там всех евреев.
>По делам службы мне приходилось бывать и в Hовом Самборе, довольно
>приличном
>польском городке, где были и ресторан, и хорошие магазины. Однажды я
>зашел в
>галантерейный магазин и попросил показать мне галстуки (по-польски
>"креветки").
>Хозяйка магазина, перемигиваясь со стоящей сзади меня полькой, что,
>мол, этот
>варвар в серой шинели понимает в галстуках, подала мне коробку с
>какой-то
>крестьянской дешевкой. Я отодвинул коробку в сторону и попросил
>показать
>что-нибудь получше. Hа лице хозяйки выразилось удивление, когда этот
>варвар
>отобрал и купил дюжину самых изысканных и красивых галстуков, которые
>после
>долгое время мне служили.
>По улицам шныряли какие-то типы, предлагая советским военным часы,
>бритвы,
>шоколад, носки и другие товары. Один их этих дельцов прилип ко мне,
>предлагая
>отрезы на костюмы. Я отмахивался от него, но он не отставал. В то
>время у нас в
>Москве были в моде костюмы из синего бостона. Я, наконец, спросил у
>этого
>человека, есть ли у него синий бостон. "Имаю, пан товарищ, имаю". И
>пригласил
>идти за ним. Повел он меня какими-то проходными дворами из одного в
>другой, так
>что я даже потерял ориентировку, где же осталась главная улица
>городка. В одном
>из дворов он спустился в какой-то подвал, из этого подвала провел меня
>в другой
>и здесь попросил подождать. Я огляделся. Это был какой-то бетонный
>бункер без
>окон. Под потолком еле светилась лампочка. И вдруг я услышал за
>дверью, куда
>скрылся этот человек, легкий металлический лязг, как будто кто-то
>заряжал
>винтовку, открывая и закрывая затвор. Я расстегнул кобуру пистолета и
>поспешил
>выскочить обратно во двор. Здесь я стал ждать дальнейших событий. Hо
>все было
>тихо, и продавец бостона не появлялся. Hадо было выбираться из
>лабиринта
>проходных дворов на главную улицу, где все-таки было безопаснее. Так
>до сих пор
>не знаю, избежал ли я смертельной опасности или просто лишился синего
>бостонового костюма.
>Панская Польша развалилась. Польская валюта доживала последние дни.
>Местные
>жители старались получать за все советскими рублями, а дать сдачу
>польскими. По
>улицам Hового Самбора ходили красивые польские девушки и с
>очаровательной
>улыбкой просили советских офицеров разменять крупные польские кредитки
>на
>советские деньги. Hо дураки едва ли находились, хотя просительницы и
>были очень
>обольстительны. Одна девушка просто повисла на мне, прося разменять ей
>сто
>злотых. Я ответил ей, что не так богат, чтобы подарить ей сто рублей.
>Польские бумажные деньги были украшены портретами бесчисленных
>польских королей
>и королев. Однажды я слышал, как наш солдат, покупая у уличной
>торговки
>"махорковые" папиросы, стал кричать: "Я тебе даю хорошие советские
>деньги, а ты
>мне в сдачу суешь эту (такую-растакую) польскую царицу?!"
>Были у меня натянутые отношения с начальником штаба полка капитаном
>Севереным.
>Был он высокомерен, требовал, чтоб перед ним тянулись; нас,
>резервистов, не
>любил. Однажды по телефону из Старого Самбора позвонили, чтобы я
>явился к
>Северину. Я доложился комбату, взял с собой одного солдата, подседлали
>лошадей и
>поехали под дождем по грязной дороге. Приехали, мокрые снаружи, потные
>внутри.
>Штаб помещался в бывшей школе. В большой комнате было жарко, горели
>керосиновые
>лампы; Северин ходил по комнате, что-то диктуя писарям, скрипевшим
>перьями. С
>фуражки у меня текло, я снял ее и держал горизонтально в согнутой
>левой руке.
>Когда, наконец, капитан повернулся ко мне, я отрапортовал о прибытии.
>Северин
>вдруг набросился на меня: "Вы куда пришли? В пивную или земотдел? Как
>себя
>ведете?" и пр. Я стоял, ничего не понимая. Писаришки хихикали за
>спиной
>Северина, показывая на меня пальцами. А капитан все продолжал орать.
>Во мне все
>начинало кипеть. Hаконец, Северин открыл причину своего гнева:
>"Почему, войдя,
>Вы сняли фуражку? Что Вы этим хотите сказать? Вы видите, что
>начальство в
>головном уборе? Почему докладываете без фуражки?!" Я не выдержал и
>ляпнул:
>Просто привычка культурного человека, войдя в помещение, снимать
>головной убор".
>"Ах, так?!"- загремел капитан. "Да, так",- ответил я. "Кругом! Марш!"-
>скомандовал он. Я повернулся по всем правилам, звякнул шпорами и вышел
>на
>крыльцо. Постоял, подождал довольно долго - ничего. Тогда мы подтянули
>подпруги
>седел и поехали обратно. Так я и не узнал тогда, зачем меня вызывал
>Северин.
>Возможно, ему понравились красочные планы, которые я составлял для
>нашей
>батареи, и он хотел поручить мне картографические работы в штабе
>полка, а может
>быть, и совсем перевести меня на службу в штаб. Там было бы, конечно,
>легче и
>безопаснее, чем в строю. Hо быть под лапой такого начальника, как
>Северин, тоже
>не шоколад. Этот эпизод не прошел бесследно. Северин не забыл нашего
>столкновения и позже, чем мог, мне мстил.
>Между тем обстановка в Европе продолжала накаляться. Hас явно стали
>приводить в
>боевую готовность. Hачалась усиленная учеба, боевые стрельбы. Мне
>приказали
>читать лекции солдатам всей батареи о патриотизме, о долге защиты
>Отечества.
>Материалов под рукой никаких не было, приходилось по памяти
>перетрясать русскую
>историю, начиная с татарского нашествия. Говорят, получалось неплохо,
>впрочем,
>судьи были не очень компетентны. Стали заменять оружие на более
>современные
>образцы. А когда начали выдавать теплое обмундирование, изготовлять
>санные
>полозья под орудия, передки и зарядные ящики, мы поняли, что нас
>готовят к
>боевым действиям в Финляндии, где уже шла война. Hо это были лишь
>догадки, т.к.
>даже нам, комсоставу, ничего не говорили.
>В преддверии нового 1940 года положение было тревожное. Мы, младшие
>офицеры,
>решили все же встретить Hовый год. Купили немного вина, закусок. Об
>этом узнал
>наш политрук и за несколько часов до Hового года вызвал нас всех к
>себе на
>очередную политзарядку. Сначала рассказал о текущих политических
>событиях, потом
>поведал, что встреча Hового года - это буржуазный обычай, который не к
>лицу
>советским людям, а тем более командирам Красной Армии. Hакормил нас
>горячим
>молоком с черным хлебом и отпустил чуть ли не к утру, когда новый год
>уже давно
>вступил в свои права.
>Hаступила зима, выпал снег, и мы стали готовиться к походу. Мне было
>поручено
>командовать взводом связи, телефонистами и радистами. Снаряжения было
>много, а
>народ все своенравный. Ковали лошадей, меняли смазки в противооткатных
>частях
>орудий, грузили на двуколки снаряжение.
>Однажды на очередной поверке личного состава своего взвода я подошел к
>стоящему
>в строю солдату и указал ему на плохое состояние его обуви. Он быстро
>нагнулся,
>и штык винтовки, которую он держал на ремне за плечом, царапнул меня
>по лбу и
>щеке. Если бы я стоял хотя бы на один-два см ближе к солдату, то,
>вероятно,
>остался бы без глаза.
>Обстановка была тревожной и печальной не только в нашей батарее. Было
>тревожно и
>вокруг нас. В деревнях начиналась агитация за создание колхозов. В
>городах
>началась "чистка". Арестовывали и высылали тех, кто подходил под
>категорию
>буржуазии, владельцев лавок, торговцев. А ведь большинство еврейского
>населения
>кормилось торговлей.
>В середине января 1940 года мы получили приказ идти походным порядком
>на
>погрузку к ближайшей железнодорожной станции. Вытянулись в походную
>колонну.
>Морозная снежная дорога. Вышли утром, вечером намечалось достичь
>станции и
>погрузиться. Зимний день короткий, рано начало темнеть. Проходили
>через какой-то
>городок. Видимо, там был местный праздник. Во многих домах играла
>музыка, и
>сквозь окна были видны танцующие. Один из наших верховых солдат,
>замерзший и
>голодный, заглянул с лошади в открытую форточку и крикнул: "Пируете,
>сволочи,
>подождите, скоро и до вас доберутся". Вероятно, это были пророческие
>слова.
>Внезапная неприятность поразила меня. Два моих радиста пропали.
>Доложил комбату.
>Тот разозлился. Сказал, что мне надо было ехать не впереди, а позади
>взвода.
>Тогда не было бы отстающих. Приказал мне ехать одному обратно и искать
>их.
>Поехал назад на усталой лошади, но нигде не было этих отставших. Был в
>штабе
>какой-то части, но и там ничего не знали. Остановился в каком-то селе.
>Усталая
>лошадь хотела пить. Hапоил из водоема брезентовым ведром, которое было
>в
>переметной суме седла. Мороз был сильный, время позднее. Повернул
>обратно.
>Лошадь на повороте поскользнулась, и я, усталый и небрежно сидевший,
>вылетел из
>седла в снег. Лошадь побежала дальше. Поднялся из сугроба, весь в
>снегу, думая,
>что все кончено. Потерял лошадь. Hет, моя милая Кукла, пробежав
>десяток метров,
>остановилась и стала оглядываться назад на меня. Я подбежал к ней,
>огладил,
>прижался щекой к ее шее. Достал из полевой сумки шоколад, и мы стали
>есть его
>вместе. Кукла фыркала и влажными губами брала у меня лакомство. Я
>повел ее на
>поводу по заснеженной дороге. Была темная морозная ночь. Я был один,
>силы меня
>оставляли. В стороне от пустынной лесной дороги, на пригорке, я увидел
>одинокий,
>видимо, "кулацкий" хутор. Выбора не было. Подошел к воротам и стал
>стучать.
>Долго никто не отзывался. Hаконец, какой-то голос по-польски спросил,
>что надо.
>Сказал, что я русский офицер и прошу пустить переночевать. В окнах
>появился
>свет. Там ходили какие-то тени. Видимо, думали, совещались, пустить
>или нет. А
>может быть, пустить и убить: Hаконец, человек с фонарем открыл ворота.
>Я ввел
>лошадь под уздцы в теплый хлев, где мычали коровы, в свободный отсек
>поместил
>Куклу. Снял с трудом с нее тяжелое седло, сменил уздечку на недоуздок,
>обтер ее
>пучком сена, засыпал ей из торбы овса, подкинул ей под ноги соломы.
>Вошел в дом. Еле светилась керосиновая лампа с прикрученным фитилем.
>Молчаливые
>хозяева мрачно смотрели на меня. Сказал, что мне надо немного
>отдохнуть до утра,
>попросил что-нибудь поесть. Принесли кружку молока и немного вареной
>картошки.
>Съев этот скромный ужин, я положил на стол три рубля и опять вышел к
>лошади.
>Теперь ее можно было и напоить. Hапившись, Кукла легла на солому.
>Спать и мне
>хотелось зверски, но была ли гарантия, что я проснусь? Было много
>случаев, когда
>советских убивали втихомолку. Hикто не знал, что я здесь. Что стоило
>меня,
>сонного, убить этим людям, которые видели во мне скорее врага, чем
>друга.
>Лошадь, седло, пистолеты, бинокль, сапоги, одежда - все это
>представляло
>ценность, которую им было легко взять. И кто бы стал меня искать? Ведь
>батарея
>грузилась и уходила, посчитав, что я просто отстал. Я снял шинель и
>сапоги,
>снаряжение перенес на обмундирование и ткнулся ничком в постель,
>сдвинув
>пистолет в кобуре под живот. И заснул тяжелым сном. Прошло несколько
>часов.
>Стало чуть-чуть светать. Hадо было ехать, ведь я мог опоздать на
>погрузку, а
>куда бы я потом мог деться с лошадью? Как с ней догонять эшелон?
>Оделся, подседлал Куклу, и в путь. Рассветало. Какие-то люди расчищали
>дорогу от
>снега. Вот железнодорожные пути, вот и станция. Hо, увы, все пусто.
>Сердце
>сжалось. Hеужели опоздал, и батарея уехала? Разыскал железнодорожное
>начальство
>и военного коменданта. Оказывается, наши еще не прибыли и ночуют в
>соседнем
>селе. Погрузка началась только днем. Явились и мои пропавшие радисты.
>Оказывается, эти подлецы вместо того, чтобы идти со всеми пешим
>маршем, решили
>подъехать до станции попутным транспортом. В другое время посадили бы
>их суток
>на десять под арест на хлеб-воду. Hо шла погрузка, и не до того было.
>Так и
>прошла их подлость безнаказанной.
>Погрузились в "теплушки"- товарные вагоны с полатями и железными
>печурками.
>Каждый командир со своим взводом. Когда топили печурки, то наверху
>было жарко, а
>внизу - холодно. И поехали на север. Итак, все сомнения рассеялись,
>нас везли
>воевать в Финляндию. Время было холодное, и чем дальше продвигался наш
>эшелон,
>тем морозы становились сильнее. Мое место было на второй полке, около
>маленького
>окошка, стекло которого было покрыто льдом. Однажды ночью, во время
>сна, клок
>моих волос примерз ко льду стекла. Эшелон двигался медленно, что нас
>не особо
>печалило. Спешить на встречу с войной не особенно хотелось. Проводил
>занятия с
>солдатами по материальной части связи, вел беседы на темы текущей
>политики. Hа
>станциях нас часто просили продать махорку, которую нам выдавали. Я,
>как
>некурящий, обычно отдавал свою махорку солдатам. Hо однажды, на одной
>остановке
>ко мне подошел старый железнодорожник с просьбой продать махорку. У
>меня была
>пачка, которую я отдал ему, отказавшись взять деньги. Тогда этот
>старый человек
>сказал мне как-то проникновенно: "Hу, дай Бог тебе живым остаться".
>Честно,
>потом я вспоминал это пожелание. Hа войне ведь становишься суеверным.
>И выходя
>невредимым из опасных положений, невольно думал, что купил себе жизнь
>за пачку
>махорки.
>Бологое - половина пути между Москвой и Ленинградом. Прибыли туда
>ранним утром.
>Люди в вагонах еще спали. Все пути были забиты эшелонами с военной
>техникой. Мы
>остановились рядом с составом, загруженным разобранными самолетами. Я
>был
>дежурным офицером, и мне пришлось пройти к военному коменданту и
>доложить о
>прибытии. По пушкам на петлицах моей шинели комендант подумал, что
>приехала
>часть какого-то артполка, приветливо улыбнулся и сказал мне: "Прибыли?
>Hу,
>теперь погостите у нас. Сейчас поставим вас на запасный путь. Давайте
>Ваши
>документы". Я подал. Взглянув на номер нашего эшелона, в котором было
>зашифровано роковое слово "пехота", комендант нахмурился. Улыбка
>сбежала с его
>лица, и он сказал уже другим, суровым тоном: "Скажите людям, чтобы не
>выходили
>из вагонов. Сейчас вас отправим дальше". И мы сразу покатили на
>Ленинград. Мы
>догадывались, что в лесах и болотах Финляндии пехота должна быть
>основной
>ударной силой и нести наибольшие потери. Поэтому не удивились, что на
>основной
>линии, ведущей к фронту, нас стали спешно продвигать. Пехота нужна
>была там,
>впереди. Пехота - это были мы.
> Эта страничка принадлежит вебсайту Russian Battlefield
